Kitobni o'qish: «Пассарола»

1.

Пески – они живые. Только приглядись.

Они двигаются, дышат, видоизменяются, растут. У них свои внутренние ритмы. Но знай – они могут быть опасны.

– Долго нам еще идти? Когда кончится эта дорога? Я больше не могу.

Тщедушное тельце рухнуло в лоно песка.

– Вставай! Нам нельзя терять ни минуты. Пески проголодались.

Пришлось встать. И идти. Превозмогая боль во всем своем существе, крайнюю изнуренность и желание сдаться.

Наш дом засыпало песком. Опять. Но на этот раз песок проник внутрь, влился сквозь распахнутые окна и двери. Все было в песке. Барханы завладели нашим домом. Оставаться внутри было слишком опасно. Пески еще никогда не вели себя так агрессивно.

Одно лишь желание билось в нас – бежать без оглядки. Но кто есть мы для этих бескрайних, вечно голодных и ненасытных песков? Рано или поздно мы станем их добычей.

Мы ни разу не видели ничего, кроме песка. Под ногами- песок, у горизонта- песок и, как оказалось, за горизонтом тоже один песок. Во время песчаной бури песком становилось все вокруг. Мать сказала, что мы обязаны принять свою долю, хотя она видела нечто большее, чем эти проклятые пески. Но она хранила молчание, берегла эту тайну, как влекущий и манящий прекрасный запретный плод.

Таких, как мы было немало. Изнуренных, почти бестелесных и невесомых, на грани полного исчезновения. Правда, мы почти никогда не видели друг друга. Блуждающие по покрову неиссякаемых барханов, мы очень редко встречали других путников. Когда же это происходило, то не радость охватывала нас, а страх и чувство своей незащищенности и обреченности.

Мы скитались бесцельно по этим песчаным пустошам, а после заката, с первыми блеклыми звездами, неуверенно замерцавшими на бездонном и холодном чернеющем небе, мы склоняли свои головы к остывшим пескам, молясь о том, чтобы нас не засыпало во время сна. Песок давал нам жизнь, радость и полноту бытия, он был нашей матерью и кормилицей. Но он в любой миг мог обратиться в нашего палача, карающее суровое божество и отнять у нас все. Та, что была нашей настоящей матерью, оберегала нас, но не могла защитить.

Мы блуждали среди барханов, и все наше существо трепетало в ожидании… чего-то. Не песков. Чего-то большего, чем пески. Порой мы видели далекие парящие дворцы из розового мрамора, кристально чистые стены воды и зеленые кущи. Ру видел целые города. Но все они были так далеки и недоступны. Они были всего лишь миражами, ведь сколько бы мы ни шли дней и даже недель в надежде достичь этих городов и живописных дворцов- все было тщетно. Расстояние не сокращалось, и миражи буквально таяли в одночасье. Эти города, которых нет, будоражили наше воображение одной только вероятностью существования на самом деле. Я спрашивал нашу мать, но она хранила молчание. Она закрылась от нас и обособилась. А мы с Ру по-прежнему лелеяли фантомные надежды попасть в город, которого нет.

Однажды нам на пути попалось необычное здание НЕ ИЗ ПЕСКА. Внутри было пусто. Мать вошла в дом и освятила его своим сиянием. Мы вступили следом. Решили, что это сооружение может стать нашим домом. Мать оставляла окна открытыми, позволяя летучим пескам влетать внутрь нашего дома и оседать в нем. Нам было непривычно без песка, мы ощутили острую необходимость в его присутствии. По ночам, в сонном бреду Ру звал пески, умолял их прибыть и снизойти. Наутро песка прибыло, и в нашем доме образовались барханы. Мы гордились нашим домом, но мать проявляла крайнюю степень настороженности. Она оглядывалась по сторонам, слушала пески, нюхала ветер и пыталась извлечь из песчинки пустыню. Она словно чего-то ждала. Для меня же наш необычный дом означал лишь одно- то, что мы приблизились к городу, которого нет. Мы находились рядом с миражом и скоро будем в состоянии в него войти и тоже стать миражом. Мы с Ру хотели, чтобы одинокие пустынные скитальцы видели нас в хрустальных дворцах и спешили к нам, преодолевая расстояния и опасности, влекомые надеждой.

