Kitobni o'qish: «Марка страны Гонделупы»
Глава первая
Петя и Вовка
Началось всё как будто с пустяков… В один прекрасный день, усевшись верхом на заборе, Вовка от нечего делать показал Пете язык и запел на все лады:
– Петрушечка, свиндирюшечка! Петру-ушка-свиндирю-ушка! Петру-уха-свиндирю-уха…
Петя обиделся. Он терпеть не мог таких шуток.
– Уходи с нашего забора! – покраснев, крикнул он.
– Не уйду! – весело ответил Вовка. – Забор не ваш, а наш.
Петя сердито нахмурился:
– Вот ещё! Наш, а не ваш!
Но Вовка любил дразниться. Он нарочно перебросил обе ноги в Петин сад, да ещё в придачу забарабанил босыми пятками по доскам забора.
– Не ваш, а наш! Не ваш, а наш! Не ваш, а наш…
Этого Петя стерпеть не мог. Он схватил камешек, размахнулся и сплеча запустил им в Вовку.
И надо же – камень угодил Вовке прямо в ногу! Должно быть, очень больно, потому что Вовка громко заревел и, сковырнувшись с забора, побежал домой.
«Теперь будет знать!» – с торжеством подумал Петя. Сжав для храбрости кулаки, он направился к забору.
Но не тут-то было.
Над забором вдруг появилась лохматая голова. Длинноногий верзила в полосатой тельняшке уселся на перекладине и в упор посмотрел на Петю. При этом он чуть-чуть прищурил правый глаз. Это был двоюродный Вовкин брат пятиклассник Сергей. У Пети ёкнуло сердце. Кулаки разжались и сами собой опустились вниз.
Однако от забора он не отступил.
В это мгновение вынырнула ещё парочка Вовкиных двоюродных братьев – два близнеца: Ванечка и Мишенька. Эти с трудом вскарабкались на забор и, выпучив круглые глазки, тоже уставились на Петю.
Ну, их-то, во всяком случае, можно было не бояться. Подумаешь, четырёхлетние клопы!
Тем не менее Петя сделал шаг назад. Правда, очень маленький шаг. Скорее полшага, чем шаг. Но всё-таки…
И вдруг забор застонал и пошатнулся. Казалось, огромные столбы, врытые в землю, сейчас согнутся и лягут набок вместе с досками. На забор взгромоздились два самых старших брата Чернопятко – Григорий и Андрей.
И вся компания в грозной тишине устремила глаза на Петю.
Ox!..
У Пети подогнулись коленки, и он мгновенно исчез из сада.
Откуда же он мог знать, что у Вовки в гостях все его двоюродные братцы? Не вступать же с ними в бой, как вы думаете?
С этого самого дня всё и началось.
А казалось, чего бы им ссориться?
И жили они совсем рядышком. И отцы их работали на одном заводе. И забор у них был общий. Правда, забор этот был высокий, плотный, из хорошо пригнанных досок и вдобавок покрашен зелёной масляной краской. Но ведь через самый высокий забор можно перелезть, если за ним ждёт тебя друг…
На следующее после ссоры утро Вовкины куры забрались в Петин сад. Петя задрожал от радости, когда их увидел. Ну, теперь он покажет Вовке и его двоюродным братцам!
Он схватил палку и помчался навстречу курам.
И уж он гонял их по всему саду! Уж он их гонял…
Гонял и вопил не своим голосом. Ошалелые куры бегали, роняя перья. Они кудахтали на весь посёлок.
В конце концов Петя пригнал их обратно к забору, и они перелетели через него обратно на свой двор, словно дикие лебеди. И уже оттуда раздавалось их неистовое кудахтанье.
Вдогонку Петя запустил и палку. Весь забор загрохотал, точно барабан, а куры закудахтали ещё громче.
Это было лихо проделано, ничего не скажешь!
Расплата последовала немедленно. Тут же над забором Петя увидел разгневанное лицо Вовкиной матери и услышал её сердитый голос:
– Сейчас ты у меня увидишь, озорник! А ну-ка зови свою мать… Живо!
