Kitobni o'qish: «Миф. Греческие мифы в пересказе»

Shrift:

Mythos. The Greek Myths Retold by Stephen Fry

Переводчик посвящает эту работу памяти Сергея Борисовича Ильина (1948–2017), многие годы блистательно переводившего книги Стивена Фрая на русский язык.

* * *

ΓΙΑ ΤΟΝ ’ΈΛΛΙΟΤΤ ΜΕ ΑΓ’ΆΠΗ¹

Предисловие

Мне очень повезло: книга под названием «Истории Древней Греции» попала мне в руки, когда я был еще совсем маленьким. Любовь с первой встречи. Как бы дороги ни были мне мифы и легенды других культур и народов, в греческих историях нашлось что-то, озарившее меня изнутри. Энергия, юмор, страсть, обстоятельность и достоверные подробности их мира заворожили меня сразу. Надеюсь, заворожат и вас. Возможно, то-сё из того, что найдется здесь, вам уже знакомо, но я особенно рад читателям, которые никогда прежде не встречались с героями и историями греческого мифа. Чтобы читать эту книгу, предварительно знать ничего не нужно: она начинается с пустой Вселенной. Никакого «классического образования» уж точно не потребуется – и никакого знания о разнице между нектаром и нимфами, сатирами и кентаврами или фатами и фуриями. Ничего высокоученого или интеллектуального в греческой мифологии нет, она затягивает и развлекает, а еще она доступна и поразительно человечна.

Но откуда взялись мифы Древней Греции? Нам, вероятно, удалось бы вытянуть отдельную греческую нить из путаной истории человечества и добраться по ней до истока, однако, если выберем лишь одну цивилизацию и ее легенды, может показаться, что мы позволяем себе вольность – назначаем некий истинный корень единого мифа. Во всем мире древние искали источники силы, какие питают вулканы, бури, приливы и землетрясения. Люди праздновали смену времен года, поклонялись этому ритму, шествию небесных тел во тьме ночи и ежедневному чуду восхода солнца. Они размышляли, с чего это все началось. Коллективное бессознательное многих цивилизаций слагало рассказы о гневных богах, богах умирающих и обновляющихся, о богинях плодородия, о божествах, демонах и духах огня, земли и воды.

Разумеется, греки – не единственные, кто прял полотно легенд и преданий из путаных нитей бытия. Боги Греции, если вдаваться в археологию и палеонтологию, происходят от небесных отцов, лунных богинь и демонов «плодородного полумесяца» Месопотамии – земель современных Ирака, Сирии и Турции. У вавилонян, шумеров, аккадцев и других народов тех мест, цивилизаций, расцветших задолго до греческой, были свои рассказы о Творении и народные мифы, корни которых, в свою очередь – как и наречий, запечатлевших их, – можно обнаружить в Индии и далее к западу, и глубже в доисторические времена, к Африке, – и к зарождению нашего биологического вида.

Но какую бы историю ни взялись мы рассказывать, для начала нить повествования придется где-то пресечь. С греческой мифологией это просто, поскольку она дошла до нас подробной, богатой, живой и красочной, и это отличает ее от других мифологий. Ее запечатлели и сберегли самые первые поэты, она дожила до наших дней благодаря непрерывной передаче из поколения в поколение чуть ли не с рождения письменности. У греческих мифов много общего с китайскими, иранскими, индийскими, майяскими, африканскими, русскими, индейскими, иудейскими и скандинавскими, однако греческие неповторимы в том, что они суть «творение великих поэтов», по словам писателя и исследователя Идит Хэмилтон. Греки – первый народ, создавший связные повествования, настоящую литературу о своих богах, чудовищах и героях.

