Kitobni o'qish: «Запоздалый разговор»

Мои несказанные воспоминания о тебе, папа, как пазлы, из которых сложена моя жизнь…

…Я закрываю глаза. В моих руках твои сухие и теплые ладошки. Под прозрачной кожей видны синие тонкие вены. Ты смотришь на меня и молчишь. Все уже сказано. Мы теперь все время молчим. Господь подарил мне лишь несколько дней, чтобы я на тебя насмотрелась, запомнила, как можно лучше. Нам хорошо вместе молчать…

В детстве меня сильно раздражало молчание, с которым ты смотрел на меня по утрам, заспанную и лохматую, пробегавшую мимо тебя на кухню, чтобы быстро проглотить приготовленный мамой бутерброд и запить свежим, заваренным тобой чаем. Как ты любил чай! В нашей семье был культ чая. Как обычно, он был терпкий, насыщенного красного цвета, с медом или лимоном. Ты его пил из большой китайской пиалы. Радио пело утренний гимн, я собиралась в школу. И только поздним вечером мы снова встречались, на кухне, за грустным вечерним ужином. Ты был уставшим и счастливым, как и всегда.

Впервые я увидела тебя со смешной коричневой обезьянкой в руках. Говорят, дети начинают запоминать что-либо с трехлетнего возраста. Тогда мне было всего лишь два года. Ты протянул мне игрушку. Я спряталась за стенку и разглядывала оттуда незнакомого мне мужчину, странного, высокого и красивого. От тебя пахло свежим воздухом и радостью. От тебя веяло счастьем.

А потом мы всегда пили вместе чай, когда было время. Только сейчас я многое поняла. Как хорошо не просто смотреть на тебя. А видеть, слышать и чувствовать. Не все имеет форму слова. Несказанные слова, незавершенные фразы, оборванный взгляд – это важнее.

Говорят, счастье не измерить. Оказывается, можно. Я пробовала и у меня получалось. Мое счастье умещалось в маленьких детских ладошках. Это – деревянная дудочка и несколько орехов, которые я крепко сжимала, чтобы не выронить в песок. Каждое воскресенье, утром, мы выходили во двор, ты колотил мне орехи, а я играла на дудочке и танцевала, кружась на плоском большом камне. Ты помнишь? Это было около старого общежития, где мы жили в комнатке на пятом этаже. Там еще был длинный коридор, по которому катались дети по вечерам на трехколесных велосипедах. Казалось, что этот хрупкий мир в мои три года существовал только для нас с тобой. Бережно храню я в сердце минуты, проведенные вместе.

Мое сердце быстро колотится и наполняется радостью, в ушах звенит, предвкушая свежий ветер в лицо. Это я тороплюсь к любимой деревянной лошадке, бегущей по кругу на старенькой карусели. Каждое воскресенье, пока на улице тепло, меня приводят сюда. Позже, спустя годы, я увидела мою карусель. Она осталась прежней. Так же радует малышню, оставляя в их памяти глубокие следы радости и детского счастья.

Мы в лесу, сидим на колючем клетчатом пледе. Вокруг меня, вместо привычной городской обстановки, самый настоящий лес, с высокими елями, прыгающими рыжими белками, капельками росы на траве и летающими паутинками в воздухе. Этот лес был напротив нашего дома. Я пью чай из красного термоса, уплетаю мамины лепешки, жареные в масле. Они вкусно пахнут. Я доедаю последнюю, крошками делюсь с воробьями. Тихо тут, спокойно. Провожу по траве рукой, внутри нее – прохладная земля. Я смотрю наверх. Виднеются кусочки неба, они совсем маленькие и синего цвета, везде – высокие верхушки елей. Мы собираемся, я в последний раз вдыхаю лес полной грудью и грустно иду домой.

