Kitobni o'qish: «Голова на серебряном блюде», sahifa 8

J

Под вечер Флоранс и Руди добрались до замка и попросили стражу выслушать их рассказ о бесчинствах, творящихся в Чахтицком замке. Тогда их провели в приемную и представили главе отряда стражников. Тот оказался человеком понимающим, пообещав рассказать эту вопиющую историю начальнику королевской стражи и попросить его как можно скорее передать эти сведения королю. В те дни недобрые слухи о происходящем в Чахтицком замке уже ходили по всей Венгрии.

Рассказ Флоранс очень скоро дошел до короля. Возможно, он узнал о безумствах Эржебет Батори еще раньше, однако венгерская правящая династия была связана с домом Батори брачными узами и наверняка предпочла бы замять это дело.

Выслушав доклад начальника стражи, король рассудил, что больше оставлять ситуацию без внимания нельзя: горожане могли узнать правду, да и репутация знати была под угрозой. Тогда он приказал провести расследование в Чахтицком замке двоюродному брату Эржебет – палатину⁵ Венгрии, графу Дьёрдю Турзо.

Тот, будучи человеком рассудительным, изучил ситуацию тщательнейшим образом. Если народная молва и свидетельства Флоранс правдивы, то это стало бы крупнейшим историческим скандалом, способным потрясти основы королевской династии. И, напротив, бездоказательные обвинения, опровергнутые людьми из Чахтицкого замка, могли стать поводом к войне.

Однако в ходе расследования всплыло неожиданно большое количество улик. Приспешники Эржебет крайне неосторожно проворачивали свои злодейства. Жалобы от людей, чьи дочери отправились на службу в замок, но так и не вернулись, исчислялись десятками. Однако требовались железные доказательства, правдивость которых дом Батори уже не смог бы отрицать. Турзо решил сделать упор на поиск трупов, зарытых в лесу. Потребовалось немало времени, но наконец были обнаружены останки нескольких девушек. С одобрения короля Турзо с небольшим отрядом отправился в Чахтицкий замок.

Не только для него, но и для венгерской династии это было рискованным предприятием. Все следы в замке могли оказаться заметены, и тогда расследование закончилось бы изнуряющей тяжбой между двумя знатными родами и клеветой в адрес друг друга.

Однако когда они окружили замок и потребовали открыть ворота, никакого сопротивления не последовало. Это произошло ночью тридцатого декабря 1610 года, когда горы и поля вокруг покрывал легкий снежок.

Зайдя внутрь, Турзо поразился царящей в замке разрухе. Понятное дело, что ожидать цветов зимой не следовало, но за растительностью совершенно не ухаживали, и большая ее часть пожухла. Стены, окна, конюшня – все было брошено на произвол судьбы. Солдаты были какие-то вялые, и когда люди Турзо маршем прошли по заснеженному саду, никто из них даже не обратил внимания на вторжение. Караульные тоже сидели на камнях, не спеша вставать. Впервые Турзо видел настолько деморализованных солдат.

Часть своих людей он расставил во дворе и, взяв с собой десяток лучших солдат, спустился в пресловутое подземелье. Благодаря рассказу Флоранс, палатин знал, где именно в замке творятся злодеяния и как туда попасть.

Спешившись, люди Турзо зашли в замок через черный вход в запустевшей конюшне и направились под землю. Чем глубже они спускались, тем сильнее становился необыкновенный запах гниения. Как только они вошли в комнату с плиточным полом, наполненную ужасающим смрадом, то увидели страшную картину. На полу лежали тела двух юных девушек в крови. Подойдя ближе, они поняли, что на них не было одежды, но одна из них по-прежнему дышала. В подземелье еще чувствовались следы человеческого присутствия и едва уловимое тепло – значит, ужасающие пытки постигли их совсем недавно.

