Kitobni o'qish: «Экономист на диване: экономическая наука и повседневная жизнь. Пересмотренное и дополненное для XXI века издание»

Стивен Ландсбург

Shrift:

Steven E. Landsburg

The Armchair Economist:

Economics and Everyday Life

Revised and Updated for the 21st Century

Перевод с английского Людмилы Гончаровой

Под научной редакцией Екатерины Головляницыной

Originally published by Free Press, a division of Simon & Schuster Inc.

Предисловие к русскому изданию

Я писал «Экономиста на диване» для американского читателя. Но за прошедшее с момента первого издания время эта книга давно была переведена на множество языков, включая испанский, португальский, китайский, японский, корейский и арабский, и я очень рад, что теперь она выходит по-русски.

Конечно, американцы и русские живут при совершенно разных экономических системах, и читатель может задаться вопросом, применимо ли сказанное в этой американской книге к опыту российского населения. Я полагаю, что применимо. Принципы экономики применимы ко всем людям, во все времена, во всех странах и при всех формах правления.

Это объясняется тем, что экономическая наука ищет решение между противоречащими друг другу целями, и все люди сталкиваются с такими противоречащими друг другу целями. Иногда наши собственные цели противоречат друг другу, как в том случае, когда мы хотим и пойти на работу, и остаться в постели. Иногда наши цели вступают в противоречие с целями других людей, как в тех случаях, когда мы хотим занять один и тот же участок земли, съесть один и тот же пирог или вступить в брак с одним и тем же человеком. Этот опыт универсален, а потому универсальны и принципы экономики.

В некоторых приведенных в этой книге примерах упоминаются специфически американские продукты, места или политики, но все эти примеры призваны проиллюстрировать более общие принципы, применимые к бесконечному множеству случаев.

Поэтому я надеюсь и ожидаю, что, подобно читателям в других странах, русский читатель найдет эту книгу полезной, поучительной и забавной. Спасибо за то, что решили прочесть ее!

Стивен Ландсбург

Предисловие ко второму изданию

Однажды в 1991 году я зашел в среднего размера книжный магазин и насчитал более 80 книг по квантовой физике и истории вселенной. Несколькими полками выше я увидел бестселлер Ричарда Докинза «Эгоистичный ген» и десятки других работ, рассказывающих о концепции эволюции по Дарвину и о генетическом коде.

Читая лучшие из этих книг, я исследовал чудеса природы, проникал в тайны, постигал новые стили мышления и чувствовал, что присоединился к великому интеллектуальному предприятию, основанному на идеях ошеломительного масштаба и столь же ошеломительной простоты.

Экономическая наука – столь же великое интеллектуальное предприятие, но в 1991 году я не нашел ни одной книги, которая предлагала бы широкой публике приобщиться к нему. Не было книг, раскрывавших уникальный способ мышления экономиста, который использует небольшой набор простых идей, чтобы осветить все разнообразие человеческого поведения, встряхнуть наши предвзятые представления о нем и открыть нам новые способы видеть мир.

Я решил сам написать такую книгу. Книга «Экономист на диване» вышла в 1993 году и приобрела многочисленных и преданных поклонников. В последующие двадцать лет она заслужила много похвал. Но больше всего я горжусь тем, что многие экономисты до сих пор считают «Экономиста на диване» той самой книгой, которую можно дать почитать вашей маме, когда она захочет понять, чем это вы занимаетесь целый день.

За эти двадцать лет многое изменилось. Сегодня ни один хозяин книжного магазина не может пожаловаться на недостаток книг в секции «Популярно об экономике». Некоторые из новых книг весьма хороши. Осмелюсь заявить, что часть из них была вдохновлена «Экономистом». Самая известная из новых книг – «Фрикономика» Левитта и Дабнера, которую я считаю хорошим развлекательным чтением (что я и отметил в рецензии на эту книгу в Wall Street Journal). Но при всех своих достоинствах «Фрикономика» – это скорее сборник удивительных и заставляющих задуматься историй, чем руководство для понимания экономической науки. «Фрикономика» хочет поразить вас фактами; «Экономист на диване» хочет поразить вас логикой.