Но маму звать не пришлось. Она сама прибежала узнать, что случилось с соседскими курами, почему они так раскудахтались.
Как она огорчилась, услыхав о Петиных подвигах!
– Зачем ты трогал чужих кур? – спросила она. Голос у неё был скорее расстроенный, чем сердитый. – Как ты смел?
– Они сами к нам пришли. Я хотел их только выгнать, – насупившись, соврал Петя, не чувствуя, однако, никакого раскаяния за свою ложь.
– Он нарочно, он нарочно, он нарочно… – выкрикнул Вовка, появляясь вдруг над забором возле своей матери. – Я знаю… он нарочно!
– Ты правда нарочно? – спросила мама.
– Нарочно! – твердо ответил Петя, с ненавистью посмотрев на краснощёкое лицо врага.
Теперь мама рассердилась по-настоящему:
– Какое безобразие!
– Ага, ага, ага, я говорил, он нарочно! – заорал Вовка и тут же, получив увесистый подзатыльник от своей матери, нырнул вниз.
В общем, куриный конфликт был улажен быстро и совершенно мирным путём. Петина мама извинилась за Петю и сказала, что она готова заплатить за пострадавших кур, если куры как-нибудь пострадали.
Но Вовкина мама от денег отказалась, а лишь попросила, чтобы больше такого не повторялось.
На это Петина мама ответила, что она твёрдо обещает, что больше это не повторится, и соседки разошлись по домам.
Итак, всё было улажено и все остались довольны. Все, кроме Вовки…
Как? Вместо того чтобы выдрать Петьку за такое нахальное обращение с их курами, шлепок получает кто?
Он, ни в чем не повинный Вовка! И главное – какой позор! – прямо на глазах у злейшего врага.
Где же тут справедливость?
Нет, с этим Вовка мириться не мог… Вечером прямо перед окнами дома, где жил Петя, на дереве болталась старая метла. А рядом висела бумажонка с неуклюжими карандашными каракулями:
Петруха-свиндирюха повешен за ухо.
На этот раз даже мама возмутилась:
– Ну уж это слишком!.. – и тут же велела Пете снять метлу и кинуть её на помойку.
А Петя был счастлив. Нет, ни на какую помойку он метлу не понесёт. Он сделает по-другому.
Улучив подходящий момент, он заманил к себе в сад Вовкиного щенка Тяпку. Налил ему полную тарелку супу, и, пока этот толстый обжора с жадностью лакал суп, Петя ухитрился привязать к его коротенькому хвосту ту самую метлу, которая висела на дереве перед их окнами.
Потом он перебросил щенка с метлой на Вовкин двор.
К метле была прицеплена записка:
Вовка, Вовка – кислый квас,
Тухлая капуста.
Съел он старую метлу
И сказал: «Как вкусно!»
Казалось, конца не будет этой вражде. Казалось, никогда они не протянут друг другу руку мира, не сядут рядышком потолковать о своих делах, как это было прежде.
Казалось, никогда не наступит такой день. Никогда…
Глава вторая
Они первоклассники
– Петя, – сказала мама. – А ведь сегодня уже пятнадцатое августа…
Лицо у неё стало озабоченным.
Петя ничего не ответил: пятнадцатое так пятнадцатое! Не всё равно?
– Да, – продолжала мама, – скоро первое сентября, и у тебя начнутся занятия в школе.
На этот раз Петя насторожился: почему это у мамы словно бы расстроенный голос?
Он спросил:
– Разве тебе не хочется, чтобы начались занятия в школе?
– Как не хочется! Конечно, хочется. Но вот ведь… Прямо понять не могу, как это случилось? Бумаги твои ещё не поданы…
Петя побледнел.
– Мама! – Голос у него дрогнул. – Мама, что ты наделала? Теперь всё пропало…
– Ничего не пропало. Завтра сходим привьём оспу, а послезавтра я пойду в школу. Без справки об оспе в школу всё равно не принимают.
Но Петя и слушать не хотел ни о каком «завтра». Какие могут быть «завтра», если существует «сегодня».
Нет, он был не таким человеком, чтобы откладывать что-либо на следующий день.
