Kitobni o'qish: «Вслед за расколотой луной»

Глава 1
Король уходит

В покоях было совсем мало света: тяжелые темные портьеры скрывали окна, а свечи почти догорели. Стояла духота – густая, липкая, пропитанная сладковатым запахом смерти и свечного воска. На роскошной резной постели под золоченым балдахином лежал старик. Серое лицо тонуло во взбитом шелке белоснежных подушек. Черты его были таковы, что сразу становилось ясно: мягкость никогда ни на миг не поселялась в них, а блеклые губы с запекшимися кровинками вряд ли умели искренне улыбаться. И все же в иссохшем лике его еще жила агрессивная, львиная красота – даже шапка седых волос с редкими вспышками смоли напоминала разметавшуюся гриву.

Вот верхняя губа судорожно дернулась, приподнялась, показывая желтоватые зубы. Старик слегка повернул голову, вперив вороний взгляд в спину молодому человеку в оранжевом берете – стоя перед мольбертом, тот ловко орудовал кистью, и лишь очень пристальный наблюдатель сумел бы заметить мелкую дрожь, сотрясающую руку художника. Ему, несомненно, не доставало освещения, но страх перед умирающим стискивал горло покрепче веревки палача и не дозволял просить даже о таком пустяке, как открытое окно.

Старик хрипло рассмеялся: робость придворного живописца доставляла ему подлинное удовольствие – даже сейчас, в полушаге от мертвенного забвения, он был способен повелевать! Немощь изъеденного недугом тела ничуть не укротила дух – жестокий и властный. И в столь жалком состоянии он внушает ужас подданным! Старый король глубоко вздохнул и закашлялся, подавившись приторной духотой, заполнившей легкие.

Художник, коего, к слову, звали Кассио, напрягся до судорог в лопатках, но не обернулся, сосредоточив все свое внимание на весьма странном задании государя: Киннан III повелел ни много ни мало – написать его портрет в полный рост, причем писать следовало именно в королевских покоях и не глядя на умирающего. К тому же надо исхитриться успеть завершить работу до того, как владыка Дангара испустит дух. Кассио недоумевал, к чему такие сложности, и совершенно не представлял, как предугадать наступление скорбного момента. Стоит ли удивляться, что живописец чувствовал себя весьма неуютно и изо всех сил поспешал, стараясь как можно скорее избавиться от неприятной обязанности, возложенной на него государем?..

Монарх прикрыл глаза: тени стали явственней – он не видел их в полумраке залы, но чувствовал, как они тянутся к нему из всех углов. «Нет уж, вам придется остаться без добычи! – Злорадно подумал Киннан. – Я не тот, с кем просто справиться, у меня свои планы!»

Будто возражая, на краешке его сознания обозначился силуэт, запрятанный в темные складки мантии, – он неуклонно приближался, различимый даже через закрытые веки.

– Мой господин, – слова скатились в ухо почтительным шепотом.

Киннан заставил себя сконцентрироваться на этом голосе – низком, с царапающей хрипотцой и в то же время по-женски мелодичном.

– Леди Глэйм, – признал он посетительницу, вошедшую через потайную дверь. – Все ли готово?

– Да, ваше величество. Гонцы к принцу Роланду отправлены. Полагаю, к завтрашнему полудню он будет в замке. Однако не торопите ли вы события?

– В самый раз, – проговорил король и неожиданно резко приподнялся, уставив в лицо женщины жадный черный взгляд, – ты принесла ее?!

Леди Глэйм извлекла из свободно ниспадающего рукава небольшой округлый предмет, пахший воском и жженым тростником, в другой руке у нее оказался свиток.

– Магическая печать, – протянул Киннан и удовлетворенно откинулся на подушки, стараясь не замечать плывущий к нему силуэт в ореоле мерцающей синевы. – Действуй, да поживее, – коротко приказал король, – время выходит!

Леди Глэйм покосилась на спину художника, который, казалось, полностью погрузился в свою работу, точно действо, разворачивающееся за плечами, нисколько его не занимало.

– Тратишь драгоценные минуты, – отмахнулся умирающий, – каждый делает то, что должно. Ты. Делай. Своё.

