Kitobni o'qish: «Живая ракушка»
Дай мне счастье, и я сделаю тебя счастливой.
Ш.Бронте «Джейн Эйр»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1. Павлик
Он родился крупным. Говорят, в отца, которого никогда не видел. Единственное, что от него осталось – книга.
На берегу реки, окруженный со всех сторон лесами и горами, стоял небольшой уральский город N-ск. Жили там обычные советские люди: геологи и шахтеры, врачи и учителя, строители и дворники.
Жизнь каждого как на ладони. Почти все друг о друге знали всё. А если не знали, то находились знакомые, которые рассказывали подробности, и тогда личное становилось общественным. Достоянием или осуждением.
Июнь, 1970 год
В шахтерскую столовую, где уже пять лет после окончания училища работала поваром Валентина Лаптева, зашли четверо незнакомых мужчин. Огляделись по сторонам. Увидев раздачу, громко разговаривая, акая, направились за едой.
− О, опять новенькие приехали в геологоразведочную, − шепнула Валентине помощница Ольга, ставя стопку чистых тарелок рядом с кастрюлей горячего борща.
Валентина, заправив в косынку выбившийся локон русых волос, приготовилась разливать суп.
− А что на второе? – спросил самый высокий, придерживая одной рукой поднос, на котором стояла тарелка с морковным салатом.
− Картофельное пюре, тушеная капуста, котлеты и жареная колбаса, − ответила Валя, подняла взгляд и, встретившись глазами с незнакомцем, утонула в них. Сразу и надолго.
Темно-карие с необычайно густыми ресницами. На открытый широкий лоб падала прядь темных волос. Усы, переходящие в аккуратную бородку. Таким она запомнила Алексея.
Потом четыре романтичных месяца: танцы, встречи под луной, обещания вечной любви, рассказы о прекрасной жизни в Москве. Он читал вслух стихи своих любимых поэтов и главы из книги Николая Островского «Как закалялась сталь», которую носил с собой в рюкзаке. Рассказывал, что имеет какое-то далекое родственное отношение к фамилии главного героя романа. Валя слушала и не могла поверить, что она, двадцатитрехлетняя девушка из провинциального городка, скоро окажется в другом, почти сказочном, мире, который рисовал ей красавец-геолог.
И когда после праздничной демонстрации по случаю 53-й годовщины Октябрьской революции Алексей проводил Валентину до квартиры и остался на ночь, та была на седьмом небе от счастья. Правда, длилось оно недолго.
Через месяц, поняв, что беременна, молодая женщина открылась Алексею. Он сказал: «Съезжу домой, подготовлю стариков к этой новости». И исчез. Навсегда.
Лишь ближе к Новому году с геологоразведочной станции ей передали бумажный сверток с надписью: «Вале Лаптевой». Там лежала уже знакомая книга и короткая записка: «Не ищи меня. Я женат».
Девичьи мечты рухнули, как карточный домик.
В положенный срок 3 августа 1971 года в роддоме города N-ска на свет появился Павлик. Павел Алексеевич Корчагин. Именно так попросила написать в свидетельстве о рождении мать-одиночка.
Павлик рос крепким, здоровым мальчиком. Уже в год Валентина отдала его в ясли. Надо было зарабатывать на жизнь себе и сыну.
«Непутевая», − часто слышала за спиной, проходя мимо бабулек, которые сидели на скамейке у подъезда и обсуждали частную жизнь соседей. По ночам плакала в подушку. От обиды. От мысли, что она теперь никому не нужна с ребенком. Но наступало утро, и снова: дом, ясли, работа, дом. За этой круговертью женщина перестала себя жалеть.
Потом гнев бабулек сменился на милость, и Валентина стала для них «бедная». А Павлику перепадали карамельки и сушки, когда с мамой возвращался домой.
Когда ему было пять лет, в городе торжественно открылся бассейн со взрослой пятидесятиметровой ванной и одной детской. И ребятишек из детских садов стали водить на плавание.
