В 1946 году шведский писатель Стиг Дагерман отправился в Германию и написал серию репортажей под названием «Немецкая осень». Это детальное и яркое описание разрушенной после войны Германии. Красной нитью через все репортажи проходит идея о том, что можно быть жертвой и преступником одновременно. Нищета, голод и отчаяние были повсюду. Независимо от того, было ли страдание безвинно или заслуженно.
Стигу Дагерману было всего 23 года, когда шведская газета Expressen отправила его в разрушенную Германию. На тот момент писатель был женат на немке, чьи политические взгляды находились в оппозиции к рухнувшему режиму. В Германии у нее жили родственники, и официально Дагерман поехал их навестить. Эта деталь позволила редакции не обращаться за аккредитацией к странам-победительницам, которые четко контролировали места посещения иностранных журналистов. К тому же Дагерман прекрасно владел немецким языком, ему не требовался переводчик, и он мог сам общаться с местными жителями без искажения их слов третьим лицом. Эти два факта позволили писателю свободно передвигаться по стране и заглядывать туда, куда другие журналисты не заходили, или от чего отворачивались с отвращением.
Репортажам Дагермана свойственна лаконичность. Это особенно сильно проявилось в отчетах о посещении подвалов в Рурской области. Несколько дней шел дождь, подвалы затопило, но в них продолжали жить люди. Им некуда было идти. Затопленные и сырые помещения стали их новым домом. Дагерман сдержанно описывает то, что видит, словно фиксирует картинку как фотоаппарат или видеокамера. А затем тон повествования плавно перетекает в объективную эмпатию. Писателю удается балансировать между дистанцированным восприятием журналиста и человеческим сочувствием.
Врач, рассказывающий иностранным журналистам о том, как выглядит питание в этих семьях, говорит, что варево в котлах просто не поддается описанию. На самом деле — поддается, как и весь их способ существования. Чудом добытое мясо неизвестного происхождения, бог знает где найденные грязные овощи — все это поддается описанию, да, все это ужасно неаппетитно, но вполне поддается описанию.
В лучших частях книги Стиг Дагерман показывает невыразимое и непривлекательное. Это переполненные беженцами вагоны, которые простаивают по нескольку дней на открытой местности и не едут дальше, потому что в стране слишком много бездомных и никакой разрушенный город не может и не хочет их принимать у себя. Это кашляющие дети, которые спят по несколько человек в одной кровати. Это замерзшие картофелины, которые были где-то украдены, и, благодаря какому-то чуду, еще не испортились, а значит, могут утолить дикий голод. Дагерман рассказывает о борьбе за выживание. Она отнимает столько сил, что на ее фоне меркнет стыд немцев за преступления нацистской Германии.
Голод — главный враг любой формы идеализма. Самыми ярыми противниками идеологической работы по восстановлению Германии являются вовсе не сознательные реакционеры, а равнодушные массы, которые готовы говорить о каких-то политических убеждениях лишь после того, как их накормят.
И если к осознанию произошедшего немцы были равнодушны, то происходящее на тот момент в Германии вызывало живой интерес. Речь идет о Spruchkammersitzung, то есть судах по делам о денацификации. Судебные процессы кажутся им постановочными представлениями. Они принимают абсурдные черты и радуют местных жителей не меньше, чем кинотеатры и другие места развлечений, которых так жаждет народ.
В описаниях Дагермана Spruchkammersitzung напоминает абсурдные суды в романе Франца Кафки «Процесс». Здесь все напоказ и одновременно все заметается под ковер. Тот, кто хочет оправдать себя и, главное, может себе это позволить, покупает свидетелей-пособников. За несколько сотен марок последние подтверждают, что обвиняемый обращался с евреями дружелюбно. Рядовой член партии, член штурмового отряда или начальник блока в концлагере с одинаковым упорством утверждали, что вступили в ряды нацистов, потому что у них не было другого выбора. Во всем остальном, как они заверяли суд, вели себя безупречно и со всех сторон положительно. Один рассказывал, что руководил церковным хором, когда религия оказалась под запретом. Другой уверял, что слушал иностранные радиостанции на свой страх и риск. Аргумент третьего заключался в том, что сейчас он работает на оккупационные власти, а это, по его мнению, исключает связь с нацистами. Денацификация превратилась в фарс, который в заметках Дагермана достигает своего пика.