А дома – кукол полный шкаф. Правда, целый шкаф! Иногда думала о том, что ответить, если бы меня спросили про вид будущего подарка? Наверное, захотела бы много-много бумаги, цветных карандашей, мелков и красок. И я бы много бы рисовала и писала. А так – все родственники решили, что девочке нужны куклы. И я сажаю их на пол. Это – мой класс. Каждой кукле положен листок бумаги и палочка – это ручка. Куклы сидят в два ряда. Я хожу по рядам и рассказываю им о жизни, учу. А потом, всю жизнь, этот урок со мной. Папа курит и сигаретный запах витает в комнате, окружая меня и кукол. Папа слушает мой урок. Папа молчит, как всегда. Его молчание – золото. Сильные руки подхватывают меня, я смотрю в окно и вижу чудо. В темноте улицы вдруг взрывается красота – салют разноцветными красками разливается в ночном небе. На руках у отца спокойно и радостно. Оттуда сверху этот мир кажется вполне дружелюбным. Где же ты теперь, папа? Откуда сегодня смотришь на меня и на мой мир?

Как-то приснившись, ты показал мне свой временный дом. Поднявшись по тонкой лестнице, зашла я в круглую комнату и долго слушала твой голос. Я так по тебе соскучилась, что было неважно, о чем ты говорил. Главное – смерти нет. И сердцу стало легко и спокойно.

Я держу в руках черно-белые снимки. На одном из них вижу мои щеки, мокрые от слез. Я сижу на длинной коряге и плачу. Мой лес плачет вместе со мной. Мокрые капельки висят в воздухе, свисают с листиков и травинок. Ты ушел и мне стало страшно без тебя. Я споткнулась и упала, любимое платье – в ветках и пыли. Сквозь папину фотокамеру я вижу себя, маленькую. Я поднимаюсь, иду вперед. Мы возвращаемся сюда снова и снова, я гордо шагаю и держу тебя за руку. Рядом – мама, впереди – целая жизнь.

Старые фотографии обжигают своей честностью. Это не просто память. Это твоя любовь к нам. Бантики на моей голове, белый шелковый фартук. Сижу на коричневом стуле и улыбаюсь. Мне жарко и неудобно. Я пошла в первый класс, и ты решил, что я захочу его вспомнить, глядя на фотоснимок. Ты торопился жить. Торопился запомнить для нас взгляды и чувства, слова и мысли. Чтобы жизнь в фотоснимках смогла стать бесконечной. Наша с тобой жизнь.

Мне пять лет и меня взяли в горы, на несколько летних солнечных дней. Мамин класс всем составом отправился в горный поход, самый настоящий, с палатками, котелками и всем необходимым. Друг за другом, гуськом, идем по гребню скалы, и нас много, больше двадцати человек. Я иду наравне со всеми, с той же скоростью. Страха нет, ведь ты есть, и ты рядом.

Я помню, как по утрам воздух в горах свеж и прозрачен. Вдыхаю и не могу им надышаться. В речной воде камни гладкие и блестящие, все – разноцветные. Руками касаюсь воды, достаю несколько камешков и раскладываю их сохнуть на солнце. Испытываю безумную радость, чувствуя пальцами ледяной холод в горной воде. Камешки высыхают, становятся серыми и невзрачными. Возвращаю их в воду опять. Память – хитрая штука. Он со всей силы выдергивает из бытия и заставляет осознавать, для чего ты здесь. Спустя много лет я нашла твою фотографию этого горного ущелья, и его копия в красках теперь висит на стене. Я смотрю твоими глазами на твой горный мир. Ты смотришь оттуда на меня. Я не уверена, я знаю.

– Смотри, папа, я стала совсем взрослой и у меня теперь свои дети – говорю тихо, и меня возвращает в детство опять черно-белая бумажная память.

– Давно мы с тобой не разговаривали, – продолжаю, стирая пыль со стекла папиного портрета. Отец смотрит на меня и молчит, как всегда.

Никак не могу забыть этот сон: мы с тобой прятались от проливного дождя в уличном антикварном магазине. Это ты нашел стеклянную дверь и с улыбкой оставил меня, вышел в дождь, без зонта, в своей любимой голубой рубашке.

Ты уходил навсегда. От зависти и злобы, от боли физической и душевных мук. Простил всех, кто считал тебя неудачником, сохранив в сердце многих, с кем вместе шел ты по жизни. Как больно смотреть на твою улыбку, зная, что не увидишь мою в ответ. Теперь так хочу еще раз увидеть твой взгляд, направленный в объектив фотокамеры, теперь ты так нужен мне, папа…