– Сегодня пойдём и привьём оспу! – твёрдо сказал он. – Прямо сейчас же.
Нет. Сегодня мама не могла.
– Как ты не понимаешь, – сказала она, начиная сердиться, – у меня есть дела. Сказала – завтра, завтра и пойдём.
Нет. Петя не мог ждать до завтра. Как мама не хочет понять, – больше откладывать невозможно.
– Тогда иди сам! – сердито проговорила мама. – Пожалуйста, иди. Тебя никто не держит.
И Петя ушёл очень рассерженный.
Собственно говоря, мама сказала это просто так. Она, конечно, не думала, что Петя пойдёт без неё в поликлинику, да ещё прививать оспу.
А Петя уже шагал по главной улице заводского посёлка, направляясь в ту сторону, где среди пёстрого цветника стояло белое двухэтажное здание поликлиники.
Возле проходной – дверей, куда рабочие входили на завод и откуда выходили после работы, – Петя немного задержался. Там висели огромные электрические часы и великолепный градусник побольше самого Пети.
Лиловый столбик на этом градуснике поднялся очень высоко, хотя было ещё утро и часы показывали без пяти десять. Но и без градусника было ясно, какая жара! Асфальт на солнечной стороне тротуара размяк и продавливался под пятками сандалий. А георгины – уж на что выносливые цветы! – и те опустили листья. Всё лето было такое, и август не уступал июлю.
Сейчас у проходной было пусто и тихо: не наступил ещё час обеденного перерыва. Только в табачном ларьке, отмахиваясь от мух, дремал знакомый старичок, у которого папа всегда покупал папиросы «Беломор».
Но Петя отлично знал: стоит только часовой стрелке вместе с минутной очутиться на двенадцати – и всё мгновенно переменится.
Петя любил смотреть, как это бывает. Иногда он приходил сюда встречать своего папу. Приходил пораньше, чтобы увидеть всё с самого начала: как дрогнет последний раз большая минутная стрелка, соединившись с короткой, часовой; как гудок тут же зальётся громко и басисто, а из дверей проходной начнут выходить рабочие завода. Сначала их будет немного. Потом будет становиться всё больше и больше. И тогда нужно хорошенько смотреть, чтобы не прозевать папу…
А как приятно бывает среди такой массы незнакомых людей увидеть его!
«Папа! – кричал тогда Петя, бросаясь всем наперерез и расталкивая всех локтями. – Папа, я здесь!»
«Петя?» – всякий раз удивлялся папа, когда видел Петю возле проходной.
Он брал в свою большую руку маленькую руку сына, и они, как и все, спешили домой, чтобы успеть помыться и поесть до конца обеденного перерыва.
От папиных рук и спецовки пахнет машинами, железом и ещё каким-то особенным заводским воздухом. И Петя незаметно для папы нюхает и папину руку и рукав его рабочей куртки. И ему кажется, что лучше этого заводского запаха ничего нельзя себе представить…
«Сегодня вы тоже испытывали новый станок?» – спрашивает он у папы.
«А как же! – отвечает папа. – Токарно-винторезный…»
«Хорошо работает?» – снова спрашивает Петя.
Подумать только, какие серьёзные у них разговоры! Не всякому мальчику приходится беседовать со своим папой о таких важных вещах.
«Налаживаем», – отвечает папа. Он смотрит на Петю и смеётся одними глазами.
Но сейчас на часах всего лишь без пяти десять, и возле дверей проходной Пете делать нечего. Ещё разок взглянув на огромный градусник, он идёт дальше.
Вот и поликлиника! Здесь работает его мама. Здесь Петя не раз бывал вместе с ней. Но сегодня у мамы приема нет, и вот приходится идти одному.
Страшновато. Но что поделаешь, если нужно…
Глубоко вздохнув, Петя поднялся по ступеням крыльца. Толкнул тяжёлую входную дверь и вошёл внутрь.
Его сразу остановила санитарка в белом халате:
– Тебе, мальчик, что?
– Где тут у вас справки на оспу? – вежливо спросил Петя. И, покраснев, добавил: – Мне завтра в школу поступать.