Женщина кивнула. Шелестя складками одеяния, она прошествовала к ближайшей свече и грела на огне магическую печать до тех пор, пока та не стала тягучей, словно медовая патока. Леди Глэйм прикрепила печать к свитку и смотрела, как та в отсвете свечи обретает зловещий буро-красный оттенок и растекается, будто выпущенная из вены кровь. Внезапно печать заискрила, документ моментально оказался опутанным множеством сверкающих нитей. Леди Глэйм протянула пергамент государю. Тот последним усилием вжал в застывающую массу большой палец правой руки, прошептал:

– Воля моя изъявлена, колдовской печатью запечатана – чему быть – тому сбыться, чему не быть – не сложиться! Слов моих не превозмочь, тайну знает только ночь!

Печать обожгла руку жаром. Киннан слабо вскрикнул, и этот вскрик моментально растворился в сухом потрескивании догорающих свечей. Король сфокусировал взгляд на единственном ярком пятне в комнате – оранжевом бархатном берете художника – и рухнул на подушки.

Черный силуэт вынырнул из своей мантии, сотканной руками тьмы, наклонился низко-низко и овладел сознанием монарха: синеватое свечение отразилось в смоляном зеркале навеки замерших глаз.

Кассио размашисто нанес последний мазок на холст.

Леди Глэйм перехватила запечатанный свиток и снова запрятала в глубине рукава.

Король не дышал.

Художник снял берет и понурил голову:

– Государь опочил, – скорбно объявил он.

– Воистину, – холодно согласилась леди Глэйм, безучастно глядя на застывшее неживое лицо владыки. – Я распоряжусь насчет траурной церемонии и погребения, – добавила она, скользя к выходу, – а вам, дорогой Кассио, стоит поторопиться: согласно повелению государя, утром его портрет уже должен украшать тронный зал, ибо король не намерен надолго покидать своих подданных.

Глава 2
Обманутые ожидания

Королевский замок был виден издалека: шпили его башен стремились в высоту столь настойчиво, будто желали перерасти самую высокую горную вершину. В свете полуденного солнца мраморные стены казались ослепительно-белыми, а окна вспыхивали золотыми огнями. Кое-где в белизну врывались сочные зеленые оттенки великолепного сада. Сад этот выглядел причудливо: он располагался на нескольких уровнях, опускаясь каскадом к самому подножию замка, и походил на вьющуюся изумрудную ленту, расшитую цветными нитями, – то радовали взгляд многочисленные клумбы и плоды.

Замок располагался как бы в горной нише, по обе его стороны с хребтов летели вниз речные потоки, и оттого королевскую резиденцию в народе прозвали «Белым Дворцом меж двух водопадов». Водные брызги орошали сады, и они никогда не страдали от засухи.

Не доезжая нескольких метров до замка, Роланд остановился, чуть привстал в стременах и прикрыл глаза козырьком ладони, любуясь открывшейся картиной: он успел почти позабыть сказочную красоту отчего дома. Аромат цветов, смешиваясь с прозрачным запахом летящей воды, ласкал обоняние, извлекая на свет чувства, глубоко запрятанные в тайниках души. Они вспыхивали одно за другим, как капли, поймавшие солнечное отражение.

Последний раз принц посещал столицу лет пять назад. Впрочем, и в прежние наезды Роланд не задерживался здесь более чем на пару дней – так желал отец, запрещавший сыну без особой нужды наведываться в замок.

Отец…

Юноша опустился в седло. Сердце билось ровно, птица печаль не уронила в душу ни одного пера со своих крыл. Сказать по правде, Роланд скорее испытывал облегчение. И его едва ли можно осудить: принца отослали из родительского дома в дальнюю приморскую резиденцию сразу же, как только он появился на свет. За все свои двадцать пять лет Роланд вряд ли обменялся с отцом и сотней слов. Киннан III недаром слыл жестоким правителем, но его отношение к собственному наследнику было совершенно непостижимо даже для самых приближенных вельмож.

– Не по себе, верно? – Черноволосый молодой человек в синей тунике в тон глаз и сером дорожном плаще примерно одних с принцем лет придержал коня, идя вровень с принцем. – Ты поэтому не спешишь?

Роланд кивнул и пожал плечами:

– На погребальную церемонию мы все равно опоздали. А точнее наше присутствие там и не требовалось, так что торопиться нет нужды.

Получив весть о близящейся кончине государя, принц немедленно пустился в путь. Он наотрез отказался от подобающей наследнику престола пышной свиты, взяв с собой лишь ближайшего и, по правде говоря, единственного друга, разделившего с ним все тяготы изгнания, – Виррейн вырос вместе с принцем. До сих пор молодой человек не мог уразуметь, с чего вдруг ему, круглому сироте без роду без племени, не знавшему ни отца, ни матери, выпала высокая честь воспитываться вместе с королевским сыном.