В день, когда мои почти исчезнувшие ноги познали под собой нечто, отличное от песка, всем моим существом полностью и необратимо завладела одна лишь мысль- непременно найти и вступить в город, которого нет. Я ощупал каждый угол нашего нового дома, я пытался разговаривать с его остовом и внедриться в его суть. Но дом молчал, хотя, непременно, знал большее, чем мог нам дать. Вокруг дома мерно и плавно дышали пески, но я чувствовал, словно песков вокруг почти не осталось, я ощущал, как они редели, таяли, растворялись, уступая место чему-то иному, более могущественному и сведущему.

Когда же пески бесцеремонно вторглись в нашу обитель, мы обрели успокоение, чувство надежности и защищенности. Внутренняя гармония вернулась к нам, и мы осознали, что пески- наша неотъемлемая часть. Так и должно быть.

Мать вверила нам важную информацию о том, что мы- это продолжение песков, их порождение, их дитя, и в то же время их глаза, их уста. Мы – воплощение всех их чувств. С помощью нас они исследуют окружающий мир. А посему мы обязаны покинуть наш новый дом, ибо он принадлежит пескам целиком и полностью. Этот дом- тоже одно из воплощений песков. Нет необходимости в нем оставаться. Ведь в одну из безлунных ночей мы можем не проснуться, погребенные в странствующих песках. Пески имеют власть покарать нас, обречь на возмездие.

Но почему мы обязаны покинуть этот дом? – вопрошал я.

– Потому что это довольно безотрадно и бессмысленно жить рядом со своей тенью. А дом этот есть наша тень, ведь он, как и мы, является продолжением песков- как-то ответила мне мать.

– Но ведь тогда бессмысленно наше пребывание здесь. Если мы есть продолжение песков, существующее, чтобы познавать окружающий мир, то тогда наше существование не имеет смысла, ведь вокруг нечего познавать. Вокруг – одни пески. День за днем одни пески.

– Мы и должны с этим смириться, ведь наш долг перед песками – познать бесчисленное количество их ликов, день за днем, год за годом. Ведь, несмотря на кажущееся сходство, каждое мгновение пески неповторимы. Мы должны научиться видеть эту разницу. Ведь в этом таится одна из тайн мироздания.

– Если в этом и таится хоть капля тайны, то меня она не прельщает. Я хочу изведать куда более важные и значимые тайны мироздания – миражи и города, которых нет.

– Прошу, не говори эти кощунственные речи! Не смей, ведь пески вездесущи и всеведущи!

Я больше не спорил с матерью, но по-прежнему лелеял мечту стать миражом.

Хотя вслух этого никогда и никому не говорил.

Мы покинули дом, когда пустыня мирно и неподвижно спала. А если миражи – это сны пустыни?

Мы вновь пошли к линии горизонта, неуловимой и вечно ускользающей. Как всегда, мы брели без цели, с благодатью в душах, со страхом внутри. С благодарностью пескам за то, что мы пережили еще один день.

Но вот средь бесконечных золотых барханов мы обнаружили нечто, сделанное из того же материала, из которого был сотворен наш дом. Это был выход. Точнее, вход. Или и то, и другое. Мы замерли у его истоков и вскинули руки к небу. Мать пала в недра песков и взмолилась. Затем она произнесла, что время пришло и нас отпускают.

Мы открыли врата в песках. Оттуда хлынуло сияние. И прохлада.

Там были не пески.

2.

– Я на заброшенной железнодорожной станции. Кругом пустыня, никого нет. Хотя… здесь явно кто-то живет.

Альберто выключил диктофон и быстрым шагом направился к маленькому старому деревянному дому. Дом этот находился посреди пустыни возле поросших цепкими степными травами железнодорожных путей. Альберто нетерпеливо огляделся. Где же она?

Скрипнула дверь. Он, тяжело дыша и смахивая пот мокрым платком, направился на звук. Эта женщина, Мария Фернандес, должна быть здесь.

