Kitobni o'qish: «Великий нефритовый путь»

В основу повести легли исторические документы, дневники исследователей, архивные материалы. Тексты цитируются с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

© С. И. Гольдфарб, текст, 2023

© Издательство «РуДа», 2024

© Л. Д. Магонова, иллюстрации, 2023

Глава 1
О чём рассказал академик Павлов

В «Венском кафе», что расположилось на перекрёстке двух старых городских променадов, за крайним столиком у огромного, во всю стену, окна беседовали двое. Один, на первый взгляд, ничем не примечательный человек почтенного возраста – академик Матвей Поликарпович Павлов – был очень знаменит в научных кругах. Разумеется, в заведении никто об этом знать не мог. В конце концов, не повесишь же на нём табличку – «Первооткрыватель сибирских алмазов». Да и вообще, все первооткрыватели в жизни люди малозаметные и не всегда публичные. Титулованный геолог исходил всю Сибирь и Дальний Восток, проведя большую часть жизни в странствиях по диким степям Забайкалья, по вечной мерзлоте Якутии, где минус пятьдесят не такая уж и редкость, по приморским гольцам, где когда-то совершал свои путешествия Арсеньев, по Приангарской тайге, Саянским горам… И он всегда утверждал, что среди гор, рек и таёжных распадков¹чувствует себя несравненно лучше, чем даже на уютных улочках любимого города. Ну суета же! Асфальт и «голые» проспекты, с которых вырвали деревья с корнем. Теперь у дворников работы поубавилось – листвы на променадах нет. А ветру скучно – совершенно нечего гонять по улицам.

В почтенном академике Павлове что-то было от сказочного старичка-лесовичка: седая борода лопатой, кургузый пиджачишко, растоптанные сандалии и кепка – старая, выцветшая, видавшая-перевидавшая виды, такие обычно берут с собой на рыбалку или «по грибы, по ягоды». При своей академической зарплате, гонорарах и премиях Матвей Поликарпович мог бы, конечно, и приодеться. «Так ведь в горы в запонках не ходят», – любил повторять он.

Бывалого, уверенного в себе человека с твёрдым характером, конечно же, выдавал взгляд! Взгляд особый – основательный, твёрдый. А кому ещё откроются эти самые алмазы в вечной мерзлоте, которую он не любил в любых её проявлениях, начиная от морозильной камеры в холодильнике и заканчивая той самой, что пронизала недра Якутии, где он, собственно, и обнаружил богатства для отечества. А вот тепло и солнышко Павлов, наоборот, обожал; сетовал, что ему теперь до конца жизни не согреться. Вот и сейчас академик устроился у окна-линзы, через которое светило даже в такое ранее время приятно греет.

Его собеседник – известный археолог, профессор Трифон Петрович Воротягин. Типичный городской интеллигент. Одет с иголочки: в больших очках, безукоризненном костюме и даже, несмотря на неформальность встречи, при галстуке и… запонках. Ну в самом деле, часто ли можно встретить в столь ранний час в кафе человека при галстуке, запонках и обуви ручной работы, да к тому же в рубашке роскошного рыжего цвета! Профессор был худощав, высокого роста, с пышной шевелюрой, слегка посеребрённой сединой. А ещё у него была очень хорошая улыбка, располагающая и подкупающая той открытостью и добротой, которую ни за что не изобразить при желании или по случаю.

Дружили собеседники давно, ещё со студенческой скамьи, когда факультеты были небольшими и студентов по отдельным дисциплинам нередко объединяли в потоки. Там они и познакомились. Это были лекции по общей геологии, без которой будущим археологам, а тем более исследователям земли, никак нельзя.

Матвей Поликарпович был постарше Трифона Петровича, учиться начал после службы в армии, а потом ещё поработал в геологических экспедициях и получил диплом геолога к тридцати годам. Трифон Петрович в альма-матер тоже попал не сразу, после школы отработал год на маленьком заводике со смешным названием «Металлобытремонт», в недрах которого делали всё – от пуговиц и пошива брюк до ремонта музыкальных инструментов.