Эволюция греческих мифов – от рассвета человечества до нашей борьбы за свободу от вмешательства богов в человеческую жизнь и цивилизацию, от их хулиганств, вторжений, самодурства. Греки перед своими богами не лебезили. Они знали о тщеславной потребности богов в преклонении и превозношении, но считали, что люди им ровня. Мифы древних греков содержат понимание: кто бы ни сотворил этот непостижимый мир со всеми его жестокостями, чудесами, капризами, красотами, безумием и несправедливостью, творцы эти сами наверняка жестоки, чудесны, капризны, прекрасны, безумны и несправедливы. Греки создали богов по образу и подобию своему: воинственными, но изобретательными, мудрыми, но свирепыми, любящими, но ревнивыми, нежными, но лютыми, сострадательными, но мстительными.

«Миф» начинается с истока, но завершение книги – не конец мифа. Включи я в свои пересказы Эдипа, Персея, Тесея, Ясона и Геракла, например, а также подробности Троянской войны, книга оказалась бы слишком тяжелой даже для титана. Кроме того, мне интересно лишь рассказывать истории, а не объяснять их или же исследовать человеческие истины и психологические глубины, какие могут под этими историями залегать. Греческие мифы и без того поражают воображение своими болезненными, ошеломительными, романтическими, комическими, трагическими, жестокими и чарующими подробностями и потому самодостаточны просто как истории. Если по мере чтения вы то и дело станете задумываться, что вдохновило греков на изобретение мира, столь богатого и насыщенного персонажами и обстоятельствами, и вас потянет размышлять о глубинных истинах, запечатленных в этих мифах, – что ж, это, несомненно, часть общего удовольствия.

А погружение в миры греческого мифа и есть сплошное удовольствие.

¹ Здесь и далее все имена персонажей, кроме случаев, оговоренных особо, приводятся по: Мифы народов мира: Энциклопедия. В 2 т. М.: Советская энциклопедия, 1988. В некоторых случаях по: Публий Овидий Назон. Любовные элегии. Метаморфозы. Скорбные элегии. М.: Художественная литература, 1983. Пер. с лат. С. Шервинского. – Примеч. перев.

² Говоря строго, Аид – не олимпиец: он безвылазно жил в подземном мире. – Здесь и далее примечания автора, кроме случаев, оговоренных особо.

Начало
Часть первая

Из хаоса

В наши дни происхождение вселенной объясняется теорией Большого взрыва – одномоментного события, породившего материю, из которой состоит всё и вся.

Древним грекам виделось иначе. По их мнению, все началось не со взрыва, а с ХАОСА.

Был ли Хаос богом – чудесным существом – или же попросту состоянием ничто? А может, Хаос, в полном соответствии с тем смыслом, какой мы ныне вкладываем в это слово, был неким жутким беспорядком – как в комнате у подростка, только хуже?

Возможно, стоит представлять себе Хаос как своего рода вселенское зияние. Как зияющую пропасть или зияющую пустоту.

Породил ли Хаос жизнь и материю из ничего, или же изрыгнул их из своего зияния, или нагрезил, или еще как-то сотворил, мне неведомо. Меня там не было. Как и вас. И все же в некотором смысле мы там были, потому что все наши составляющие – оттуда. Довольно сказать вот что: греки считали, что именно Хаос однажды исполински поднатужился – или содрогнулся, или икнул, или стошнил, или кашлянул – и тем самым начал длинную цепочку творения, завершившуюся пеликанами и пенициллином, поганками и пипами, морскими львами, морскими же котиками, сухопутными львами, людьми, нарциссами, убийствами, искусствами, любовью, растерянностью, смертью, безумием и булочками.

Как бы ни обстояло дело в действительности, современная наука считает, что всему судьба вернуться к Хаосу. Эту неизбежную участь именуют энтропией, она – часть великого круга от Хаоса к порядку и обратно к Хаосу. Ваши брюки происходят от хаотически метавшихся атомов, которые неким манером слиплись в нечто, за многие эпохи упорядочившее себя до живой материи, та постепенно эволюционировала до растения хлопчатника, плод которого теперь входит в состав шикарной вещи, облекающей ваши прелестные ноги. Когда-нибудь вы отринете эти брюки – не тотчас, надеюсь, – и они сгниют где-нибудь на свалке или же будут сожжены. Так или иначе их материя в конце концов высвободится и станет частью земной атмосферы. А когда Солнце взорвется и прихватит с собой все до единой частицы этого мира, в том числе и составляющие ваших брюк, все атомы вернутся в холодный Хаос. И то, что применимо к вашим брюкам, применимо, разумеется, и к вам.