Паша воды не боялся. Наоборот, чувствовал себя в ней как рыба. Тренер наблюдал за ним и отметил, что у Корчагина есть потенциал. Поэтому, когда мальчику исполнилось шесть, Валентине предложили перевести сына в спортивную секцию.
А вот поведение оставляло желать лучшего. Однажды, возвращаясь с группой детского сада из бассейна, Павлик решил подшутить. Перед ним шла Анжела. В очках. Девочка постоянно его раздражала: то первой брала машинку, которой он хотел поиграть, то вытиралась его полотенцем. И просто ему не нравилась. Павлик подставил Анжеле подножку. Та упала. Очки разбились.
Вечером воспитательница все высказала матери. Дома пацаненку влетело по первое число. Мало того, что в углу простоял полтора часа, так еще и на неделю лишился телепередачи «Спокойной ночи, малыши!» − единственного удовольствия детей тех времен.
Было обидно. Конечно, он немного виноват. Но одно Павлик понял точно: девочки в очках – не его компания.
Глава 2. Катенька
Катенька была долгожданным ребенком. Ее родители, Анатолий Иванович и Лариса Степановна, работали в одном конструкторском отделе крупного завода в Свердловске. Он – ведущим инженером, она – рядовым.
Они ничем не выделялись в коллективе технических работников.
Анатолий Иванович носил темный костюм со светлой рубашкой и галстуком, очки в круглой черной оправе. Его соломенного цвета волосы были аккуратно зачесаны на правый пробор.
Лариса Степановна, блондинка со слегка подкрашенными ресницами, предпочитала в одежде расклешенные юбки и вязаные кофточки. На левой руке − часики «Чайка».
Их любовь была тихая, скромная. Никто из сослуживцев даже не заметил, как у обоих на безымянных пальцах в один день появились обручальные кольца. Они не распространялись о своих отношениях, как, впрочем, и о свадьбе.
Шел год, другой, а детей не было. Лариса Степановна думала: «Еще немного подождем, и все получится». Но время бежало, а беременность не наступала. На четвертый год супружества женщина пошла к врачам. Бесконечные обследования, лечения. Но, увы, чуда не происходило. Супруги поначалу сильно переживали, особенно жена. Потом переключились на себя. Театры, музеи, раз в год − поездка к морю. Когда они совсем расслабились и Лариса перестала думать о проблеме, свершилось!
8 марта 1971 года Анатолий Иванович, как всегда, подарил любимой веточку мимозы и флакончик духов «Красная Москва». Открыв его, женщина почувствовала себя плохо: закружилась голова, к горлу подступила тошнота.
«Наверное, от голода. Я же с утра не ела», − подумала Лариса Степановна.
Праздничный обед состоял из салата столичный, ароматных рижских шпрот и жареной курицы с картошкой. Потом супруги, лежа на диване, смотрели новую телепередачу «А ну-ка, девушки!». Ведущая призывала участниц приготовить из предложенных продуктов какое-нибудь блюдо.
Глядя на экран цветного «Рубина», Лариса опять почувствовала тошноту и не удержалась, побежала в туалет. Весь обед оказался в унитазе. Ее полоскало минут пятнадцать. Муж, не на шутку испугавшись, вызвал скорую. Женщину отвезли в больницу, но ничего страшного не обнаружили. Наоборот. Заключение врача: беременность.
Все девять месяцев Анатолий Иванович сдувал с жены пылинки, не позволяя ничего делать по дому. Ходил в магазины, пылесосил ковер, сам мыл полы. А как только пришло время рожать, растерялся. Когда начались схватки, не сразу вспомнил номер скорой помощи. Провожая жену в роддом холодной ноябрьской ночью, выскочил на улицу в тапочках. И чуть не сел вместе с супругой в машину. Лариса едва смогла его успокоить, попросив не волноваться.
Ей было тридцать четыре, а ему тридцать девять лет, когда под утро 25 ноября 1971 года родилась их дочка. Катя Львова.