Посередине комнаты расположилась белая ванна с кровавыми подтеками на дне. В ноздри бил резкий запах свежей крови. В углу комнаты стояла гигантская кукла цвета ржавчины, а с потолка свисала огромная железная клетка. Слухи и рассказ Флоранс не обманывали. До сих пор Дьёрдь Турзо относился к ним с недоверием, но сейчас был просто ошеломлен.

Тут он услышал женские крики и рыдания. Пойдя на звук голоса, они вышли в темный коридор и наконец очутились у темницы, внутри которой томились несколько юных девушек. Просовывая руки через проемы в решетке, они молили о спасении. На двери в камеру висел замок. По рассказу сбежавшей девушки, снаружи в коридоре все время сидел стражник. В конце коридора действительно стоял старый ящик, но сейчас на нем никого не было.

Турзо приказал одному из своих людей поискать ключ. Другой подчиненный зажег светильник. Девушки были мертвенно-бледны, заливались слезами и протягивали руки. На лицах у них читалось изнеможение, и никто из них даже не радовался, что их спасли. Беспредельный страх лишил их способности размышлять по-человечески.

В любом случае им несказанно повезло. Прибудь отряд Турзо на день позже, кого-нибудь из них наверняка убили бы. И напротив, если б они добрались на час раньше, то умирающая сейчас в комнате с ванной девушка могла бы быть спасена.

Турзо задумался: после побега одной из девушек обитателям замка следовало ожидать, что рано или поздно к ним кто-нибудь прибудет с проверкой. Почему же Эржебет не прекратила свои безумства и не попыталась замести следы?

Не сказать, что Турзо ожидал иного. Но, учитывая недостаток улик, Батори и ее ближайшие подельники должны были избежать наказания. Он не смог бы доказать вину главных злодеев, однако можно было избавиться от пары слуг и поставить на этом точку. Самому Турзо был предпочтителен именно такой вариант, поскольку ему не пришлось бы пятнать имя одной из своих.

Но большинство солдат уже видели, что за варварства здесь происходят. Не следовало забывать и про девушек в темнице, которых выпустили бы на волю. Пошли бы пересуды, и тогда они уже не смогли бы замять скандал, о котором помнило бы еще несколько последующих поколений.

Вместе с солдатами Турзо принялся исследовать подземелье. Но стоило им выйти из тюрьмы, как девушки заплакали еще громче, подумав, что их оставляют взаперти. Подозвав одного из своих людей, Турзо велел передать узницам, что их непременно освободят.

Под землей было темно. Один из солдат пошел вперед, зажигая факелы в коридоре на их пути. Кто-то спросил Турзо, не лучше ли сначала взять под стражу Эржебет и ее подельников. Тот ответил, что в этом нет необходимости, поскольку замок уже оцеплен и бежать ей некуда. Сейчас она должна была скрываться где-то наверху. Хорошо бы ей морально подготовиться к встрече с судьями в их лице и вести себя подобающе ее знатному положению…

Они шли по узкому коридору, а жуткое зловоние, витавшее во влажном прохладном воздухе, становилось все сильнее. Но оно было не таким, как в комнате с ванной. Это был резкий, трудно поддающийся описанию запах чего-то гнилого.

Возле кучи угля в коридоре они увидели две двери. Расставив людей справа и слева, Турзо приказал открыть одну из них. Толкнув дверь, солдаты тут же отпрянули. Никто из них не осмелился войти внутрь. Из комнаты полился удушливый смрад.

– Дайте-ка факел! – Турзо первым пошел навстречу зловонию. – Это еще что такое?..

В свете факела показалось нечто странное. На первый взгляд это просто была очень тесная комната. Противоположная стена располагалась совсем близко. Вдоль нее были до потолка навалены клубки грязной, спутанной веревки и огромная куча какого-то темного тряпья, поверх которой протянулась тонкая паутина. Что это такое? Зачем все это здесь лежало?..