Тут санитарка, узнав Петю, удивилась:
– Ты один пришёл? Без мамы?
– Один, – ответил Петя и, ещё больше краснея, робко сказал: – Что ж тут особенного?
– Молодец! – похвалила санитарка и объяснила: – Иди прямо-прямо по коридору. Шестой кабинет. Найдёшь?
Как же не найти? Ведь в пятом принимает его мама. Пятый кабинет так и называется – глазной, и там его мама лечит разные глазные болезни.
– Найду, – сказал Петя. – Я умею считать до тысячи…
– Какой молодец! – снова похвалила санитарка.
И всё-таки, когда этот молодец шёл по коридору, сердце у него колотилось так сильно, что пришлось положить ладошку на живот.
Не вернуться ли домой, пока не поздно?
Но глаза помимо воли отыскали дверь с цифрой шесть. И рука против воли толкнула эту дверь. А ноги, уж совсем не желая того, шагнули за порог, и Петя очутился в большой светлой комнате.
Возле дверей за столиком сидела сестра, тоже в белом халате, и писала. Она вопросительно посмотрела на Петю.
– Я один, что ж тут особенного, – упавшим голосом пролепетал Петя.
Вот когда ему стало по-настоящему страшно!
А не удрать ли домой? Прямо сейчас? Сию секунду…
Но удирать было поздно. Сестра в белом халате спросила у Пети, как его зовут, как его фамилия и сколько ему лет.
Петя тотчас ответил, что зовут его Петя, что фамилия его Николаев и что недавно ему исполнилось семь лет.
– Ступай посиди, тебя вызовут, – сказала сестра и всё, что ей сказал Петя, быстро записала в большую книгу.
А Петя пошёл на свободное место у окна и сел.
Сел, глянул направо, на своих соседей, и обмер: рядом с ним, бок о бок (ну кто бы мог такое представить?!) сидел его злейший враг – Вовка.
Но какой же это был не похожий на себя Вовка! Он весь лоснился от чистоты. Его красные щёки блестели, будто два хорошо вымытых помидора. А коленки-то, коленки! Наверно, их тёрли мочалкой часа два! Если не больше…
Петя посмотрел на свои колени. М-да… Мама покраснела бы и за его рубашку, и за его трусики. Но за колени – больше всего…
А Петя не собирался краснеть. Ничуть. И если щёки его слегка порозовели, а глаза заблестели, так это вовсе не от стыда. Наоборот – от гордости.
Вовка не решился бы прийти сюда один. Куда там! Рядом с ним сидела мама. И тут же, к великому Петиному удовольствию, она спросила:
– Неужто ты один, Петя?
– Один, – гордо проговорил Петя и небрежно прибавил: – Что ж тут особенного?
– Может, и мне уйти… Останешься? – спросила у Вовки мать. – Вот, будете вместе.
– Останусь, – буркнул Вовка, стараясь не смотреть в Петину сторону.
– Ну и ладно! Коли так, не буду времени терять. – И, твёрдо шагая, она направилась к двери.
Мальчики остались одни. Они сидели рядышком, надутые, сосредоточенные. И хотя оба отвернулись друг от друга и смотрели в разные стороны, прежней вражды не чувствовали. Наоборот, им очень хотелось поговорить.
Но кто же решится первый?
Петя?
Ну нет! Он скорее проглотил бы кончик собственного языка.
А у Вовки и в мыслях такого не было. Первому мириться, когда Петька кругом виноват? Очень надо!
Иногда они бросали исподлобья друг на друга быстрые незаметные взгляды. Ёрзали на стульях. Но оба молчали, крепко стиснув зубы.
Так прошло пять минут. Потом десять. Потом пятнадцать.
И вдруг совершенно отчётливо из боковой двери раздалось:
– Владимира Чернопятко к врачу.
Петя вздрогнул. Быстро, как на пружинке, повернулся к Вовке:
– Тебя.
– Да, – еле слышно прошептал Вовка, и щёки его стали медленно бледнеть.
Петя почувствовал к своему недавнему врагу такую жалость!..