– Что ж, – заметил, помолчав, Виррейн. – Не стану делать вид, будто я скорблю. А ты зато сможешь теперь беспрепятственно исполнить желание своего сердца. Небеса свидетели: вы оба это заслужили!

Роланд улыбнулся, хотя момент не очень подходил для радости, и сжал в пальцах медальон с портретом леди Эллинет.

***

Замок как бы парил над землей – к нему вели две сотни ступеней, вырубленных в камне неизвестно для чего: никто б не стал давать себе столь серьезную физическую нагрузку, тем более что по обе стороны от них поднималась вверх мощеная серебристо-черной плиткой дорога, вполне удобная для лошадей. К тому же у подножия замковой горы гостей поджидали искусно вырезанные деревянные ладьи – стоило лишь ступить в них, и ладьи поднимали посетителей прямиком к воротам.

Скорее всего, лестница имела иное назначение: через каждую пару ступеней красовались каменные статуи, изображавшие древних правителей Дангара. Вероятно, по замыслу мастеров это должно было указывать на их прижизненные склонности, ибо кто-то стоял, уперев очи в фолиант, кто-то напряженно всматривался вдаль, сжимая рукоять меча, а кто-то попросту сидел на ступеньке, свесив ноги, и предавался мечтам. Вот уже не одно столетие изваяния были немыми участниками целого ряда событий, наблюдая их из каменной галереи предков…

***

Роланд и Виррейн подъемный транспорт проигнорировали, отдав предпочтение лошадям, и мерно покачивались в седлах под звонкий цокот копыт.

Кованые ворота Белого Дворца были гостеприимно распахнуты: принца ждали, и, кажется, с нетерпением. Двор запрудил народ, облаченный в одежды темных оттенков. По древнему обычаю, когда король Дангара уходил в мир иной, все королевство на два месяца погружалось в траур. Запрещалось громко смеяться и носить яркие цвета (впрочем, сей запрет не касался драгоценностей), а любые празднества и увеселения откладывались. Поэтому приветственных выкриков не последовало, однако в них не было нужды: лица людей говорили куда красноречивее.

Лишь только Роланд спешился, как оказался в объятиях высокого статного человека. Несмотря на преклонные годы, лицо его не утратило живости, карие глаза таили искру – даже потяжелевшие морщинистые веки не могли скрыть проницательного взгляда. Серебристая седина обильно усеяла подбородок и виски, резко контрастируя со смуглой кожей лица.

– Добро пожаловать, ваше высочество! – Во всеуслышание объявил он, а затем, перейдя на отеческий шепот, ласково проговорил, – Наконец-то ты дома, мой мальчик!

– Гедеон! – Принц крепко обнял старика, одного из очень немногих людей, за которых без колебания отдал бы жизнь.

Гедеон занимал должность первого министра и главного советника короля, а еще именно он вырастил и Роланда, и Виррейна. Если б принц мог выбирать, то с готовностью назвал бы своим родителем министра, пусть даже ради этого пришлось отказаться от престола. Для Виррейна же советник был и отцом, и наставником, и примером для подражания, а потому юноша с болью отметил, как Гедеон постарел, – государственные дела и придворная жизнь порядком его изнурили…

– Мы рады приветствовать вас обоих, – с теплотой произнес первый министр, – положив руки на плечи своим воспитанникам.

Стоявшие за его спиной члены Королевского Совета были куда более сдержанны в выражении эмоций и лишь почтительно поклонились принцу, игнорируя его низкородного спутника. Роланд собрался было выразить недовольство по данному поводу, однако Виррейн незаметно коснулся его плеча и взглядом дал понять, что эта ерунда не стоит внимания.

Молодой человек прошествовал следом за принцем и Гедеоном в замок сквозь калейдоскоп лиц и выражений, полных горячей надежды на перемены к лучшему – никто не пытался скрывать своей радости от кончины Киннана, невзирая на траур: народ с нетерпением ждал момента, когда на трон взойдет новый король.