Кроме прочего, Стиг Дагерман общался с людьми, которым удалось себя не скомпрометировать на протяжении двенадцати лет власти нацистов. В основном это люди из буржуазных кругов, интеллектуальная элита, которая либо ушла во внутреннюю эмиграцию, либо находилась одной ногой в концлагере.
Жертвам нацизма приходится тяжелее, потому что им чинят препоны повсюду. Они имеют право на сидячие места в поездах и на покупку без очереди в магазинах, но даже не мечтают воспользоваться этими правами, а вот господа Вальтер и Бауэр с помощью провидения, зачастую американского, устроились очень неплохо, и для них всегда найдется лазейка в жалких зарисовках из судебных процессов по денацификации.
Дагерман практически не дает политической оценки, отчего его наблюдения за повседневностью выглядят более интересно. Он пытается добавить оттенки к общему представлению, избегая стереотипов и идеологических предрассудков. На первый взгляд, послевоенное общество, которое может казаться монолитом, «на самом деле испещрено множеством трещин, пересекающих твердыню по горизонтали, вертикали и диагонали». Иногда эти трещины слишком тонкие, но тот, кто смотрит внимательно, может их увидеть.
Репортажи Стига Дагермана — это поразительный документ того периода. Но это далеко не просто заметки в режиме реального времени. Два месяца писатель провел в Гамбурге, Рурской области, Франкфурте-на-Майне, Мюнхене и Берлине. Он собирал материал, записывал наблюдения, фиксировал диалоги и надеялся, что в итоге все это превратится в текст.
Сначала было написано тринадцать хорошо составленных, литературно интересных статей для газеты Expressen. И всего через несколько месяцев, в мае 1947 года, они были опубликованы в виде книги. Уже тогда репортажи Дагермана выделялись на фоне тех, в которых пытались описать катастрофу, причиненную Германией миру и самой себе. Изображения, созданные Дагерманом, не менее впечатляющие, чем в фильме Роберто Росселлини «Германия, год нулевой», снятый на развалинах Берлина всего через год после посещения страны Стигом Дагерманом.
В 1946 году двадцатитрёхлетний шведский журналист и писатель Стиг Дагерман по заданию газеты «Эксперссен» отправился в Германию, чтобы рассказать своим соотечественникам о том, как живут люди, чья страна проиграла в войне, которую сама же и начала. В 1947 репортажи и эссе Дагермана вышли отдельной книгой под названием «Немецкая осень» и переиздаются до сих пор, несмотря на то, что взгляд писателя на немцев явно не соответствовал представлению о них ни как об одураченных пропагандой и посыпающих голову пеплом людях, ни как о тех, кто с трезвой головой и горячим сердцем примкнул к Гитлеровской партии.
Тексты Дагермана, заостряющие внимание на смирении перед лицом страдания, подсвечивают то, что и страны-победители, и сами проигравшие-немцы предпочли бы скрыть. Денацификация превратилась в удобный инструмент мести соседу, в то время как военные преступники заняли места в новом правительстве. Активисты сопротивления чувствовали себя разочарованными и были не готовы примыкать ни к одну сложившемуся в новой Германии институту. Молодёжь, которая должна была стать основной нового демократического общества, из-за нехватки продовольствия уходила с учёбы на поиски пропитания, рискуя стать самой необразованной в Европе. Да, жизнь в 1941ом была лучше, чем стала пять лет спустя, но лишь потому, что тогда были закрыты базовые потребности, и ради сырой картофелины немцам по крайней мере не приходилось рисковать жизнью. Потом же голод и нужда стали оружием мести, которым начали махать перед лицом людей, обвиняемых в непослушании после того, как это самое послушание и слепое повиновение и привели их к той точке, где они оказались после мая 1945го. «Голод – плохой учитель» пишет Дагерман, и сложно обвинить его во лжи, каким бы ни было отношение к представителям поверженной страны.
