Kitobni o'qish: «Измена. Новая Вера»
Глава 1
Вера
– Темочка, ты чего?
Присаживаюсь перед крестником на корточки, утираю соленые дорожки на розовых щечках. Не должен малыш плакать в свой день рождения, да вообще не должен, но что поделать, если Олька уехала на срочную фотосессию? Развлекаю парня как могу.
Понимаю, что в три года он явно не запомнит свой праздник, но я-то всегда буду помнить, как не справилась. Сын подруги стал моей отдушиной, моим спасением.
После того как ровно три года назад, в тот же день, как родился Темка, мне поставили внематочную беременность и отправили на аборт. Сколько слез тогда пролила, не желая убивать жизнь внутри себя.
Мой малыш ведь был живым, просто закрепился не там. В душе все противилось, кричало, что совершаю ошибку, но врач настаивал на скорейшем принятии решения, пока не стало слишком поздно, и все не закончилось трагедией. Господи, даже сейчас горько вспоминать, сердце заходится от одной мысли.
Не помню сколько месяцев тогда заглядывала в чужие коляски, сколько бессонных ночей провела, рыдая в подушку. Даже просила мужа усыновить кого-то, но он был против. Ему не нужен был чужой малыш, а я сходила с ума, выла от отчаяния. Мне так была нужна поддержка, но ее не было.
Я осталась одна со своими страданиями и болью. Даже психолог не помог. Он задевал настолько больные темы, копал в такую глубь, что после его сеансов я выходила еще более разбитой. Понимаю, что он хотел помочь, вскрыв старые раны, пережить их и отпустить. Но у меня никто не спросил, готова ли я к этом?
Если бы Оля тогда не засуетилась с возвратом в модельный бизнес, не знаю, чтобы со мной было. Наверное, сошла бы с ума наедине со своей болью.
А так, пока подруга была нацелена на новые вершины в карьере, Артема не с кем было оставить, и муж был не против, чтобы я отвлеклась, присматривая за крестником.
Малыш стал мне очень дорог, ведь практически вырос на моих руках. Когда у него резались зубки, с ним в больнице лежала я, когда болел, тоже рядом была я. Мне было нетрудно помогать, и даже приятно. С каждым днем я возвращалась к жизни, и муж снова потеплел ко мне, видя, что я вновь пришла в форму как физически, так и морально.
Артем – мой спасательный круг, солнышко. Поэтому сейчас его грусть воспринимается мной слишком остро. Это не слезы от разбитой коленки, хотя и они заставляют переживать, это отчаяние скучающего человека. Просто он маленький, и пока всего не понимает. Надо будет поговорить завтра с Олей. Карьера карьерой, но ребенку нужна мать, иначе он станет волчонком, злым и одиноким. Крестная – не мама, и никогда и близко не встанет рядом с ней.
Не понимаю я подругу. Какими бы важными съемки не были, малыш – самое главное. Неужели ей не хочется дать сыну все то, чего мы с ней были лишены, пока жили в детском доме? Да, мы всегда были разные, как огонь и вода, солнце и тучи, но мы сдружились, стали опорой друг для друга, и говорили, что у наших детей будет лучшая жизнь. Что изменилось?
– К маме хочу, – крестник снова начал канючить.
– Мама сегодня занята, не плачь. Хочешь мы еще на аттракционы пойдем, или на пони покатаемся?
Отрицательно машет головой, утирая слезки кулачками. Такой трогательный в своей непосредственности и искренности. Не могу. Самой бы не расплакаться рядом с ним. Прижимаю его к себе, пытаясь согреть всем теплом и любовью, что испытываю к нему. Сегодня его день, и он будет улыбаться.
Не помог парк аттракционов, где мы развлекаемся уже часов пять, с перерывом на поход в кафе, значит купим тортик, и устроим дома марафон мультфильмов. Точно. Отвлеку его. Я хоть и не поклонник подобного развлечения для крохи, но мы сделаем исключение. Разок.
– Так, предлагаю купить тортик с вишней и посмотреть мультики дома. Зашторим окна, устроим себе домашний кинотеатр. Что скажешь? – отстранившись, беру себя в руки, и с улыбкой на лице, подбадриваю карапуза.