– Боже правый! – вскрикнули солдаты один за другим, не веря собственным глазам. Как только факелов стало больше, стало понятно, что это за странная стена. Даже побывавшие на поле боя мужчины в ужасе попятились назад.

То, что показалось им клубками спутанной веревки, на самом деле было человеческими волосами. Однако в комнате были не только волосы, но и тела. Плотной кучей до самого потолка здесь было навалено бесчисленное количество трупов, повернутых к двери головой.

Солдаты потеряли дар речи. Невозможно даже было определить, сколько вообще трупов здесь лежало. Тысяча? Да тут и побольше набралось бы… Те, что лежали внизу, уже развалились под тяжестью тел сверху, превратившись в бесформенную массу. Вот почему комната казалась такой маленькой! Ударившая в ноздри вонь была просто неописуемой. Казалось, они попали в обитель нечисти.

Пытаясь скрыть невыносимое отвращение и страх друг от друга, Турзо и его люди начали медленно, но верно отступать в коридор.

Они открыли вторую дверь – здесь так же валом лежали трупы. Слева у стены стояла лестница. Волосы у трупов на самом верху еще блестели, и поверх них не было паутины. Между ними и потолком даже был небольшой зазор. Значит, сюда все еще приносили тела…

Стало понятно, почему уголь сваливали в коридоре: подсобные помещения отвели под трупы, и хранить уголь было попросту негде.

Осмотрев комнаты, Турзо понял, что примерное число трупов нужно умножать на два. Судя по планировке коридора, комнаты были гораздо просторнее, чем казалось, – а значит, тела, скорее всего, плотно уложили друг на друга в два ряда.

Дьёрдь Турзо был связан с Эржебет Батори кровным родством и в детстве встречал ее один раз, но позже до него не доходило даже никаких слухов о ней. Он все еще смутно помнил ее невинный облик. Теперь же этот ангел превратился в безжалостную убийцу. До сих пор у него не было никакого интереса к этой женщине, но внезапно ему страстно захотелось встретиться с ней.

Что же она намеревалась делать дальше, если б в ее замок не послали отряд? Похоже, что даже после побега одной из жертв она продолжала свои кровавые увеселения. Но ведь у нее уже скоро закончилось бы место в хранилище. Что бы она тогда делала? Неужели начала бы складывать трупы в коридоре, затем на лестнице, на первом этаже, а после того, как он переполнился бы, на втором и на третьем и, наконец, завалила ими весь замок? Ему хотелось собственными глазами увидеть безумную злодейку, одержимую дьяволом.

Заняв зал для приемов на втором этаже, Турзо велел принести ему стол и устроил здесь штаб. Не успела комната согреться от огня в камине, как ему доложили, что Эржебет Батори нашли. Никакого сопротивления она не оказала – лишь отрешенно лежала на кровати в своей комнате.

Турзо велел тотчас привести ее. Дабы получше рассмотреть лицо графини, он приказал не только зажечь факелы в комнате, но и принести в комнату еще несколько светильников. Затем принялся ждать, пытаясь представить, как будет проклинать его великая мучительница, ненавистное имя которой навеки останется в истории.

– Она здесь, – учтиво сообщил прибывший солдат и отошел в сторону.

С унылым видом, глядя в куда-то в сторону, в зал вошла женщина в богатых одеяниях. Выглядела она как самая обыкновенная благовоспитанная аристократка. Турзо разочарованно разглядывал Батори, направляющуюся к нему быстрым шагом. Из-за такой походки она выглядела гораздо моложе, совсем не на свой возраст.

Лицо графини расплылось в широкой улыбке. В свете факелов ее кожа буквально сияла – пожалуй, даже слишком сильно. С места, где стоял Турзо, она определенно не выглядела на пятьдесят.

– Добро пожаловать в мой замок, господин Турзо! – чуть ли не прокричала Эржебет, светясь от радости.

Голос у нее был высокий и милый, совсем девичий. По-детски сложив руки перед грудью, она беспрестанно бегала глазами по комнате. Совсем не такого ожидал Турзо. Казалось, перед ним стоит прелестная молодая девушка.