Ветер завывал, не переставая. По левую сторону чуть виднелись дома этого чахлого, доживавшего свой век поселения, пыльного, выцветшего на солнце и почти забвенного. Молодежь уезжала отсюда как можно дальше. Лишь горстка людей влачила жалкое существование в этом гибнущем городе.

– Сеньора Фернандес!

Было невыносимо жарко. Альберто прокричал это имя еще несколько раз.

Просто невероятно жарко. Казалось, жар сжимал его в тиски с такой силой, что его давящие струи проникали до самых костей.

– Вы меня звали?

Он увидел низкорослую полную женщину лет шестидесяти пяти.

– Вы сеньор Сотто?

– Да, наконец я вас нашел! Вы Мария Фернандес?

Она кивнула.

– Вы, должно быть, хотите пить? Проходите внутрь.

Она открыла старую скрипучую дверь и жестом пригласила войти.

Внутри все казалось таким же убогим, как и снаружи. Все было старым, изжившим себя, засыпанным песком. Разбитые окна, ошметки и обрывки.

Мария Фернандес сходила на некое подобие кухни и принесла большой кувшин с лимонадом. С шумом налив полный стакан, она спросила:

– Ну и зачем пожаловали в наш город?

Альберто посмотрел на нее красными от песка и уставшими глазами. Он был предельно измотан.

– Я вас с трудом нашел.

– Город далеко от цивилизации. Эта линия почти не действующая. Лишь изредка по ней пускают грузовые составы.

– Тогда зачем вы продолжаете здесь работать?

– Надо же кому-то присматривать.

– Но кому это нужно?

– Значит нужно!

Мария Фернандес явно была не расположена к разговору и тому, чтобы оправдывать перед незнакомцем свой труд.

– Ладно, а теперь к делу. Вы в своем письме утверждаете, что видели поезд, так?

– Да, так. Но не стоило мне отправлять это письмо. Я уже успела пожалеть, но было поздно что-либо менять.

– С чего вы решили, что это именно тот самый поезд? – Альберто проигнорировал ее искренние сожаления о том, что ей представлялось неверным решением, продолжая направлять разговор в нужное ему русло. Ведь не зря он преодолел тысячи километров.

– Я проработала контролером на железной дороге больше пятидесяти лет. За это время я повидала разные поезда. Поверьте, с таким я встретилась впервые. Он двигается бесшумно, буквально парит над рельсами. И выглядит довольно старым для нашего времени. Последний раз я его видела около двух месяцев назад.

Альберто достал из запачканной пылью и песком сумки несколько чуть смятых фотографий.

– Внимательно посмотрите на эти снимки и скажите, на какой из этих поездов больше всего похож поезд, который вы видели.

Мария Фернандес взяла фотографии своими загрубевшими мозолистыми руками и внимательно начала их изучать. Через какое-то время она недоверчиво и испытующе посмотрела на Альберто и спросила:

– А зачем вы ищете этот поезд?

– Исследую аномальные явления. Я ученый. Вы же сами написали письмо и просили кого-нибудь приехать!

– Я писала письмо не вам.

– Тогда кому?

Мария Фернандес протерла тыльной стороной ладони свой взмокший лоб, а затем, щурясь, неохотно произнесла:

– Я писала в правительство, хотела привлечь этим внимание…

– Чтобы они вас профинансировали?

– Так вы из правительства или нет? Может, ФБР? Тайное подразделение?

– Я же вам сказал, что я ученый, исследую аномальные явления!

– Сюда уже приходили люди в черных костюмах. Я приняла их за представителей властей, но никто из них не поинтересовался состоянием города и его жителей. Все без толку. Если даже они и были из правительства, то интересовались лишь вашим поездом. Хотя видели, какая тут разруха. Но не выразили никакого желание помочь городу! Поэтому вы, должно быть, один из них. Хотя выглядите попроще. Но такой же бесполезный.

– Вы ошибаетесь. Я всего лишь ученый. Не имею ничего общего с правительством! Лучше скажите, вы узнали поезд?

Мария Фернандес молча протянула ему снимок.