С временной дистанции в почти восемьдесят лет можно увидеть, что писатель не всегда был прав в мелочах и своей оценке, однако его описание одновременно прекрасных и ужасных немецких руин, непригодных для жизни, – одно из самых ярких свидетельств послевоенного времени. Дагерман подчеркивает, что в этом физическом и моральном разрушении продолжала теплиться не только жизнь, но и человеческое достоинство. Герои его текстов помимо голода и холода боролись с чувством стыда, утраты и полной неопределённости. Им продиктовали условия, выдали общественный строй, но искать надежду, новый смысл и опору, на которую можно положиться со всем тяжким грузом вины, всё равно пришлось самостоятельно. Насколько успешно завершился этот поиск вполне могут судить современные читатели.
«В последнюю осень ни строчки, ни вздоха». Но здесь осень первая — первая послевоенная немецкая, и строчек много, а вздохов ещё больше.
Почти беспристрастное свидетельство шведского журналиста о возрождении Германии после библейских масштабов кары, последовавшей за нацистским режимом. Потоп, по крайней мере, присутствует: Дагерман описывает подвальный быт семей, существующих по щиколотку в воде, и задаётся вопросами коллективной вины и раскаяния в условиях безработицы и нищеты.
В октябре 1946 года шведский писатель Стиг Дагерман едет в Германию – как бы навестить родственников жены, но на самом деле по заданию редакции одной газеты, которая заказала ему серию очерков. "Прикрытие" очень полезное, потому что поможет ему избежать назойливого внимания оккупационных властей и побывать там, где ему хочется, а не там, куда возят. Он очень молод, чуть старше двадцати, и еще не изжил в себе тягу к изящным парадоксам, но в своих описаниях фактографически точен. Он, подданный нейтральной Швеции, счастливо избежал ужасов войны и может оценивать увиденное, не руководствуясь гневом, отчаянием или желанием мести:
О зверствах, которые творили немцы в Германии и за ее пределами, разумеется, мнение может быть только одно, потому что о зверствах вообще – как бы и кем бы они ни совершались – не может быть больше одного мнения. Другой вопрос – не совершаем ли и мы схожее зверство, считая страдания немецкого народа, описанные, в частности, и в этой книге, справедливым возмездием за неудавшуюся попытку немецкой завоевательной войны.
Гамбург, где разбомбленные жилые кварталы тянутся на километры (можно идти час в любую сторону и не видеть ничего, кроме остатков внутренних стен и пола, свисающих с перекрытий, да обледеневших батарей, облепивших развалины, словно фруктовые мошки). Беженцы в товарных вагонах, отправленные властями относительно благополучной Баварии обратно в разрушенный Эссен (самим еды мало, а работы и вовсе нет). Суды по денацификации мелких чиновников, у каждого из которых припасена куча положительных характеристик (пел в церковном хоре!) и даже есть друзья-евреи, готовые свидетельствовать за них (стоимость услуги фиксированная, 200 марок). Шестнадцатилетний фолькштурмовец, который сбежал из советской зоны оккупации, чтобы уехать в Америку, потому что in Deutschland ist nix mehr los. Обитатель башни из слоновой кости:
– В концлагерь попадали только те, кто не мог удержать рот на замке. Почему они не помолчали и не переждали эти двенадцать лет? – А откуда вы знали, что именно двенадцать? – Могло оказаться и больше. Естественно. Ну и что? Почему бы не посмотреть на все это с точки зрения истории? … Строго говоря, такой вещи, как реальность, в принципе не существует, пока историки не поместят все эти события в контекст, а тогда будет уже поздно их проживать, мучиться над ними или оплакивать.
Книжка очень тонкая, тринадцать эссе по пять-семь страниц каждая, но эффект погружения поразительный. И только одно остается непонятным – как? Страна не просто проиграла войну, она в руинах – физически и морально. Но всего через двадцать лет ФРГ – вполне приличное государство, с развитой промышленностью и работающими институтами. А еще через четверть века Германия объединится. И все это при жизни и усилиями фактически одного поколения – в том числе и тех, кто осенью 1946 доказывал Дагерману, что в Германии нечего больше делать.