Логика очень важна. Она ведет нас от простых идей к неожиданным заключениям. Простая идея: люди реагируют на стимулы. Неожиданное заключение: водители автомобилей, оборудованных подушками безопасности, более беспечны и чаще попадают в аварии. Простая идея: когда цена чего-то снижается, поставщики сокращают предложение. Неожиданное заключение: внедрение программ вторичной переработки древесины снижает ее стоимость, что ведет к сокращению посадки деревьев и уменьшению площади лесов. Простая идея: монополисты взимают за свой продукт ту цену, которую способен заплатить рынок. Неожиданное заключение: резкий скачок цен после нарушения поставок нефти – признак не монополии, а конкуренции; нефтяная компания-монополист не стала бы ждать нарушения поставок, чтобы повысить цены.

Факты тоже важны, но логика может быть очень эффективной и сама по себе. Возьмите, к примеру, рассуждение о переработке древесины и площади лесов. Если бы я написал, что поголовье рогатого скота в нашей стране велико потому, что люди едят много мяса, лишь немногие читатели потребовали бы привести подробные количественные данные в доказательство этого вывода. Эта идея сама по себе достаточно весома и убедительна. Поэтому полезно осознать, что из этой же весомой и убедительной идеи следует, что обширные искусственно выращенные леса появились лишь благодаря тому, что люди используют много бумаги. Конечно, идея всегда может оказаться ошибочной – но ошибочными могут быть и количественные данные. Мы в любом случае продвинемся вперед, так как научимся по-новому подходить к проблеме, даже если новый подход и не является безусловно верным.

С 1991 года изменилось и многое другое. Когда я писал «Экономиста на диване», то предвидел появление «компьютерной игры в жизнь», в которой тебе никто никогда не скажет, выиграл ты или проиграл. Ты живешь и умираешь, и при успешной игре получаешь очки. Если вам не интересно бороться за очки, то этого можно и не делать. Сегодня такая игра существует, и в нее сыграли более 20 миллионов людей. Она называется Second Life. В 1991 году, когда мне понадобился пример безумной предпринимательской затеи, я сочинил историю о директоре компании, который хотел создать карманный компьютер. Возможно, сейчас вы читаете эту книгу с такого компьютера.

Но есть многое, что осталось неизменным. Основные принципы экономики продолжают удивлять, восхищать и наставлять, и они почти не изменились с 1991 года, хотя, конечно, появилось множество новых примеров их применения.

Обновляя «Экономиста на диване» для XXI столетия, я перебирал истории из Интернета, СМИ и своего собственного опыта в поисках удачных современных примеров действия вечных постулатов экономической теории. В итоге некоторые главы – те, в которых примеры стали несколько отдавать нафталином, – были переписаны почти целиком. Другие были обновлены с большим акцентом на проблемы нашего времени. И еще я убрал все упоминания о магнитофонных лентах, пленке «Поляроид» и Уолтере Мондейле.

Это издание много выиграло благодаря критическому взгляду Лизы Талпи, которая прочла по нескольку черновых вариантов каждой главы и заставляла меня шлифовать текст до тех пор, пока я не привел его в соответствие с ее чрезвычайно высокими требованиями к ясности изложения. Пока Лиза не взялась за рукопись этой книги, я и понятия не имел, сколько в ней простора для улучшений.

И вот что еще изменилось с 1991 года: мир стал более идеологизированным. Сегодня почти невозможно дать непротиворечивое объяснение какого-либо экономического постулата, не рискуя вызвать подозрения в скрытой политической ангажированности. Потому давайте я скажу прямо: у меня есть определенная позиция. Если говорить в общем, я с оптимизмом оцениваю способность рынков приносить пользу и скептично – способность государства принести бо́льшую пользу. И я уверен, что в этой книге есть несколько мест, где я не сумел заставить себя изменить своему предвзятому мнению. Но эта книга – не идеологическое сочинение. За редким исключением, эта книга – о базовых принципах, которыми руководствуются почти все экономисты, независимо от их политических взглядов. Среди экономистов существуют определенные разногласия относительно того, какие из этих принципов являются самими важными, но почти нет сомнений в том, что они в целом верны. Экономисты и крайне правых, и крайне левых политических взглядов хвалили «Экономиста на диване» за точный рассказ об идеях, разделяемых всеми экономистами, и я надеюсь, что новое издание по-прежнему будет достойно этой похвалы.

