Kitobni o'qish: «Мы встретимся?»

Shrift:

Когда последний раз она видела небо?

Мерзко-белые стены и полы, пахнущие хлоркой… небольшая скрипучая кровать в углу небольшой комнаты и пара окон, на которых были решетки. Железная дверь, запертая кем-то снаружи на все замки.

Юная девушка с неестественно белыми волосами лежала на койке, что-то тихо бормоча себе под нос и рассматривая выбеленный потолок, краска с которого когда-нибудь обязательно будет сыпаться прямо на пол из-за конца срока годности. Проникающие в комнату лучи солнечного света, не дотягивались до хрупкого тела.

Время в этом месте как будто остановилось. Вселенная дала сбой и теперь все человечество застряло на одном и том же моменте, который никогда не менялся. На маленькой тумбочке стояла каша, которой светловолосая должна была позавтракать, но не хотела. Её не тревожил голод, было все равно. Девочка продолжала рассматривать потолок, словно видела на нем нечто, кроме краски.

Из-за слабого тела та не могла поднять тонкие руки, не приложив огромных усилий к этому. Полосатая пижама всегда задиралась, обнажая бархатную, но изуродованную кожу. Шрамов на запястьях было пугающе много. Снова рассматривая их, она, словно маленький ребенок, удивленно проводила по рубцам холодными пальцами, не понимая, откуда они.

У неё амнезия…

Когда дверь в палату тихо заскрипела, девушка резко приняла сидячее положение и подалась вперед. К ней наконец-таки пришли… долго же пришлось ждать. Единственная её возможность покинуть палату впервые за несколько лет тут же улетучилась, стоило услышать щелчок, но сейчас это не так важно.

Когда-то женщина в белом халате сказала не покидать ей комнату, иначе девочке больше не дадут печенье, которое здесь запрещено. Врачам нельзя привязываться к своим пациентам, но многие запоминают её, как маленького, светлого ребенка, слушающегося взрослых и, словно собачка, ждущего своего брата.

– Братик, братик! Ты пришел! – радовалась она, подскакивая с постели, стягивая на пол покрывало, чуть ли не падая, но сразу же чувствуя теплые руки на своей талии. – Почему так долго? Ты обещал прийти намного раньше! – негодовала та, вешаясь на его шею и крепко обнимая парня. Как бы слаба не была, всегда вела себя энергично. Рядом с этим человеком девушка улыбалась и смеялась.

Вдруг отцепившись, она почувствовала, насколько пол, вымытый хлоркой, холодный. Чтобы не замерзнуть, та прыгала с ноги на ногу, пытаясь сохранить остатки тепла. Когда брат поправил покрывало, она упала на кровать и засмеялась. Чисто и искренне. Так, будто ничего до сих пор не поняла.

– Ты ошиблась, прошло всего лишь несколько дней, – он откровенно, но так умело врал. Ребенку, который был дороже ему собственной жизни. – Мне сказали, что ты снова не ела. Ты не хочешь быть сильной и здоровой? – спрашивал темноволосый, тепло улыбаясь. Ему тяжело смотреть на эту девочку, чей взгляд преданнее любой собаки в мире.

– Я не хочу, она невкусная и горькая, – тихо бурчала девушка, болтая ногами и смотря на окно, практически полностью перекрытое решетками. – Зачем мне нужно её есть? Это так важно? Почему? – ничего не помнит и не знает. Забыла о том, как нужно жить.

– Если хочешь вырасти большой-большой и быть сильной, чтобы всегда быть рядом с братом, нужно хорошо кушать.

Только сейчас он заметил, что светлые волосы до сих пор не расчесаны. Сколько дней прошло с его последнего визита? Неделя? Две? Три? Темноволосый не помнит, это было давно. Тяжело вздохнув и что-то ласково прошептав, юноша присел на кровать и распустил спутанные волосы. Они были длинными и очень красивыми… щелкнув по носу вертящуюся девушку, он взял расческу.