***

Роланда, без сомнения, ожидали долгих два месяца: ему предстояло вникнуть во все дела, ознакомиться с текущими вопросами и нерешенными проблемами, коих в Дангаре, как оказалось, полно, ибо Киннан за последние годы совсем забросил королевство. Если бы не первый министр, всей душой радеющий за благо государства, принц унаследовал бы разруху и пустую казну. Последний момент его особенно озадачил. Роланд в первый же вечер запросил у Хранителя казны лорда Коэна расходные книги и с удивлением узнал, что отец тратил огромные суммы. Но цель этих трат была не ясна. Каждая строчка заканчивалась печатью с королевским гербом без каких-либо указаний.

– Что сие означает? – Поинтересовался Роланд у лорда Коэна, вызванного на беседу.

– Не могу знать, ваше высочество, – с почтительным поклоном ответствовал Хранитель. – Мне не дозволено требовать отчета у государя, а он не имел обыкновения объяснять свои повеления.

– И все же вы не могли не заметить некоторые странности: например, тот факт, что отец особенно много денег расходовал в последние года три, до этого времени записи мало отличаются одна от другой.

– Совершенно верно, – согласился лорд Коэн. – Однако я привык не озвучивать свои мысли вслух, ибо вспыльчивость короля известна далеко за пределами Дангара. Уверен, вы поймете мое желание не окончить жизнь в петле или жарясь под солнцем пустыни.

Роланд хмыкнул, сведя к переносице темные брови: очевидно, копать здесь бесполезно – казначей, как и все остальные, слишком боится Киннана. И после смерти его призрак зловеще реет над королевством, внушая ужас всем и вся…

– Но у вас есть хотя бы предположение, куда утекло столько золота? Великое Солнце! Да за него можно целое государство купить вместе с подданными! – Принц пристально наблюдал за реакцией Хранителя казны и заметил в нем некоторое смятение.

Тот, пытаясь спрятать глаза, замер в поклоне:

– Простите, мой господин, я ничего не знаю. Могу лишь смиренно просить вас проявить милость, если вы видите мою вину. Я готов сию минуту оставить свой пост, коли вы сочтете это необходимым.

«Ничего себе!» – мысленно воскликнул изумленный Роланд. Он уже понял: из разговора не извлечь зерна, а от словесной шелухи толку мало. Даже если лорду Коэну и известно нечто любопытное, на устах его печать молчания – виной тому страх или нечто другое, не столь уж важно. Вслух принц заверил казначея, что вполне удовлетворен его службой и отпустил с миром. Сам же подошел к окну и залюбовался южным краем неба. Звездные барашки уже окружили лунного пастушка: тот подсчитывал стадо, не забывая одаривать засыпающий Дангар холодным серебром своего света. Море шумно волновалось где-то вдали: его не видать из замка, а жаль – Роланд любил волны, они спели ему столько колыбельных…

Он глубоко вдохнул: хорошо, что существует час, когда можно сбросить с плеч заботы, отложить их, как неизбежную, но надоевшую вещь. Пальцы снова потянулись к медальону, с которым принц не расставался:

– Потерпи еще немного, Элли! Уже совсем скоро мы будем вместе! И никто больше посмеет назвать наш союз недостойным!

***

– Ну, расскажи мне, как ты? Потешь старика! – Гедеон приветливо улыбался молодому воспитаннику, поудобнее устраиваясь на бархатной подушке кресла.

– Что рассказывать? Ничего нового не случилось с того момента, как ты гостил в нашем замке у моря!

Вечер в компании наставника умиротворил Виррейна. До сих пор он чувствовал некое напряжение, висящее в воздухе: кончина короля, прибытие ко двору, встреча Роланда – все это казалось ему ненастоящим, странной декорацией. Словно события были кем-то заранее подготовлены и к чему-то вели, а принц и сам Виррейн – просто фигуры на шахматном поле, подвластные чужим манипуляциям. Это юноше совсем не нравилось, оттого-то он частенько хмурился, всматривался в каждого, кто попадался ему на пути, ища подвох…

Его красивое скуластое лицо с налетом высокомерия отталкивало людей, но на деле служило лишь защитой безродному найденышу, который мало от кого слышал доброе слово. Знать взирала на него с высоты своего величия, Виррейн отвечал тем же и перестал замечать, что выражение, нацепленное им от безысходности, почти приклеилось, как маска, которую с каждым разом все труднее снимать. Лишь в обществе самых близких – принца и первого министра – молодой человек позволял себе быть таким, какой он есть.