Введение

Вскоре после моего прибытия в Чикагский университет с целью приступить к занятиям в аспирантуре, газета Wall Street Journal опубликовала перечень «Способы озадачить экономиста». Он был составлен человеком по имени Джон Трейси Мак-Грат, поднявшим ряд ошеломительно простых вопросов из повседневной жизни, на которые, как он считал, не смогли бы ответить экономисты: почему пачка сигарет, купленная в автомате, стоит дороже пачки сигарет, купленной у продавца в магазине? Почему на ипподромах ставки делаются с интервалом не менее 20 центов? Почему апельсиновая содовая стоит в четыре раза дороже бензина?

В тот вечер во время ужина мы с друзьями – все аспиранты-первогодки – потешались насчет Мак-Грата. С нашим тогдашним поверхностным знанием экономики все его вопросы казались нам легкими.

Сегодня, имея за плечами почти тридцать лет дополнительных знаний, я считаю все вопросы Мак-Грата одновременно и увлекательными, и трудными. Припоминаю, что ответы, пришедшие на ум так легко за ужином, содержали в себе не более чем отказ воспринять эти вопросы серьезно. Думаю, что мы развенчали их большую часть фразой «спрос и предложение», как если бы это что-то означало. Что бы мы ни думали, что это значило, мы были уверены: именно об этом говорит экономическая наука.

Вот что я думаю теперь о том, чем занимается экономика. Во-первых, она наблюдает мир с подлинным любопытством и признанием того, что он полон загадок. Во-вторых, она пытается решить эти загадки способами, соответствующими общему предположению о том, что человеческое поведение, как правило, направлено на достижение некоей цели. Иногда сами загадки (как у Мак-Грата) трудноразрешимы, поэтому мы учимся решать подобные загадки применительно к вымышленным мирам, которые сами же придумываем и называем моделями. Если цель заключается в том, чтобы понять, почему апельсиновая содовая дороже бензина, для начала можно представить себе такой мир, где единственными вещами, покупаемыми кем-либо, являются апельсиновая содовая и бензин. Если же цель состоит в том, чтобы понять, почему определенные группы людей хотят запретить силиконовые имплантаты для груди, можно было бы подумать о мире, где мужчины выбирают себе брачных партнеров исключительно исходя из размера их груди.

Мы размышляем о моделях не потому, что они реалистичны, а потому, что размышление о моделях – хорошая разминка перед тем, чтобы всерьез задуматься о мире, в котором мы живем. Цель всегда одна: понять наш собственный мир. Первым шагом к пониманию – и шагом, который мы еще не сделали, когда поступили в аспирантуру, – является признание того, что мир не всегда прост для понимания.

Эта книга – сборник эссе о том, как думают экономисты. Она о тех вещах, что мы считаем загадочными, о том, почему мы считаем их загадочными и как мы пытаемся их понять. В ней описаны некоторые загадки, которые, думается, уже решены, и другие, на которые еще нет ответа. Есть много веских причин для изучения экономики, но та, которой я постарался уделить особое внимание в этой книге, заключается в том, что экономика – орудие разрешения загадок, а решение загадок – забавная штука. На протяжении большей части моей взрослой жизни я пользуюсь роскошной привилегией каждый день обедать вместе с выдающейся группой детективов-экономистов, которые не перестают вдохновлять меня своей проницательностью, необычностью и способностью удивляться. Почти ежедневно кто-нибудь из них приходит на обед с новой загадкой, требующей решения, предлагается с десяток блестящих и оригинальных решений, а в ответ выдвигается десяток разгромных возражений на них, попутно опровергаемых. Мы делаем это из чистого удовольствия.

В значительной степени эта книга представляет собой хронику того, чему я научился во время обедов. Уверен, что некоторые из высказанных в ней идей были моими, но уже не скажу наверняка, какие именно. Многому другому я научился у Марка Билса, Джона Бойда, Марвина Гудфренда, Брюса Хансена, Ханана Джекоби, Джима Кана, Кена Мак-Лафлина, Алана Стокмана и других, кто приходил и уходил за эти годы. Посвящаю эту книгу обеденной группе с глубокой благодарностью за возможность принять участие в их захватывающих дискуссиях.