Глава 3. На море
1976 год
Слепящее июльское солнце раскаляло песок. Соленые бирюзовые волны легкими барашками набегали на черноморский берег, выбрасывая миллионы маленьких перламутровых ракушек.
Была самая середина курортного сезона. Среди многочисленных отдыхающих выделялась одна интересная пара. Взрослый со смуглой кожей мужчина в очках и в панаме, сделанной из газеты «Известия», и маленькая девочка, едва загоревшая. Короткие, подстриженные под мальчика рыжие волосики торчали из-под лиловой панамки с котиками.
Они долго собирали у воды ракушки, а потом строили из песка разные фигуры, украшая их морскими драгоценностями.
− Папа, посмотри, какой у меня тортик получился, − сказала Катя, перевернув розовое ведерко и постучав по нему пластмассовым совочком.
− Умница! Дашь папе попробовать? – Анатолий Иванович открыл рот, понарошку откусил кусочек. – У, как вкусно! А маму угостим?
Лариса Степановна в серой шляпе с широкими полями сидела рядом на деревянном стуле-шезлонге и читала книгу.
Катенька, зачерпнув совком порцию песочного торта, подошла к маме, дала сделать «ням-ням» и вернулась к отцу.
− И в кого у вас дочка такая рыженькая? – поинтересовалась с соседнего лежака пышная женщина в сине-белом полосатом купальнике.
Лариса Степановна прервала чтение.
− В дедушку. У него в детстве были рыжеватые волосы.
Через некоторое время соседка, опустив с переносицы солнцезащитные очки и внимательно наблюдая за игрой Анатолия Ивановича с дочкой, отметила:
− Впервые вижу, чтобы отец так играл с ребенком.
Лариса Степановна улыбнулась.
− Муж души в ней не чает. Она у нас единственная. Балует дочку. То попугайчика подарит, то котенка. В кукольный театр водит. Вот уже третий год сюда приезжаем. А к бабушке все никак не выберемся. Супруг говорит, что море и солнце полезнее, чем уральское захолустье…
Она замолчала и о чем-то задумалась.
− А сколько вашей? – не унималась женщина.
− Четыре с половиной.
− И уже все звуки выговаривает. Ну надо же!
− Толя с Катюшей занимается: на ночь сказки читает, буквам обучает. А память у нее хорошая, схватывает все на лету.
Катя закончила стряпню, подошла к маме и, вытягивая ее со стула, звонко крикнула, так что любопытная тетя прикрыла уши:
− Мама, папа, пойдемте в море купаться!
Лариса Степановна отложила книгу, поднялась. Девочка, взяв обоих родителей за руки, радостно поскакала к воде.
Глава 4. Первая встреча
1978 год
Тем летом родители наконец-то поехали в отпуск к бабушке Жене, маминой маме. Та всю жизнь жила в городе N-ске и работала фельдшером во взрослой поликлинике.
Сейчас ей было чуть за шестьдесят. Когда-то темно-русые волосы уже наполовину покрыла седина. Коричневым пластмассовым гребешком бабушка зачесывала их на затылок, чтобы не мешали, не лезли на лоб. Карие, слегка подслеповатые глаза, темные ресницы и брови никогда не знали косметики: Евгения Петровна ею не пользовалась. Лишь в редких случаях, в праздники, тонкие губы она слегка подкрашивала алой помадой – подарком дочери на день рождения. На лице и руках виднелись мелкие морщинки.
Бабушка жила в небольшой квартире на третьем этаже сталинки, построенной сразу после войны.
− Бабуля, как я рада, что мы к тебе приехали, − прощебетала шестилетняя Катя на следующее утро по приезде, обнимая бабушку за плечи и присаживаясь к ней на колени. – Я так по тебе скучала! Когда ты приезжала на день рождения, мне было только пять, − и она показала раскрытую ладошку, − а сейчас я во-о-т какая большая!
Девочка распахнула объятия.
− Мне столько надо рассказать!
