Kitobni o'qish: «Остров затонувших кораблей»

Повесть о пиратах и сокровищах, записанная Джеймсом Хокинсом по воспоминаниям некоторых, во многих отношениях замечательных, людей.

(Перевод В.Поддубного, 2016 год.)

КНИГА ВТОРАЯ

ПИАСТРЫ

Предисловие
По следам воспоминаний

Рассвет незаметно проник в дом. Дождь прекратился, сквозь окна заглядывало утреннее солнце, напоминая о том, что ночь миновала. Яркие солнечные лучи окрасили стены розовым, обещая ясный день.

Мы сидели у погасшего камина, забыв о том, чтоб подкинуть дров.

Кое-что из того, что рассказал Джек, я знал из записок Капитана, Били Бонса, из его отрывочных рассказов. Ручейков, слившихся теперь в единую реку.

Джек Рэдхем был интересным человеком.

Я слышал его имя. Искатель приключений, знаменитый корсар, потопивший не одно вражеское судно. Дерзкий и удачливый. Карьера его прервалась в одночасье, из за какой-то ссоры с власть предержащими. После этого Рэдхем был объявленным вне закона и исчез с горизонта.

И вот, несколько лет спустя, он появился в моём доме, с громким и нежданным заявлением.

Я не мог понять, каким образом этот человек может претендовать на часть сокровищ Флинта. Судя по возрасту, сам он родился спустя много лет после смерти знаменитого пирата. Бен, возможно, знал ответ, но в присутствии гостя не мог просветить меня на сей счёт. Пришелец, в свою очередь, не спешил подходить к этому вопросу. Он просто рассказывал то, что знает о событиях, предшествовавших моим приключениям на острове Сокровищ. Рассказывал так, словно сам принимал в них участвие. Я мог лишь гадать об истоках подобной осведомлённости.

Долгий разговор всё же не расположил нас к откровенности. Слишком замкнутым был этот человек. Наклонив голову, он больше слушал, нежели говорил.

Я рассказал о Билли Бонсе. Как он появился у нас, в трактире «Адмирал Бенбоу». Коротко вспомнил о том, что Капитан родом из провинции, из простой семьи. В ответ услышал подробную историю о юности Уильяма Томаса. Откуда Джек Рэдхем мог знать историю Бонса? Наверняка лишь из первых уст. Возможно, он сам был родом из тех же земель?

Бен Ганн поначалу в разговор не встревал. Но когда мы дошли до времён и событий, участником которых являлся сам Бен, слова посыпались из него, как из рога изобилия. Он поправлял нас, добавлял интересные детали, вспоминал имена – память у Бена была просто замечательной, и могла тягаться лишь с его неистощимой фантазией. Он так разгорячился, что не давал нам и рта раскрыть, рассказывая, убеждая и красочно обрисовывая детали, всплывавшие в его памяти.

Вскоре он выдохся и в тот же миг захрапел, устало откинувшись на софе. Мы смогли продолжить спокойную беседу.

Всё, о чём мы говорили, изложено в этой книге. Я попытался собрать воедино все разрозненные истории, облечь их в удобочитаемую форму, избегая неувязок и лишних деталей.

Я упорядочил рассказы Бонса, слышанные мной в те дни, когда он длинными вечерами раскуривал свою трубку у камина, предаваясь воспоминаниям, иногда шокирующим. Его истории будоражили умы наших поселян, изнывавших от серой скуки. Капитана боялись, но и любили, по своему. Как любят медведя, который миновал вас в диком лесу, не тронув – восхищённо и подобострастно.

Многое я узнал из уст Сильвера, в те дни, когда мы плыли от Острова Сокровищ домой. Сильвер был пленником, он знал это, и потому всеми силами пытался нас задобрить, дабы вызвать к себе лучшее отношение. Он помногу разговаривал со мной – я ведь был единственным, кто уделял ему внимание в те дни. И Сильвер был со мной откровенен, насколько может быть откровенным приговорённый к смерти перед своим исповедником.

