Kitobni o'qish: «Совместное дыхание. Жизнь и любовь подводных пловцов»
Светлана Хромова родилась и живёт в Москве. Окончила Литературный институт имени А.М. Горького. Публиковалась в журналах «Литературная учёба», «Пролог», «Дети Ра», «День и ночь», «Октябрь», газетах «НГ-Exlibris», «Литературной газете» и др. Автор книг стихов «Память воды» – М.: Воймега, 2011, «Непоправимый рай» – М.: Воймега, 2018. Основатель творческого объединения «Белые камены».
1. Анна-Мария
04.10.2016
Фейсбук
Какая разница – зима или весна. Все идет так быстро, и времена года меняются прежде, чем я начинаю тосковать по новому. Еще есть силы удивляться – сегодня хожу в теплой куртке, а через несколько недель можно будет выходить из дома в платье – это ли не чудо? Место то же, но время переменилось – каждый миг оно другое. Минуты вьются вокруг меня, вылетают из рукавов, выскальзывают из рук, исчезают именно тогда, когда я дотрагиваюсь до них. И среди этих минут нет ни одной моей.
Дневник
Как легко и свободно, но в то же время грустно. Не знаю, что делать с работой. Вроде бы с Г. все стало нормально, но иногда я часами просматриваю вакансии, рассылая на подходящие резюме. Потом не отвечаю на звонки… Когда есть уверенность, что могу уйти в любой момент, – становится легче.
Раньше казалось, мы обо всем поговорили, и нет причины переходить в другое место. Но почему-то тяжело встречаться с ним. Я думала, это просто, чтобы разъединиться, людям достаточно перестать спать вместе. Но есть что-то еще. Вроде бы мы друзья, но на самом деле никакие мы не друзья, и все это знают, и мы это знаем, и та девица это знала. И продолжаем притворяться, что все нормально, словно не осмеливаясь разжать руки окончательно. И когда наконец решается один – второй продолжает его держать, и наоборот, и это все бесконечно и непонятно, сколько будет длиться и как это прекратить. Как будто моя жизнь изменилась, пошла дальше, но одновременно я осталась на месте. Словно подыгрываю себе, обманывая несуществующей реальностью, а на самом деле – ничего не меняется. Ничто не меняется и ничего не хочется. Я надеялась на дайвинг, но сегодня не хочу даже его, не знаю, пойду ли на первое занятие…
Проснувшись, она сразу поняла: сегодня ее зовут Анна-Мария. Провела пальцем по темному экрану. Телефон ожил. Половина десятого. Перевела взгляд на настенные часы – действительно, девять тридцать. Почему-то часам со стрелками Анна-Мария доверяла больше. Они кажутся более реальными, чем электронные устройства. Самый загадочный вид времени обитает в циферблатах с римскими цифрами – в детстве такие висели на кухне. Маша долго не могла запомнить значение галочек, палочек и крестиков, пока не нашла простой выход: просто запомнила их расположение на часах. Отец ликовал и при каждом удобном случае хвастал перед друзьями: «Одаренный ребенок! Всего пять лет, а уже понимает! Видите, вся в меня! Ну-ка, скажи нам, который час?»
Было страшно – не угадать или перепутать: родители так расстраивались из-за ее ошибок. Одаренный ребенок называл правильное время. Но если бы ей показали не часы, а карточки, то опознала бы она только I, II, III. К счастью, взрослым такое в голову не пришло, со временем цифры запомнились, но теперь каждый раз, вглядываясь в римские циферблаты, она чувствовала смесь таинственного уважения и легкой горечи. Несомненно, внутри таких часов живет настоящая тайна.
Анна-Мария устроилась поудобнее на подушке и снова разбудила мобильник. «С помощью каких инструментов удается проникать в другое сердце, чтобы маленькими шажками, по чуть-чуть продвигаясь вперед, однажды оказаться в самом его центре. Решить, что это навсегда. Перевезти свои вещи. Купить мебель и телевизор. Обзавестись собственными традициями. Регулярно делать уборку и проветривать обжитое пространство, обрекая хозяина сердца на малопонятные для вас обоих муки». Она нажала кнопку «опубликовать». Почти сразу появился красный значок: «Варваре Чаловой нравится ваша публикация». Тут телефон задрожал, и на экране высветился незнакомый номер.