И она, не замолкая ни на минуту, поведала и о крабиках, которых с папой сушила на море, и о попугайчике, которого пришлось отдать, потому что у нее чесались и слезились глаза. И о том, что в первый класс Катю не хотели брать, так как семь лет будет только в ноябре. Но она, как говорил папа, «стойко выдержала экзамен и доказала, что достойна учиться в советской школе в свои шесть с половиной лет, потому что особенная».
Евгения Петровна молча слушала, улыбалась и радовалась внучке-щебетунье.
− Что тебе еще рассказать, бабуля? – Катя перевела дыхание.
− Отдохни немного. Пока родители ушли по делам, сходи погуляй. Смотри, как солнышко светит. А мне обед надо приготовить.
Двор был тихий, не проходной. Четыре дома, стоявшие буквами «Г» по периметру, как бы отгораживали его от внешнего мира.
Катю уговаривать не пришлось. Девочка быстро обула сандалии, спустилась по лестнице и вышла из прохладного подъезда. Окинула взглядом двор.
Качели. Две песочницы с «грибками», укрывающими детей от яркого июльского солнца. Деревянный столик, покрашенный синей краской, а по бокам − две зеленые скамейки. Металлическая горка-слоник.
Катя подошла к одной из песочниц. Незнакомый мальчик что-то лепил. Она заинтересовалась и принялась внимательно его рассматривать.
На вид он был чуть старше Кати. Крепенький, как медвежонок. Черные, слегка взлохмаченные волосы. Руки и ноги – загорелые-загорелые. Он был одет в белую с синим горошком рубашечку с коротким рукавом и голубые шорты. Коричневые сандалии лежали в стороне. Мальчуган возился в песочнице босыми ногами и был так увлечен строительством, что не замечал никого вокруг.
− Можно с тобой поиграть? – смело спросила Катя.
Он оглянулся. Девчонка. Светлая, практически не загорелая. Конопатая. Тонкие, как палки, руки и ноги. Белое платьице, желтые, почти до коленок, гольфики и такие же желтые сандалии. Из-под белоснежной панамы выглядывали две куцые рыжие косички с розовыми капроновыми ленточками-бантиками. Широкая улыбка и зеленые глаза смотрели прямо на Павлика.
− Ты же замараешься, − предупредил он белянку.
Катя, недолго думая, сняла сандалики, гольфы и, как дикий котенок, запрыгнула в песочницу.
− Теперь нет. Меня Катя зовут. А тебя?
− Паша.
− А что ты строишь?
− Замок и подземный тоннель. Хочу, чтоб машинка, − он достал из угла песочницы небольшую металлическую игрушку, − могла проезжать глубоко под землей.
− Можно я тебе помогу?
Павлик недоверчиво посмотрел на девочку, но кивнул в ответ. Катя начала руками сгребать песок в большую кучу.
Через час родители, подходя к дому, увидели дочку, ползающей в песочнице. Мама ахнула. Белое платье стало коричневым, на панаме отпечатались грязные пальцы. Катенька увлеченно играла с незнакомым мальчиком.
Глава 5. Ракушка
В последующие две недели Катю не могли дозваться домой. С утра до вечера они с Павликом играли во дворе. Анатолий Иванович выносил им жестяное ведро, до краев наполненное водой, чтобы дети поливали сухой песок и склеивали возводимые дома, замки, дороги и тоннели.
Во время игр Катя узнала, что мальчику скоро исполнится семь лет, и он тоже пойдет в первый класс. Что уже год занимается плаванием. Что его отец-летчик погиб при исполнении служебного долга, как ему рассказывала мама. Что живет он в соседнем дворе, а приходит сюда, потому что здесь тихо и песок хороший.
Ребята подружились. Но отпуск родителей подходил к концу, и надо было возвращаться домой.
Теплым вечером накануне Катиного отъезда они с Пашей сидели на скамейке возле песочницы. Легкий ветерок ласкал их лица в мягких лучах заходящего солнца.
− Когда я вырасту, стану строителем, − Павлик посмотрел на Катю. – А ты?
− Не знаю. Папа говорит, что я должна стать известной. А мама, что это не важно. Что самое главное – быть хорошим человеком, − болтая ногами, ответила девочка.
