Kitobni o'qish: «Тень, ведомая Богом»

Светлана Журавская

Shrift:

Все события, происходящие в романе, вымышленные, любое сходство с реально существующими людьми случайно

* * *

Сербам, которые помнят, посвящается

И один в поле воин, если он по-русски скроен

Часть I. Становление Тени

Глава I

Нью-Йорк, наше время

Зима выдалась в этот год холодной и богатой на события. Рождественские праздники были позади, а память о новогодних салютах уже сменялась предвкушением поисков сокровищ пасхального кролика.

Часы давно пробили три часа ночи. На прославленный в сотнях криминальных репортажей район Гарлем тихо падал мокрый снег. На бульваре Адама Клейтона Пауэлла-младшего было безлюдно. Лишь с автомойки рядом с домом 2588 доносилась ритмичная музыка и были слышны голоса местной молодежи. К удивлению жильцов дома, не работала сегодня индийская закусочная на углу, хотя ее хозяин был рядом – на другой стороне дома, приглядывал за своей же аптекой. С виду это была обычная аптека, однако все менялось для постоянных клиентов. У местных африканские и индийские снадобья, микстуры и особенно средства от кашля пользовались большой популярностью, да и получить их можно было за копейки без дорогих рецептов. Несмотря на все потуги черного президента, медицина была и оставалась роскошью, даже поход к врачу за рецептом. Такие вот люди, как Омар Ариядаса, были на вес золота для простых смертных.

Дом 2588 с 1970 года числился среди исторических достопримечательностей. Построен он был еще в 1928 году на средства Джона Рокфеллера для малоимущих афроамериканцев. Возможно, в глазах архитектора Томаса это и было идеальное жилье, но в глазах современных жителей шестиэтажная коробка из кирпича не вызывала оптимизма. Обшарпанные стены, местами выпадающие кирпичи, серые окна, увешанные кондиционерами. Летом в квартирах бывало так жарко, что любой мог сесть и расписать свои впечатления от 451 градуса по Фаренгейту, пользуясь лишь своим личным опытом. Однако местным этот дом нравился тем, что назвали его в честь одного из первых афроамериканских поэтов – Пола Дунбара.

К дому подъехал старенький автомобиль и остановился напротив арки, ведущей во внутренний двор дома. Из грязно-серой «ауди» вышел молодой чернокожий парень. Он осмотрелся по сторонам, затем подошел к багажнику, открыл его. Долго копался среди мусора, коробок с запчастями и стопок рассыпающихся, пожелтевших от времени газет. Наконец, найдя то, что искал, закрыл багажник. Он крутил в руках белый конверт без каких-либо отметок, будто пытался вспомнить адресата, затем направился к арке. Парень зашел во второй подъезд. Здесь было темно, нащупав на стене выключатель, он несколько раз нажал на него, но света так и не дождался. Поморщившись и выругавшись про себя, он полез в карман куртки за телефоном. Бледное голубоватое сияние осветило стену напротив и лестницу. Рядом с лестницей располагались почтовые ящики. Незнакомец подошел к ним и, поднеся телефон ближе, стал выискивать нужный ящик. Остановив свой взгляд на ящике номер 51, он снова огляделся по сторонам, замер, прислушиваясь к окружающей его тишине. Помешкав несколько секунд, он опустил письмо в ящик. Поспешно ретировавшись, он направился к своей машине. Завел мотор. У него было ощущение, что кто-то наблюдает за ним. Он даже высунул голову из машины и пробежался глазами по темным окнам дома. В одном из окон на шестом этаже, ему показалось, он заметил кого-то. Не дожидаясь того, что пульс участится до 150 ударов в минуту, он нажал на педаль газа. Только проехав два квартала, он вдруг осознал, что впервые за все время доставки писем он так перенервничал. Теперь он жалел, что не открыл письмо и не прочитал, хотя это было вовсе не в его правилах.