Словом, Хаос, с которого все началось, есть Хаос, каким все и завершится.

Не исключено, что вы из тех людей, кто задается вопросом: «Все-таки кто или что было до Хаоса?» или «Кто или что было до Большого взрыва? Что-то же должно было быть».

Так вот – нет. Мы вынуждены смириться с тем, что никакого «до» не было, потому что еще не существовало Времени. Никто не жал на кнопку запуска Времени. Никто не кричал «Поехали!». А поскольку Время нужно было создать, слова, с ним связанные – «перед», «в течение», «когда», «потом», «после обеда» и «в прошлую среду», – не имели никакого мыслимого значения. В голове это укладывается плохо, но что поделать.

Греческое слово для «вообще всего», что мы именуем Вселенной, – КОСМОС. И в данный миг – хотя «миг» есть слово, связанное со временем, и смысла в нем пока никакого (как и в слове «пока»), – в данный миг Космос есть Хаос и ничто, кроме Хаоса, поскольку Хаос есть вообще всё. Идет разминка, оркестр настраивается…

Но все того и гляди стремительно изменится.

Первое поколение

Из бесформенного хаоса возникли два творения: ЭРЕБ и НИКТА. Эреб был тьмой, а Никта – ночью. Они тут же совокупились, и их союз принес блистательные плоды – ГЕМЕРУ, день, и ЭФИРА, свет.

В то же самое время – потому что, пока не возникло Время, отделяющее одно событие от другого, все происходит одновременно, – Хаос исторг еще две сущности: ГЕЮ, землю, и ТАРТАРА, подземные глубины и пещеры.

Догадываюсь, о чем вы думаете. Вроде славные это творения – День, Ночь, Свет, Глубины и Пещеры. Но они же не боги и не богини – даже не личности. А еще, возможно, вы заметили, что, раз времени не существовало, не могло быть и повествования о событиях, историй: истории прочно привязаны к «однажды» и «дальше было так».

Вы правы. Все, что возникло из Хаоса первым, – это простые стихии, в них не было никакого настоящего характера, нрава или примечательности. То были ПЕРВИЧНЫЕ БОЖЕСТВА, первое поколение божественных существ, от которых произошли все боги, герои и чудовища древнегреческого мифа. Эти первичные божества созерцали всё и располагались под всем… выжидали.

Безмолвная пустота этого мира наполнилась, когда Гея сама родила двоих сыновей². Первый – ПОНТ, море, второй – ОУРАН, небо; мы привыкли называть его Ураном, и это имя дарит премного веселья детям от девяти до девяноста³. Гемера и Эфир тоже совокупились, и из их союза возникла ТАЛАССА, женская ипостась моря-Понта.

Уран, предпочитавший называть себя Уранóсом, сам был небесами в том смысле, в каком поначалу все первичные божества всегда были тем, что воплощали и чем управляли⁴. Можно сказать, что Гея была землей холмов, долин, гротов и гор, но при этом могла принимать некие конечные очертания, способна была ходить и разговаривать. Облака Урана-неба клубились и летели над ней, но тоже могли сгущаться в некую опознаваемую фигуру. То было самое начало всего. Мало что устоялось пока.

Второе поколение

Уран-небо повсюду покрывал мать свою Геюземлю. Покрывал он ее в обоих смыслах: так, как небеса по сей день покрывают Землю, – и как жеребец, покрывающий кобылу. Благодаря этому случилось нечто замечательное. Родилось Время.