– Больше всего похож на этот.

Потом она неуверенно спросила:

– Так значит, вас интересует лишь этот поезд? И вам нет дела до жителей города?

Альберто шумно вздохнул и почесал голову, не зная, как лучше сменить тему. Он никак не мог помочь в этом вопросе. Он сам нуждался в помощи. Поэтому какое-то время он просто молчал.

За окном вдруг резко начал завывать ветер. Очень громко тикали часы.

– Вас не сводит с ума непрерывный гул ветра и тиканье часов?

– Ко всему привыкаешь. Вы бы тоже привыкли. Хотя, бывает, становится очень страшно, когда пески начинают перемещаться. Дорога от станции до дома становится опасной. Но мы и к этому привыкаем.

– Знаете, Мария, в 1926 году поезд, почти как на этой фотографии, исчез в пути. Были свидетели, которые утверждали, что вагон за вагоном буквально испарились в воздухе. У меня есть документы, включая показания очевидцев. Говорят, что поезд исчез вместе с пассажирами. Через четырнадцать лет опять появились свидетели этого поезда. Один из свидетелей принял этот поезд за обычный поезд, сел в него и исчез вместе с ним.

– Зачем вы мне об этом рассказываете? Какая жуть! Лучше не связывайтесь с мертвыми. Идите в церковь, ищите защиты там! – Мария Фернандес в страхе перекрестилась.

– Я хочу дать вам понять, как сильно я заинтересован в этом феномене. Возможно, это помогло бы пролить свет на тайны пространства и времени.

– Я вам уже все сказала! – Мария Фернандес вдруг вымолвила это неожиданно грубо. А затем добавила уже более мягким тоном:

– Сеньор, вам лучше уйти. У меня и без вас много забот. Вы видите, как нелегко нам здесь живется.

– Вы не понимаете! Возможно, мы на пороге крупнейшего научного открытия! Вы знаете, сколько кораблей и самолетов исчезло бесследно? Как по-вашему, где они сейчас?

– Это не мое дело. Если хотите узнать- вот и отправляйтесь в океаны! И гоняйтесь за вашими призраками сколько душе угодно! А здесь мне это не нужно! Не впутывайте меня!

Альберто оглядел унылый пейзаж вокруг, грязную, запущенную комнату и горько усмехнулся.

– Океаны огромны. А здесь- вполне определенное место, в котором регулярно появляется нужный поезд. И, к вашему сведению, я не считаю этот поезд призраком, как и исчезнувшие корабли, которые порой появляются из ниоткуда. И чем-то демоническим- тем более! На мой взгляд, это куда более глубокое и интересное явление, которое, я уверен, можно объяснить, имея определенные знания, которые могут быть получены только путем исследований. Я должен изучить этот феномен. Так что хотите вы этого или нет, я прибуду сюда через неделю. И начну свои исследования. Не в обиду вам, сеньора. Это государственная земля, и если вы начнете мне препятствовать- я добьюсь от властей официального разрешения на проведение научных исследований!

Мария Фернандес грустно и раздраженно окинула нежданного гостя весьма негостеприимным взглядом.

– Делайте, что хотите. Но я вас предупреждаю, что ваше присутствие здесь нежелательно. А теперь прошу вас уйти, скоро пойдет товарняк.

3.

С неба лилась музыка, в воздухе летали цветы. Над городом, его широкими красивыми каналами парили десятки воздушных шаров, сшитых из нежнейших розовых тканей и увенчанных ажурными кружевами, бахромой и воздушными лентами. В широких светлых корзинах из гибкой лозы восседали одетые в нарядные одежды жители города. Корзины были оплетены розами, источающими аромат. Это был многодневный фестиваль роз, один из самых прекрасных ярких и ароматных праздников города. Все жители были одеты в нарядные легкие воздушные одежды всех цветов и оттенков розового. Многие носили маски в форме птичьих клювов с витиеватыми узорами. Все дружно и радостно пели, бросали в воздух розовые лепестки, хотя в этом не было необходимости. В окрестностях города, в недрах ослепительно зеленых сочных полей расцвели тысячи роз. Несколько дней назад они достигли пика своего цветения и подарили своим лепесткам свободу, избавив их от оков гравитации, в результате чего миллионы лепестков взлетели вверх, создавая в воздухе розовые вихри и образуя облака и реки. Жители города с восторгом встретили парящие в воздухе лепестки, и по традиции разгорелся огромный праздник. На пошив воздушных шаров ушло сотни метров летучей ткани, а на украшение корзин – тысячи роз. Но это стоило того. Восторгом был охвачен каждый. И даже простодушные крестьяне, трудившиеся в полях, поднимали головы к небу, любуясь розовыми облаками воздушных шаров и цветочных лепестков и наслаждаясь веселым счастливым пением.