Примечание

Эта книга позволяет понять, как выглядит мир глазами экономистов. В большинстве случаев главы можно читать в любом порядке. Некоторые главы ссылаются на идеи, высказанные в предыдущих главах, но эти отсылки не оказывают никакого существенного влияния на ход повествования.

Изложенные в этой книге идеи призваны дать беспристрастную картину того, как мыслят экономисты, принадлежащие к магистральному направлению экономической науки. Разумеется, возможны разногласия относительно частностей, и отдельные экономисты наверняка не согласятся с некоторыми сказанными мною вещами. Но я считаю, что большинство экономистов, ознакомившихся с этой книгой, согласятся, что в ней достоверно отражены их общие взгляды.

Наблюдательные читатели увидят, что экономический подход в этой книге применяется к огромному множеству форм человеческого (а иногда и нечеловеческого) поведения. Они заметят также, что, когда возникают вопросы относительно применимости экономических принципов, автор всегда, рискуя ошибиться, делает ставку именно на них. Я полагаю, что законы экономики универсальны; им безразлична расовая или гендерная принадлежность. Поэтому я уверен, что ни один внимательный читатель не перепутает постоянно повторяющиеся у меня общие местоимения «он», «ему», и «его» с местоимениями исключительно мужского рода с тем же правописанием и произношением.

Часть I
Что такое жизнь

Глава 1
Сила стимулов: как ремни безопасности убивают

Большая часть экономической науки может быть изложена в четырех словах: «Люди реагируют на стимулы». Остальное – комментарии.

Выражение «люди реагируют на стимулы» звучит достаточно безобидно, и почти каждый допускает его достоверность в качестве общего принципа. Что отличает экономиста, так это его серьезное отношение к этому принципу в любых обстоятельствах.

Я достаточно стар, чтобы помнить конец 1970-х, когда нужно было ждать полчаса, чтобы купить канистру бензина по регулируемой государством цене. Практически все экономисты считали, что, если позволить ценам свободно расти, люди станут покупать меньше бензина. Многие неэкономисты считали иначе. Экономисты оказались правы: как только контроль над ценами отменили, очереди исчезли.

Наверное, каждому следующему поколению придется учить этот урок заново. Когда летом 2008 года резко выросли цены на бензин, журналисты предсказывали, что американцы, не представляющие жизни без автомобиля, будут готовы заплатить любую сумму, лишь бы сохранить прежние привычки. Экономисты были уверены, что потребление бензина сократится. И снова экономисты оказались правы. К августу 2008 года потребление бензина снизилось на 8,5 %, что (неслучайно) почти полностью совпадало с прогнозом, который совместно дали несколько экономистов.

Вера экономиста в силу стимулов служит ему хорошую службу, и он доверяет ей, как проводнику на незнакомой территории. Как только появились ремни безопасности (а равно подушки безопасности и антиблокировочные тормозные системы), любой экономист мог предсказать одно из последствий этого: количество автомобильных аварий увеличилось. Причина в том, что угроза погибнуть в результате аварии является мощным стимулом для аккуратного вождения. Но водитель автомобиля с ремнем и подушкой безопасности сталкивается с меньшей угрозой. Так как люди реагируют на стимулы, водители становятся менее осторожными. Результатом является большее число аварий.

Применяемый мною принцип в точности такой же, что использовался для предсказания поведения людей возле бензоколонки. Когда цена на бензин низкая, люди предпочитают покупать больше бензина. Когда цена аварий (например, вероятность погибнуть или ожидаемый счет на медицинские услуги) низкая, люди предпочитают иметь больше аварий.

Можно возразить, что аварии, в отличие от бензина, ни в коем случае не являются тем «благом», которое когда-либо хотели бы приобрести себе люди. Но скорость и неосторожность представляют собой блага в том смысле, что люди стремятся их получить. Выбор более быстрого или бездумного вождения равноценен выбору большего количества аварий, по крайней мере в вероятностном смысле.