Будущий академик всю жизнь оставался жаден до знаний и частенько приходил на исторический факультет послушать профессоров истории о древнем человеке, который облюбовал здешние места тысячи лет тому назад. Трифон Петрович тоже расширял свои познания и частенько заглядывал в геологические лаборатории и минералогический музей университета.

Потом, когда учебные залы сменились полевыми сезонами, а встречи стали редки и случайны, они обменивались, главным образом, телефонными приветами да редкими письмами. Несколько раз ездили в совместные экспедиции. Но и после, когда пути-дорожки окончательно развели их по разным маршрутам, не теряли друг друга из виду. Слали друг другу эсэмэски, фотографии с мест событий, когда была связь, но, бывало, и встречались, как в этот раз.

В этот раз по инициативе профессора. Его озадачили в ректорате непростыми вопросами, и ему нужно было получить консультацию у геологического гуру.

– Такое дело, дорогой мой академик. Китайцы, как ты, наверное, слышал, выдвинули идею возрождения Великого Шёлкового пути. Только вместо караванов, верблюдов и осликов полетят современные поезда и фуры.

Идея отличная – веками товарообмен шёл этим самым путём. Даже по современным меркам гигантский проект. Все были при деле, все зарабатывали на торговле, гостиницах, то бишь караван-сараях, погрузке-разгрузке, доставке и много ещё на чём. Потом он себя исчерпал, как сказали бы сегодня, в силу геополитических подвижек и технического прогресса. А вот теперь путь-дорожка всплывает вновь.

Наша территория формально в Великий Шёлковый путь не попадала. Но! Кроме «магистрали» было множество ответвлений – волоков, переправ, по которым к главному пути тоже доставляли товары и услуги. И кстати, до того, как появился Великий Шёлковый путь, торговля и сообщения шли по Великому Лазуритовому пути, а после него – по Великому Нефритовому пути. Вот они-то к нам были поближе.

– Ещё бы, нефрит в нашей земле и воде! Какая красивая история, Трифон Петрович! Великий Нефритовый путь!

– Красивая – не то слово! Что такое Великий Нефритовый и Шёлковый пути? Семь тысяч километров из Китая в страны Средней и Передней Азии. Есть сведения, что этот путь действовал уже в каменном веке – в тот момент, когда на территории Евразии появились первые кочевые народы. Однако некоторые наши коллеги утверждают, что Великий Нефритовый существовал ещё раньше – порядка семи тысяч лет назад. И эта торговая артерия связывала между собой земли Азии и Европы!

– Трифон Петрович, давай-давай, прочти мне маленькую лекцию, ты же знаешь, как я люблю слушать твои байки. Я весь внимание!

– Ну байки не байки, а для общего сведения будет полезно, – серьёзно заметил профессор. – О ткуда тебе, «полевому волку», знать, что первая информация о Нефритовом пути найдена в трудах знаменитого греческого историка Геродота, который ссылался на ещё более древний источник – труды Аристея, в которых рассказывалось о длинном торговом пути, проходящем через восточные берега Азовского моря и ведущем прямо в Центральную Азию.

Но есть и другие утверждения. Учёные, географы и путешественники прознали, что к середине II тысячелетия до н. э. сложился Великий Нефритовый пояс, притянувшийся по лесостепи от Восточной Сибири до Волго-Камья.

А в последние годы стали утверждать, что Нефритовый путь шёл в широком направлении из Прибайкалья на запад, по лесостепному «коридору» вдоль современной Транссибирской железнодорожной магистрали, пересекал Обь близ устья Томи, Иртыш в устье Оки.

Наши археологи, те вообще высказали идею, что Нефритовый путь соединял глазковскую культуру Прибайкалья² с сейминско-турбинской культурой Волго-Камья³.

– То есть Южную Сибирь и Восточную Европу? Интересно, очень интересно!

– Да, представь себе, изделия вывозились из Сибири в Восточную Европу, считай, на запад. Кроме того, из Прибайкалья путь шёл и в Азию в шан-иньский Китай⁴. Так культура Сибири воздействовала на синхронные культуры Восточной Европы на западе и Китая на востоке.