– Эти воздушные шары никогда не взлетят выше облаков, – сказал Ки, не отводя глаз от Дуа.

Она выглядела ослепительно в длинном пышном платье, сшитом из малиновой летучей ткани. Юбка платья была чересчур длинной и пышной, но это лишь придавало Дуа более загадочный вид.

– Не взлетят потому, что их строил не ты? – звонко ответила она.

– Будь осторожна, – тихо проговорил Ки, с опаской оглядываясь по сторонам.

– Не бойся. Я уверена, что ткань не утратила своих свойств. Посмотри на ее цвет. Насыщенней горных роз! Словно настоявшийся горный нектар, амброзия!

Дуа смело и даже безрассудно подошла стремительным шагом к белесому балкону с искусной выполненной резьбой и оглядела центральную гавань, которая с этого балкона выглядела очень впечатляюще. Величественные и грандиозные здания обрамляли центральную гавань с блестящими на солнце нитями каналов, все сверкало, искрилось, было напитано неиссякаемой радостью, праздничной атмосферой легкого карнавала и на пике своего торжества являлось настоящим произведением искусства.

– Спускайся на землю как можно быстрей, – попросил Ки, нисколько не замечая роскошь и праздность этого дня.

Над гаванью кружили стаи розовых воздушных шаров, похожие на парящий зефир. Пассажиры некоторых шаров изумленно наблюдали, как Ки помогает Дуа встать на перила.

– Она собирается прыгнуть вниз!

– С такой высоты!

– Она же разобьется!

Послышались вздохи, и многие женщины в страхе закрыли лица светло розовыми надушенными перчатками. Кто-то плотнее прижал к лицу маску, кто-то отвернулся, а кто-то с любопытством наблюдал.

Ки держал руку Дуа и никак не мог отпустить.

– Отпускай меня! Я чувствую, как платье наполняется воздухом и начинает дышать! – закричала Дуа.

Ки нерешительно ослабил хватку, но руку не отпустил.

– Отпускай! – крикнула Дуа еще громче.

Наконец он разжал руку, и Дуа мягко взлетела. Огромная юбка платья колыхалась, подобная морским волнам. На лице Дуа Ки увидел такой неподдельный чистый и искренний восторг, что сам улыбнулся. Она же продолжала лететь, лавируя между розовыми сливками воздушных шаров и розовой пылью летучих лепестков. Ки тут же спустился вниз, подбежал к каналу и, расталкивая веселящиеся толпы, не отводил взгляд от неба, где огромным малиновым цветком парила Дуа. Она летела плавно, но вот управлять летучей тканью явно было делом нелегким. Ее заносило в разные стороны, она несколько раз сталкивалась с мягкой нежной тканью воздушных шаров, а потом усилившийся ветер понес ее за город, в сторону сочных изумрудных полей, где как раз недавно лепестки роз освободились от гравитации. Ки, продолжая расталкивать толпы зевак, бежал следом за Дуа и за ветром, который нес ее неведомо куда.