Кроме того, родилось и еще кое-что… как бы это назвать? Нрав? Действие? Личность? Характер – со всеми его слабостями и пороками, метаниями и страданиями, позами и грезами. Родился смысл, можно сказать. Осеменение Геи подарило нам смысл, претворение мысли в осязаемые черты. Сущностная семантическая семиология из семени небесного. Эти рассуждения я оставлю тем, кто для них лучше подготовлен, однако миг был тем не менее великий. В сотворении и совокуплении с Ураном, собственным сыном, а теперь и мужем, Гея запустила эстафету жизни, что позднее привело к истории человечества и к нам самим – к вам и ко мне.

С самого начала союз Урана и Геи был замечательно плодовит. Сперва появились двенадцать крепких, здоровых ребятишек – шесть мальчиков и шесть девочек. Мальчики – ОКЕАН, КОЙ, КРИЙ, ГИПЕРИОН, ИАПЕТ и КРОНОС. Девочки – ТЕЙЯ, ФЕМИДА, МНЕМОСИНА, ФЕБА, ТЕФИДА и РЕЯ. Этой дюжине суждено было стать Вторым Поколением божественных существ, впоследствии овеянных легендарной славой.

С возникновением Времени где-то пошли часы – часы космической истории, что тикают и по сей день. Возможно, все подстроил кто-то из тех первых младенцев, – разберемся с этим чуть погодя.

Не удовлетворившись рождением этих двенадцати сильных красивых братишек и сестренок, Уран с Геей подарили миру еще потомство: две примечательные, но примечательно некрасивые тройни. Первыми увидели свет три ЦИКЛОПА – одноглазых великана, благодаря которым у их отца-неба возник целый новый набор выразительных средств. Старшего циклопа назвали БРОНТОМ – громом⁵, вторым появился СТЕРОП – молния, а следом АРГ – яркость. Уран теперь мог насыщать небеса вспышками и сокрушительным грохотом. Он упивался и звуками, и зрелищем. Но из-за второй тройни, рожденной Геей, Уран содрогнулся еще сильнее – содрогнулись и все, кто их видел.

Вероятно, деликатнее всего было бы сказать, что состоялась экспериментальная мутация, которую лучше не повторять, генетический тупик. У этих новорожденных – ГЕКАТОНХЕЙРОВ⁶ – было по пятьдесят голов и по сто рук, а сами они – могучие, безобразнейшие, свирепейшие, жесточайшие из всех рожденных существ. Звали их КОТТ – яростный, ГИЕС – долгорукий, и ЭГЕОН – морской козел, его еще именуют БРИАРЕЕМ – могучим. Гея их обожала. Урана от них воротило. Может, больше всего его устрашала мысль, что он, Владыка Неба, породил таких странных и уродливых существ, но, думаю я, отвращение его – как и любая ненависть – коренилось в страхе.

Преисполнившись гадливостью, он проклял эту тройню: «За то, что оскорбили вы взор мой, не видать вам больше света!» Проревев эти яростные слова, он запихнул их – и циклопов заодно – обратно в утробу Геи.

Месть Геи

Наш интерес, что это на самом деле означает – «запихнул в утробу Геи», – объясним. Некоторые считают, что это значит «погреб гекатонхейров в земле». Натура божеств в ту раннюю пору была текуча: в какой мере бог был личностью, а в какой – свойством, сказать трудно. В те времена прописных букв не придумали. Мать-земля Гея была той же геей, то есть самой землей; также и уран-небо, и Уран Небесный Отец – одно и то же.

Ясно одно: подобное обращение с собственными чадами-гекатонхейрами и отвратительная жестокость к супруге стали первым преступлением Урана. Первичный проступок, который не остался безнаказанным.

Муки Геи оказались невыносимыми, а внутри нее, рядом с троицей метавшихся, буянивших и в триста рук скребшихся – а также в сто пятьдесят голов бодавшихся – гекатонхейров, возникла ненависть, жутчайшая и неутолимая ненависть к Урану – сыну, которого Гея родила, и мужу, с которым зачала целое новое поколение. И словно плющ, обвивающий древесный ствол, вырос замысел мести.