Остается интересный вопрос. Насколько велик данный эффект? Сколько дополнительных аварий было вызвано появлением ремней безопасности, подушек и другого подобного оборудования? Вот поразительный способ формулировки вопроса: применение ремней безопасности сокращает количество смертельных исходов среди водителей, облегчая им выживание в аварии. В то же время применение ремней безопасности увеличивает количество смертельных исходов среди водителей, поощряя их безоглядное поведение за рулем. Какой эффект считается бо́льшим? И каков же чистый эффект правил: снижение или рост количества смертельных исходов среди водителей?

На этот вопрос нельзя ответить с позиций чистой логики. Необходимо взглянуть на действительные цифры. Сэм Пельцман из Чикагского университета был первым, кто это сделал. Он обнаружил, что эти два эффекта примерно равны и потому нейтрализуют друг друга. Когда начали использовать ремни безопасности (а также мягкие приборные панели и складывающиеся рулевые колонки), стало больше аварий и меньше смертельных исходов среди водителей в каждой такой аварии, но общее количество водительских смертей осталось по существу неизменным. Однако увеличилось количество смертей среди пешеходов – ведь к пешеходу не прикрутишь мягкую приборную панель. Дальнейшие исследования выявили схожие последствия от использования подушек безопасности и антиблокировочных тормозных систем.

Я обнаружил, что, если я рассказываю о полученных Пельцманом результатах неэкономистам, они не могут поверить, что люди стали бы управлять автомобилями менее осторожно лишь из-за большей безопасности их машин. У экономистов же, наученных уважать принцип, согласно которому люди реагируют на стимулы, такой проблемы нет.

Если вам трудно поверить в то, что люди управляют автомобилями не так осторожно, когда их автомобили более безопасны, подумайте над мыслью о том, что люди водят более осторожно, если их машины менее безопасны. Конечно, это всего лишь иной способ сказать то же самое, но почему-то людям так в это легче поверить. Разве вы не станете вести автомобиль аккуратнее, если в нем не будет ремней безопасности? А если снять двери?

Возведя это наблюдение в крайность, мы могли бы значительно снизить аварийность, потребовав, чтобы в каждом автомобиле на рулевом колесе было установлено копье, направленное прямо в сердце водителя. Я предсказываю, что нарушений дистанции станет намного меньше.

А вот пример другой крайности: автомобили участников гонок NASCAR настолько безопасны, что могут на высокой скорости врезаться в бетонную стену, а водитель не получит ни царапины. Как водители реагируют на такой уровень безопасности? Вот что пишут экономисты Рассел Собел и Тодд Несбит: «Они мчатся на скорости 300 км/ч по крохотному овальному треку, находясь в считанных дюймах от другого автомобиля, – и получают множество повреждений». А когда автомобили становятся безопаснее, они получают еще больше повреждений. Каждый год в правила NASCAR вносят сотни поправок, призванных повысить безопасность водителей, что позволило Собелу, Несбиту и другим проверить и доказать это утверждение.

Одно из самых значительных изменений было внесено в правила после трагической аварии на трассе Daytona 500 в 2001 году, в которой погиб гонщик Дейл Эрнхарт-младший. Теперь водители должны использовать защитную систему, ограничивающую движения головы и шеи, которая обеспечивает достаточную защиту в случае аварии. Как отмечают экономисты Адам Поуп и Роберт Толлисон, использование системы защиты шеи и головы увеличило частоту аварий примерно на 2 %. Количество смертей и травм среди гонщиков сократилось, но прибавилось работы у команды механиков. Однако нет ничего безрассудного в том, чтобы идти на больший риск, если у вас установлена мягкая приборная панель. Лихачество при вождении имеет свои издержки, но у него есть и свои выгоды. Вы добираетесь, куда вам надо, быстрее, а также зачастую можете получить большее удовольствие от вождения. «Лихачество» принимает много форм: это может означать создание опасных ситуаций, но также может позволить вам помечтать или заняться вашим Ipod’ом. Любая подобная деятельность, возможно, сделает ваше путешествие более приятным и, возможно, сто́ит небольшого увеличения риска аварии. Поэтому будет ошибкой решить, что ремни безопасности вредны. Они, несомненно, приносят пользу водителям, но не обязательно так, как можно было ожидать.