В середине I тысячелетия до нашей эры Лазуритовый и Нефритовый пути стали сливаться, чтобы превратиться в Шёлковый. Поменялись предпочтения покупателей, валюта стала другой – был нефрит, стал шёлк. Экспорт и импорт в глобальном масштабе!

Две ветки пути работали как часики. Северная дорога шла из Северного Китая через Памир, Фергану, Нижнюю Волгу, Чёрное море. Южная – опять же из Северного Китая через Яркенд, Памир, Бактрию, Ближний Восток и Индию. Фактически эти дороги являли собой огромную транснациональную компанию, где тысячи и тысячи людей занимались отдельными операциями на основе разделения труда. Опять караван-сараи, склады, переводчики, проводники, транспортные услуги, носильщики, кузнецы, разбойники опять же… Даже не буду перечислять, сколько профессий обслуживали путь.

– Слушай, Трифон Петрович, судя по твоему интересу и осведомлённости, это как-то связано с нашими бескрайними сибирскими просторами и археологическими находками?

– Какой догадливый, однако, академик! Естественно! Вопервых, раз китайские промышленники продвигают новый проект, не исключено, что он как-то выйдет на Транссиб, и нам надо «всё знать», а значит, без истории никак. А зачем нам всё знать, академик?

– Потому что, как сказал Геродот, «история – учительница жизни».

– Молодец, садитесь, пять! Во-вторых, промежуточные пути! Это тоже наши территории. В-третьих, не исключено, что снабжение, так сказать, подтоваривание самого Шёлкового пути шло из сибирских территорий, что само по себе крайне любопытно: как и чем снабжали мы Великий Нефритовый, а потом и Шёлковый пути. В-четвёртых, в шестом веке на какое-то время Тюркский каганат взял Великий Шёлковый путь под свой контроль. В-пятых…

– Стопочки-стопочки. А почему ты, Трифон Петрович, постоянно делаешь упор на нефрит?

– Конечно, нефрит! Так это и есть в-пятых. Ну, так сказать, археологический интерес. Практически во всех погребениях каменного века и более позднего периода мы встречали кольца, пластинки, полукольца из нефрита. Не случайно ведь он ценился в самом Китае на вес золота. Мы хотим по возможности проследить его историю, понять, был ли он как-то связан с Нефритовым путём. Ведь если поставки этого валютного материала шли в том числе и отсюда… Нет, ну в самом деле, ведь вполне возможно, его добывали в наших горных территориях, по руслам наших горных рек. В местах, где есть нефрит, нас могут ждать не менее интересные археологические находки.

Шёлком в наших краях совсем или почти не пахнет, а вот нефритом китайские купцы могли здесь пробавляться.

– Значит так, дорогой мой профессорэ, я больше по прозрачным камешкам дока, но кое-что могу сказать и о нефрите. Так сказать, пройдусь по азам общей геологии. Запасся терпением? Ты выпустил джинна из бутылки! Буду занудничать, нет у меня твоего лекторского таланта, напрочь отсутствует, растерял, шатаясь по вечной мерзлоте. При минус сорока-пятидесяти не до лекций было… Чем больше молчишь, тем реже простужаешься.

– Не напугал, жги, дорогой. Академикам везде у нас дорога. Весь во внимании.

– Начну с того, что существует Сибирская нефритоносная провинция. Это в границах Саяно-Байкальской горной области.

– Уже тепло, получается, нефрит водился и водится.

– Да! Если говорить геологическим языком, то эта провинция является частью южного обрамления Сибирской платформы.

– Получается, что юг Байкала в деле?

– И юг, и север, и северо-восток. Предположим, что южное направление для Нефритового пути не очень перспективное. Разве что караваны перевозили камень кружным путём. А вот на северо-востоке, в Байкало-Витимской области, пожалуй, поискать следы можно. Если я ничего не спутал, наш брат геолог выделил даже Витимский нефритовый район. Кстати, поскольку ты предупреждал, что разговор будет о нефрите, я по случаю прихватил геологическую статью автора Прохора. Чудное название – «Белый нефрит Восточной Сибири».