– Марианна Валерьевна? Доброе утро! – запел женский голос. – Хочу напомнить, что дайв-центр «Твоя глубина» будет рад вас видеть сегодня в семь часов вечера! Вы придете?
В детстве Анна-Мария прочитала у Булычева про операцию по вживлению человеку жабр. И искренне надеялась, что к тому времени, когда подрастет, такие процедуры станут возможными. Она изучила все книги Кусто, а когда однажды серию его фильмов показывали по телевизору днем, ей даже разрешили не ходить в школу. Нырять она научилась раньше, чем плавать. В воде становилось легко, словно законы земного притяжения, да и сама жизнь были не властны в этом мире, называемом безмолвным, но на самом деле наполненном звуком, цветом и особенной плотной силой. Вода обнимала ее, бережно поддерживая тело во время нехитрых погружений, и выносила на поверхность, когда Анне-Марии нужен был новый воздух, чтобы опять исчезнуть в водной стихии.
– Да я помню, спасибо, – вздрогнув от «Марианны», скорее вопросительно, чем утвердительно ответила она радостному голосу. Марианной назвал ее отец в честь своей любимой актрисы Марианны Вертинской. Мать, ревнуя к заэкранной диве, была категорически против. Она вроде бы даже уговорила отца назвать ее Анной. Но когда тот пошел в ЗАГС регистрировать имя ребенка (мама пойти не смогла, она неважно чувствовала себя после родов), то записал дочь Марианной. Мать не разговаривала с ним месяц, у нее чуть не пропало молоко, и она даже пыталась уехать с маленькой Марианной к родителям. Но отец не отпустил, в конце концов они помирились, но мама звала ее Аней – так сокращая полное имя. Отец называл дочь сначала Марианной, а потом, видимо, вслед за женой, начал звать Анной-Марией. Из всех имен Марианне меньше всего нравилось именно это, двойное: оно казалось ей злым и скользким, как одна из африканских рептилий из коллекции ее отца. Поэтому чаще она представлялась Машей и иногда Марианной. Хотя иногда ей хотелось побыть Анной. Или даже Анной-Марией, в зависимости от настроения. Произнося разные имена, она словно примеряла разные платья, становясь доброй и чуткой Машей, или ответственной Аней, или смелой и решительной Марианной, а иногда – злой Анной-Марией. Больше всех ей нравилась Маша, но в глубине души она завидовала Анне-Марии, ее злости и независимости, недоброй силе и умению получать желаемое любой ценой. Анна-Мария была способна на все, и Маша боялась, но и любила ее за это. В детстве она старалась быть Машей. Или Аней. Они обе так нравились родителям! «Будешь доброй и послушной, мы будем тебя любить!» – будто бы говорили они. А кому же не хочется, чтобы его любили. Иногда все эти имена начинали спорить в ней, словно говорящие куклы, сражаясь за право выйти наружу и быть настоящей. И часто именно Анна-Мария оказывалась побежденной. Но иногда и она брала верх. Словно пленник, годами сидевший взаперти неведомо по какой вине, она вырывалась на волю, наполненная обидой и гневом, желая лишь одного – отомстить. Это она сломала мамин подарок к Новому году за то, что та не отпустила ее гулять. Она убила куклу потому, что пластмассовая Таня с прозрачными голубыми глазами не захотела ее слушаться. Она подсыпала в чай отцу горькие лекарства, думая, что это яд, ведь он не взял ее с собой в командировку. Она сбросила Марианну с велосипеда, разогнавшись с крутой горы и резко вывернув руль. Это все она…
Маша положила телефон на стул и подключила к нему шнур от зарядки.
– Идти или нет?.. – размышляла она, пытаясь найти в шкафу свои купальники. С одной стороны, Марианна давно мечтала научиться нырять с аквалангом, но во время учебы времени ни на что не хватало. Да и потом, часто вспоминая свое давнее желание, постоянно откладывала. Сегодня исполнению мечты ничто не мешало, но настроения не было даже на то, чтобы вовремя проснуться.