Из заинтересовавшего курьера окна на шестом этаже открывался вид на школу, что была через дорогу, на комплекс красно-черных высоток, а вдалеке текла река Гарлем, разделяющая Манхэттен и Бронкс. В однокомнатной квартире-студии не горел свет, были открыты все окна. Холодный ветер гулял под потолком и теребил хрустальные капли на старенькой люстре в стиле барокко. Едва различимый перезвон разносился по квартире. На письменном столе, заваленном газетами на разных языках и записями на иврите, расклеенными на стене за ними, бесшумно работал ноутбук. Он и освещал малую часть комнаты. В браузере была открыта одна-единственная страница – почта. Открыто последнее письмо. В нем было лишь три строчки:

Здравствуй, Мария! Я пишу тебе, все еще не веря произошедшему, но ты должна знать.
Сегодня не стало нашего хорошего друга Микаэля. Он до последнего надеялся тебя увидеть, сказал перед смертью, что ты свободна от обещаний, данных ему.

Хрустальный перезвон люстры нарушал лишь тихий плач человека, сидевшего в углу комнаты, обхватив голову руками, уткнувшись в колени. От очередного дуновения ветра одна из хрустальных капель звякнула и полетела на пол. От неожиданного звука молодая женщина, плакавшая в темноте, подняла голову. Она нашла глазами источник шума, потом перевела глаза на ноутбук, и снова защипало глаза, несколько слезинок скатилось по щекам женщины. Она смотрела на последнее предложение и перечитывала его снова и снова, будто это могло что-то изменить.

– Ни одно обещание его не вернет… – прошептала она. На часах было без пятнадцати шесть. – Что ж, так рано на работу я еще не собиралась. – Она встала на ноги и подошла к окну, сделала глубокий вдох. От морозного воздуха по спине бегали мурашки. – Холодно, значит, еще жива, – сказала она, глядя в небо.

Вытерев с лица слезы, она пошла в ванную.

Ее звали Мария Лазарь, ей было всего 33 года, а она уже работала помощником видного в Нью-Йорке психоаналитика, который порой позволял ей самой вести прием. Пожилой психоаналитик Гэбриэл Зев частенько прибегал в своей практике к гипнозу. Порой не столько ради лечебного эффекта, сколько по прихоти пациентов, которые были готовы платить за удивительный опыт. Зев считал, что ему несказанно повезло, когда ему в помощницы досталась Мария Лазарь. Гэбриэл не уставал повторять, что у нее был талант к гипнозу, она могла погрузить в гипноз любого уровня практически любого пациента. Да и еще она была чистокровной еврейкой из хорошей семьи, что было, бесспорно, ценностью для Зева, закоренелого сиониста и ортодокса. Пускай и со своими принципами.

Расчесав свои длинные темно-каштановые волосы, Мария подошла к зеркалу. На столике лежали два контейнера для линз. Лазарь неохотно открыла один из них, ловким движением подцепила первую линзу и поднесла к глазу.

– Ненавижу… – выдохнула она и вставила линзу, затем вторую. Она подняла голову и посмотрела на себя в зеркало. Темно-коричневые глаза, почти черные, смотрели на нее из зеркала. Она коснулась своего отражения рукой, провела по глазам. – Такие чужие, такая не я…

Отмахнувшись от дурных мыслей и неугодных воспоминаний, она собрала волосы в пучок и пошла одеваться. Перед выходом из дома она глянула на часы: было все еще рано, до работы можно пройтись пешком.

Мария вышла из квартиры, окинула длинный коридор безразличным взглядом. В конце коридора у окна стоял мужчина и курил, задумчиво разглядывая оконное стекло. Лазарь направилась к лестнице, мужчина не реагировал на нее, будто и не видел вовсе. Спустившись на первый этаж, она подошла к почтовым ящикам и заглянула в ящик номер 108 – пусто. Ей давно уже не приходило писем, особенно писем с хорошими новостями. Тяжелая входная дверь со скрипом открылась, и в подъезд вошла молодая женщина. Чернокожая американка молча прошла мимо Марии и поднялась по лестнице, через минуту за ней следом забежали два ребенка. Они тоже не отреагировали на белую соседку. Лазарь вышла на улицу. У подъезда, несмотря на ранний час, толпились люди. Стороннему наблюдателю могло бы показаться странным, что чернокожие не обращают никакого внимания на белую женщину, живущую в этом доме. Ни одного едкого комментария, ни одного косого взгляда. Мария без интереса прошла мимо своих соседей и вышла на бульвар. Старенькая миссис Рудольф поливала молодой клен, что посадил год назад ее ныне покойный внук. Она, как и все, не обратила внимания на Марию.