– А фамилия у автора есть?

– Так это и есть фамилия.

– И что же там чудного?

– А вот послушай пару абзацев. Так, ага, вот… «Во многих районах мира необъяснимая привязанность человека к нефриту привела к формированию настоящих нефритовых цивилизаций».⁵ Ну тут он маленько хватил лишку. Я, во всяком случае, о цивилизациях не слышал… Дальше читаю: «Первые находки светлоокрашенного нефрита в среднем течении р. Витим относятся к сороковым годам XX века.

В 1944 году Ю. К. Дзевановским в нижнем течении р. Калар (правый приток Витима) в 24 км от устья, в урочище Топор, найден валун фисташково-зелёного нефрита размером 35×20×7 см, а два года спустя о подобной находке в нижнем течении р. Ципы (левый приток Витима) сообщил В. П. Селиванов.

Это событие тем более удивительно, что в те годы геологическая служба Советского Союза была ориентирована совсем на другие виды полезных ископаемых, и оно могло состояться лишь благодаря высочайшему профессионализму того поколения геологов.

Тридцать лет спустя – в 1975 году – иркутский геолог М. И. Грудинин при проведении научно-исследовательских работ в среднем течении р. Витим обнаружил многочисленные валуны и гальку светло-зелёного нефрита в аллювиальных отложениях. Открытие оказалось своевременным и явилось отправной точкой для целого ряда последующих открытий, совокупность которых и привела к созданию минерально-сырьевой базы светлоокрашенных нефритов в России – Витимского нефритоносного района, объединяющего несколько месторождений и проявлений.

В 1976 году для проверки заявки М. И. Грудинина экспедицией «Байкалкварцсамоцветы» была создана Шаманская (позднее Витимская) поисковая партия. На первом этапе работ сработали стереотипы. В качестве основного поискового объекта по аналогии с Восточно-Саянскими месторождениями нефрита был определён Шаманский ультрабазитовый массив. Результаты поисковых работ оказались отрицательными. Параллельно велись маршрутные поиски по основным водотокам района с целью прослеживания ореола распространения валунов нефрита». Ну как?

– Дальше читай. Как – интересно и познавательно.

– Слушаюсь и повинуюсь, мой добрый друг-профессорэ. «По результатам работ 1976 года подтверждена нефритоносность р. Витим и установлена нефритоносность р. Бамбуйки – его левого притока. При этом ореол распространения нефритов был прослежен на десятки километров от её устья, и стало понятным, что коренное месторождение нефрита расположено именно в её бассейне». Так, это пропускаем, это тоже… Вот: «В 1978 году поисковые работы были продолжены. Основным вновь стал валунный метод поисков. При проведении маршрутов тщательно изучался вещественный состав аллювиальных отложений, и валуны светлоокрашенного нефрита были прослежены по р. Буром – правому притоку Бамбуйки, а площадные поисковые работы в верховьях р. Буром дали положительный результат и было наконец открыто первое в России коренное месторождение светлоокрашенного нефрита». Это тоже пропускаем – тут не всякий геолог разберётся… Ага, вот ещё: «В 1979 году рабочими Витимской партии братьями Федотовыми Михаилом и Александром валуны белого нефрита были найдены в нижнем течении р. Голюбе (левый приток Бамбуйки)…

Параллельно в 1980–1983 гг. продолжались поисковые работы на нефрит в нижнем течении р. Ципы и среднем течении р. Витим. В результате их проведения было открыто три небольших проявления светлоокрашенного нефрита: Воймаканское, Хойтинское, Александровское и, как завершение этапа общих поисков, Кавоктинское месторождение – наиболее значимое из всех к настоящему времени известных».

Потом была ещё одна геологическая экспедиция, это уже в девяносто первом году. На этот раз в бассейне реки Дело, правом притоке Калара, обнаружили валуны и гальки светлоокрашенного нефрита.