Малиновая юбка, отливающая то красным, то бордовым и мерцающая на солнце, как крепкое, хорошо выдержанное вино, закрыла собою почти все небо. По крайне мере, так показалось местным жителям, когда над их поселением пролетала Дуа в широкой, пышной и воздушной юбке, пошитой не то из нежнейшего шелка, не то из упругого атласа. Юбка колыхалась, пылала сочным пламенем, затмевала собою солнце. Дуа, расплескав руки, летала над деревянными домами и трудолюбивыми крестьянами с изношенной одежде из грубого льна. Она летела мимо острого шпиля величественного дома управления и взглядом искала небольшой порт на окраине города. Это был порт преимущественно для грузовых кораблей, грубо отесанных, грязных, поросших водорослями, для тех кораблей, которым путь в центральную гавань был заказан.

Но в этом-то не блиставшем ни красотой, ни роскошью порту и стояли те самые величественные иноземные корабли в форме гигантских птиц-химер с получеловеческими лицами. Дуа пристально разглядывала их с воздуха, нисколько не волнуясь о том, что не может нормально управлять своим летучим платьем. Ее сердце волнительно трепетало, сбиваясь с ритма. Она наконец смогла увидеть эти корабли с воздуха, то, чего она так добивалась- сбылось. Корабли эти были искусно вырезаны неведомыми мастерами, каждая деталь была проработана с максимальной точностью. Краски мастера не пожалели. Птицы-химеры получились яркими, разноцветными, вычурными, привлекающими внимание и одновременно отталкивающими своей чрезмерной пестротой. Их многоцветье зашкаливало. Сами корабли имели довольно предостерегающий и даже грозный вид. Не случайно, гласила молва, в них плавали в основном жрецы таинственных сект и культов. Говорили, что корабли эти приплывали из далеких неведомых стран с непонятными целями. Никто не видел их обитателей, мирные жители этого маленького города в виду своей наивности и неискушенности нарекли этих исполинов кораблями неведомых жрецов. Хотя были ли вообще эти сооружения кораблями? Никто не мог дать ответа. Эти яркие химеры приплывали в туманные дни ранним утром. Они несколько дней, а иногда даже и месяцев, стояли на краю бухты у подножия гор. Обособленные и таинственные. Непостижимые. Местные жители не раз подходили к этим кораблям и пытались выйти на контакт с их обитателями. Но это не принесло никаких результатов. На большее добродушные крестьяне не решились, а горожане в нахлынувшем на них суеверном ужасе старались избегать этих жутких кораблей. Власти города даже принялись за строительство нового грузового порта, лишь бы навсегда забыть путь в старую гавань- пристанище неизвестных созданий. Для Дуа эти корабли являлись и самым большим мучением в ее жизни, и самой заветной целью.

Она внимательно разглядывала разноцветных кораблей-птиц, словно с воздуха могло открыться что-то, чего нельзя было приметить с земли. В свете дня, озаренные солнечным сиянием, они казались менее недоступными. Затем ветер поменял направление, и Дуа пролетела мимо колыхающегося на шпиле флага, пару раз перекрутившись в воздухе. Она вдруг внезапно ощутила, что летучесть оставляет ее медленно и необратимо.

Добродушные жители города, все это время бдительно наблюдавшие за полетом Дуа, в волнении скопились на площади. Они простерли свои руки, чтобы поймать летучее создание в случае падения. Дуа поступенно теряла высоту. Огромная юбка раздулась, подобно парусам и изрядно тормозила падение. Несмотря на это, перепуганные жители сгрудились еще теснее и, тревожно восклицая, изготовились поймать падающую с небес девушку. Те жители, кто наблюдал эту сцену с воздушных шаров, в ужасе и волнении кричали и предостерегали, понимая, что ничего сделать не могут. Ни один воздушный шар не мог совершить сложный маневр и поймать Дуа в свою корзину.

Все ниже и ниже. Трава все ближе. Она пролетела над каменной площадью города, домами и башнями и теперь приближалась к густому зеленому полю. Вокруг- все слилось воедино, лишь с земли доносились тревожные крики и шепоты. На мгновение Дуа потеряла сознание. Когда она очнулась, то почувствовала под собою мягкую нежную траву. И увидела десятки лиц, склонившиеся над ней. Ее юбка была настолько огромна, что распласталась на траве подобно яркому малиновому озеру, по которому порой волнами проплывали гонимые ветром волны.

– Ты в порядке?

– Не разбилась?

– Надо быть осторожней.