Накинув теплый платок на голову и поправив сумку, Лазарь направилась в сторону автобусной остановки. Когда она подходила к пешеходному переходу, подъезжавшая машина остановилась. Женщина перешла дорогу.

– Не такая уж я и невидимая, – улыбнулась она.

Автобусная остановка была рядом с пиццерией «Domino». На остановке никого не было. Лазарь села на скамейку и достала из кармана пачку сигарет.

– Что ж, пока полиция нравов меня не поймала, можно и покурить. – Она закурила, задумчиво разглядывая коробку. – Даже сигареты тут не такие… мне не хватает тех, наших, – сказала она вслух, выпуская клуб дыма.

Снова пошел снег, и теперь Мария точно не могла отказать себе в том, чтобы пройтись пешком. Она затушила сигарету об один из мусорных контейнеров, что стояли вдоль дома, и направилась в сторону Центрального парка. До начала ее рабочего дня все еще оставалось полтора часа.

Мария шла по пока еще тихим, малолюдным улицам и радовалась лишь снегу. Она оказалась в Нью-Йорке совсем недавно, хотя некоторые думали, что она живет здесь больше десяти лет, на деле же едва ли два года. Проходящие мимо нее люди, сами не зная почему, с любопытством смотрели на нее. Кто-то мог подумать, что любуется красоткой, а кто-то – что встречались с ней ранее. Мария уже давно не обращала внимания на такие взгляды, все эти люди тут были ей безразличны, в чем-то даже противны. Правда, как психолог она старалась бороться с этой своей чертой. Пока безуспешно. Не прошло и тридцати минут, как впереди появился Центральный парк. Марии он никогда не нравился, для нее в нем не было укромных мест, где было бы приятно находиться. Всюду было ощущение, что ты на виду. Здесь можно было потеряться, но только не для тех, кто наблюдал за всем через объективы сотен камер, кто подслушивал даже любой малозначимый лепет ребенка. Места массового скопления народа давно стали паноптикумом для властителей этого города.

Офис Гэбриэла Зева располагался на углу Восточной Семьдесят пятой улицы и Пятой авеню, в старинном четырехэтажном здании-пристройке. Сам дом был из белого камня, обнесенный невысокой кованой оградой. Этот дом впитал в себя массу историй, но секретами он делиться не собирался. Большие окна гордо смотрели на прохожих. Офис был на втором этаже, его не скрывали жалюзи, а шторы всегда были задернуты. Стены дома слышали сокровенные мысли и потаенные желания разных знаменитых людей, и Зев гордился этим. Соседом по зданию был фонд общественного благополучия, но он производил впечатление сомнительной и редко работающей организации.

Без десяти девять Мария уже была у дверей офиса Гэбриэла. Она не спеша поднялась на второй этаж, отряхнула снег с пальто у входной двери и вошла внутрь. Кроме секретаря, на месте никого не было.

– Привет, Мария! – пролепетала Джулия. – Ты снова рано, плохо спалось?

– Не спалось вовсе, – ответила Лазарь, вешая пальто в шкаф. – Кто у нас сегодня в списке?

– Рэйчел Рид на десять, потом Карл Дим на двенадцать, и доктор Зев ждет какого-то особого гостя в четырнадцать.

– Понятно. – Настроение было испорчено еще первым именем. В памяти снова пробежали строки из вчерашнего письма. – А как у тебя дела? – вспомнив о вежливости, спросила Лазарь без интереса, для галочки.

– Я выхожу замуж, если тебе интересно, – просияла в ответ секретарша. – Через полгода.

– Полгода – это большой срок, уверена, что он вытерпит?

– Вот еще! Я подарок, меня не нужно терпеть.

– Да-да, – улыбнулась Лазарь, – тебя только распаковывать. Я подожду Гэбриэла в кабинете. – Мария скрылась за дверью. – Дай мне сил не убить ее, о бог психоанализа…

Лазарь села в кресло и, взяв со стола файл мисс Рэйчел Рид, погрузилась в чтение заметок Гэбриэла, надеясь найти что-то интересное.