– Я наслышана о вас… Как же я рада вас встретить! Сегодня и впрямь чудесный, знаменательный вечер. Для меня честь находиться в одной комнате с таким знатным человеком, тем более моим родственником. Сейчас я прикажу подать нам вино.

Повернувшись к двери, Эржебет пошла было обратно, однако Турзо преградил ей путь рукой.

– Это излишне, госпожа Батори. Сейчас у меня нет желания выпивать. Прошу вас, присядьте. Мне нужно очень о многом вас расспросить.

– Но… – На лице Эржебет отразилось беспокойство и как будто даже сожаление. – Вот как?..

С поникшим выражением лица она присела на скамью. Всем своим видом графиня показывала, насколько разочарована тем, что ее искренность не оценили. Однако в следующее мгновение она обворожительно улыбнулась и вымолвила:

– Будьте так добры, скажите вашим солдатам, что с дамой высокого происхождения нельзя забывать о манерах.

Жизнерадостная и приветливая, она как будто и не пыталась вести себя сообразно возрасту. Казалось, она застряла в теле невинной девушки.

– Госпожа Батори… – заговорил Турзо, подождав, пока она сядет на скамью.

Тут графиня от души рассмеялась:

– К чему такие формальности? Прошу вас, называйте меня Эржебет. А я буду называть вас Дьёрдем.

Турзо уже не скрывал кислого выражения лица.

– Похоже, вы не вполне осознаете свое положение, графиня. Считайте, что сейчас вы предстали перед судом. На такой церемонии панибратство ни к чему, так что воздержимся от подобных обращений. Итак, только что я побывал в вашем подземелье…

Эржебет несколько игриво распахнула глаза. Вместе с тем ее щеки отчего-то покраснели.

– Ох, стыд-то какой!

На ее лице отразилось волнение, и она сделала какой-то непонятный жест, одновременно стыдливый и кокетливый.

– Где же это видано, чтобы мужчина заходил в такое женское место… – произнесла она какие-то странные слова. – У женщин есть места, которые они не хотели бы показывать мужчинам. Места, где они могут подкраситься, привести себя в порядок, надеть исподнее…

Турзо понял, что Эржебет испытывала смущение.

– В некотором смысле женщины действительно жалкие существа, господин Турзо. Каждая из нас изо всех сил пытается выглядеть хотя бы чуточку моложе и красивее в глазах мужчин. Но вот впускать их в свои покои, где мы тайно колдуем над внешностью, нам не хотелось бы. Для женщины это все равно что отхожее место – там отнюдь не чисто и не красиво. Наверное, вы напуганы… Мне неловко, вот я и покраснела. Если б вы только знали, как у меня бьется сердце… Вот, приложите руку.

Все это время Эржебет говорила без пауз, словно актриса на театральных подмостках, наизусть заучившая свои реплики. Она как будто не хотела, чтобы кто-то прервал ее монолог.

В этот момент Турзо отчетливо вспомнил об их встрече много лет назад, когда он был подростком. Тогда они сидели на камнях у пруда, и Эржебет взахлеб рассказывала ему о сне, который увидела минувшей ночью. У нее были мечтательные глаза. Наверняка она так же разговаривала и в юности, и после двадцати лет. Сейчас, когда ей было пятьдесят, графиня вела себя точь-в-точь как тогда.

Турзо поражало, что она совершенно не чувствовала ни вины, ни раскаяния. Эржебет не воспринимала происходившее в подземелье как нечто плохое. В ее понимании это было вполне естественное для женщины поведение. Одну за другой она хватала девушек, убивала и выпускала их кровь – так же легко, как подкрашивалась или облачалась в дорогие одежды, только бы по-прежнему казаться мужчинам красивой.