− А еще я хочу быть сильным и смелым, как мой отец. Хоть я его и не помню, но горжусь им.
Мальчик кашлянул.
− Ты приедешь в следующем году?
− Я бы хотела. Но родители, наверное, опять повезут на юг, раз нынче здесь отдыхаем.
− А я ни разу еще не был на море, − с грустью в голосе сообщил Павлик.
Притихли. Вдруг Катя сорвалась с места, побежала и, обернувшись, крикнула:
− Подожди, я сейчас!
Минут через пять вернулась, прижимая к груди что-то небольшое.
− На! Это тебе. На память.
Она протянула руку, раскрыв кулачок. На ладони лежала песочно-бежевая ракушка размером не больше детского сердечка. Маленький домик. Красивая завитая раковина. Кусочек моря.
− Если приложишь к уху, услышишь, как шепчет море.
Павлик осторожно взял подарок и поднес к уху.
− Ну как? – девочка широко раскрыла глаза.
− Ага, шумит, − он внимательно посмотрел на завиток. – Спасибо. А крапинки, как твои веснушки.
И дети дружно засмеялись.
На следующее утро поезд увозил Катю за тысячи километров от счастливого дошкольного лета.
Глава 6. Папироска
Во втором классе мать нашла у Павлика папироску. Та выпала из школьных брюк, которые он сбросил прямо на пол, вернувшись с уроков. Торопился в бассейн на тренировку. А у Валентины в этот день был выходной, и она устроила большую стирку.
Подняв находку, положила в кухне на подоконник.
«Что же делать? Как отучить от этой заразы?» – размышляла женщина, закладывая хлопчатобумажное постельное белье в стиральную машину «Урал». Насыпала порошок, включила реле времени. Машина заурчала.
Присев на табурет, Валентина начала мысленно перебирать варианты наказания.
Прошло пять минут. Электродвигатель остановился. Щипцами для белья она вытащила пододеяльник. Провернула через валики для отжима. Сбросила в ванну для первого полоскания.
И тут женщину осенило.
Накинув поверх ситцевого халата легкую вязаную кофту, прямо в домашних тапочках Валентина вышла на лестничную клетку. Прикрыла дверь. Поднялась на этаж выше.
Здесь жил дядя Ваня − знатный куряка еще со времен войны. Все соседи уважали его. Он прошел Финскую и Великую Отечественную, был дважды ранен. Сердечко у него пошаливало, но врачей дядя Ваня не слушал, смолил по-черному.
Валентина постучалась в квартиру. Никто не ответил. Постучалась громче. Приложила ухо к двери и услышала шаркающие шаги. Дверь отворилась. На пороге стоял сухонький старичок в синем трико с вытянутыми коленками.
− Дядя Ваня, выручай, − сказала женщина.
− Чего-сь случилось?
− Пачку папирос надо.
Дед, прищурив один глаз, оценивающе посмотрел на соседку.
− Курить что ли вздумала?
− Не я. Потом расскажу. Есть у тебя?
Дед, почесав затылок, нехотя достал из кармана «Беломорканал».
− На вот. Только уже начатая.
− Ничего, пойдет. Я тебе, дядя Ваня, завтра новую куплю.
Схватив пачку, Валентина вернулась в квартиру.
Когда Паша пришел с тренировки, мать позвала его в кухню.
Она сидела напротив окна и отрешенно смотрела вдаль. На столе лежали одна папироса и пустая банка из-под рыбных консервов.
− Твое? – спросила мать, указав на курево.
Сын молчал.
− Выпало из брюк. Так это твое?
− Да.
− Пробовал?
Молчание.
− Я спрашиваю, курил?
− Да.
− И как? Понравилось?
Тишина.
− Значит, понравилось.
Мать вынула из кармана спички и пачку папирос. Положила на стол перед сыном.
− Доставай и закуривай.
Паша остолбенел. Замотал головой.
− Бери, − скомандовала взбудораженная женщина. – Ну, живо!