Страдая сокрушительной болью от гекатонхейров, не унимавшихся внутри нее, Гея отправилась к Офрису, великой горе, расположенной в центральной Греции; эти места мы теперь называем Фтиотидой. С вершины этой горы открывается вид на равнину Магнисии, омываемой синими водами западного Эгейского моря, где они плещутся в Малиакском заливе и окружают спорадическую россыпь островов, именуемую Спорадами. Но Гею полностью поглотили мука и ярость, и потому один из красивейших видов на свете был ей не мил. На вершине Офриса она принялась тесать из скалы необычайный и ужаснейший предмет. Девять дней и девять ночей трудилась она и наконец спрятала свое творение в расселине.

Затем навестила дюжину своих прекрасных, сильных детей.

– Убьешь ли ты отца своего Урана и станешь ли править Космосом вместе со мной? – спросила она каждого. – Унаследуешь небо, и все сотворенное будет в наших владениях.

Вероятно, мы представляем себе Гею – Мать-землю – нежной, благой, изобильной и доброй. Что ж, иногда она такая и есть, но не будем забывать: внутри у нее огонь. Временами она бывает жестокой, суровой и устрашающей – похлеще самого бурного моря.

Кстати, о морском царстве: первыми детьми, которых Гея попыталась склонить на свою сторону, оказались Океан и его сестра Тефида⁷. Но у того с Талассой, первичной богиней моря, в самом разгаре был спор за долю в океанах. Все их поколение в то время разогревало мышцы, определяло ведомства и сферы влияния, они цапались между собой, рычали друг на друга и пробовали свои силы и власть, словно щенки в корзине. Океан замыслил сотворить приливы и течения, чтобы неслись великой соленой рекой вокруг всего мира. Тефида собиралась родить Океану ребенка – в ту далекую пору грехом это не считалось, конечно: без кровосмесительных союзов никакого размножения не получилось бы. Тефида забеременела НИЛОМ – рекой и далее родит все прочие реки и по крайней мере три тысячи океанид, или морских нимф, – миловидных божеств, способных перемещаться с одинаковой легкостью и посуху, и по водам морским. У Океана с Тефидой уже имелось две взрослых дочки: КЛИМЕНА, возлюбленная Иапета, и сообразительная и мудрая МЕТИДА, которой в дальнейшем предстоит сыграть очень важную роль⁸. Пара была счастлива и предвкушала жизнь на океанской волне, и потому ни Океан, ни Тефида не сочли нужным помогать в убийстве собственного отца Урана.

Следом Гея посетила Мнемосину – та изо всех сил старалась остаться невыговариваемой. Казалась она очень поверхностным, глупым и дремучим существом, ничего не знавшим, а понимавшим еще меньше. Но как бы не так: каждый день она становилась все смышленее и смышленее, все осведомленнее и способнее. Ее имя означает «память» (откуда происходит и знакомая нам «мнемоника»). Когда же к ней заявилась Гея, мир и Космос были еще совсем юными и Мнемосине не выдалось случая набраться знаний или сноровки. С годами ее беспредельная способность накапливать данные и чувственный опыт сделает ее мудрее едва ли не всех на свете. Придет время, и она родит девять дочек – МУЗ, с которыми мы еще познакомимся.

– Ты хочешь, чтобы я помогла тебе убить Урана? Так наверняка же Отец-небо бессмертен?

– Хотя бы сбросить с престола или вывести из строя… он большего не заслуживает.

– Не помогу.

– Почему?

– Тому есть причина, и когда я ее узнаю – вспомню и не забуду тебе сообщить.

Раздосадованная Гея двинулась дальше – к Тейе. Тейя тоже состояла в паре с близким родственником – своим братом Гиперионом. Позднее она родит ГЕЛИОСА – Солнце, СЕЛЕНУ – Луну, а также ЭОС – рассветную зарю; у нее полон рот родительских забот, а потому и эта пара особого интереса к затее Геи по устранению Урана не проявила.