Сейчас Гедеон и Виррейн сидели у очага, наслаждаясь обществом друг друга. В окна мягко лилась ночная чернь, но не смела подступать слишком близко, напуганная теплым танцем огня. На столике между мужчинами стоял серебряный поднос с двумя кубками и кувшином с самым лучшим вином, а дангарские вина славились по всем миру!

– Через два месяца Роланда коронуют, – произнес первый министр, будто ставя галочку в списке неотложных дел, – но прежде ему предстоит сочетаться браком!

– Ну, за этим дело не станет, – благодушно усмехнулся Виррейн, щуря глаза на пламя и делая глоток. – Полагаю, если б не траур, наш будущий государь женился бы хоть завтра.

Гедеон засмеялся:

– Да уж, за него я спокоен: из леди Элли получится прекрасная спутница жизни. А вот ты, мой друг, имеешь ли сердечную склонность? Тема деликатная, однако, думаю, могу поинтересоваться: как-никак я твой названный отец.

– Жаль разочаровывать тебя, но моя душенька спокойна, и никто ее не бередит.

– Хм, мне странно это слышать, ибо я вижу, сколько нежных взглядов разбивается о броню, выкованную в кузнице твоих сомнений, – лукаво подмигнул министр. – Ты хоть замечаешь, как красавицы Дангара смотрят на тебя?

– Как на сорняк, который случайным ветром занесло в королевский розарий, – фыркнул Виррейн, не видевший себя в роли завидного жениха.

– О, мой мальчик, если б ты только знал, как неправ! – С неожиданным отчаянием вдруг воскликнул Гедеон.

В его голосе слышалось страдание, словно старик не мог простить себе давний грех, который мучил его с каждым днем все сильнее. Юноша встревожился, взглянул на своего наставника:

– О чем ты говоришь?

Старческую руку скрутил спазм, бокал накренился, и рубиновая жидкость выплеснулась на зеленую с золотом тунику, расплывшись мокрой кляксой у сердца. Виррейн затряс головой, пытаясь не пустить рвущийся в мысли образ кровавого пятна…

– Ты должен знать, мой мальчик, должен знать, – будто в забытьи бормотал Гедеон. – Но сейчас я слишком устал.

Молодой человек бережно подхватил его под руки и помог прилечь.

– Я возлагаю на тебя большие надежды, – прошептал первый министр, всегда уважавший ясный ум своего воспитанника. – Тебе предстоит занять мое место, потому что без твоих советов Роланд не справится…

– Мы поговорим об этом в другой раз, – Виррейн успокаивающе похлопал старика по предплечью, – к тому же мне кажется, ты рано собрался на покой.

Гедеон кивнул, снял сдавивший голову золотой обруч, чуть влажный от выступившего пота:

– Ступай, сынок, – проговорил он, закрывая глаза. – Отдохни. Всем нам потребуются силы.

Виррейн с поклоном удалился, но его не оставляло ощущение, что наставник чуть было не раскрыл давний секрет, причем, судя по всему, не очень-то благовидный.

***

Когда следующим утром принц спустился в тронный зал, то обнаружил, что основные члены Королевского Совета уже там. Помимо первого министра, его ожидали лорд Коэн, лорд Дин, лорд Элидар и леди Глэйм, облаченные в длинные черные с золотом одежды. Все они поклонились его высочеству и выстроились у трона, стоявшего на небольшом возвышении. Это означало, что Роланду надлежит занять место владыки Дангара. Он молча прошествовал к трону, надеясь, что никто не замечает, насколько неприятные ощущения его одолевают. Принц от души пожалел, что Виррейн отказался составить ему компанию.

– Ты ведь станешь главным советником и первым министром! Почему бы не включиться в обсуждение насущных вопросов? – Роланд попытался надавить на чувство долга, но не сработало.

– Возможно, – лениво откликнулся друг и весело подмигнул. – Однако пока я всего лишь твой оруженосец, коему нечего делать в обществе столь знатных особ. Придется тебе самому воевать с демонами в лице твоих будущих придворных!

– Зубоскалишь? Не поможет! Все равно часть проблем я свалю на тебя – не одному ж мне расхлебывать последствия загадочной отцовской расточительности!

Виррейна угроза не напугала, он лишь слегка склонил голову в знак согласия, прижал правую ладонь к левой стороне груди и пафосно изрек:

– Воля ваша, мой государь!

И Роланду пришлось встречаться с советниками одному. Удивительно, но он чувствовал себя так, словно оказался в стане врага. Если б не Гедеон, юноше вообще б захотелось сбежать на край света! Впрочем, Роланд тут же одернул себя: подобные мысли пристали рабу, но не наследнику престола.