«Нормальные люди, чтобы развеяться, идут в бар. А тебе нужно найти что-то несусветное! – подключилась к внутреннему разговору Анна. – И вообще, что за слово такое: развеяться? Развеять себя?»
«Ага, как прах над морем», – ехидно подсказала Марианна.
«Так, замолчали все!» – уже вслух произнесла она и сбросила одежду на пол. Наконец с верхней полки был извлечен пакет с купальниками на случай, если занятие состоится. Высыпав пестрые тряпочки, Маша задумчиво перебирала пляжные наряды. Были выбраны два варианта: слитный золотисто-коричневый и раздельный красный. Первый ей особенно нравился. Выпрямившись перед зеркалом, она внимательно посмотрела на свое отражение. Легкая ткань, переливаясь золотыми искрами под светом лампы, обхватывала все нужные изгибы, украшая ее фигуру. Марианна вспомнила, как обрадовалась, когда после долгих поисков нашла в каком-то недавно открывшемся магазине этот купальник: они с Геней тогда собирались поехать в Италию… Она вздохнула и переоделась в красный, понимая, что выбор уже сделан – золотистый нравился ей больше, но, глядя на него, Марианна начинала грустить, вспоминая их первую совместную поездку. «Попа могла бы быть и побольше», – она обернулась и посмотрела в зеркало. «А кость поуже!» – тут же поддразнила Анна-Мария. Маша повернулась к зеркалу и приподняла длинные каштановые волосы. «А все-таки хороша!» – довольно объявила она. Обычно Марианна себе нравилась. Высокая, с правильными чертами лица, оттененными темно-серыми глазами с легким намеком на монгольский разрез, – подарок от прабабушки. Последний раз Маша виделась с ней, когда ей было пятнадцать – они ездили в Екатеринбург на похороны прадеда. А до этого бабушка Настя видела ее совсем маленькой. Едва Марианна зашла в деревенский дом с крашеным деревянным полом, красными геранями и занавесками на окнах, прабабушка подвела ее к окну, отошла немного и осмотрела со всех сторон. «Лучше мамы», – покачав головой сказала она, и Анна-Мария от этих слов почувствовала такой внутренний восторг, что ей даже стало чуточку стыдно.
Покрутившись еще немного, Марианна сняла красный купальник и вздохнула с облегчением. Теперь осталось выбрать одежду на сегодня. «И кто взял мою блузку?!» – Маша обиженно посмотрела на ворох одежды, занимающей почти все гардеробное пространство. Можно было выбрать любую другую, но ей хотелось надеть именно эту – лимонно-желтую, с золотыми пуговицами. «Может, Геня забрал? Специально, чтоб я сейчас страдала…» – но отвергнув эту мысль ввиду ее совершенной абсурдности, Марианна вздохнула и принялась сбрасывать рубашки и кофточки с полки на пол… Блузки не было. Настенные часы и часы в телефоне, словно сговорившись, показывали половину одиннадцатого. «В дому дырок нет!» – вспомнились бабушкины слова. И тут ее осенило – она вышла на середину комнаты и громко произнесла: «Черт, черт, поиграй и отдай!» Баба Настя всегда делала так, когда что-то не могла отыскать. Марианна внимательно рассмотрела пеструю тряпочную груду под ногами и даже разворошила ее, но блузка так и не появилась. Окончательно потеряв надежду, но все же, на всякий случай, в последний раз перебирая вешалки, она обнаружила желанную вещь, коварно прятавшуюся под пиджаком. Не определившись, что ей делать: радоваться, что блузка нашлась, или злиться из-за беспорядка на полу, Маша помчалась на кухню в надежде, что все же успеет проглотить что-нибудь на завтрак.
* * *
Когда Марианна поднялась на свой этаж агентства недвижимости «Жилые метры», часы в приемной показывали без четверти двенадцать. Она нервничала, сегодня ей особенно не хотелось повстречаться с Геней, хотя он с давних пор делал вид, что не замечает ее опозданий. И даже сейчас это не изменилось.