– О! Мария! Ты уже тут! – Зев вошел в свой кабинет.

– Здравствуйте, Гэбриэл! – поднялась Мария с места.

– Сиди-сиди, не прыгай, – махнул он рукой.

Зеву было семьдесят три года, а выглядел он лет на шестьдесят с хвостиком. Невысокий, худощавый, с кудрявыми седыми волосами. В годы юности считал себя неотразимым, как Аль Пачино, и веселым, как Вуди Аллен. Бойкий, с ясным умом и острым взглядом. Он обожал бегать по утрам и не пропускал ни одной тренировки. После смерти жены он сам придумал себе режим дня и строго его соблюдал. Работа была второй любовью его жизни, если не первой. На ней он мог проводить время часами, а больше всего ему нравилось то, что к нему на прием записывались видные политические деятели и разного рода бизнесмены. Так он чувствовал себя причастным к «вершению судеб».

– Мари, сегодня отличный день, познакомлю тебя с моим очень хорошим другом. К сожалению, он придет к нам за помощью, а не просто так. Полагаю, нам пригодится твой талант гипнотизера.

– Как скажете, доктор, – натянуто улыбнулась Лазарь.

– Очень большой человек, очень, – бормотал Гэбриэл, вешая пальто в шкаф и одновременно переобувая туфли. – Так, скажи мне, какой пиджак подойдет? Деловой вид нужен.

– Вон тот серый вполне себе. – Мария встала с кресла и подошла к книжной полке.

– Тоже так думаю, – пробормотал Зев. – Кто у нас первый?

– Рид.

– Милая девушка эта Рэйчел. – Гэбриэл прошел к своему столу и сел в высокое кожаное кресло. – Думаю, сегодня назначим ей последний сеанс на этот месяц.

– Полагаете, она уже сама справится со своей проблемой?

– Нет, что ты, – махнул он рукой, надевая очки, – просто ее отец не оплатил сеансы, а в долг я не работаю.

– Зависит от того, кто попросит, – прошептала Мария, но доктор ее не услышал.

Большие напольные часы, подаренные Гэбриэлу кем-то из благодарных клиентов, пробили десять часов утра, когда на пороге появилась мисс Рид.

Глава II

Шла пятьдесят третья минута сеанса психоанализа с мисс Рид, а девушка все ворочалась на красной кожаной кушетке и рассказывала о своих снах, не имевших абсолютно никакого значения для терапии. Мария то и дело теряла нить разговора, погружаясь в свои размышления. Вчерашнее письмо все не шло у нее из головы. Незаметно для пациентки и доктора Лазарь вышла в коридор и, пройдя по нему до конца, оказалась на лестничной площадке. Девушка подошла к открытому окну и выглянула наружу – на другой стороне улицы она заметила группу детей, играющих с собакой.

– Какой смысл во всем этом был?.. Я ничего не могу отсюда сделать, ни помочь, ни посодействовать… Толку от тех обещаний?.. – спрашивала она саму себя. – Я сдохну раньше, чем Бог соизволит направить меня… – Мария чувствовала, что злится на все окружающее, а ведь было только начало рабочего дня. – Держись, дорогуша Лазарь, другого выхода у тебя все равно нет.

– О! Мария! – Джулия появилась на лестничной площадке неожиданно, тоже подошла к окну. – Все-таки ты странная, такая нелюдимая… – Секретарша осмотрела ее с ног до головы. – Почему ты такая? – Она достала из кармана леденец, быстро развернув фантик, закинула конфету в рот.

– Какая? – Лазарь передернула плечами. – Больше конкретики не повредит.

Джулия приходилась доктору Гэбриэлу племянницей. Ей было 24, и она только-только окончила университет по специальности «искусствовед». Работы в области антиквариата, так увлекавшего девушку, не нашлось. Верней сказать, не нашлось родственников и друзей родственников, там работающих. На помощь пришел дядя Гэб, который предположил, что среди его пациентов могут найтись те, кого Джулия как специалист заинтересует. На том и условились. Рыжеволосая, темноглазая, приятной наружности пышечка Джулия поступила на работу к дяде. Конечно, работать по специальности ей хотелось, но посмотрев на списки богатых пациентов, она задалась другой целью – хорошо устроиться.