– Благодарю вас, господа, сударыня, что взяли на себя труд так быстро ввести меня в курс дел. – Сказал принц, подавляя желание сразу же объявить о роспуске членов Совета, и осекся: с противоположной стены на него смотрел… Киннан III собственной персоной! Портрет в полный рост вызывающе поблескивал золотой рамой, настойчиво привлекая к себе внимание. Старый король представал перед зрителями во всем своем великолепии и роскоши одеяния, властная жестокость читалась в каждой черточке его лица, глядела из черного омута глаз. Даже будучи всего лишь изображением, он подавлял любого.

Роланд не сдержался:

– Что это такое?!

– Портрет, Ваше высочество, – почтительно сообщила леди Глэйм, но острый взгляд ее полоснул, как стилет.

– Вижу, сударыня, – принц уже взял себя в руки и смерил ее суровым взором. – Позвольте указать вам на неуместность вашего сарказма. Мне любопытно узнать, откуда портрет взялся и почему он висит здесь, а не в Зале предков?

– Такова последняя воля покойного короля, – с подчеркнутым смирением доложила леди Глэйм, но юноше снова не понравился ее тон.

– Полагаю, мы могли бы обсудить более важные вещи, нежели картина, – дипломатично вмешался лорд Элидар. – Например, коронацию.

– Прежде коронации нужно совершить свадебный обряд, – заметил лорд Дин. – Времени на подготовку хватает: за два месяца должны управиться!

– Времени не так много, как вам кажется, сударь, – леди Глэйм несколько возвысила голос и удовлетворенно улыбнулась, отметив, что все взгляды притянулись к ней, а принц из последних сил держит в узде свое раздражение.

– Ведь нужно успеть снарядить посольство в Снауланд, что не быстро, – продолжила женщина, – прибавьте к этому многие дни пути: путешествие по морю туда и обратно займет не меньше месяца…

– Не отклонились ли мы от темы? – Прервал говорившую Роланд. – К чему вы завели речь о северном княжестве? Я не собираюсь отправлять к тамошнему правителю никакого посольства, ибо не вижу в том надобности!

– О, надобность имеется, и еще какая! – Возразила леди Глэйм. – Свадьбу не сыграть без невесты…

Все эти недомолвки порядком злили принца: осточертело наблюдать, как советники переглядываются и перебрасывают друг другу обрывки изречений, точно его тут вовсе нет! Не успел прибыть во дворец – и на тебе: сплошные тайны, секреты, поручения! Роланда внезапно посетило странное чувство, будто он лишний и в тронном зале, и среди этих людей.

Киннан на портрете ухмыльнулся, подтверждая выводы сына… Наследник престола разъярился окончательно.

– Невеста у меня есть, – твердо объявил Роланд, заставив себя оторваться от созерцания отцовского лика. – Леди Эллинет. Завтра же я представлю ее народу Дангара как свою будущую супругу и королеву.

– Прошу прощения, мой господин, – и принц поморщился (опять вкрадчивый голос леди Глэйм бросает ему вызов) – Но вы не сможете осуществить ваше намерение.

– Неужели? – Вскинулся принц. – И кто же мне помешает? Не вы ли, сударыня?

– Ах, мне, право, жаль, если я дала вам повод так думать, ибо мой долг и самое горячее желание – быть вам полезной. Просто ваша суженая находится далеко отсюда, и, уверяю вас, это не леди Эллинет. Мне крайне неловко, что я вынуждена сообщить вам это в высшей степени неприятное известие, – велеречиво молвила женщина, повернув к наследнику престола узкое бледное лицо с легким оттенком синевы из-за расположенных слишком близко к коже вен. Длинные чуть раскосые глаза ее, густо подведенные черной тушью, сузились – темные прорези в белесой ткани лица.

От такой наглости Роланд лишился дара речи. Пока он собирался с мыслями, намереваясь поставить советницу на место, та взяла с подставки под портретом черный кованый ларец. Внутри на алом бархате лежал пергаментный свиток, запечатанный багровой печатью и опутанный сияющими нитями таким образом, будто его обернули в паутину.

– Настало время предъявить вам завещание Киннана III, – торжественно провозгласила леди Глэйм.

– Завещание?! Какое завещание? – Теперь изумление выказывал Гедеон. – Если оно действительно есть, почему я, первый министр королевства, ничего не знаю об этом?