Когда они разошлись, сослуживцы недоумевали: «Вы такая красивая пара! Мы уже все приготовились к свадьбе…» Девочки пытались выведать у Марианны, что же случилось на самом деле. И как она могла им объяснить, что ничего не случилось. Ничего. Просто однажды ночью Маша слезла с их кровати на пол и там, на ковре, который вдруг стал колючим, поняла – она больше никогда сюда не придет. Что не хочет сюда приходить. Утром Марианне почему-то ярче всего запомнился косой рисунок восходящего солнца на серой стене кухни, хотя больше должен был запомниться силуэт еще ни о чем не подозревающего мужчины, сидящего против света. Если бы он мог слышать чужие мысли, то услышал бы ее беспомощное, отчаянное и окончательное: «Я больше никогда сюда не приду…» Но Геня только спросил: «Ты чего такая хмурая сегодня?» Но это было в конце. Начиналось все совсем по-другому…
Как потом Сергей признался Маше – она ему сразу понравилась. Да и ей было приятно внимание своего руководителя. В тридцать четыре года Сергей Дмитриевич был одиноким разведенным мужчиной, без детей от первого брака. Поговаривали, что он застал свою жену с другим у себя дома, но Марианна не особенно этим интересовалась, в конце концов, какая разница, что было до нее. Неглупый и рассудительный, он умел красиво ухаживать, и однажды Маша подумала: а почему бы и нет? Они гуляли, ходили в театры и на концерты, путешествовали. Через какое-то время Геня предложил переехать к нему, и она не отказалась. Маша знала, что он всегда поможет, если ей что-нибудь понадобится, Геня восхитительно готовил и часто подкладывал под ее подушку разные подарки: от шоколадки до ювелирных украшений, которые она очень любила. Сергеня был почти идеален. Смущало ее только одно: когда подруга спрашивала: «Ты его любишь?», Маша после некоторой паузы выжимала из себя: «Ну да». Постепенно она стала замечать, что Геня во время еды как-то особенно громко жует, а по ночам наваливается на нее так, что становится трудно дышать. Обычно Марианна выскальзывала из этих любящих объятий, но Геня снова подбирался к ней и обхватывал. Тогда она отталкивала его, но через какое-то время он пододвигался к ней снова. Маша не могла понять, спит он или нет во время этой ночной борьбы. А однажды ей захотелось его ударить так, чтобы он свалился с кровати и уже не смог на нее забраться…
В начале любви человек словно открывает дверь и попадает в комнату, наполненную светом – на потолке великолепные люстры с множеством лампочек. Время идет, и постепенно лампочки начинают гаснуть. Одна, вторая, третья… А потом гаснет самая главная, последняя лампочка. И эта темнота уже никогда не сможет стать светом.
– Маша! Как можно! И как Сергей Дмитриевич это терпит! – выглянула из-за хитрых кудрей секретарь Мила.
– Сергей Дмитриевич – святой! Сама знаешь, – загадочно улыбнулась Маша. И, понизив голос, спросила: – На месте?
– Не волнуйся, у него встреча! – почему-то тоже шепотом ответила Мила.
– Отлично! – обрадовалась Марианна.
– Может, кофе попьем или у тебя что-то срочное есть?
– Не-а, ничего. – Маша поставила сумку и расстегнула пальто.
– Ух ты, какая блузка! Тебе идет! Новая? – Мила даже приподнялась над столом, оценивая с трудом разысканный наряд. – А как там ваш «Достоевский»? Ирка вчера чуть не плакала!
«Достоевский» был одним из тех невыносимых объектов, рекламное описание которого отличалось от реальности так же, как балет от греко-римской борьбы. Новый подмосковный микрорайон с одной стороны окружала промышленно-заводская зона, с другой – кладбище (застройщик клятвенно обещал, что больше там не хоронят), примыкающее практически вплотную к домам, а окна третьей стороны выходили на бесконечные теплицы, окрашивающие ночное небо в нежно-зеленый свет. Хозяева жилого комплекса, явно издеваясь, дали ему имя «Достоевский». Купить здесь квартиру может только идиот, а все равно купят, куда денутся! Всего тридцать минут от Москвы! Без учета пробок, разумеется.