Подчас люди склонны отвечать, что ничто, или по крайней мере ни одна из перечисленных мною вещей, не стоит хоть какого-то риска смерти. Экономистов это возражение особенно возмущает, потому что ни те, кто выдвигают его, ни кто-либо еще на самом деле в это не верят. Все люди смертельно рискуют каждый день за относительно пустячное вознаграждение. Поездка в «Старбакс» за порцией «Мокко Фраппучино» подвергает нас определенному риску, которого можно было бы избежать, оставшись дома, но люди по-прежнему ездят в «Старбакс». Нет нужды задаваться вопросом, сто́ят ли маленькие радости хоть какого-то риска; ответ очевиден – да. Правильнее спросить, какого риска сто́ят эти маленькие радости? Вполне рационально прозвучит: «Я готов переключать треки в плеере во время движения, если это приводит к одной миллионной вероятности смерти, но не к одной тысячной». Именно поэтому большинство отвлечется на плеер на скорости 40 км/ч, но не на скорости 110 км/ч.

Исследование Пельцмана показывает, что поведение за рулем на удивление чувствительно к изменениям в среде, окружающей водителя. Одним водителям это позволяет воздействовать на поведение других. Фанаты мультсериала «Симпсоны» помнят, как Гомер и Мардж однажды налепили знак «В машине ребенок» на заднее стекло автомобиля, чтобы другие водители прекратили преднамеренно наезжать на их машину. В реальной жизни люди тоже используют эти знаки, чтобы указать другим водителям на необходимость проявить предельную осторожность. Знаю таких водителей, которые считают подобные знаки оскорбительными, так как они намекают, будто водители уже не ведут машину с максимально возможной осторожностью. Экономисты воспримут такое отношение без сочувствия, так как знают, что никто никогда не ездит на автомобиле с предельно возможной осторожностью (ставите ли вы новые тормоза перед каждой поездкой за продуктами?) и что бдительность большинства водителей заметно меняется в зависимости от окружающей ситуации. Практически все водители были бы глубоко подавлены, причинив травмы пассажирам другого автомобиля; и многие водители особенно сильно горевали бы, если бы в этом другом автомобиле находился ребенок. Эта группа будет вести осторожнее, будучи предупрежденной о том, что в машине ребенок, и будет рада тому, что им сообщили об этом.

Кстати, это наводит на мысль об интересном исследовательском проекте. Экономическая наука подсказывает, что многие водители ведут себя более осторожно, видя на автомобиле наклейку «В машине ребенок». Цель проекта – выявить, насколько осторожнее становятся водители, сопоставив количество ДТП с участием автомобилей, оснащенных такими знаками и без них. К сожалению, количество ДТП может ввести в заблуждение по крайней мере по трем причинам. Во-первых, те родители, которые устанавливают в автомобиле знак, вероятно, необычайно осторожны; они реже попадают в аварии просто потому, что они сами по себе крайне осторожные водители, независимо от того воздействия, которое оказывают их знаки на других водителей. Во-вторых, – добавим в нашу модель смещение в противоположную сторону, – родители, которые наклеивают на стекло знак «В машине ребенок», понимают, что знак призван предостерегать других, а потому могут позволить себе быть менее бдительными. В результате они станут чаще попадать в аварии, что по меньшей мере частично нивелирует эффект более осторожного поведения других водителей. В-третьих, если знак «В машине ребенок» действительно работает, то ничто не сможет помешать бездетным парам установить такой же знак и в своей машине. Если водители осведомлены о подобном распространенном обмане, то они склонны будут подавлять свои естественные реакции.

Это означает, что сырые статистические данные по авариям не позволяют судить о том, как водители реагируют на знак «В машине ребенок». Задача состоит в том, чтобы найти хорошую статистическую методику, позволяющую внести все необходимые корректировки. Я не собираюсь заниматься здесь решением данной проблемы, но привожу ее в качестве примера типичного затруднения, возникающего в эмпирическом экономическом исследовании. Многие исследовательские проекты в экономике вращаются вокруг творческого решения именно таких трудностей.