– Ты не бойся, – прошептал он. – Это не очень больно…
– Я не боюсь, – дрогнувшим голосом ответил Вовка и поднялся со стула.
В ту же минуту тот же голос из той же двери крикнул:
– Петра Николаева к врачу!
– Тебя тоже! – вскричал Вовка, и румянец мгновенно вернулся на его щёки. – Пошли вместе…
– Пошли! – воскликнул Петя.
И оба, рука об руку, они вошли в кабинет к врачу.
– Ага, два дружка-приятеля! Вместе в школу поступать, вместе оспу прививать! – весело встретил их старенький доктор.
– Вместе! – уже ничуть не робея, проговорил Петя.
Вовка же солидно объявил:
– Завтра наши документы пойдут относить в школу. Его и мои.
– Понимаю, понимаю, – сказал доктор. – Ну-ка, снимайте рубашонки… Я вас сначала послушаю, постукаю…
Из поликлиники шли они долго. Сначала остановились и сверили свои справки. Всё в них оказалось совершенно одинаково. Всё, вплоть до запятых. Конечно, кроме имён и фамилий.
Потом они ещё раз остановились, чтобы поглядеть на только что привитые оспины. И, хотя это были пустяковые, едва заметные царапины, каждый похвалился, как здорово он вытерпел «эту ужасную боль» и даже не пикнул.
У Петиной калитки они остановились.
– Давай сегодня шалаш строить! – предложил Вовка.
– Ладно, – согласился Петя. – Только лучше у нас в саду…
– Только поближе к нашему забору, – сказал Вовка.
– Не к вашему, а к нашему… – упрямо сдвинув брови, начал было Петя. Но одумался. Примирительно сказал: – А забор-то не ваш и не наш, а заводской.
– А ты думал! – усмехнулся Вовка.
На следующее утро мама пошла записывать Петю в школу. Он остался дома и не мог найти себе места от волнения. Он слонялся по саду, ничем не мог заняться. И Вовки, как назло, нигде не было. Даже десяток вишен, чудом уцелевших среди листьев, не доставили Пете никакого удовольствия. Он съел их с мрачным видом, хотя вишни были необычайно сладки той особенной сладостью, какая бывает у последних ягод, перезрелых и чуть провяленных солнцем.
Уж какие там вишни, когда мамы нет и нет! Все-таки странно, почему так долго? Может, справка об оспе не годится? А вдруг они уже опоздали? Вот ведь какая мама! Он просил её пойти пораньше, а она выбралась только в половине десятого…
Да, да, так оно и есть – его не приняли! И она нарочно не идёт, чтобы его не огорчать.
И вдруг…
– Петя! Петушочек!
Петя видит: в раскрытой настежь калитке стоит мама.
Мама щурится от солнца, ищет его глазами и не видит.
Петя хочет бежать ей навстречу, но ноги его не слушаются.
– Мама, – шепчет он. – Мама…
А мама зовёт его:
– Ну иди же ко мне! Иди скорее! Первоклашка ты мой…
И сама бежит навстречу Пете.
– Да? – У Пети дух захватывает от восторга. – Да?
– Да, да! – смеётся мама. – Да, да, да!
Петя заливается румянцем, несколько раз подпрыгивает и орёт на весь сад:
– Ура!
– Ур-ра! – доносится из соседнего сада. Над забором появляются щёки помидорового цвета и блестящие глаза Вовки.
– И тебя тоже? – кричит ему Петя и бежит к забору.
– Приняли! – кричит Вовка и тут же на глазах у изумлённых мамы и Пети совершает великолепнейший прыжок: с самого верха забора прямо к ним в сад.
Глава третья
Первый пенал
Когда был съеден завтрак и одна за другой три сливочных тянучки, Петя с озабоченным видом взглянул на маму:
– А ведь у меня нет пенала!
– Разве у тебя есть учебники? – спросила мама.
– Нет, – ответил Петя. – И учебников у меня тоже нет.
– А портфель у тебя есть?
– И портфеля нет.
– Так чего же ты беспокоишься о пенале! У тебя ещё ничего нет…
– Ах, мама! – обиженно воскликнул Петя. – Вот ты и не понимаешь. Пенал – это самое главное. Самое-самое главное.