– Твоя внешность обманчива, – немного помолчав, ответила девушка, разглядывая Марию, которая даже и головы в ее сторону не поворачивала. – Ты с виду ангел, красивая, стройная, ухоженная молодая женщина, образованная, но ты ведешь себя, как будто ты… эм…

– Как кто? – Мария повернулась к Джулии и внимательно посмотрела ей в глаза.

– Как человек, который ничего не боится. А для женщины это ненормально. – Взгляд Лазарь Джулия выносила с трудом, смотреть в ее глаза было для девушки пыткой.

– А если я и впрямь ничего не боюсь?

– Всем есть что терять, – пожала плечами Джулия, раскусывая леденец.

– Мне нечего. – Мария снова посмотрела в окно, на улице было пусто, ни машин, ни прохожих.

– …Жизнь.

– У нас с тобой разные ценности. – Лазарь направилась обратно в офис. – Спасибо за компанию, мне это было так необходимо.

– Правда? – просияла Джулия, не поняв сарказма Марии.

– Еще бы! С кем еще я могу обсудить вопросы моей мятущейся личности?..

Дверь захлопнулась, оставляя Джулию одну. Девушка хмыкнула и выплюнула конфету в окно.

– По-моему, всех этих психологов самих лечить нужно, – фыркнула она. – Ничего она не боится… глупости!

Мария вернулась в кабинет доктора Зева. Рид уже ушла.

– Могу тебя обрадовать, Рэйчел уезжает на некоторое время, так что мы ее в ближайшие дни не увидим.

– Чудная новость, доктор! – улыбнулась Мария. – Вам ведь тоже с ней неинтересно?

– Ох, Мари, в наше время так трудно отыскать по-настоящему сложный интересный случай, – махнул рукой доктор Зев, вставая с кресла и беря с подоконника лейку. Гэбриэл направился поливать свои любимые фиалки. – Сейчас проблемы у людей сплошь одинаковые. Женщины хотят уверенности в своем будущем, мужчины – в своем кошельке. А гарантий никто им дать не может. Не могут люди, даже очень богатые, удовлетворить свои базовые потребности, вот и бесятся с жиру. – Гэбриэл полил цветы и заботливо гладил листья, фиалки эти напоминали ему о жене.

– Считаете, наша работа бесполезна?

– Конечно. – Зев поправил очки и направился к своему письменному столу. – Сама наука психология бесполезна, видишь ли, она лишь объясняет, но не лечит. Слава богу, что мало кто об этом знает и мы можем еще заработать себе на обеспеченную старость.

– И давно вы так думаете?

– Лет двадцать уже. – Он улыбнулся, поудобней усаживаясь в кресле.

– Вы же с таким рвением и задором рассказываете о новых методах на разных конференциях… – Мария села напротив доктора. – Все ложь?

– Почему же? Мне интересно слушать про новые открытия в сфере человеческой психики, правда, в ней уже не осталось ничего неизведанного.

– Не соглашусь с вами, доктор, – покачала Лазарь головой. – Мозг человека, как и его сознание, удивительны и полны загадок.

– Загадки все крутятся вокруг извилин, новых отклонений, но норму мы изучили вдоль и поперек. Нет в ней ничего нового, – замотал он головой. – Разнятся лишь способы лечения. Одним нравится разыгрывать драмы по методике старика Перлза, вторым – задушевные разговоры с милым старичком, а третьим нашим с тобой пациентам чертовски нравится делиться своими фантазиями и свободными ассоциациями на тему секса. Говорить в открытую пока стыдно, а тут за их счет их не только выслушают, а еще и не заявят куда следует.

– Гэбриэл, тогда как быть с теми, кому мы помогли? Та же Рэйчел избавилась от невроза навязчивых состояний…

– От одного избавилась, другой приобрела. Тоже мне лечение, – фыркнул доктор. – Психоанализ – отличный способ выкачивать из людей деньги. А настоящую помощь еще нужно заслужить.

– То есть все ложь?