Бен Ганн тоже внёс свою лепту в общую исповедь. Вот только слушать его следовало с оглядкой. Память у Бена была замечательная, да ведь и фантазёр он был выдающийся. Один день у него получалось одно, на другой рассказывал совсем другое. События до своёй ссылки на острове он помнил превосходно. Тут ему можно было верить. А вот после… Произошёл словно перелом в его мозгах. Пережитое в одиночестве на безлюдном острове отложило отпечаток на его память.

Однако большой роли это не играло, так как к тому времени я сам принимал активное участвие в эпопее с Сокровищами Флинта.

Сам гость говорил немного, но всегда предельно коротко и содержательно. Излагал известные ему факты так, словно по книжке читал. Ничего лишнего, никаких неважных деталей. Слова его отпечатывались в памяти, подобно заглавиям, несущим саму суть истории.

Я собрал воедино сведения этих четверых, отважных и по своему интересных людей. Все их воспоминания слились в единое повествование.

Историю Сокровищ, откопанных нами на далёком острове.

Часть первая
ОСТРОВ ЗАТОНУВШИХ КОРАБЛЕЙ

Глава 1
Прерванный путь домой

Подхваченные южным пассатным течением, мы на всех парусах устремились к Новому свету.

Солнце поднималось над горизонтом, постепенно догоняя нас с кормы. Яркий огненный свет окрасил палубы. Казалось, начинается пожар – такими чистыми и жгучими в рассветных лучах казались краски. Всё предвещало прохладный день и свежий ветер. Я оставил «Кассандру» и отправился на «Морж». Стоило обсудить дальнейший маршрут. Кроме того, Дарби Мак-Гроу великолепно готовил. Грешно было грызть сухари, имея возможность угоститься запеканкой.

На «Морже» я чувствовал себя спокойней. Верить Флинту – всё равно, что доверить акуле кусок мяса. И ждать, что с того получится, насколько хватит её голодного терпения.

Сокровища лежали в трюме «Моржа». Ящики с монетами и слитками, оружие, серебро. «Кассандра» же имела в трюмах лишь товары с кораблей, захваченных ранее. Сбыть эти товары в Ост Индии по хорошей цене было невозможно, зато они дорого стоили в Индии Западной. Туда мы и стремились, дабы наконец разделить добычу, забыть о скитаниях и вернуться домой. Я мечтал зажить спокойной, мирной жизнью на твёрдой, надёжной суше. И моя доля в добыче позволяла жить так, чтоб не думать о завтрашнем дне.

Но не всё так сложилось, как мы того желали.

Едва я приступил к завтраку, как с палубы донёсся топот и свисток боцмана, созывавший: «Всех наверх».

С кормы к нам приближались корабли. Невидимые в слепящих лучах восходящего солнца, они подкрались слишком близко, чтоб позволить нам уйти. Флаг короля Георга развевался над мачтами.

Проклятый командор Метьюз возвращался в Европу, огибая Игольный мыс. «Лев», «Солсбери» и «Екзетер»; два фрегата и шлюп. Сила, достаточная, чтоб уничтожить любой пиратский корабль в этих водах. И надо же было такому случиться, чтоб они догнали нас в открытом море! Тысячи миль воды вокруг, а рок не позволил нам разминуться. Поразительны шутки судьбы.

Метьюз мечтал отплатить нам за свой позор у Сен-Мари, когда мы случайно перехватили его письмо и предупредили людей на острове о готовящемся рейде против Братства. Был такой случай. Мы напились в таверне и подрались с моряками Его Высочества. Ну, ясное дело, в виде компенсации взяли некие трофеи, завалявшиеся в карманах одного из поверженных офицеров. Там было и распоряжение командора о выходе кораблей в рейд против нас. Судьба была к нам благосклонна! Мы сумели предупредить остальных убраться восвояси с Сен-Мари. Командор Метьюз остался с носом.

И вот у него появился шанс поквитаться с нами.