– Неужели? – удивилась мама. – Чего не знала, того не знала!
После завтрака она уехала зачем-то в город. Заводской посёлок, где они жили, находился в нескольких километрах от города: туда нужно было добираться на автобусе.
А Петя, не теряя ни одной минуты, вытряхнул из копилки все свои сбережения. Денег оказалось порядочно: полный кулак.
Положив монеты в карман, он помчался в книжный киоск, который находился за углом.
– Мне нужен пенал… только очень хороший! – сказал Петя, обращаясь к продавщице. – С сегодняшнего дня я уже первоклассник…
– Выбирай! – проговорила продавщица и выложила на прилавок не меньше десятка пеналов.
Никогда Петя не мог себе представить, какое это наслаждение выбирать пенал!
Во-первых, необходимо было, чтобы хорошо открывалась крышка. Пожалуй, это и было самым главным.
Затем стенки. Стенкам полагалось быть гладко отполированными, без малейшей шероховатости, и блестеть как стекло.
Наконец, внутри требовалось четыре отделения. Именно четыре, не больше и не меньше: для карандаша, для ручки, для резинки и для перьев.
Петя осматривал пенал за пеналом. Исследовал их с необычайной тщательностью. Выдвигал и задвигал у каждого крышку. Проводил пальцами и ладонью по их лакированным стенкам. Заглядывал внутрь. Нюхал. Щупал. И даже один лизнул: каков на вкус?
Он перебрал те, что лежали на прилавке. И всё же не мог решить, который из них самый лучший, достойный отправиться вместе с ним в школу.
– Ну? – потеряв наконец терпение, спросила продавщица. – Скоро ты?
– Ещё не выбрал, – озабоченно сказал Петя. – Всё не найду…
– Вот, право, какой! Ищешь, ищешь… Этот возьми! Чем плох? – И она протянула Пете пенал, который на первый взгляд ничем особенным от остальных не отличался.
Но когда Петя взял его в руки и хорошенько рассмотрел, пенал оказался выдающимся. Он был такой жёлтенький! Крышка у него выдвигалась как надо – не туго и не слишком легко. Внутри пахло смолой и лесом. А на стенке темнел коричневый отполированный сучок, вроде родимого пятнышка.
Петя немедленно купил именно этот пенал. Затем карандаш, ручка, шершавая резинка для чернил и пяток перьев «Пионер» туго заполнили четыре отделения пенала.
Домой он возвращался настоящим первоклассником. Теперь в этом не могло быть сомнения!
До обеда Петя с величайшим старанием приводил в порядок своё новое школьное хозяйство. Он протёр пенал изнутри и снаружи тряпкой. Потом смахнул пыль с карандаша, с ручки, с резинки и с каждого пёрышка в отдельности. И наконец всё это удобно разложил в пенале.
А к обеду из города вернулась мама.
Она влетела в дом немного усталая, но весёлая, оживлённая и вся в покупках.
– Ну, Петя, – воскликнула она, – ты обрадуешься! Посмотри, что я тебе привезла. Разве не прелесть?
И с гордым видом она развернула и положила на стол пенал – весь пёстренький, с белой хаткой и подсолнечником на крышке. И, конечно, карандаш, ручку, резинку и с десяток перьев «Пионер».
– Ой! – испуганно вскричал Петя. – Ведь это уже второй…
Но тут же, чтобы не огорчать маму, деликатно прибавил:
– Ничего, ничего… управлюсь и с двумя!
Когда папа пришёл в обеденный перерыв, мама и Петя тут же сообщили ему новость.
– Уже была в школе! – проговорила мама.
– Да, – гордо сказал Петя, – уже первоклассник. Ловко?
– Ловко! – сказал папа. – Жаль, я не купил сладенького по такому случаю.
– Всё есть! – воскликнула мама.
– Всё! – воскликнул и Петя. – Пастила, печенье и… угадай даже что?.. Ореховая халва. Ловко?
– Ловко! – сказал папа и подошёл к письменному столу. – Получай! – добавил он и торжественно вытащил из ящика какой-то продолговатый свёрток. – В Москве купил, когда ездил в командировку.