– Бедная Ира! Это просто ужасно! – отозвалась Маша. – Вот, посмотри, что они прислали. – Она вытащила из вороха рекламных буклетов красочную брошюру. – Даже не знаю, как можно описать этот кошмар, чтобы получилось «актуально и привлекательно».
– Ну как? «Степ бай степ!» – процитировала начальника Мила. – Неужели правда так сложно? Погоди, сейчас попробую! Можешь записывать! – Она вдохновенно посмотрела куда-то вверх. – Тихие соседи… Это во-первых. Во-вторых…э-э-э, ну, зеленый район.
– Зеленый район! Хочешь, чтобы меня уволили?
– Ой, ну тебя-то точно не уволят! И вообще я есть уже хочу. Тебе с молоком? Мила дотронулась до кофемашины розовым коготком, и та послушно заурчала, наполняя воздух приятным кофейным ароматом.
Добравшись до своего стола, Марианна придвинула к себе клавиатуру и положила рядом нарядную книжицу с фотографиями «Достоевского». Ненадолго задумавшись, она принялась выстукивать первое предложение: «Благоустроенный район недалеко от Москвы». Так, кладбище… «Спокойный район. Из окон кирпично-монолитного жилого комплекса открывается вид на зеленый массив, рядом – исторические здания, сохранившие старинный православный облик…»
– А что – очень даже актуально, – ухмыльнулась Маша, вспоминая крошечную часовенку у входа на кладбище, и продолжила:
«Удобная транспортная доступность, отвечающая всем современным требованиям»… Теплицы. С теплицами-то что делать? Ага: «Зелень круглый год…» Или нет: «Свежие цветы – круглый год!» – Марианна довольно рассмеялась. Полет мысли прервал телефонный звонок.
– Анечка, здравствуй, – торопливо произнес мамин голос.
– Привет, мам, – отозвалась она.
– Ты заплатила за электричество?! – прокричал телефон, и Маша отодвинула его от уха.
– Мама, я на работе, – Марианна попыталась свернуть разговор, заранее зная, что не получится.
– Твоя работа – это не работа!
Маша окончила юридический, хотя мечтала о журфаке. Но родители очень хотели, чтобы их дочь была юристом. С работой после института не клеилось, и однажды, когда Марианна второй месяц сидела дома в поиске работы, Варя, как раз окончившая журфак, предложила через знакомых поработать в агентстве недвижимости редактором сайта, пока она не найдет себе что-то другое. «Грамотность у тебя двести процентов, стиль ты чувствуешь, по постам твоим вижу. Попробуй, заодно посмотришь, нравится тебе такое или нет». И Маша, рассчитывая поработать пару месяцев, так и осталась на этом месте. Впервые она чувствовала радость и удовлетворение от своей работы. А потом и Геня…
– Буквы поправлять на сайтах каких-то! – продолжал кричать телефон. – У детей вон все мозги набекрень из-за ваших планшетов! А ты попробуй сорок тетрадок за ночь проверить, да еще и к завтрашнему уроку подготовиться!
Маша отодвинулась от мобильного еще дальше и начала просматривать почту. Но через несколько минут она не выдержала:
– Мам, я заплатила за электричество! И за все остальное тоже! Ну сколько можно!
– Анна, не груби матери! Я подарила тебе жизнь! Твое поколение – потерянные для страны люди! А баба Люся опять нас затопила, не знаю, что с ней делать! Ты когда приедешь? Наверное, уже забыла, как еда нормальная выглядит?
– Да все нормально у меня с едой!
– Да! А суп у тебя есть?
– Да есть у меня суп!
– Суп у нее! Небось острый! Я заеду к тебе. Ну все, хватит болтать, у меня урок начинается.
– Пока.
Маша положила телефон и попробовала вернуться к «Достоевскому». Некоторое время она сосредоточенно смотрела на экран, но это не помогло. Тогда она взялась за текучку – обработку технических текстов от риелторов. Нужно было сделать эту информацию привлекательной для покупателя и выложить на сайт. В первом письме оказалась заявка из Петербурга. Описание было впечатляющим:
Квартира трехкомнатная, после капитального ремонта стала двухкомнатной.
Есть возможность расширения квартиры вверх и в сторону.