Тема смотрит на меня, оценивая предложение, и утвердительно кивает. Мне иногда кажется, что он все понимает, несмотря на столь юный возраст. Но так только кажется. Просто он еще мал, и считывает взрослых на уровне инстинктов.
Получив согласие малыша, беру его за ручку и веду в кафе, что находится по дороге к нашему дому, рассказываю ему смешные истории. Забалтываю как могу, и мне это удается. К дому мы подходим уже веселые и шуточно спорим, какой мультик будем смотреть первым.
Мы даже мыльные пузыри успеваем попускать, пока идем к квартире. Сумасшедшая парочка. Даже на лестничной клетке продолжаем баловаться. Ну, как мы. Я на перевес с тортом, велосипедом, в котором возила Артемку по парку, весь день он бы на ногах не выдержал, привязанными к сумке шарами и ключами, открываю квартиру.
Веселой стайкой забегаем внутрь, и если крестник продолжает заливисто смеяться, выпуская очередную порцию пузырьков, то я застываю на месте. Помимо малыша, в квартире смеется еще один человек.
Ее смех я узнаю из тысячи. Ни с кем и никогда его не перепутаю. В начале надрывно высокий, а к концу срывается на писк. Все его почему-то любят.
Что она здесь делает? Съемка же до поздней ночи должна быть. Мы поэтому договорились, что заберет Артема завтра, чтобы не будить его. И почему не предупредила, что все же будет праздник? Ничего не понимаю. Странная какая-то.
– Темочка, давай, разувайся, – поставив торт и сумку на комод, забираю у ребенка пузыри и усаживаю его на пуфик, скидываю свои босоножки, и помогаю ему разуться.
– Мамочка пришла? – глаза ребенка сразу начинают светиться от счастья, от чего и я улыбаюсь.
Ничего не отвечаю, просто снимаю его с пуфика, и, отвязав от ручки сумки воздушные шары, отдаю их имениннику. Он стоит, готов бежать к мамочке, но подарка в руках нет, ждет, когда вложу ленты шаров в его пальчики. Не знаю почему, но Артем захотел купить подарок маме, а я не стала возражать, ведь у нее тоже праздник.
Только собираюсь подтолкнуть ребенка, как в квартире раздается голос мужа.
– Тебе пора уходить. Вера с сыном скоро вернутся. Нам бы обоим не мешало уйти из квартиры, – почему он собрался уходить? Ну, собрались они раньше, ничего страшного, я не в обиде. Чудики. Главное – ребенок будет в кругу близких.
– То есть, все-таки нет? Ты не будешь с ней разводиться? Не понимаю тебя. Я тебе сына родила, а Верку ты с помощью друга, обманом заставил сделать аборт. Так почему выбираешь ее, а не меня?
Противный визг подруги попадает в самое сердце острой иглой, так сильно, что невольно тянусь рукой к груди. Все сдавило, и дыхания не хватает. Пытаюсь вдохнуть, не получается. Услышанное не выходит из головы, при этом не хочу понимать, что она только что сказала.
Он не мог. Не с ней. И она. Да бред же. Олька не могла так со мной поступить. Я ведь сама привела ее в дом шесть лет назад, когда она решила покорить столицу. Помогла через мужа с работой и жильем.
В дом пустила! А она забрала моего Игоря?
А аборт? Я помню, как муж тоже был расстроен. Да, он быстро успокоился, начал жить дальше. Все же он среди людей был. Ему было проще. Что она несет вообще?
– Оль, а что тебя не устраивает? Ты известная модель. Я тебя ей сделал. За ребенком смотрит Вера, даже не подозревая, что он мой. Сын, как и положено, папой называет. Все довольны. Да, я заставил Петренко отработать долг, и не жалею. Зачем мне два наследника? Но в жены я тебя не возьму, еще тогда тебе об этом сказал. С тобой хорошо только спать. Так что, заканчивай этот балаган.
Господи, у меня сейчас мир рухнет, если мне кто-то не скажет, что это все глупый розыгрыш.
Перевожу взгляд на Артема, и понимаю теперь, в кого у него такие выразительные глаза. Вся разница в цвете: у мужа голубые, а мальчика – карие. А вот волосы у обоих пшеничные. Забавно сыграли гены. Он и правда его. Именно поэтому, не переносящий на дух чужих детей, Игорь с радостью проводил время с Артемом.