Турзо хотелось о многом ее расспросить, но именно сейчас он совершенно ничего не мог вспомнить. Мыслями он был где-то очень далеко и лишь дивился тому, что эта злодейка оказалась совсем не такой, как он себе ее представлял.

Только вот она, похоже, злодейкой себя совсем не считала, поэтому продолжать с ней беседу казалось опасным. У него возникло предчувствие, что она возьмет его душу в цепкий плен и ведомым лишь ей способом утащит его в мир безумия.

И вот что еще отметил про себя Турзо. Графиня действительно выглядела молодо для пятидесятилетней и, пожалуй, была недурна собой. Однако неестественно сияющая кожа, постоянная улыбка, наигранные жесты и девичья манера речи – все это вызывало у палатина невыносимое чувство дискомфорта. Отчего-то ему позарез хотелось вдохнуть свежего морозного воздуха снаружи.

Он приказал солдатам увести ее обратно в комнату. Подозвав еще одного человека, строго-настрого велел ему всю ночь следить за графиней не смыкая глаз, чтобы та не сбежала или не наложила на себя руки. Рано или поздно ей будет вынесено наказание, а до тех пор он великодушно решил дозволить ей находиться в своих покоях. Как-никак, Эржебет была хозяйкой замка.

Оставшись в одиночестве, он принялся размышлять, в чем были причины неописуемого дискомфорта, который только что его одолевал. В конце концов бросил это дело, рассудив, что все равно не поймет, хоть думай до самого рассвета.

K

В апреле 1611 года, когда снег наконец растаял, Руди пришел в дом к Флоранс и сообщил, что на площади перед Чахтицким замком будет проходить публичная казнь подельников графини Батори. Сейчас вся Венгрия гудела от этих слухов.

Казнить должны были четверых наиболее приближенных к графине людей, пособничавших ей в массовых убийствах, – дворецкого Яноша Уйвари, личного слугу графини Торко, кормилицу Илону Йо и Доротью Сентеш, научившую ее опасным премудростям.

Прошел ровно год с тех самых дней, когда Флоранс пережила смертельно опасное приключение и благополучно сбежала. Руди умолял ее отправиться вместе, однако ей ни в какую не хотелось. Она поклялась себе, что ноги ее больше там не будет. К тому же казнь проводили совсем рядом с ужасным замком. Девушка понимала, что ей уже ничто не угрожает, но от одной мысли, что она приблизится к тому поганому месту, по коже бежал мороз.

Однако Руди непременно хотел взглянуть на казнь. Сколько Флоранс ни качала головой, он все продолжал твердить, что после пережитого у нее есть полное право увидеть смерть тех душегубов. Как и у него – ведь он целую неделю ждал ее один в глухом лесу.

Хотя повинных в таких зверствах не могли оставить в живых, Флоранс не испытывала никакого удовлетворения от их предстоящей смерти. А все потому, что для главной злодейки, графини Эржебет Батори, не объявили никакого наказания.

Она была хуже их всех. Конечно, из-за тюремной решетки дворецкий и прислужник казались исчадьями ада, но они лишь исполняли приказы хозяйки замка. Флоранс была вне себя от злости и никак не могла смириться с тем, что казнят лишь их, а безумная графиня останется в живых. У нее до сих пор не прошли следы от ударов; она хорошо помнила чувство унижения и боль, от которой чуть не теряла сознание, по-прежнему как наяву видела безумные глаза графини, когда та с криком размахивала кнутом.

Так что у Флоранс не стало бы легче на душе от созерцания казни тех, кто повиновался чужим приказам против собственной воли. Она предпочла бы просто узнать об их смерти и оставить ужасные воспоминания в прошлом.