Если следовать хронологии, то в две тысячи втором году в южных отрогах Удоканского хребта открыто Удоканское проявление светлоокрашенного нефрита.

– Я ещё что-то слышал о Хойтинском месторождении.

– Ещё бы! Нефрит этого месторождения отличается высоким качеством…

– Воистину золотая земля!

– Там, кстати, экспедиции капитана Иванова и лейтенанта Белкина работали до революции. Белкин, между прочим, был хорошим художником.

– Это же участники гидрографического отряда Дриженко, который в начале прошлого века изучал Байкал?

– Он самый. Начальник отряда полковник Дриженко, впоследствии генерал, был выдающимся исследователем. Его направили сюда в преддверии строительства Транссиба. Собрали огромный материал. Время от времени, особенно в период завершения навигации, отряды уходили за пределы Байкала изучать прилегающие территории. Вот отряд Иванова и получил такое задание в интересах ленских золотопромышленников. Как завозили грузы на прииски? От Иркутска до Жигалово, потом по рекам Лене и Витиму. Длинная дорога, дорогая доставка… Вот и искали возможность сократить путевые издержки. Оказалось, что если пробить путь с Северного Байкала на Витим, дорога может быть сокращена на семьсот вёрст⁶! Ну и отправили поискать, так сказать, волок с Верхней Ангары на Витим.

Тебе, Трифон Петрович, несказанно повезло с таким другом как я. Есть у меня рукопись – дневник капитана Иванова. Могу по дружбе дать для ознакомления.

– Вот это да! Премного благодарен, Матвей Поликарпович! Царский подарок.

– Академический!

– Не сочти за труд, прихвати с собой, если на мою лекцию в музей пожалуешь намедни. Приглашение я принёс, вот, держи. Будем с молодёжью докладывать, как полевой сезон прошёл.

– Обязательно буду. Тебя дальше по части нефритов образовывать, или хорош, утомился?

– Ничего, выдержу. Образовывайте дальше, уважаемый академик.

– Так вот, нефрита в нашей благословенной области и примыкающей к ней Бурятии много, ну очень много. Если бы мы с тобой вышли на маршрут, я бы повёл тебя к Оспино-Китойскому массиву. Это, между прочим, зона регионального глубинного Китойского разлома.

Далее упомянем Харанурский массив, расположенный в бассейне верхнего течения реки Урик. Именно там были открыты Харажалгинская нефритовая жила, а позднее Уланходинское месторождение. Здесь нашли уникальный по цвету камень, он был светло-зелёный, почти молочного оттенка! Ну очень дорогой! Ты когда-нибудь видел камень такого цвета? Впрочем, откуда! Я и сам такой уникум не наблюдал, только по рассказам слышал.

Ладно, теперь двинемся в направлении Джидинского нефритоносного района, на юго-запад Прибайкалья. Одно из месторождений нашли в Хамархудинском массиве.

И, наконец, Витимский нефритоносный район. Говоря геологическим языком, он является составной частью Байкальской складчатой области. Простите, профессор. Вы знаете, что такое складчатая область? Откуда вам знать, гуманитариям.

Профессор зыркнул на академика. Тот виновато улыбнулся:

– Шутка, понял, беру свои слова обратно. Ты же у нас археолог, значит, в геологическое прошлое земли погружён. Но на всякий случай поясню на примере, а не по-научному, чтоб ты с ума не сошёл…

Академик взял салфетку, смял её и положил перед профессором.

– Ну вот, типичная складчатая область. Считай, что эта салфетка – участок земной коры, в пределах которого слои горных пород смяты в складки. А гигантский двигатель, который приводит в движение земную кору – тектонические процессы. Понятно?

– Более чем, так образно! – профессор ткнул пальцем в бумажный аналог.

– Отлично, приятно иметь дело с культурным человеком. Хо-ро-шо. Двигаемся дальше. Месторождения нефритов были обнаружены в Парамском поясе, который в свою очередь охватывает с северо-востока Северо-Муйскую глыбу, а на юго-востоке прослеживается между Южно-Муйской и Таксимской глыбами.