– Могу предположить, что государь попросту не успел поставить вас в известность, – пояснила женщина. – Документ был составлен буквально за час до его кончины. Поблизости оказалась только я, и мне выпала честь озвучить последнюю волю его величества.

Гедеон недоверчиво хмыкнул, предчувствуя неприятности. Принц уловил настроение наставника и встревожился: он-то хорошо знал, что представляет собой его отец, и не сомневался в подтексте. Но услышанное повергло его в шок: король Киннан обязал сына выполнить одно условие – взять в жены снауландскую княжну Рианну. Лишь вступив с нею в брак, принц получал полное право занять престол.

– Рианну? – Повторил Роланд. – Вы, должно быть, шутите?

Пораженный не меньше своего воспитанника Гедеон взял у леди Глэйм пергамент и внимательно перечитал. То же действо повторили все присутствующие и подтвердили справедливость слов советницы.

– Господа, сударыня, – произнес первый министр, – прошу вас оставить нас. Мне кажется, будет лучше, если я поговорю с его высочеством наедине.

Просьбу выполнили охотно: благородные лорды растерялись от неожиданно свалившегося завещания, лишь леди Глэйм испытывала злую радость – мальчишка никогда не вызывал у нее симпатии, да еще собрался сделать главным советником безродного сироту, которого притащил с собой в столицу. Немыслимо! Унижение принца усладило душу женщины, как ложка меда стакан воды.

Оставшись с Гедеоном, Роланд выпустил на свободу свой гнев:

– Этого не может быть!!! Скажи, что мне все снится! Как отец посмел распоряжаться нашими судьбами – моей и Элли?! Неужели я должен последовать его нелепому указанию?!

– Увы, мой мальчик, – первый министр печально покачал седой головой.

– Но отец мертв! Разве не в моей власти отныне поступать так, как хочу я?

– Я понимаю твою ярость. Однако ты и сам знаешь: по дангарским обычаям последняя воля покойного священна и подлежит обязательному исполнению, а завещание, несомненно, написано рукой короля – его почерк я узнаю всегда. Но дело не только в нем. Документ запечатан магической печатью…

– И что?

– Она призвана контролировать неукоснительное выполнение всех пунктов завещания, в противном случае на твой род падет проклятие. Ее нельзя обмануть и невозможно сломать.

Роланд уронил голову на руки, в груди его бесновалась бессильная злость. Следовало ожидать: Киннан не был бы собой, если б не умудрился диктовать правила даже из гроба!

– А как же Элли? – Обреченно спросил принц.

– Ну, согласно документу, ты можешь жениться на леди Эллинет, но тогда вы оба будете изгнаны из королевства без права возвращения, причем путь в Дангар окажется заказан не только вам, но и вашим потомкам. Трон в этом случае перейдет к твоему кузену Лайнеллу из Рока.

– Что?! – Взревел Роланд, – Лайнеллу?! Да он же непроходимый болван! Лайнелл даже верблюдом не способен управлять, не то что королевством! Он просто-напросто погубит Дангар!

Советник беспомощно развел руками.

– Гедеон, тебе не кажется, что это слишком даже для отца?

– Ты прав. Но я думаю, что его целью было лишить тебя малейшей лазейки. Рианна и трон, либо любимая тобой леди Эллинет и изгнание плюс заведомое падение королевства…

– То есть при кажущемся наличии выбора на самом деле его у меня нет! – Подытожил, горько усмехаясь, принц. Элли неумолимо ускользала, а он ничего не мог предпринять, чтобы удержать любовь всей своей жизни.

– Есть еще кое-что, – осторожно добавил первый министр. – Насколько я понял, король рекомендовал будущей королеве в качестве фрейлины… как раз леди Эллинет. В благодарность за ее преданность короне…

Роланд бросил на Гедеона дикий взгляд и сорвался с трона. Идя к двери, он с ненавистью посмотрел на портрет и чуть не споткнулся: изображение опять скалилось – зловеще и с довольством! Принц моргнул: нет, показалось – ярость застилает взор, искажая суть вещей!

Он летел по коридорам, быстрее пущенной из лука стрелы.

– Где Виррейн?! – Рявкнул он в лицо первому попавшемуся прислужнику.

– Я точно не знаю, но, кажется, его милость на ристалище, – пролепетал парнишка, напуганный полубезумным взглядом принца.