Я думала, что просто проникся к подруге, поэтому и к ее сыну так тепло отнесся. А дело, оказывается, совсем не в этом.
– Что? Ах, ты, – раздается звук пощечины, и снова крики. – Да я всю молодость на тебя потратила! Знаешь, что?
–– Что? – с фирменной ехидцей спрашивает муж, сбивая настрой подруги.
– Тетя Вера, а почему они кричат? – дергая за юбку, Артем привлекает к себе внимание.
Но мне не до него. Не могу ничего ответить. Слезы на глазах, а в горле ком, мешающий нормально говорить и дышать. У меня землю из-под ног выбили. Пытаюсь осознать услышанное и не могу. Не хочу верить. Это все ложь. Спектакль для одного зрителя. Скажите мне, они ведь сейчас выйдут и крикнут «сюрприз». Прошу.
– Раз так, я ухожу от тебя! Ясно? Сурский давно предлагает встречаться, а я все отказываюсь. А выходит, не за чем. Пошел ты, – Оля уже не смеется, она в бешенстве.
Я слишком хорошо её знаю чтобы не уловить малейшие нотки голоса. Сейчас все не по плану, и по барабану ей теперь на последствия. Либо победит, либо проиграет. Но не сдаст позиции.
– Думаешь, он возьмет тебя с ребенком? Черта с два. И я сына не отдам. Понятно?
За дверьми спальни слышится возня. Понимаю, что они вот-вот выйдут, увидят, что у их скандала есть зрители, и начнется катастрофа. Не хочу этого.
– Да на кой он мне сдался, Артем твой? Я ведь родила его только потому, что думала, ты Верку бросишь. Верила тебе. А раз такое дело, то завтра же в детский дом сдам. Нужен отпрыск, усыновляй! Думаю, эта клуша будет не против.
Послышались шаги босых стоп по полу, недовольные фырки. Все звуки слились в одну какофонию. Артем снова дергает меня за юбку, ведь он не понимает, что происходит у взрослых. А мне плохо. Голова идет кругом. Кажется, еще немного, и упаду в обморок. Вот совсем немного, еще пара фраз, и я разобьюсь.
– А ну, стой. Шантажировать меня вздумала?
– Нет. Перед фактом ставлю. Пока! – дверь в спальню открывается, и мы с подругой сталкиваемся взглядами.
– Стой, кукушка, мы недоговорили! – слышится разъяренный оклик мужа, от которого даже я вздрагиваю.
Оля застывает на пороге, то ли от неожиданности, увидев меня, то ли из-за мужа, и пока она тормозит, Игорь не успевает затормозить, врезается в ее спину с разбега.
– Вера? – его голос звучит немного испуганно. – Спокойно. Давай без поспешных…
Отодвигая подругу в сторону, выходит чуть вперед, и даже выставляет руки в успокоительном жесте, чем окончательно разбивает хрупкую надежду на то, что это розыгрыш.
– Как ты мог?
Шепот со всхлипом срывается с губ, а сердце разрывается на части. Это все правда.
Глава 2
Вера
– Легко, – самодовольно произносит подруга, – клуша моя дорогая. Я же говорила тебе, пока будешь играть в примерную удобную жену, уведут, – выходя из-за спины мужа, продолжает с ухмылкой. – Твой Игореша ничего так оказался. И в постели, и в деле. Правда, как мужик оказался – трепло, – последнее говорит, уже бросая косой взгляд на мужа. – Но не бойся, я больше не претендую, забирай.
Встав между мной и Игорем, сказала это так снисходительно, словно это не она, а я пробралась в чужую семью и разрушила все хорошее.
– Рот закрой!
Муж орет на подругу, а я чувствую, как мои ноги обхватывают маленькие ладошки. Ребенок спрятался за мной. А за кем мне спрятаться от обрушившейся реальности?
Игорь хватает подругу под руку, пытается оттащить, но он не учел одного, чтобы выжить, Оля много дралась, и силы в ней немало, плюс в школе она занималась борьбой. Даже если силы и стало меньше, то ловкость точно при ней. У мужа нет шансов.