– Прямо БАМом повеяло!

– Ты был в тех краях? Северо-Муйский тоннель, Таксимо… Романтические имена.

– Бывал наездами, толком поработать не дали. Гонки, сроки, сдаточные объекты…

– У меня та же история. Начальник треста приглашает, вроде как давно не виделись, чайку попьём. А под лимончик и рюмочку: «Партия сказала к такому-то сроку открыть». И надо ж было, открывали.

– Великая сила – сроки и планы, а ещё сила организующая и направляющая.

– Я от этой силы в тайгу на пять лет сбежал. Но что-то в этом было. Расслабляться не давали точно, – вздохнул Павлов.

– Опиши всё в мемуарах, вместе поплачем и посмеёмся.

– Однако обхохочемся сквозь слёзы! Ладно, пойдём дальше. Недавно в Средне-Витимской горной стране обнаружили коренное месторождение светлоокрашенного нефрита. Потрясающий цвет. Китайские резчики обзавидуются.

– Правильно ли я понял, Матвей Поликарпович, что месторождения нефрита расположены главным образом в Сибири?

– Так точно, Трифон Петрович!

– Стало быть, в четырёх районах – Западно-Саянском, Восточно-Саянском, Джидинском и Витимском?

– Ты был внимателен. В виде бонуса добавляю к твоим знаниям ещё кое-что. В наиболее подходящем для вас районе – Витимском – месторождения нефрита двух типов, и потому там выделены два пояса – Байкало-Муйский и Верхнее-Витимский.

Да вот ещё что, Трифон Петрович, это очень важно. В Восточно-Саянском нефритовом районе все промышленные месторождения сосредоточены в Оспино-Китойском массиве и Харанурском. Оспинское самое крупное со времён СССР. Здесь на площади пяти квадратных километров коллеги открыли шестнадцать нефритовых жил. Если захочется и там «покопаться» – ваш путь в верхнее течение реки Ильчир или к истокам ручья Северный на правом склоне горы Графитовой.

– Какие чудесные имена! Слушай, Матвей Поликарпович, я вот подумал, а ведь алмаз может позавидовать нефриту… Этот зелёный камешек сыграл выдающуюся роль в истории древнего человека – как археолог ответственно заявляю. Страшно сказать, сколько времени потерял бы наш пращур, не открой он нефрит, который одинаково хорошо рубил, колол, резал! Всякий раз, находя артефакты, думаю: может, природа не случайно подбросила этот материал человеку? Вязкий, прочный, прекрасно полируемый… Он давал людям всё, что требовалось на тот момент.

– Сейчас запоёшь, однако. На стульчик заберись. Хоть публику повеселишь, я с кепкой по кругу пойду…

– Надо, так и запою, подумаешь. После тех находок, о которых буду докладывать, дело с музеем двинулось. Сам мэр города за дело взялся. Попомни, турист валом потянется, чтобы на эти уникумы взглянуть.

– А если рядом ещё и меч курыкан повесить, – хохотнул академик.

– Ох, и шутник вы, батенька. Слушай, давно хотел спросить, это правда, что, когда вы алмазы открыли, гульба шла три дня без продыху?

– Врут, конечно. Неделю гуляли! Всё-таки алмазы для страны! Не грех!

– Не грех, – согласился Трифон Петрович. – Ну вот и я, если что, запою.

– М-да, копать вам не перекопать, там ведь тоже и мерзлота, и грунт тяжёлый.

Профессор посерьёзнел и согласно кивнул.

– И вот ещё что. Про нефрит, я так понял, вопрос не праздный. Ищите валуны и окатыши в руслах рек. Искатели нередко так и работают. Идут вдоль русла, петляют по бережку, по притокам, ключикам…

– А ещё каменный материал островов, кос, стариц⁷, отмелей изучать будем. Если нефритовая галька попадается или камни покрупнее, то, значит, и месторождение может приоткрыться.

– Ишь ты, начитался!

– Есть с кого пример брать. Ты-то вот, как я погляжу, в байкаловедение полез. Рукопись капитана Иванова где-то сыскал.