Дополнительная информация: большие, сухие подвалы при желании можно занять.
Во дворе нет мусорных баков и запрещена парковка.
Охрана осуществляется находящимися по соседству Генеральным консульством Японии.
Попытку справиться с этим текстом снова прервал телефон. «Да что ж такое сегодня!» – возмутилась Маша.
– Привет, как дела? Слушай, – затараторила Варя, – я вчера ходила в бар, познакомилась с парнем. Наш ровесник. Рассказала ему мою историю, как мне хреново. Он мне сразу сказал: да бросай ты этого козла, ты такая красивая!
Марианна, не успевавшая следить за романами подруги, больше похожими на краткосрочные командировки, чем на источники серьезных страданий, давно перестала удивляться быстрой смене мужских имен и серьезно реагировать на ее «отношения». Хотя последняя история на любовном фронте мало того, что тянулась уже почти год, но и разительно отличалась от других. И хотя последнего избранника несколько смущали Варин муж и ребенок, да и сам он был глубокоженатым человеком с двумя детьми, в этот раз Варька превзошла саму себя – она хранила верность предмету своего обожания, писала ему любовные письма и тратила кучу денег на одежду и косметологов. Маша даже начала опасаться, что эта история добром не кончится, поэтому новость ее обрадовала.
– Он хоть симпатичный?
– Да, очень даже!
– А как зовут?
– Денис. У них с женой ребенок не получается.
– Ага, и он ходит по барам в надежде, что ребенок получится с кем-то другим.
– Да ну тебя! Он вел себя очень прилично, руки не распускал… И так на меня смотрел!
– А как же твой Максик?
– Да я верна ему, как монашка! Митеньке, кстати, тоже. Ты слушай, когда я уходила, он вышел меня провожать, и я ему кричала через дорогу, что люблю другого! Навечно! Ты, кстати, когда уже приедешь? Пойдем сегодня со мной в этот бар, что ты все киснешь?
– Я не кисну, и сегодня я не могу – у меня урок дайвинга, – похвасталась Марианна.
– Дайвинга? Впервые слышу! Тихушница! Вот вечно ты так! Ну и не теряйся, вылови там ихтиандра посимпатичнее!
– Я не за этим иду!
– А за чем же?
– Хочу научиться нырять с аквалангом.
– Рассказывай! – возмутилась подруга.
– Слушай, давай я вечером расскажу, мне еще работу доделать надо.
– А, ну ладно. Только вечером позвони обязательно!
– До вечера, – ответила Маша, понимая, что скоро рабочий день закончится.
* * *
Темнело уже по-октябрьски рано. Фонари подсвечивали густой прохладный воздух. В двери бассейна «Альбатрос» входили и выходили люди со спортивными сумками. Галдящие школьники, бодрые дамы-пенсионерки, атлетически сложенные мужчины. «Я только попробую, и если не понравится, сразу уйду», – уговаривала себя Маша, чувствуя странную растерянность, даже тревогу. Миновав серые коридоры и бесконечные стенды с грамотами и спортивными наградами, она оказалась перед светло-зеленой дверью, на которой висела фотография группы жизнерадостных ныряльщиков. «Добро пожаловать в команду!» – прочитала начинающая аквалангистка и потянула на себя ручку двери.
Комната оказалась достаточно многолюдной, и Марианна остановилась, пытаясь найти того, кто ей нужен. За длинным столом сидели люди, обсуждавшие, стоит ли нырять на Родосе. Возле другого стола собралось несколько мужчин, один из которых пытался прикрепить круглую деталь к чему-то, похожему на длинную палку. Над окном висела тканевая растяжка с именем клуба: «Твоя глубина». Стены пестрели дипломами, сертификатами, морскими картами и фотографиями с видами подводного мира. Анна-Мария сразу заметила темноволосого мужчину, напомнившего ей Жана Рено из «Голубой бездны» Бессона. «Надо же, как похож!» – подумала она, а вслух громко сказала: «Мне нужен Игорь Суханов». И – у нее внутри будто что-то подпрыгнуло, киногерой повернул голову, внимательно посмотрел на нее и произнес: «Вы, должно быть, Марианна?» «Можно просто Маша», – ответила она.