– А что ты мне рот затыкаешь? – вырвав руку, стоит на месте. – Пусть Верочка узнает с кем жила все эти годы. Строишь из себя тут благородного. Да ты такой же, как и все люди. Ничем не лучше. Ты знаешь, подруга, – вновь все внимание приковано ко мне, – что мы в первый же день начали кувыркаться? Пока ты спала, он пришел ко мне и все было очень даже ничего.
– Замолчи, я сказал.
Игорь пытается ее остановить, но, как говорится, «Остапа» понесло.
– Зачем? Пускай договорит, – произношу хриплым голосом, привлекая к себе внимание.
Две пары глаз удивленно смотрят в мою сторону, словно я сказала несусветную глупость. Или вообще непонятно зачем открыла рот.
– Я хочу знать, за что вы оба так со мной поступили, – не спрашиваю, утверждаю, что еще больше повергает их в шок. – Ну, ладно он, все могу понять. Но ты как могла, Оль. Мы ведь с тобой на соседних горшках сидели. Всегда друг другу во всем помогали. За что ты так?
– За что? Ты еще спрашиваешь? Да ты свалила в столицу, обменяв квартиру на комнату в общежитии. Устроилась неплохо. Замуж вышла. И где была твоя дружба, пока я не приехала сама? Ты забыла обо мне. Почувствовала сытую жизнь и не вспоминала о той, кто тебя защищала от всеобщих нападок. Где бы ты была без моей защиты? Тебя бы сгноили в детдоме, потому что ты слабая, никчемная…
– Прекрати! – выкрикиваю, делая пару шагов вперед, и чувствую, как детские ладошки соскальзывают с ноги, не в силах удержать.
Хочется обернуться, проверить, не упал ли малыш, но не могу. Просто сил нет смотреть в эти глазки, которые, оказывается, принесли с собой разрешение. Артем не виноват, нет. Просто я не могу. Мне очень больно.
– Я никогда про тебя не забывала.
– Ой ли.
– Так, все, хватит. Оля, тебе пора. Вера, иди в комнату, нам нужно поговорить. Наедине, – Игорь вмешивается, но безуспешно.
– Не лезь! – первой рычит Оля.
Теперь мы не остановимся, пока не выясним все до конца. С ним вообще разговаривать не могу и не хочу. Такое я не прощу. Это слишком. Я ведь ему поверила, а он. Нет, с таким я точно мериться не смогу. Лучше на лавочке в парке жить, чем с таким. Выживу, и не такое проходила. Руки-ноги есть, остальное приложится.
– Прекрати устраивать сцену. Тем более, при ребенке! – Игорь встает между нами, оттесняет подругу в угол.
Это страшно.
– И не подумаю. Это ты все затянул. Пора расставить все точки над любимой гласной. Я слишком долго этого ждала. А часики тик-так, тик-так. Пора определяться. Сурский ждет от меня ответ до завтра. Так что, дорогие мои, давайте устроим семейный совет. Или я остаюсь с Артемом здесь, – грациозной походкой подруга обходит нас, хватает малыша, который беззвучно плачет, на руки.
Не ласково, как порой это делаю я, а резко. Дергает его под тоненькими ручками, от чего он вскрикивает, разрывая и без того израненное сердце. Ладно меня родители оставили, Олю, но ведь его нет. Так почему он так страдает из-за взрослой глупости? Ужасно. Так не должно быть.
– Или утром ребенок едет в детский дом.
– Ольга, прекрати истерику, грязный шантаж и отпусти ребенка! – муж пытается отнять у нее малыша, но она все ходит по просторной прихожей.
Артем плачет, она ухмыляется, муж в бешенстве. Все это давит. Кажется, еще немного и мозг просто взорвется от происходящего. Ничего не хочу. Ничего.
– А то что? Ты ему по документам никто. В графе «отец» стоит прочерк! – с каким удовольствием она это говорит, уму не постижимо.
Мы не понаслышке знаем, что такое детский дом. Она ведь не может отдать своего ребенка. Добровольно. В отместку. Не может. Или да? То, как она смотрит на мужа… И правда сделает. Нет. Так нельзя.
– Оля, не буди во мне зверя!