– Прямо в Москве? – вне себя от восторга взвизгнул Петя. – На какой улице?
Он нетерпеливо распутал бечёвку, развернул бумагу и…
Да, это был пенал! Превосходный коричневый пенал. А к нему карандаш, резинка, ручка и целая коробка перьев «Пионер».
– Ловко? – спросил папа.
– Большое спасибо, – упавшим голосом прошептал Петя и жалобно прибавил: – Это третий…
Петя был мальчик аккуратный и во всём любил ясность.
Он знал: у человека, когда тот идёт в школу, обязательно должен быть пенал… Но один, а не три! А если всё же их оказалось три?
Несколько дней его мучило, как быть с тремя пеналами. Нельзя же нести в школу всё три сразу? А если один, то какой?
Мамин, конечно, самый хорошенький. Если зажмурить левый глаз, а правый прищурить, хатка на пенале совсем как настоящая.
Зато папин – из Москвы. И, кроме того, такой солидный, вместительный. Настоящий мужской пенал.
Но разве тот, который он сам купил, плох? А как славно пахнет ёлочками!
Петя по очереди вынимал каждый пенал отдельно и все три вместе. Рассматривал их со всех сторон и снова клал на место. Нет, он не в силах был решить! Ну просто никак не мог…
Даже новый портфель с отличным блестящим замком не доставил ему настоящего удовольствия. Да уж какое тут удовольствие, когда каждый день приходится то класть, то вынимать из него какой-нибудь пенал! Уложишь мамин и думаешь: может, лучше папин взять в школу? Положишь папин – а не лучше ли жёлтенький? Уложишь жёлтенький – и тотчас вспомнишь о мамином.
И опять всё сначала.
Папа у Пети был очень умный, удивительно умный. Мало того, что он каждый день испытывал у себя в цехе разные машины, можно было, например, снять дома телефонную трубку и сказать: «Соедините меня, пожалуйста, с инженером Николаевым». И соединяли сразу, безо всяких. Мама много раз так делала. Петя это слышал собственными ушами.
И мамой Петя очень гордился. Мама у Пети была доктором. И не просто доктором, а глазным доктором. Она не только умела лечить всякие глазные болезни, но, если кому нужно, подбирала подходящие очки. В поликлинике, на стене её кабинета, висела таблица с разными буквами. Верхний ряд состоял из одних огромных. В следующем ряду находились буквы помельче. Потом ещё мельче. И так из ряда в ряд, а в самом низу были такими, что издали почти невозможно было различить, где «а», где «б», а где твёрдый знак.
И бабушка у Пети была отличная. Раньше, пока Петя был маленький, она жила вместе с ними. Но теперь он стал вполне взрослым, и бабушка уехала от них в Москву. Но всё равно и в Москве она Петю не забывала, то и дело посылала ему посылки с интересными игрушками и вкусными московскими конфетами.
И вот, за два дня до первого сентября, то есть за два дня до начала школьных занятий, от бабушки пришла посылка. Эту посылку почтальон принёс прямо к ним домой!
– Тебе, – сказала мама, расписываясь на переводе.
Петя схватил посылку, прижал к животу и потащил на стол распаковывать.
Было совершенно ясно: эта посылка с подарками в честь его поступления в школу.
Но что, что могло в ней быть?
От нетерпения Петя никак не мог развязать бечёвку. Но всё-таки ножницами её резать не стал, а развязал (мало ли, а вдруг на что-нибудь пригодится!), и даже сургучные нашлёпки ему удалось сковырнуть неповреждёнными. Когда снятая парусина, будто кожура, легла на стол, посылка рассыпалась на целую массу больших, маленьких и средних свертков.
– Ох, что тут? – не сказал, а простонал Петя. Мама тоже не сводила глаз с посылки – до того ей самой было интересно, что там. Она сказала:
– Вот бабушкино письмо. Читай скорей. Из письма мы всё узнаем…
Конечно, в тысячу раз быстрее было бы всё развернуть. Но сейчас Пете не хотелось спорить. Он протянул маме письмо.