В глубине души Флоранс не была согласна с решением венгерского короля. Будь у нее такая возможность, она бы попросила его хотя бы выслушать ее. Самым большим ее желанием было положить конец злодействам в Чахтицком замке как можно скорее, и нынешнее положение дел ее вполне устраивало. Достаточно было надолго заточить в тюрьме помощников графини, а в пожилом возрасте их можно было помиловать и выпустить на свободу – в старости они уже не смогли бы творить зло. Если же наказывать убийц смертью, то преступниками становятся обе стороны. Не говоря уже о том, что показывать казнь людям – верх пошлости. Правильнее даже сказать, что само по себе это страшное преступление.

Если уж кого-то и надо было умертвить, то только графиню – и не во искупление вины, а потому что она вконец обезумела. Если же оставить ее в живых и не лишить привилегий, то при удачном стечении обстоятельств она непременно возьмется за старое. Ведь она верила, что делает нечто естественное, соответствующее ее представлениям о морали. Как способ окончательно избавить людей от нее – а заодно и как месть за Виену, – казнь графини вполне устроила бы Флоранс.

В конце концов она все же решилась поехать туда. Руди слишком настойчиво ее зазывал и сказал, что раз ей настолько неприятно, то он поедет один. После тех событий Флоранс очень боялась оставаться в одиночестве. Ей все чудилось, что откуда-то явится та страшная женщина с кнутом в руке. Но год спустя она уже казалась Флоранс призраком, злобным духом. Девушка как-то даже не могла представить, что по-прежнему дышит одним воздухом с той злодейкой.

Поддавшись уговорам Руди, она собрала их вещи, приготовила еды на дорогу, и вдвоем они отправились в путь с расчетом на то, чтобы прибыть к замку за два дня до казни. Для Флоранс это было невеселое путешествие.

Молва об отважной девушке, благодаря которой кровопийц из замка отправили на казнь, ходила не только в ее родной деревне, но и во многих других. Всякий раз, когда разговор заходил об этом, у Флоранс все сжималось внутри. Соседям хотелось услышать ее рассказ, но она долгие дни не ступала из дома ни шагу. Если кто-то из зевак узнает в ней ту самую девушку, то ее просто так не отпустят, пока она все не выложит. От одной мысли, что она намеренно отправляется в такое место, Флоранс было не по себе.

Чтобы в таверне никто не понял, кто она такая, девушка вела себя скромно и молчаливо. Руди явно не терпелось кому-то похвастаться, но она несколько раз строго одернула его. Пусть ничего плохого она и не сделала, ей все равно было тяжело от мысли, что из-за нее кого-то убьют.

Казнь проводили в воскресенье, при ясной погоде. Поздним утром, когда Флоранс и Руди поспешно прибыли на площадь из таверны, там собралось уже так много народа, что в толпе было даже трудно пошевелиться. Между людьми с трудом протискивались торговцы, громко предлагавшие хлеб и сладости. Флоранс поразила спокойная жестокость этих людей, пришедших на казнь как на праздник. Понимали ли они, на что сейчас собираются поглазеть?

В таверне они услышали, что люди начали занимать места еще с первыми лучами солнца. Заведения неподалеку от замка ломились от постояльцев, прибывших на казнь.

В середине площади соорудили высокий дощатый помост, напоминавший огромную сцену для спектакля. В его середине стоял большой пень. Руди с жаром объяснил, что на него преступники будут класть голову. Помост явно сделали таким высоким, чтобы людям было все хорошо видно даже издалека.

Здесь и впрямь вот-вот должен был начаться зрелищный спектакль с настоящими убийствами. Люди, занявшие место вокруг помоста, сидели на земле, а те, что стояли вдалеке, терпеливо ждали начала жестокого представления – кто-то ухмыляясь, а кто-то без умолку треща со своими соседями.

Зеваки непринужденно болтали, и среди них не было ни единого человека, кто с серьезным видом ждал бы казни неисправимых злодеев, для которых не было других подходящих наказаний. Люди явно хотели ненадолго сбежать от бедности и серых будней и развеять тоску. Но тогда чем они отличаются от тех, кого сейчас будут убивать?