– Ложь мы говорим лишь недостойным, дабы правда служила только лучшим.

– А кто решает это?

– Бог решает, милая моя.

Лазарь никогда не нравились разговоры доктора и ему подобных о богоизбранности своего народа. Стоит отметить, что Зев злоупотреблял этими разговорами. Он частенько перечитывал Талмуд, который занимал в его рабочей библиотеке почетное место. Книга была редкого издания, в красивом дорогом переплете. Он прибегал к ней в работе с пациентами-евреями. В ней он чаще мог найти «исцеляющие» слова, чем во всех работах того же Фрейда.

– Ты знаешь меня, Мария, я не буду помогать тем, кто моей помощи не достоин. – Гэбриэл снял очки и принялся их протирать белым носовым платком. Благодаря своему никудышному зрению он не видел выражения лица Марии, не видел, с какой злобой на него смотрели ее темные глаза. – Другими словами, мой дар целителя душ я не трачу на гоев. И тебе не рекомендую мараться.

Мария хотела было что-то сказать, но стук в дверь прервал ее. В кабинет зашла Джулия.

– Что-то случилось, Джулия? – доктор надел очки и с улыбкой посмотрел на в общем-то любимую племянницу.

– Да, – кивнула она. – Позвонил Карл Дим и попросил перенести свой визит. Никак не успевает.

– Что ж, это и к лучшему. Уже полдень, и я голоден, как волк. – Организм Зева с малых лет отличался высоким уровнем метаболизма, который с возрастом никуда не делся, хотя Гэбриэлу и обещали, что годам к пятидесяти все придет в норму. – Мария, Джулия, вот вы и составите мне компанию.

– Ну дядя, только не греческий ресторан, – приуныла девушка. – Там для меня нет ничего вкусненького.

– Нет-нет! – загадочно заулыбался Гэбриэл и, подняв с пола свой портфель, достал из него цветастый флаер. – Вот, вручили сегодня по пути на работу. – Он протянул его племяннице.

– Плава… рангер… – прочитала Джулия и подняла глаза на дядю. Лазарь едва заметно нахмурилась. – Ресторан балканской кухни. Ты шутишь? Ты хочешь туда пойти?

– А почему нет? – удивился Зев. – Я слышал много отзывов об этой кухне, хвалят. Хочу попробовать.

– Разве это правильно – вкушать еду гоев? – тихо спросила Мария, хмуро глядя на доктора.

– Не пропадать же добру.

– Право, дядя, это некошерная пища, ты же всегда…

Гэбриэл поднял руку вверх, что означало молчать и слушать.

– Я следую зову своего сердца.

– Скорей желудка, – сложила руки на груди Джулия. – Ладно! Надеюсь, там хоть салаты подают. Мария, ты пойдешь?

– Мария? – позвал ее доктор. – Ты пойдешь с нами?

Лазарь на несколько секунд ушла в свои мысли, глядя в одну точку. События недавнего прошлого проносились мимо, и все они были потревожены названием ресторана.

– Не думаю, что у меня есть выбор, – наконец ответила она.

– И тут ты права, – довольно кивнул Зев. – Учись, Джулия.

Втроем они вышли на Пятую авеню и направились по адресу, указанному во флаере. Новый ресторанчик расположился недалеко от офиса психоаналитика, на Мэдисон-авеню, 860. Выйдя из офиса, все трое сели в «мерседес» Гэбриэла и отправились вкушать заморскую кухню, как выразился доктор.

Ресторан расположился в двухэтажном недавно отремонтированном здании. Соседствовал с маленьким магазинчиком парфюмерии. На крыше красовалась большая вывеска, да и вдоль улицы то тут, то там встречались плакаты с рекламой. Машину пришлось парковать за два дома от места назначения. Несмотря на ранний час, вокруг ресторана уже был ажиотаж. В глубине души Мария надеялась, что мест уже нет.

– Чего ты такая невеселая, а, Мария? – поинтересовался Гэбриэл, беря под руки и ее, и Джулию. – Бери пример с меня! Я в окружении двух прекрасных молодых женщин иду в ресторан. Романтика! – он улыбался, будто ребенок, которого вели в магазин сладостей.