– Ты прочти… – прошептал он, ну прямо изнемогая от нетерпения.
– «Мой дорогой внучек Петенька! – писала бабушка из Москвы. – Поздравляю тебя с поступлением в школу. Теперь ты у нас уже совсем большой мальчик. Учись прилежно, расти здоровенький, весёленький на радость всем нам. Посылаю тебе московских конфет и ещё одну вещь, которой ты очень обрадуешься. Я хранила его для тебя. С ним твоя мама ходила в школу. Этот кожаный пенал…»
– Пенал?! – с ужасом крикнул Петя. – Ещё пенал?
Мама тоже расстроилась и перестала читать письмо…
Теперь их было четыре!
Ночью Петю мучили странные сны. Ему снились сплошные пеналы.
Сначала пеналы просто гуляли по саду и лазали по деревьям. А потом принялись играть друг с другом в футбол.
Это было уже чересчур!..
Утром Петя принял твёрдое решение: он взял тот пенал, который купил себе сам, и понёс его в книжный киоск.
– Пожалуйста, – сказал он продавщице, – возьмите его обратно. Их у меня слишком много…
Голос у него был печальным.
– Что ж, давай, – согласилась та. – А он у тебя чистый?
– Очень чистый! – ответил Петя и тяжело вздохнул: жалко было расставаться.
Однако домой он возвращался вприпрыжку. Три – не четыре. Всё-таки легче жить на свете!
У калитки его ждал Вовка. Они давно не виделись. Петя был рад остановиться и поболтать.
– Значит, завтра? – сказал он и многозначительно подмигнул приятелю, но тот мрачно молчал и глядел куда-то вбок.
Петя удивился: неужто Вовке уже расхотелось в школу? Так быстро?
Вид у Вовки был подавленный. Он даже как будто согнулся и ростом стал ниже. Проговорил, стараясь не встретиться с Петей глазами:
– Сначала съел молочное с вафлей. За девять копеек. Потом эскимо на палочке за одиннадцать. Потом захотел стаканчик фруктового…
Ну, теперь-то для Пети всё яснее ясного! Болит живот, и придётся принять касторку. Велика беда! Если хорошенько зажать нос…
Но Вовка лишь рукой махнул. Какая там касторка! Касторку он бы с удовольствием…
– Мать дала сорок копеек… Купи, говорит, чего нужно для школы, а если останутся деньги, можешь на мороженое. А я сначала захотел мороженого. Теперь у меня ручка есть, карандаш есть, а пенала… И Вовка громко заревел. – Пенала у меня не-ет…
Петя был потрясён. Он не верил собственным ушам:
– У тебя нет пенала? Ни одного?
– Ни одного! – прорыдал Вовка.
– Стой здесь! Прямо на этом месте! – приказал Петя.
Сбегать домой было делом одной минуты. Вовка ещё не успел осушить слёз, а уж Петя вернулся.
– Возьми! – Он протянул Вовке коричневый папин пенал и весело сказал: – Теперь осталось два!
В благодарность он получил от Вовки целую горсть колёсиков от старых часов и счастливый побежал домой. Что там говорить – лучшего и не придумаешь! И мама встретила его весело:
– Петя, насчет пеналов можешь не беспокоиться. Я всё устроила: кожаный взял себе папа – ему будет очень удобно носить на работу карандаши. А тот пёстрый с подсолнечником… Петя, что с тобой?
По мере того как мама говорила, лицо у Пети бледнело и вытягивалось.
– Теперь ни одного! – воскликнул он, всплеснув руками, и выскочил на улицу.
– Вы ещё не продали мой пенал? – подбегая к книжному киоску, спросил Петя у продавщицы.
– Нет, а что? – удивилась продавщица.
– Вот деньги… Дайте мне, пожалуйста, скорее.
Петя схватил протянутый ему пенал, осмотрел его со всех сторон. Да, это он! Тот самый… Вот и сучок, похожий на родинку. И пахнет ёлочками. И крышка? Да, и крышка выдвигается как надо… Громко щёлкнув, Петя закрыл крышку своего первого пенала.