Местные жители одновременно радовались чудесному спасению, и добродушно негодовали из-за такого неразумного поведения.

Ей помогли встать на ноги. Дуа подвязала свое необъятное платье холщовой веревкой и в спешке покинула площадь, не сказав этим людям ни слова. Она быстрым шагом направилась в порт под испуганные взгляды наблюдателей. Юбка своей тяжестью придавливала к земле, но Дуа, не останавливаясь, двигалась в сторону порта, к одиноким скалам, у которых стояли корабли-птицы.

4.

– Вы уверены, что видите именно это?

– Да-да! Несомненно! – женщина энергично закивала головой. Ее глаза были закрыты, и она прилагала все силы, чтобы продолжать держать их закрытыми.

– Что еще? – Альберто был чрезвычайно нетерпелив.

– Я же вам сказала… Останки железной дороги, засыпанной песком, какой-то поезд. Поезд этот то идет по рельсам, то стоит в пустыне, засыпанный песками.

– Хорошо. Допустим. А что с пассажирами этого поезда? Они живы?

– Пассажиры… Они точно не мертвы, но…

– То есть они живы.

– Не совсем…

– Что вы имеете в виду? – Альберто терял последние капли терпения.

В маленькой комнате было невыносимо жарко. И резко пахло какими-то неизвестными травами, мазями и бальзамами.

– Не могу объяснить…– лицо женщины неестественно сжалось, в результате чего обнажились все морщины. Эти морщины покрывали ее кожу, как каналы высохших рек покрывают бесплодную землю.

– Сеньора, я заплатил вам большую сумму. И ожидаю от вас более подробного отчета! Дочь потомственных индейских шаманов, значит? Вы действительно та, за кого вы себя выдаете?

Женщина резко открыла глаза, долго сидела, опустив их в пол и словно собираясь с духом, чтобы дать отпор. Затем она бросила резкий осуждающий взгляд на Альберто и процедила:

– Вы не знаете, о чем говорите! Я видела все! Все! Но это очень страшно.

Она медленно встала и вплотную подошла к Альберто.

– Ваш поезд одновременно существует и не существует. Пассажиры одновременно и живы, и мертвы. И это происходит не только с этим поездом и с этими людьми. Я видела эту бесконечную пустыню под черным от туч небом. Там кладбище. Мертвые поезда, мертвые корабли и еще много мертвого, но не нашему миру принадлежащего. Но одновременно поезд этот мчится и по пустыне, и по глади морской, и по неведомым землям. Каждый его шаг повторяется снова и снова. Пассажиры переживают каждое мгновение вновь и вновь, не ведая о том, что их впечатления повторяются.

– Вы имеете в виду временную петлю?

– Они заблудились. Потерялись. И послушайте меня внимательно: я вам не советую искать этот поезд!

– Почему?

– Потому что вы не найдете ответов. А если попытаетесь их найти, то тоже заблудитесь. А выход найти непросто.

– Сколько пассажиров в этом поезде?

– Пятьдесят три человека.

– С машинистом?

– Машиниста в этом поезде нет. Но он им и не нужен.

– Им страшно?

– Они не успевают испугаться, как вновь оказываются в начале пути.

– Где они? Как называются те места, по которым ездит поезд? Как называется та пустыня?

– У этих мест нет имени, и одновременно у них тысячи имен.

– Можно ли их вернуть в нашу реальность?

– А зачем? Чего ради?

– Чтобы спасти их!

– А с чего вы взяли, что им необходимо спасение? Может, спасать нужно нас с вами?

Альберто, тяжело вздохнув, ничего не ответил. Озадаченный полученной информацией, он молча покинул старый обветшалый дом, украшенный цветными лоскутками тканей, пучками трав и причудливыми статуэтками. Женщина, не отрывая глаз, смотрела ему вслед.

Альберто вышел на узкую знойную улицу, наполненную экзотическими ароматами, звуками местной музыки и работающей бензопилы. Солнце жарило беспощадно. Но жар этот постепенно ослабевал и терял хватку. Посмотрев на бесконечную пустыню, начинающуюся за домами, Альберто окончательно вознамерился вернуться в этот городок и постараться самостоятельно найти ответы.