В 1946 году шведская газета «Экспрессен» отправила молодого, но уже известного писателя Стига Дагермана в командировку в Германию для написания серии очерков о жизни послевоенного немецкого общества. Результат стал настолько обсуждаемым, что цикл статей выпустили в виде книги, которую впоследствии перевели на множество языков, а теперь и на русский.
Дагерман посетил несколько городов Германии, пообщался с немцами из разных классов, побывал на денацификационных судебных процессах, а затем вернувшись в Швецию, написал эти статьи. В отличие от модернистски витиеватого «Острова обреченных», «Немецкая осень» куда конкретнее и лаконичнее, но автор, его политические взгляды и эмоции присутствуют в книге сполна. Описывает фарс в судах и социальные проблемы, политическую ситуацию и грядущие выборы, двадцатитрехлетний анархист одновременно вовлечен и дистанцирован от всего происходящего — он и в затопленном подвале, где живут с больными детьми, и в самолете над Германией, улетающем в благополучную Швецию.
Какие-то тезисы и выводы Дагермана вполне можно оспаривать (в конце книги отличная подборка выдержек из критики), а какие-то стали очень близки. В любом случае, это очень любопытный авторский взгляд, весьма убедительный и как минимум подходящий как основа для собственных рассуждений читателя. Очень рекомендую и надеюсь, что Дагермана продолжат издавать на русском.
В 1946 году шведская газета "Экспрессен" отправляет писателя Стига Дагермана в послевоенную Германию в качестве корреспондента. Автор посещает Берлин, Гамбург, Франкфурт-на-Майне и ряд других городов.
Серия написанных Дагерманом эссе показывает чудовищную нищету и голод немецких граждан.
Автор отрицает понятие коллективной вины и настаивает на том, что послевоенное немецкое общество не монолитно.
Вместе с тем судьбу целого народа Дагерман стремится изобразить через жизнь отдельных людей, однако не торопится давать оценку «потерянному поколению», как это делали его современники.
В «Издательстве Ивана Лимбаха» рассказали, что сейчас идёт работа над переводом третьей книги Стига Дагермана
Дагерман очень хорош. Настолько хорош, что это даже подозрительно. Я это понял, когда прочел «Остров обреченных». «Немецкая осень», конечно, совсем другая книга и по стилю, и по задачам, но тоже не оставляет равнодушным.
«Немецкая осень» - сборник статей о послевоенной Германии. Мы привыкли, что горе во второй мировой войне несла Германия и привыкли знать и наблюдать картины именно этого горя. Это вполне обоснованно. Как бы то ни было, именно Германия начала эту войну и Германия в ней натворила больше всего зла. Но, что показывает Дагерман, все злодеяния немцев не отменяют их страдания. И это страдание не повод для удовлетворения и, тем более, для злорадства, хотя оно и заслужено.
Голодный, нищий человек в уничтоженном городе, потерявший дом, работу, надежду и родственников – это, прежде всего, несчастный человек. И уже потом в той или иной мере соучастник преступлений. Если есть вина, страдание – не повод ее отменять. Но вина бывает разной и разным бывает наказание. Как мы увидели, настоящие преступники очень часто избегают суда. А жертвы остаются жертвами, что при рейхе, что при его падении. Сложно ожидать от целой нации, что она моментально прозреет и так покроет себя позором и раскаянием, что разучится хотеть есть, и примет, как должное, холодную и никчемную жизнь в подвалах. В ковырянии в развалинах, в попытках найти пропитание, в мытарствах по всей стране. Где братья арийцы стали на удивление черствыми, когда речь зашла о солидарности. И помыкали своими менее удачливыми соседями. Гоняли таких же немцев как прокаженных по обетованным землям первых среди людей. А значит и братьями они были фальшивыми. Такие материи лучше познаются в горе, чем в победах.