– Да ну, дядя, она вообще всегда недовольна чем-то. Хоть танцуй перед ней, – поддержала его Джулия.

– Ну, дорогая моя, зависит от того, кто танцует. – Он посмотрел на Марию, которая натянуто улыбнулась. – Ничего, Лазарь, я на днях тебя кое с кем познакомлю, вдруг сойдетесь характерами, – шепотом сказал он так, чтобы его племянница не расслышала.

– Как скажете, доктор, – проговорила Мария.

Над стеклянной дверью ресторана красовался его логотип, лишь отдаленно напоминавший тот, который помнила Лазарь. На логотипе красовался воин в синих очень космических доспехах и шлеме, держащий два перекрещенных на уровне груди меча.

– Какая у них там громкая музыка, – улыбнулся Зев. – Прям-таки дискотека.

И правда, из заведения доносилась музыка и шум голосов. Гэбриэл открыл дверь, пропуская своих спутниц вперед, и зашел сам. Народу было много, столики на первом этаже были заняты. Было сильно накурено, но едой все же пахло довольно соблазнительно. К гостям подошел официант с довольным выражением лица и предложил пройти на второй этаж, где как раз оставался столик на троих. Зев с удовольствием ухаживал за дамами и с интересом разглядывал дизайн этого милого, по его мнению, заведения. Вокруг было много людей, американцев среди них не наблюдалось.

– Столько иностранцев тут. – Он уселся на мягкий стул, взял в руки меню. – Не слышно английского языка даже. – Зев заговорщически наклонился вперед и тихонько ладонью позвал девушек, они также наклонились. – Давайте и мы не будем выделяться… – сказал шепотом на идиш.

– Дядя… – огорчилась Джулия, которая, несмотря на все нравоучения родственников, дальше бытовых фраз не продвинулась в изучении языка своих предков. – Давайте на испанском, я как раз начала его учить.

– Нужно учить родной, милая моя, – продолжал Зев. – Кто не знает иврита – не образован, а кто не знает идиш…

– Да-да, тот не еврей, – совсем погрустнела Джулия.

Мария смотрела в меню, а боковым зрением разглядывала все окружающее ее пространство и людей, вслушивалась в разговоры вокруг. На миг Лазарь показалось, что она не в Нью-Йорке, а где-то в районе Стари Града в Белграде. Разговоры вокруг были громкие и оживленные, всюду лилась сербская речь. Могло сложиться впечатление, что тут собрались все иммигранты из Сербии.

– Названия тут, я вам скажу, – сжалившись над племянницей, Зев заговорил на английском. – Сам черт ногу сломит, знать бы, что это еще за блюда такие.

– Описания есть же, – все еще изображала из себя «обиженку» Джулия.

– И правда есть!

– А ты что закажешь, а, Мария? – спросила Джулия.

– Я не голодная, ограничусь кофе.

– Да ладно тебе! Мы не кофе сюда пробовать пришли, – отложил в сторону меню Зев, – закажи супчика местного. Я про него слышал хорошие отзывы. Как он там называется… цора, или цоба, или еще как-то.

– Чорба, – поправила его Мария. – Латинская «с» читается как «ч»… Ладно, если советуете, то возьму.

– Что-то ты сегодня не в духе, что тебя угнетает, а, Лазарь? – поправил очки Гэбриэл.

Мария молча смотрела на доктора, доставая из сумки пачку сигарет, медленно вытащила одну и зажигалку. Не спеша так же молча закурила и небрежно бросила зажигалку на стол.

– Нехватка солнца, пожалуй, – ответила она, выпустив клуб дыма.

– Тут соглашусь с тобой. Тоже хочу солнца побольше, и чтобы лето, жара. И вообще, где наш официант, где этот чернявый сербский парнишка?..

– Он албанец, – снова поправила его Лазарь.

– А какая разница-то? Есть-то хочется.

Мария посмотрела в конец зала, там в углу за столом сидела довольно большая группа людей. Они ей отчего-то не нравились. Спустя пару минут к ним подошел официант и принял заказ. Гэбриэл долго пытал его вопросами о каждом блюде и способе их приготовления. Лазарь же заказала суп, расхваливаемый Гэбриэлом, чизкейк от шефа и большую чашку крепкого кофе. Джулия заметила, что Мария неохотно, сквозь зубы разговаривала с официантом, даже не смотрела на него. Это показалось Джулии не просто странным, а невежливым.