– Потому что интересно.

– Вот!

…Они ещё долго вели разговоры, вспоминали университетскую жизнь, учителей и делились впечатлениями от очерков Вигдора Борисовича Чижевского про то, как был найден курыканский меч.

*****

В библиотеке местного краеведческого музея было людно. Впрочем, она редко пустовала, хотя мало кто из непосвящённых догадывался, что в этом небольшом двухэтажном здании из красного кирпича располагалось уникальное собрание книг, карт и рукописей географического общества.

Обычно камерная зала (сюда, как правило, приходили не только поработать, но и пообщаться) была полна. Сегодня публика набилась учёная, солидная. А по тому, как дружески и мило шло общение, нетрудно было догадаться, что все давным-давно знакомы.

В этот раз обещалась археологическая сенсация. Любая сенсация всегда приносит больше вопросов, чем ответов, а загадок и гипотез хватило бы ещё на несколько вечеров и обсуждений.

– Послушайте, уважаемый, – г орячился худощавый, небольшого роста профессор истории Миклушевский, обращаясь к академику Павлову. – Отчего они выбрали такой маленький зал? Уже не продохнуть!

– Не переживайте так, – ответствовал Павлов. Он дружески похлопал Миклушевского по руке. – Сенсации, голубчик, должны произноситься в замкнутом пространстве, дабы не превратиться в ординарную новость. Послушаем, покричим, поругаемся, обсудим и только потом пойдём разносить по городам и весям… Как считаете, Вигдор Борисович?

– Матвей Поликарпович, трудно не согласиться. Спикеры серьёзные, авторитетные. Уж если сам Трифон Петрович, Герман и Михаил, простите, Герман Германович и Михаил Петрович шепнули, что будет «нечто», спорить не о чем. Место выбрали самое подходящее, так сказать, намоленное веками.

Миклушевский пожал плечами и, не найдя союзников, пересел.

Академик махнул рукой:

– И пусть идёт. Вечно всем недоволен. Голубчик, Виг-дор Борисович, после ваших очерков все только и говорят о курыканах. Найденный меч – большое открытие, настоящая сенсация. – Академик хитро подмигнул, приблизился к собеседнику и зашептал почти на ухо: – Неужели доблестные археологи раскопали что-то ещё?! Признавайтесь немедленно, сгораю от любопытства.

Вигдор улыбнулся:

– Матвей Поликарпович, честное слово, не знаю. Скоро услышим. Ума не приложу, чем они будут удивлять сегодня. И кстати, вас ещё можно удивить?

Павлов пожал плечами:

– Об этом знает только наша дражайшая супруга, Ольга Анатольевна. Она всё знает! Помнится, когда я поехал в сто первую экспедицию на поиски алмазов, все иронически улыбались. В глазах у доброжелателей читалось как на бумаге: «Павлов умом тронулся, неровен час, поедет на Лену изумруды добывать. Откуда здесь, в Сибири, алмазы? Никогда ведь не находили. Супруга наша дражайшая, Ольга Анатольевна, сказала: сдаётся, в этот раз найдёшь. И что вы думаете, мы взяли и нашли! Потому что наука говорила: вполне себе камушки могут быть! А Ольга Анатольевна, та и вовсе уверена была – именно в этот раз. Вот и с нефтью то же самое случилось. Откуда, мол, нефть в Сибири – а вот оттуда, от верблюда. Трифон Петрович заслужил большое открытие. Я вам по секрету скажу, открытие постепенно складывается, формируется, так сказать, по чуть-чуть. Его не только предположить и предугадать надо, его ещё вынянчить нужно суметь.

Прошу прощения, а юная дама рядом с вами, не та ли самая Селина Ивановна, которую в очерках вы представили как первооткрывательницу курыканского меча?

«Юная дама» немедленно отреагировала:

– За комплимент отдельное спасибо. Собственной персоной, та самая.

– Польщён, глубоко польщён находиться рядом. Вы вошли в историю науки.

– Да что вы, что вы, это же дело случая.