Похоже, что властители, принявшие решение о казни, одобрили присутствие на ней черни. Но зачем превращать ее в назидание? Неужели, устраивая это ужасное зрелище, они хотели сказать: «Будете делать такое же – отправитесь на эшафот, как они»? Но вряд ли среди зрителей был кто-то, способный на убийство нескольких тысяч женщин. Не у всякого из них есть замок, бездонная сокровищница и армия подчиненных. Нет, этим кровавым действом богачи лишь пытались задобрить простой люд и стереть из их памяти страшные преступления, совершенные такими знатными людьми, как они.

Рядом с помостом лежала куча поленьев высотой в двухэтажный дом. Видимо, посчитав, что от простого обезглавливания зрители заскучают, палачи приготовили еще одну, особую потеху.

Когда солнце высоко поднялось и время чуть перевалило за полдень, из главных ворот замка вывели мужчину со связанными за спиной руками и не спеша подвели к месту казни. При виде жертвы толпа, уставшая ждать полдня, воодушевилась и радостно взревела. Флоранс было отвратительно на это смотреть. Хотелось сбежать от этих голодных до крови людей, махавших руками. Удивительно, но некоторые из них трясли перед собой кусками хлеба.

Человека со связанными руками заставили подняться на помост и развернули лицом в сторону, где стояла Флоранс. Толпа громко выкрикивала: «Торко! Торко!» Она его помнила – это был тот самый бледнолицый человек с бородой, что приходил в ее дом. Позади него стоял толстый мужчина с топором в руках, а возле него – какой-то чиновник. Раскрыв свиток, он зачитал его преступления, однако из-за криков толпы невозможно было разобрать ни слова.

Реакция толпы была разной. Кто-то был недоволен и гневно закричал. Но большинство смеялись и орали – то ли одобрительно, то ли не очень. Среди толпы были даже дети с матерями, которые также поголовно кричали.

Человек неподвижно стоял на помосте, распрямив грудь, с абсолютно каменным лицом. Он уже был готов принять свою судьбу. Про себя Флоранс восхищалась его выдержкой – ей такое было бы не по силам. Казалось, он играл одну из ролей в этой причудливой пьесе.

Под гул толпы бледнолицый человек по приказу чиновника преклонил колени перед плахой и положил голову на пень. Никакого сопротивления он не выказал и покорно делал, что ему говорили. Толстяк, сжимавший топор в руках, приблизился к бородатому человеку. Одобрительные выкрики толпы стали еще громче. Палач явно волновался. Несколько раз он прилаживался к топору и тщетно пытался успокоиться, вытирая вспотевшие руки о штаны.

Толпа начала отбивать такт руками, подначивая палача поскорее казнить преступника. Когда он занес топор над головой и раздались громкие довольные крики, Флоранс резко отвела взгляд в сторону и лишь краем глаза увидела, как опускается топор. Боже, до чего же пошлое, низменное зрелище! Худшее, что можно было устроить…

Улюлюканье стало беспорядочным. Послышался хор разочарованных выдохов, к которым подмешивались гневные выкрики.

Что-то случилось. Флоранс вновь повернулась к помосту.

У палача дрогнула рука. Человек с бородой рухнул на помост и исчез из виду. В попытке увидеть, что там происходит, люди начали ломиться вперед и с криками запрыгивать на помост.

Похоже, топор лишь слегка задел шею. Бородатый человек корчился в муках, однако из-за гула толпы его стонов не было слышно.

Мужчины из толпы прижали человека к помосту. Еще один схватил топор и замахнулся им.

Кажется, все кончилось. Народ кричал, недовольный сорванным представлением.

Зеваки вокруг помоста вновь подняли суматоху. Протягивая ломти хлеба к бездыханному телу мужчины, они обмакивали их в капавшую кровь, а затем запихивали их в рот!

Их дьявольские увеселения привели Флоранс в ужас. До чего безжалостны бывают люди…

– Они считают, что такая кровь улучшает здоровье, – объяснил Руди.