После такого небольшого экскурса в проблемы эмпирического исследования вернемся к главной теме: силе стимулов. Расчет на эту силу – вторая натура экономиста. Поможет ли изобретение более качественной техники контроля над рождаемостью сократить количество нежелательных беременностей? Необязательно, изобретение снижает «цену» полового акта (нежелательные беременности оказываются составляющей этой цены) и тем самым побуждает людей заниматься этим еще больше. Процент сексуальных контактов, приводящих к беременности, снижается, количество сексуальных контактов возрастает, и количество нежелательных беременностей может как вырасти, так и снизиться. Снизит ли использование энергоэффективных автомобилей количество расходуемого нами бензина? Необязательно, энергоэффективный автомобиль снижает цену поездки, и люди предпочтут ездить больше. Появление лекарств, снижающих уровень холестерина в крови, снижает цену малоподвижного образа жизни и, следовательно, может увеличить число инфарктов. Курение сигарет с низким содержанием смол может привести к более высокому количеству заболеваний раком легких. Появление низкокалорийных искусственных жиров может быть одной из причин эпидемии ожирения в США.

Уголовное право – важнейшая область для понимания того, как люди реагируют на стимулы. До какой степени суровые наказания сдерживают преступную деятельность? Особый интерес представляет проблема смертной казни. Сдерживающий эффект смертной казни тщательно исследовали бесчисленные государственные комиссии и ученые. Часто их исследования сводились к сравнению частоты убийств в штатах, где применялась смертная казнь, и в штатах, где она была запрещена. Как правило, экономисты резко критически относятся к такого рода исследованиям, поскольку в этом случае не учитываются иные важные факторы, которые влияют на частоту убийств. (Как правило, они даже не учитывают, насколько строго применяется смертная казнь, хотя этот показатель существенно варьируется в разных штатах.) С другой стороны, усовершенствованные статистические методики, известные под общим названием эконометрики, предназначены именно для измерения силы воздействия стимулов, что делает естественным применение эконометрики в изучении влияния смертной казни. Одним из лучших специалистов в этой области был профессор Айзек Эрлих из Университета штата Нью-Йорк в Буффало, новаторские исследования которого привели к поразительному выводу: в 1960-х годах (последнее десятилетие перед тем, как Верховный суд США объявил мораторий на смертную казнь) каждая приведенная в исполнение смертная казнь предотвратила примерно восемь убийств. Похожую зависимость выявили и последующие исследования, проведенные после отмены моратория на смертную казнь.

Отдельные вопросы методологии в работах Эрлиха резко критиковались другими экономистами, но такого рода критике никогда не будет конца. Бо́льшая часть критики затрагивала частные вопросы статистического анализа, доступные лишь посвященным. Эти вопросы очень важны. Но большинство профессиональных экономистов согласны с тем, что тот способ эмпирического исследования, который избрал Эрлих, позволяет выявить важные истины, касающиеся влияния смертной казни.

Эдвард Лимер из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе как-то опубликовал занятную статью под названием «Уберем „кон“ из эконометрики», где предупреждал, что предвзятое мнение исследователя может существенно исказить результаты исследования. Он показал, что простая эконометрическая модель со встроенным смещением в пользу смертной казни подтвердила бы, что каждая казнь предотвращает более тринадцати убийств. Та же модель со встроенным смещением против смертной казни показала бы, что каждая казнь на самом деле вызывает целых три дополнительных убийства. Но за исключением случаев, когда автор закладывает в модель чрезмерное смещение против смертной казни, большинство эконометрических исследований подтверждают ее существенный сдерживающий эффект. Убийцы реагируют на стимулы.

Как такое возможно? Разве многие убийства не совершаются в состоянии аффекта, разве убийство – это не иррациональный по сути поступок? Возможно. Но на это возражение есть два ответа. Во-первых, результаты Эрлиха говорят о том, что каждая смертная казнь предотвращает восемь убийств; но не говорят, каких именно убийств. Если будут остановлены хотя бы некоторые убийцы, то смертная казнь окажет сдерживающее воздействие на количество убийств. Второй ответ состоит в следующем: почему мы должны ожидать, что люди, совершающие убийство в состоянии аффекта, не реагируют на стимулы? Можно представить себе человека, который так ненавидит свою жену, что в обычных обстоятельствах разделается с ней в случае, если оценит вероятность избежать смертной казни в 90 %. Возможно, в припадке гнева он так обезумеет, что будет готов убить жену даже тогда, когда его шансы избежать казни составляют всего 20 %. Но даже в этот момент очень важно, оценивает ли он вероятность избежать казни как 15 % или как 25 %.