Артем начинает плакать еще больше, ведь муж пытается вырвать его. Малыш, как игрушка, которую не могут поделить, и тянут, кто за руки, кто за ноги. Еще совсем немножко, и порвут пополам. Господи, что же они творят?
– Хватит! – кричу, что есть мочи.
Все застывают. Артем всхлипывает, Оля видит свою победу, а муж готов порвать меня на мелкие кусочки за то, что влезаю. Помню его взгляд, не сулящий ничего хорошего, но впервые не боюсь.
– Будьте счастливы, – срываю кольцо с пальца, бросаю его на пол. – Ненавижу вас, предатели. Надеюсь, теперь вы довольны! И ребенка оставьте в покое, он ни в чем не виноват. Его слезы на вашей совести.
Последние слова уже откровенно говорю в слезах, выбегая из квартиры. Босая.
Игорь кричит что-то мне в след, но я не могу разобрать. Уши заложило. В горле застряли рыдания. Надо потерпеть. Всего немного. Убежать подальше, и тогда дать волю слезам.
Сбегаю по ступеням и выбегаю на улицу. Дождь льет как из ведра. А ведь утром обещали только тучи. И здесь ложь. Везде одна сплошная ложь! Бегу по мокрым тротуарам. Мелкие камушки больно покалывают голые ступни, но мне все равно. Главное – скрыться от предателей.
Бегу не разбирая дороги. Мокрое платье прилипло к телу и мешает. Из-за ливня стало очень темно. Слышатся раскаты грома, но, к моему счастью, небо не озаряют молнии. Я их очень боюсь. Хотя, сейчас, наверное, и не заметила бы.
Мой ребенок. Я убила своего малыша. Добровольно. Просто потому что поверила. Чувствовала же, что что-то не так, не хотела. Глупая, наивная дурочка, которая считала, что только муж знает, как надо. А вот надо было идти к другому врачу. Подтверждать, узнавать. Тогда бы…
– Пип-пип-пиииип.
Вспышка фар бьет по глазам, а звук клаксона оглушает.
– А-аа, – кричу, застывая на месте.
Свист тормозов гасится шумом сильного дождя, но даже сквозь него слышу противный звук, и понимаю, водитель не справился с управлением. Слишком скользко, слишком плохая видимость, чтобы он успел вовремя начать сбрасывать скорость, и слишком резко я выскочила на дорогу.
Неужели это конец? Нет. Не хочу! Я хочу жить!
– Пип-пип-пиииип.
Машину заносит. Человек пытается вывернуть руль, чтобы объехать меня, а мне бы побежать в противоположную сторону, но, вместо этого, я стою, как статуя. Только моргаю и слежу, как черный монстр несется прямо на меня. Господи, прошу, помоги мне.
Монстр уже не сигналит, он просто несется по мокрому асфальту, проезжает в миллиметрах от меня, сбивая с ног не столкновением, а страхом, что отшатывает меня назад. Я падаю назад, успевая повернуться немного боком, но все равно ударяюсь попой и руками. Как же больно. У-ууу…
Мимо проносятся машины, недовольно сигналя. Я только сейчас замечаю их, и до меня с трудом доходит, что он не съехал, ведь так намного проще, а закрыл меня своей машиной от других.
– Ты вообще чокнутая? Жить надоело? Так утопись иди, нечего под колеса кидаться! Мне сидеть из-за тебя как-то не улыбается!
Из машины выскочил разъяренный водитель, в черной майке. Короткая стрижка, и рукав татуировок. Не люблю рисунки на теле, они всегда меня раздражали, но на этом бугае они смотрятся неплохо. Кошмар, о чем я вообще думаю сейчас?
Он меня за суицидницу принял, что ли?
– Простите, я случайно… Не хотела… Извините, – заплетающимся от пережитого страха языком пытаюсь оправдаться, но кажется, из-за дождя он не слышит мой шепот.
– Не хотела? Ты на дорогу смотри, прежде чем… – орет на меня, а я прямо на асфальте сжимаюсь в комочек.
Боюсь вставать. Не понимаю, почему он так кричит? Мне тоже страшно. Тоже вся жизнь пронеслась перед глазами. Даже сердце еще бьется раз через три, не может поверить, что мы живы.