Отчаявшись из-за отказа отпрысков, вялых и скучных, стремиться к божественному уделу, какой она для них мыслила, – не говоря уже об отвращении к тому, какими залюбленными и одомашненными они ей показались, – Гея попытала судьбу с Фебой, вероятно, самой умной и прозорливой из всей дюжины. С младых ногтей сиятельная Феба проявляла дар предвидения.

– Ой нет, Мать-земля, – сказала она, выслушав Гею. – В этом замысле я никакого участия не приму. Предвижу одно лишь недоброе от него. Кроме того, я беременна…

– Да чтоб тебя! – рявкнула Гея. – От кого? От Коя небось.

И не ошиблась: брат Фебы Кой и был ее супругом. Еще более разъяренная Гея ринулась прочь, к оставшимся отпрыскам. Ну хоть у кого-то же кишка не тонка ввязаться в борьбу?

Заглянула к Фемиде, которую позднее станут повсеместно считать воплощением справедливости и мудрого совета⁹, и та мудро посоветовала матери выбросить из головы неправедную мысль о свержении Урана. Гея внимательно выслушала мудрый совет и – как все мы, хоть смертные, хоть нет, – отмахнулась от него, решив испытать отвагу своего сына Крия, состоявшего в союзе с дочерью Геи от Понта – ЭВРИБИЕЙ.

– Убить отца? – Крий уставился на мать в недоумении. – Н-но как… В смысле… за что? В смысле… ой.

– А нам-то что с этого, мама? – спросила Эврибия, известная как «сердце – камень».

– Ой, да весь мир и все, что в нем есть, – сказала Гея. – И делить это все с тобой?

– Делить это все со мной.

– Нет! – сказал Крий. – Уходи, мама.

– Тут есть о чем подумать, – сказала Эврибия.

– Слишком опасно, – сказал Крий. – Запрещаю.

Гея ощерилась – и ушла к своему сыну Иапету.

– Иапет, милый ребенок. Сокруши чудовище Урана и правь со мной!

Голос подала океанида Климена, родившая Иапету двоих сыновей и беременная третьим.

– Что это за мать такая, если предлагает подобное? Сыну убить собственного отца – страшнейшее преступление. Весь Космос на уши встанет.

– Не могу не согласиться, мам, – сказал Иапет.

– Будь проклят и ты, и дети твои! – рявкнула Гея.

Материнское проклятие – жуткая штука. Мы еще убедимся, как досталось на орехи детям Иапета и Климены – АТЛАНТУ, ЭПИМЕТЕЮ и ПРОМЕТЕЮ.

Рея, одиннадцатый ребенок, с кем Гея переговорила, ответила, что сама не станет лезть, однако – вскинув руки навстречу зверскому шквалу материнских оскорблений – предположила, что брату Кроносу, последнему из сильных красивых детишек, затея избавиться от папаши может и понравиться. Она, Рея, много раз слышала, как Кронос клянет Урана и его власть.

– Неужели? – вскричала Гея. – Правда? И где же он? – Наверное, мыкается по пещерам Тартара. Они с Тартаром очень ладят. Оба сумрачные. Унылые. Угрюмые. Устрашающие. Жестокие.

– О боже, только не говори, что влюблена в Кроноса… – Замолви за меня словечко, мамуль, а? Он такой мечтательный. Ах эти черные пылкие очи. Грозовые брови. Долгие молчания.

Гея всегда считала, что долгие молчания ее младшенького – признак неразвитого интеллекта, не более, однако благоразумно воздержалась от комментариев. Уверив Рею, что, конечно же, она от души порекомендует ее Кроносу, Гея устремилась вниз, вниз, вниз, в пещеры Тартара.

Если уронить бронзовую наковальню с небес, до земли она будет лететь девять дней. Если бросить ту же наковальню с земли, Тартара она достигнет за те же девять дней. Иными словами, земля находится на полпути между небом и Тартаром. Или, скажем так, от Тартара до земли столько же, сколько от земли до неба. Короче, очень глубоко это место, пропасть, однако оно не просто какое-то место. Не забывайте, что Тартар – тоже первичная сущность, возникшая из Хаоса одновременно с Геей. И потому, когда та явилась к нему, они встретились как родственники.