Когда читаешь статьи Дагермана, становится жалко отдельных людей, проникаешься их историями. Фундаментально человек везде человек. Но, наверное, потому что я вырос в России, Германию, как страну в этом падении не жалко. Я давно доехал своим умом, что тыкать пальцем и говорить: «Так вам и надо» - позиция дурная. Тем более, часто многое зависит от большой истории, а не от маленького человека. Что, конечно, не отменяет его ответственность. Посмотрим, как оно будет в России.
А в послевоенном СССР – стране-победителе, в 1947 году точно было не лучше, чем в Германии, описанной Дагерманом. Думаю, в разбитом Сталинграде людям жилось хуже, чем в разбитом Гамбурге. Разве что оптимизм победителей помогал больше, чем пессимизм проигравших. Но голод у них был одинаковый. И одинаково притуплял и оптимизм, и пессимизм до уровня выживания. Здесь важно то, насколько даже на уровне быта жизнь победителей и побежденных была близка друг к другу. Гитлер гнал людей из СССР на работы, с которых не возвращались. Пленные немцы работали в СССР и удивлялись, что им дали вернуться. И те, и другие во многом жили на развалинах. Я не знаю, когда немцы переселились из руин, но советские люди жили в них еще долго. Эта трагедия, это страдание – не повесть о побежденных и победителях. Это летопись войны, от которой проигрывают все. В земле кровь смешалась без различия. Без различия люди потеряли близких, родных, смысл жизни и саму жизнь. Получилось так, что у немцев прививка оказалась более стойкой, чем у наследников СССР. Хотя зло пришло из Берлина. Как его запереть, так, чтобы оно больше не вырывалось, размахивая красной метлой?
Очерки Дагермана очень жизненные. Они великолепно передают атмосферу тех времен. Из малых штрихов интересно, что переполненный, холодный, грязный, провонявший нищетой и нечистотами поезд, в который невозможно влезть – это общий знаменатель упадка. Описания немецких поездов до боли похожи на описание поездов времен Гражданской войны.
Но самое большое впечатление от книги у меня осталось от последнего эссе. Прочитав его, в который раз задаешься вопросом, насколько ты готов оставаться собой. В тяжелые времена, в моменты упадка и крушения всего и вся.
«А если кто желает стать дурным человеком, живущим так, будто любой поступок можно оправдать, то пусть хотя бы сохранит в себе достаточно добра, чтобы заметить, когда это произойдет».
Это очень грустное, глубокое поэтичное произведение, которое я перечитал. Оно написано за год до самоубийства автора. И до боли тяжело, что он так и не нашел другого выхода. Что у него больше ничего не осталось, даже желания жить.
«…и еще недавно внушавшая мне ужас вечность вдруг станет свидетелем моего второго рождения, на этот раз – свободным человеком. Что же это за чудо? Простое и внезапное понимание, что никто – ни власти, ни люди – не имеют права предъявлять ко мне требования, от которых пропадет желание жить. Ведь если пропадет желание жить, что же останется?».
Дагерман хотел найти покой, найти целостность, опираясь на которые он мог бы стать по-настоящему свободным и, возможно даже, счастливым. Такие, которые не будут вынуждать предавать себя и переступать через людей. Он не смог этого сделать. И выбрал замолчать.
«Где человек может доказать миру, что способен жить свободной жизнью, вне жестких общественных рамок? Я вынужден ответить: нигде. Если я хочу жить свободной жизнью, то пока мне придется оставаться в этих стенах. Значит, мир сильнее меня. Мне нечего противопоставить его власти, кроме себя самого, - а с другой стороны, что еще у меня есть? Ибо до тех пор, пока я не позволяю им победить, кое-какой силой обладаю и я. И сила моя ужасает до тех пор, пока я способен противопоставить свои слова словам мира, ибо тот, кто строит тюрьмы, обычно более косноязычен, чем тот, кто строит свободу. Но власть моя станет безграничной только в тот день, когда у меня не останется ничего, кроме молчания, когда мне больше нечем будет защитить свое достоинство, ибо живое молчание неуязвимо для всех топоров мира.»
Сложно что-то добавить, буду ждать «Змею», благо не долго.
«Немецкая осень» kitobiga sharhlar, 7 izohlar