– Не понял, ты что, босая, что ли? – удивление в его голосе резануло по ушам, ведь крик резко сменился нормальными децибелами. – Я же тебя вроде не цапанул, чтобы ты в полете тапки растеряла. Ты как? – протягивает руки, чтобы помочь мне встать, -задает вопрос, от которого сердце снова начинает болезненно сжиматься.
Ссора Оли и мужа, крестник…
– Больная! – сигналя, недовольно кричит проезжающий мимо мужчина, и нее лень же ему было опустить стекло, чтобы в дождь ругаться на других.
Это во мне говорит истерика, да?
– Эй, – раскачанный татуированный вновь привлекает к себе внимание. – Давай, поднимай свой… Свою попу с грязи. Или все же я тебя задел и ты не можешь?
Отрицательно киваю, мол, цела, ведь это так. Но страх так сковал тело, что не могу пошевелиться. Даже руку не могу протянуть, чтобы подняться с чужой помощью. Ужас. Внутри все скрутилось в тугой узел. Мамочки, что же это. Шок? Да?
– Так, понятно, – не видя реакции с моей стороны, мужчина подходит, и, присев, поднимает мое тельце. – М-да, откармливать надо, – больше сам с собой, чем со мной, говорит и несет меня в машину, усаживая на заднее сиденье.
В больших и сильных руках было спокойно и уютно. Чужая забота отозвалась приятным теплом в сердце. Нет, нельзя. Уже однажды потянулась к одному такому, в итоге чуть не погибла сегодня. Не будь у громилы такой отменной реакции и быстрого мышления, валялась бы я где-то на дороге, словно кегля.
Сев на переднее сиденье, незнакомец разворачивает машину и куда-то везет меня. Мне бы спросить, куда, но я молчу. В салоне тепло и приятно пахнет кожей и деревом. Даже жалко, что порчу обивку своими мокрыми тряпками и грязными стопами. Но пока не могу разжаться.
Все еще страшно. Мужчина не спешит говорить первым, я тоже. Едем в тишине. Под стрессом от пережитого, даже не могу думать о том, что меня предали. Все мысли заняты благодарностью к тому, кто сейчас везет меня в неизвестном направлении.
Но, впрочем, неизвестность длится не долго. Очень скоро мы паркуемся на стоянке медицинского центра. Дорого. Зачем он меня сюда привез?
Заглушив мотор, он выходит из салона, и как только дверь с моей стороны открывается, вопрос слетает с губ.
– Зачем? Я в п… порядке, – чуть заикаясь, но все же говорю.
– У тебя шок, ты сильно упала. Давай, вперед, мне нужно убедиться, что ты в порядке, и потом разбегаемся.
Не спрашивая согласия, снова берет меня на руки, хотя в тепле оцепенение с тела спало, и могла бы сама дойти. В клинике, увидев нас мокрых, все резко начинают суетиться. В голову даже закрадывается мысль, что его здесь знают. Но ведь это бред. Не похож он на врача.
Есть в незнакомце что-то бандитское и суровое. Или спортивное. Но никак не тянет он на человека в белом халате. Ладно, не хочу думать об этом. Прохожу все осмотры, что назначает мне дежурный специалист, очень долго сижу у травматолога, и, наверное, через час, не меньше, нам выдают на руки заключение, что я отделалась ссадинами и легкими ушибами. Все в норме. Физически.
А вот морально наоборот. Разбита.
Из клиники хочу выйти сама, но уже на порожках меня догоняет мужчина, и вновь подхватывает на руки.
– Куда потопала босая?
– Отпустите. Вы выяснили, что хотели. Пустите.
Пытаюсь брыкаться, но он лишь подкидывает меня на руках, устраивая меня поудобнее.
– Вы с ума сошли? Это похищение!
– Ага. Так и запишем, – впихнув меня обратно в салон и усадив на сиденье, закрывает дверь, и сам садиться на водительское место, заблокировав двери. – Слушай, я устал, еще и кортизола с тобой хапнул. Говори, куда тебя вести, и расходимся.
Его вопрос выбивает из колеи. Забываю, что хотела огрызнуться. В голове лишь один вопрос.
И правда, куда?