Мальчик вытащил одну папироску.
− А теперь зажигай и кури.
− Не буду.
− Будешь! – сверкнула серыми, большими, как у совы, глазами.
Трясущимися руками Павлик чиркнул спичкой. Поджег. Закурил.
Мать сидела и смотрела. Сын хотел после двух-трех затяжек бросить окурок в консервную банку, но она не позволила.
− Выкуривай до конца, − сказала сурово.
Когда с первой папиросой было покончено, Валентина заставила сына взять вторую, потом третью.
− Я не хочу больше, − проскрипел мальчик.
Но она была неумолима.
− Мы еще не закончили. Хотел курить – пожалуйста!
В глазах женщины стояли слезы. То ли от тяжелого дыма в кухне, то ли от злости на себя за столь суровое наказание.
Паша кашлял. Бледное лицо, синяки под глазами. Руки тряслись, но он докурил. И стал почти зеленым.
− Ну что, хватит? – спросила мать.
− Да, − тихо ответил сын и, шатаясь, вышел из кухни. Но повернул не в комнату, а в туалет.
Его рвало, выворачивало изнутри все легкие. Мальчик думал, что умирает.
Мать быстро открыла форточки, налила сыну воды. Полчаса помогала промывать желудок, чтобы вывести всю гадость. Потом Паша уснул и проспал двенадцать часов.
После этого случая Корчагин никогда больше не курил.
Глава 7. Пионер
21 апреля 1981 года
− Я, Корчагин Павел, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь горячо любить свою Родину. Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия. Всегда выполнять Законы пионеров Советского Союза, − громко произносил третьеклассник на линейке накануне дня рождения вождя революции.
А через неделю на одной из перемен Корчагин подговорил четверых одноклассников идти после уроков в церковь. Клад искать.
− Ты что, Марьиванна узнает, родителей в школу затаскает, − прошептал, оглядываясь по сторонам, хорошист Славка Подгорный, командир их бывшей октябрятской звездочки.
− И из пионеров сразу исключат, − добавила белобрысая Светка.
− Не узнают. Если никто не сдаст, − поставил точку в разговоре Пашка и прищуренным взглядом обвел остальных.
Тихоня Наташа и санитарка Вера дружно замотали головами. Могила.
Храм располагался на въезде в город. Старики рассказывали, что после революции главный колокол сбросили, а иконы, серебряное и золотое убранство церкви безвозвратно исчезли. После войны здесь размещался склад, клуб. Затем, пока не построили общежитие, жили геологи. Теперь же храм стоял заброшенный.
Через заколоченные двери пройти было невозможно. Но ребята нашли лазейку и, бросив портфели в темный закопченный угол здания, стали осматривать и простукивать стены. Прошел час. Однако ничего кроме надписи «Саша + Таня», разбитой бутылки-чебурашки да паутины не обнаружили.
На колокольню вела полуобвалившаяся деревянная лестница. Пашка, недолго думая, стал подниматься. Он всегда стремился быть первым. Страха не знал. Следом пошел Славка. Третьей – Верка.
Ступеньки скрипели. Вдруг одна сломалась под левой ногой Славика, и тот провалился по колено. Корчагин среагировал мгновенно: ухватил друга за руку и помог выбраться. Две девочки, не успевшие еще зайти на лестницу, ахнули и остались стоять внизу.
− Мы не пойдем, − чуть не плача, проговорила Наташа.
− Эх вы, трусихи! Мы же пионеры, всегда должны быть первыми, − отважно произнес Пашка и стал взбираться выше.
Через минуту троица стояла на колокольне.
Перед взором ребят открылась красота родного края. С одной стороны − берег извилистой реки, куда летом они бегали купаться и ловить рыбу, подвесной мостик, деревянные дома, вьющийся легкий дымок из труб. А с другой – лес и горы, на фоне которых виднелся башенный подъемный кран и котлован.
Глядя на начинающееся строительство нового микрорайона, Пашка подумал: «Я тоже когда-нибудь построю дом». Стать строителем была его главная мечта.
