Kitobni o'qish: «Сиделкин и пустое кресло»
Снова в его комнате было сыро и промозгло, снова он смотрел сквозь воздух, воздыхая о вчерашней депрессии.
Оглядываясь назад, Сиделкин вдруг понял, что и дом его не тот, и выкуренная сигарета уже не такая сладкая, как в ту секунду, когда она таяла в его рту, слегка прижигая дымом лёгкие.
Жил он на окраине города, в той самой панельке номер семь, которую вы, наверняка, видели уже десять, сто, тысячу раз. Стояла она около маленькой невзрачной реки, казавшейся ему такой узкой, грязной и мутной, что одним своим видом снова забирала у него те приятные воспоминания о сладкой утренней сигарете, о сладком кофе без молока.
Порой Сиделкин вставал со своего кресла в заплатках (на его жизни тоже были заплатки, столь же ничтожные, как заплатки, которые еле прикрывали края дырок, из которых торчал поролон). Скрипя по полу съёжившейся гостиной и под шипение электрической коробки направлялся он к ненавистной речке, забиравшей у него силы. Хлопал дверью квартиры, гремел ключами в замочной скважине и заходил в старый кашляющий лифт с заедающими кнопками. Делал он это каждый раз не иначе как чтобы породниться с ним, немного успокоиться и в очередной раз подумать – «Я ведь не один такой скрипящий…». А жил Сиделкин всего лишь на втором этаже, ближе к мирскому, так сказать. И лифт ему и вовсе не нужен был.