5.

Дуа быстрым шагом преодолела основную бухту порта, шумных купцов и рабочих, груженные заморскими фруктами, маслами, цветными лампами, пузырьками с эфемерными субстанциями и тканями, прошла мимо деревянных лодок, мирно покачивающихся в хлюпающих прибрежных водах. Порт был старый, небольшой и довольно тихий, окруженный отвесными скалами.

У скал неподвижно стояли огромные и загадочные корабли-птицы. Они были настолько огромны и мощны, что даже морские волны не могли их поколебать. Возле этих кораблей обычно никогда никого не было. Никто не стремился постичь их тайны, за исключением тех редких храбрых смельчаков, которые предпринимали безуспешные попытки связаться с экипажами кораблей. Только один вид этих кораблей, грозный, мистический и потусторонний, вызывал непередаваемый страх и ужас у всего населения. Это был особый вид страха, ни с чем не сравнимый и ни с чем не сопоставимый. Всепоглощающий и парализующий. Дуа не раз испытала воздействие этого нездешнего далекого страха сполна, каждый раз все ближе приближаясь к странным кораблям, но, несмотря на это, она продолжала возвращаться в этот порт, упорно и настойчиво. В этот раз она подошла настолько близко, насколько это было возможно, чтобы не закричать.

Их было четыре. Четыре гигантские узкие лодии с закругленными носом и кормой. Округлые птичьи тела, по бокам – словно сложенные пестрые крылья с резными окнами, многочисленными узорами, причудливыми и витиеватыми, невероятная пестрота цвета и поразительная искусность. Несомненно, все эти узоры и рисунки значили что-то очень важное. Возможно, они были символами, тайным языком, заклинанием. Всем, чем угодно. Дуа подошла еще ближе. На носу кораблей – длинные шеи и пугающие своей вычурностью головы химер. Полуптицы, полу драконы с раскрытыми хищными пастями, из которых угрожающе торчали острые клыки, привыкшие разрывать на части неподатливую плоть. У одних глаза были коварно прищурены, у других – выпучены в исступленной ярости. На их уродливых, неестественно безобразных мордах были разнообразные наросты в виде шипов, рогов, жабр, которые были плавно и изощренно закручены и издалека напоминали короны, гало и нимбы. На телах этих деревянных птиц не было ни одной прямой линии, все ветвилось, извивалось, петляло, струилось, за счет чего создавалось впечатление, что каждая часть этих кораблей- живая. Дуа чувствовала, что эти страшные создания смотрят на нее свысока. Ей казалось, что в любой момент они разверзнут свои пасти и испепелят ее огненной лавой и вулканическим пеплом. Они пугали ее, ужасали и словно гипнотизировали экзотическим далеким страхом.

Она беззвучно кричала им, что она ничего не боится и все преодолеет. Что она сможет пересечь черту и сделать то, чего никогда никому не удавалось. Она даже осмелилась положить свою маленькую ладонь на жесткую и холодную поверхность одного из кораблей. Она думала, что несомненно что-то ощутит, но она не почувствовала абсолютно ничего. Она пристально осмотрела тела химер, но ничего не изменилось. Не появилось ни окон, ни дверей, ни люков. А если они и были, то предназначались только для тех, кто владел этими кораблями, либо для тех, кто их создал.

– Впустите меня… – чуть слышно прошептала Дуа. Но налетевший ветер унес ее слова.

– Впустите меня! – на этот раз она произнесла эти слова гораздо громче.

Но на ее просьбу огромные деревянные птицы ответили безразличным молчанием.

6.

Я впервые оказался в месте, где вообще не было песка. Ни песчинки. Ру удивленно воскликнул. Мать прикрывала нас собою. Перед нашими взорами расстелились дороги, яркие, белые-белые, как Луна одинокими ночами. Подобно Луне, они тоже казались холодными, ледяными. Они показались мне обманом. Но я знал, что только по обманным дорогам можно проникнуть внутрь миражей и в города, которых нет. Я смело пошел вперед.