– Знаете, всё случайное – цепь неслучайностей. Я, к примеру, к своим камушкам шёл долго. Всё вокруг да около ходил. Никто не верил, что в якутской вечной мерзлоте они спрятались. Но в один прекрасный моментик – опа-опа, Америка-Европа….

Улучив момент, Селина шепнула Вигдору:

– Начальника, это кто такой рядом с тобой?

– Самый богатый человек в мире.

Селина недоверчиво окинула взглядом соседа:

– Что-то не очень он смахивает на миллиардера!

– Наши современные богачи такие.

– В чём его богатство?

– Так в камушках.

– Это как?

– Господи, первооткрыватель якутских алмазов, Павлов это!

– Да ты что! Точно?

– Точнее не бывает!

От такого известия Селина забыла, где она находится, и, наклонившись к Павлову, прошептала: «Почём нынче бриллианты для народа?»

Павлов растерялся, даже не поняв, о чём его спрашивают. Хорошо, что Вигдор, зыркнув на Селину, прошипел: «Тсс. Ему как главному хранителю всех алмазов страны запрещается говорить на эти темы».

– Да-да-да, – подыграл Павлов. – Т ак сказать, государственная тайна. Нельзя, милочка, при всех…

– А-а-а, поняла, Вигдорик, – снова зашептала Селина. – У него хотя бы машина с водителем есть?

– А то как же. Всё-таки академик – почёт и уважуха немереная.

…Профессора Воротягина встретили аплодисментами. Эти «научные» хлопки совсем не похожи на театральные или те, которыми встречают модных исполнителей. Эти – предвестники жарких дискуссий, всполохи надвигающейся грозы, в них непроизнесённые вслух вопросы и сомнения, которые в таком кругу почти невозможно сдержать. По аплодисментам учёных можно почти безошибочно угадать – знак ли это поддержки и дружеского одобрения или иронического отношения к докладчику. В аплодисментах, которые расточались сейчас, Вигдор уловил временную нейтральность. Вынужденное отшельничество Воротягина после истории с уходом из университета, жизнь вдали от города, открытия, сделанные им в последние годы, конечно, вызывали большой интерес. С одной стороны, Трифон Петрович приобрёл ореол научного изгнанника, а с другой – триумфальное возвращение после экспедиции к курыканам и бесценные находки…

Следом за профессором шли его ученики Герман и Михаил, известные в научной среде археологи.

Трифон Петрович взял из первого ряда стул, развернул его спинкой к залу и устроился напротив притихшей публики.

Академик Павлов удовлетворённо охнул:

– Начало обнадёживает, Вигдор Борисович. Ишь, неформал какой, уселся как какой-нибудь аспирант недозащищённый.

– Простите, отвык от трибун, – чуть улыбаясь, сказал профессор. Герман и Михаил устроились рядом, явно чувствуя некоторую неловкость от настороженного внимания зала, в котором почти все – знакомые и коллеги.

На какое-то мгновение наступила тишина. В ожидании доклада, не сговариваясь, все старались не нарушить этой тишины даже шёпотом, даже скрипом старых венских стульев, которые сохранились в библиотеке с неизвестно каких времен. Но вот профессор что-то шепнул Герману, тот в свою очередь подал кому-то знак. Свет погас, и вспыхнуло яркое белое пятно экрана, на который откуда-то с потолка бил луч проектора. Луч рассеивал темноту в зале, добавляя таинственности и загадочности. Оставалось только гадать, что появится вместо белого пятна…

Наконец профессор взял микрофон. Слова, влетавшие в него и исходившие откуда-то с боковой кулисы мягким, приятным, кто-то сказал бы – «бархатным баритоном», ощущались объёмом и какой-то торжественностью заставляли почувствовать, что здесь и сейчас будет произнесено нечто необычное и важное.

– Уважаемые коллеги, я уж и не помню, когда мы встречались и обменивались настроениями. Сердечно всех приветствую. Сегодня сообразим с коллегами на троих (в зале послышался лёгкий смешок). Герман Германович и Михаил Петрович! Кто не знает этих бравых археологов?