Пока официант рассказывал доктору о еде, Лазарь рассматривала черно-белые фотографии, развешанные на стенах. Их было много, из разных лет, но все они были сделаны в бывшей Югославии. Большинство, правда, в Белграде, в ресторанчике под названием «Plava Ranger». Мария рассматривала лица незнакомых людей и думала о чем-то своем, когда вдруг ее взгляд привлекла какая-то фотография. Она напряженно вглядывалась в одно лицо.

– Молодой человек, мы тут с моей коллегой поспорили, я считаю, что вы серб, а она говорит – албанец, так кто же вы? – как из сна донесся до Лазарь вопрос Гэбриэла официанту. Тот явно начинал чувствовать себя неуютно среди этой еврейской троицы. Да и не любил он, раздражался, когда его называли сербом.

– Албанец я, – не без гордости произнес он. – Слышали о Великой Албании? Ну так вот я оттуда.

– Признаться, не слышал, – ответил Зев.

– Потому что ее нет и никогда не было. – Лазарь затушила сигарету и подняла глаза на официанта впервые за все время. – Может, вы уже займетесь нашим заказом?

Официант молча кивнул, но всем своим видом показывал, что не прочь был бы вступить в острую дискуссию.

– Ну вот, – протянула Джулия, – теперь нам плюнут в еду.

– Боже мой, почему? – удивился Зев.

– Она его оскорбила, – девушка кивнула на Марию, – и зачем нужно было так говорить?

– Я люблю говорить правду, – пожала плечами Мария.

– Собственно, за это я тебя и ценю, – поднял бокал с водой Гэбриэл и сделал глоток. – Прям в нетерпении весь, хочу попробовать еду! – он довольно потер ладони.

– Прошу меня извинить, – Лазарь поднялась с места, – отойду на минутку.

Мария пошла в конец зала мимо шумной и неприятной ей компании людей в сторону туалетной комнаты. Никто не заметил, как она прошла мимо комнаты и подошла к двум фотографиям на стене. Она внимательней всмотрелась в заинтересовавшее ее лицо. Фотография была очень старой и плохо сохранившейся, но лицо было ей так знакомо. Три человека в камуфляжной форме, с автоматами и винтовками стояли на фоне какого-то палаточного лагеря. У одной из палаток висел плакат, гласивший: «Путь определяется делом». В нижнем правом углу фотографии было нацарапано: «Обилич, 1963». Мария коснулась рукой фотографии и провела пальцем по лицу мужчины, стоявшего в центре. Неизвестный с вызовом смотрел вперед, на его лице застыла довольная улыбка, в глазах был блеск, азарт, всем своим видом он показывал, что готов сразиться с любым врагом.

– Делом… это и есть знак? Еще откуда у них твоя фотография, хотела бы я знать? – прошептала она.

– Из архива, – ответил подошедший к ней уже знакомый официант-албанец.

– Из чьего? – не глядя на него, спросила Мария.

– Понятия не имею, – покачал он головой. Лазарь чувствовала, как он борется с внутренней необъяснимой агрессией по отношению к ней. – Ваш заказ уже на столе, – сдержанно проговорил он.

– Злишься на правду? – Лазарь повернулась к нему лицом и смерила взглядом, не отрываясь смотря в его глаза.

– Не понимаю… – начал было он. – Вообще, знаешь, тебе стоило бы уважать мнение других, – тихо проговорил он и огляделся по сторонам. Никто не смотрел в их сторону.

– Мнение? – удивленно вскинула брови Мария. – Это ты про фанатичную идею своего народа?

Официант уже не мог сдерживаться, эта женщина злила его, было в ней что-то такое, что нельзя было объяснить, это можно было только уничтожить. Вроде бы она ничего такого не сказала, но в тот момент он был уверен, что лучше бы ее не было среди живых. Он резко схватил ее за шею и прижал к стенке. Лазарь лишь хмыкнула.