– Гея, ты растолстела.

– Ты выглядишь ужасно, Тартар.

– Какого ада тебе тут надо?

– Заткнись ненадолго – и я тебе расскажу…

Подобные колкости не помешают им позднее совокупиться и родить ТИФОНА – жутчайшее и убийственнейшее из всех чудищ¹⁰. Но сейчас Гея не в настроении ни для любовных утех, ни для обмена оскорблениями.

– Слушай-ка. Сынок мой Кронос не тут ли?

Брат обреченно вздохнул.

– Почти наверняка. Велела б ты ему оставить меня в покое. Весь день только и делает, что таращится на меня этими своими воловьими глазами, раззявивши рот. Кажется, у него ко мне некая мужская влюбленность. Прически носит как у меня да подпирает собой деревья и валуны, весь несчастный, неприкаянный и непонятый. Словно ждет, чтобы с него картину писали или вроде того. Когда не пялится на меня – вперяется вон в тот лавовый колодец. Там он сейчас и есть, смотри. Вложи ему ума, будь любезна.

Гея направилась к сыну.

1.Эллиотту с возвышенной любовью (гр.). – Примеч. перев.

2.Фокус-покус непорочного зачатия, или партеногенеза, все еще попадается в живой природе. У тлей, некоторых ящериц и даже у акул это довольно распространенный способ обзаводиться потомством. Изменчивости, какую придают организмам два набора хромосом, не будет, что верно и для генезиса греческих богов: все интересные боги – порождение двух родителей, а не одного.

3.По-английски это слово созвучно словосочетанию «твой (ваш) анус» (your anus). – Примеч. перев.

4.Само собой, греческое слово ouranos до сих пор означает «небо».

5.В честь Бронта был назван бронтозавр, или «громовой ящер». Сестры-романистки из Йоркшира, возможно, тоже. Фамилия их отца была Бранти, но он сменил ее на Бронте – вероятно, ради того, чтобы добавить своей ирландской фамилии грохота античного грома, а может, в честь адмирала Нелсона, которого сделали герцогом Бронте: герцогство располагалось на склонах Этны и, считается, обязано своим именем циклопу, дремлющему под горой.

6.«Гекатон» означает «сто», а «хейры» происходит от слова «руки» (как в слове «хиропрактик»).

7.Тетис – название, которое палеогеографы дали великому древнему морю – предшественнику Средиземного. [Тетис – исходный греческий вариант имени этой богини. – Примеч. перев.]

8.Поскольку океанид было тысячи три, без толку их перечислять – даже если бы все их имена были известны. Однако следует представить вам КАЛИПСО, АМФИТРИТУ и сумрачную, устрашающую СТИКС, которая, как и брат ее Нил, станет божеством очень важной реки. Еще одна океанида заслуживает упоминания – исключительно из-за ее имени: ДОРИДА. Океанида Дорида. Она составила пару морскому богу НЕРЕЮ, и вместе они родили толпу НЕРЕИД – дружелюбных морских нимф. [В европейских языках Дориду именуют Дорис; это довольно распространенное женское имя и предмет для шуток, поскольку, в частности, в известной детской словесной игре «Тук-тук! Кто там?» есть вариант ответа «Дорис» и дальнейшее развитие этой шутки, основанное на созвучии со словосочетанием door is (дверь есть). – Примеч. перев.]

9.Фемида позднее стала символом закона, справедливости, обычая – морали и правил, регулирующих поведение и поступки людей.

10.От имени Тифон происходят наши «тиф», «тифозный», а также название убийственного тропического шторма – тайфуна. Позднее мы познакомимся с двумя отвратительными отпрысками Тифона, порождениями полуженщины-полузмеи по имени ЕХИДНА.