Корабли приближались. «Морж», перегруженный до бортов, не мог развить былую скорость. «Кассандра» держалась рядом, не поднимая дополнительных парусов. Поначалу я с гордостью подумал: «Вот верные парни, не бросают друзей в опасную минуту!».

Но потом сообразил, о чём они волнуются в действительности. Ясное дело, не о наших шкурах.

На «Морже» поставили лиселя. Помогло это мало. К обеду быстроходные фрегаты настигли нас. Они зашли с двух сторон и кормы, взяв нас в «акульи тиски».

Началась пушечная канонада и обмен ядрами. Трём кораблям эскадры командора противостояли наши потрёпанные «Кассандра» с «Моржом».

В самом начале боя нам повезло. Используя зажигательные бомбы, Израэль удачным выстрелом поджёг паруса на флагмане, лишив его маневра.

Но обстрела фрегат Мэтьюза не прекратил. Пока часть команды тушила пожар, другая продолжала заряжать пушки и вести прицельный огонь. Надо отдать должное солдатам Его Величества, панике они не поддались.

«Екзетер» помогал «Льву» всеми шестью пушками левого борта, не рискуя приближаться ближе. Это было бы самоубийством в его случае – нам не представляло труда взять на абордаж такое судёнышко.

Ядра ложились точно в цель, круша и превращая в щепки всё на своём пути. Над волнами поднимались облака дыма и уносились прочь, подхваченные ветром. Грохот стоял такой, что на континенте слышно было.

И тут фортуна вновь посмеялась над нами. Несколько ядер пробили обшивку по ватерлинии «Моржа». Мы стали черпать воду, и срочно пришлось выделить десяток человек, чтоб наложить заплатки из просмоленной парусины. Трудно заставить людей делать что либо под таким обстрелом. У них возникает лишь одно желание – спрятаться поглубже, забиться в щель, чтоб избежать смертоносных ядер и осколков. И тут уж во всей силе проявлялся талант Долговязого, как командира. Он был везде, поднимал людей выкриками, тычками и угрозами, но главное – своим примером. Он не пригибался, не таился, ходил в полный рост, словно заговорённый, тем самым внушая людям уверенность в том, что всё обойдётся, если не прятаться и действовать уверенно.

«Солсбери» подобрался к «Моржу» и украл ветер. К тому же солнце было на их стороне, слепя нас. Флинт с этим ничего поделать не мог. Чтоб вернуть силу в паруса, ему пришлось бы поставить корабль меж двух огней. О том, чтоб стать на вёсла, и речи не было – слишком мало было у нас людей.

На «Морже» было не безопасней, чем на верхушке просыпающегося вулкана. Трещало дерево, рвались снасти, свистела картечь. Пушки Израеля отвечали нестройно, сотрясая корабль грохотом и заволакивая дымом.

Фрегат сблизился с «Моржом» на расстояние броска каната. В дело пошли мушкеты и пистоли, фальконеты посылали смертоносную картечь, от которой нельзя было укрыться за хлипкими досками обшивки.

В воздухе замелькали крюки и багры. Я впервые в жизни видел, как берут на абордаж пиратский корабль, а не наоборот. Корабли сблизились, заскрежетали борта, затрещали реи, путаясь в снастях. Солдаты, подбадриваемые барабанной дробью, бросились в бой на палубу «Моржа».

Нам редко приходилось драться. Это только в тавернах моряки взахлёб рассказывают о сражениях, о своей храбрости и силе. Я скажу так – половина тех разговоров враки, а другая – преувеличение. На самом деле мы избегали боя, ибо никакая добыча не стоила наших шкур. Но если приходилось драться – тут уж становилось ясно, кто чего стоит. По моему опыту, кто сильно бахвалился в разговорах, тот на деле оказывался в задних рядах. Как говорится, «Глотка большая, да кишка тонкая».

В бою романтики нет. Есть живые и мертвые, и выбирать, кем стать, в нашей воле. Опустить руки и умереть, либо рвать зубами и выжить.

Преимущество в количестве было на стороне «омаров», трое на одного. Но одно дело, драться как солдаты – по команде, за мизерную плату; и совсем другое – защищать свою жизнь. Свою шкуру. Мы были подобны крысам, загнанным в угол. Кто не понимает, о чём я говорю, пусть попытается ударить крысу, у которой нет путей к отступлению. Поверьте, не обрадуется. Я однажды попробовал. Проклятая тварь бросалась на меня, как злобный пёс, несмотря на моё видимое превосходство.

Флинт с такой яростью кинулся рубить и крошить, что мы просто не могли от него отставать. Тут уж он был в своей стихии, с этим не поспоришь. Где появлялся Флинт – оставались трупы. Рубил он беспощадно и без устали, не останавливаясь и не отступая. Врубаясь в ряды противника, он не озирался назад, не оглядывался, рвался вперёд, словно ища смерти в битве…

Абордаж сорвался. Те из солдат, что успели перебраться на «Морж», тут же и полегли. И в тот же миг, повинуясь зову Флинта, мы сами кинулись в атаку, на палубу военного фрегата.

Соскочив с планширя, я увидел окровавленного человека, скорчившегося у дымящейся пушки. Мгновения хватило мне, чтоб сообразить: военная форма, чужой. Не примеряясь, я ударил. Просто опустил тесак, проломив ему череп. Противник свалился, как куль.

Мешкать и размышлять времени не было. На меня с обезумевшими глазами мчался матрос. Я выхватил пистолет и выстрелил. Не промахнулся, но безумец лишь пошатнулся, даже не опустил саблю. Выбросив пистолет, я бросился под прикрытие грот мачты, обогнул её, и рубанул не успевшего остановиться противника в затылок. Тот рухнул плашмя.

На палубе творилось страшное. Все словно обезумели, носились с окровавленным оружием, с вытаращенными глазами. Я видел, как Пёс едва не зарубил Тома; взмахнув клинком, он ударил, и лишь когда Том успел парировать и выкрикнуть ругательство, Пёс узнал его и оставил в покое. Как ни в чём не бывало, он помчался дальше, искать иную жертву.

Я остановился у грот-мачты, не зная, что предпринять. Бой кипел по всей палубе, отовсюду раздавались редкие выстрелы, крики и ругань.

Что-то обожгло ногу, почти сразу со звуком выстрела, но я не имел даже мгновения посмотреть, что случилось – перед самым носом мелькнула сталь, чудом не разрубив мне лицо. Я едва отклонился назад, как последовал новый удар. Его я парировал, одновременно схватившись за бизань-штаг, чтоб сохранить равновесие. Третьего удара не было. Дик Пёс проткнул моему противнику спину кортиком. Тот выгнулся дугой, открыв рот в беззвучном хрипе. Я взмахнул клинком наотмашь, попав по горлу. Кровь хлынула ручьём…

Жарче всего было на баке. Громадный негр крушил направо и налево огромной, под стать себе, дубиной. Я узнал Матангу, новенького. Он уже разнёс череп одному из матросов и переломал кости другому, корчившемуся у шпиля. Остальные избегали приближаться к великану, пытаясь достать его со спины. Еще двое наших теснили вооружённого саблей офицера к бушприту, собираясь если не изрубить того, то сбросить за борт.

Остальные противники отступили к левому борту, где пытались рассредоточиться для дальнейшего сопротивления. Джон с двумя матросами подступался к ним со стороны кормы, пытаясь обойти с фланга. Второй офицер, дравшийся уже в одной рубахе, запятнанной кровью, не позволял им приблизиться, ловко орудуя длинной шпагой.

Если враги соберутся, то бой затянется. Этого нельзя было допустить.

Хэнки с марса уже положил одного, и выбирал новую цель, пока «омары» метались по палубе, не в состоянии сообразить, где враг и откуда стреляют.

Я схватил Пса за шкирки и прокричал тому в ухо:

– Давай за мной!