Это ж надо верить в такое!

Когда чиновник высоко приподнял отрубленную голову мужчины за волосы, толпа взревела. Его лицо было все таким же бледным, но уже закрыло глаза и приняло спокойное выражение. Только щеки и лоб были измазаны в крови, отчего на него было больно смотреть. Несколько мужчин схватили обезглавленное тело и сбросили его с помоста.

Развлечение продолжалось. Теперь настал черед дворецкого Яноша Уйвари. Он тоже спокойно готовился принять свою судьбу. Повинуясь приказу чиновника, медленно склонился на колени и положил подбородок на плаху. В этот раз палач ловко расправился с приговоренным одним ударом – уже приноровился. Флоранс стало дурно. Больше на помост она не смотрела. В голове не укладывалось, как людям хватает духу с интересом смотреть на такое.

Стало понятно и назначение лежавших возле эшафота поленьев и веток. Когда их облили маслом и подожгли, они мгновенно вспыхнули огромным пламенем, настолько высоким, что за ним не было видно замка. Толпа ахнула от оглушительного треска лопающейся сухой древесины. Трупы двух обезглавленных мужчин кинули прямо в него.

Затем на помост втащили двух седовласых старух – Илону Йо и Доротью Сентеш. В отличие от предыдущих казненных, они громко вопили. Удивительно, но когда настала очередь женщин, толпа стихла, поэтому их рыдания были хорошо слышны даже Флоранс, стоявшей на другом конце площади.

Из-за того что они сопротивлялись, их пришлось удерживать на помосте и плотно связать им ноги в нескольких местах. Однако руки им оставили свободными. Флоранс не отводила взгляда от них.

Перед плахой на колени усадили Илону Йо. Но вместо того, чтобы рубить ей голову, несколько человек что-то делали с ней. Послышался душераздирающий, почти звериный вой. Доротья, которую держали двое мужчин позади, с криком хваталась за волосы.

– Что с ней делают? – спросила Флоранс у Руди.

– Отрубают пальцы по одному, – возбужденно ответил тот.

Наконец рыдающей, мертвенно-бледной Илоне высоко подняли руки над головой. С окровавленных конечностей исчезли все пальцы. Толпа оживленно загудела.

Дальше пришла очередь Доротьи. Пока ей рубили пальцы, Илону крепко связывали, словно тюк с вещами.

«Поверить невозможно», – подумала Флоранс. И все это потому, что, рискуя своей жизнью, она сбежала из замка и пришла в королевский замок в Венгрии!

Наконец обеих старух, оставшихся без единого пальца, связали по рукам и ногам, так что они напоминали извивающихся гусениц, взяли на руки и, не обращая никакого внимания на их причитания, бросили в костер.

Когда по площади прокатился треск древесины, а пламя взмыло еще выше, наводнявшие площадь люди заголосили. В их реве потонули даже крики двух женщин. От переполнявших их впечатлений толпа радовалась уже без какой-либо причины. Некоторые люди даже танцевали.

– Все кончено. Пошли, – сказала Флоранс Руди. Долгое неприятное зрелище подошло к концу. Она надеялась, что второй раз возможности увидеть подобное не представится. И те, кто устроил сегодняшнее представление, и те, кто с восторгом наблюдал за ним, были такими же преступниками, как и графиня из Чахтицкого замка. Искоса взглянув на людей, собравшихся веселиться до ночи, Флоранс и Руди быстро ушли с площади и направились в родную деревню.

* * *

Политический расчет венгерского короля оказался более чем разумным. В XVII веке сознание народных масс еще нельзя было назвать высоким, поэтому кровавого ритуала возмездия хватило, чтобы люди посчитали трагический инцидент исчерпанным. Почти никто не требовал для хозяйки замка более сурового наказания.

Сама мысль о том, чтобы казнить благородную женщину при скоплении народа, была недопустима для венгерской монархии. Подобное стало возможным много позже, в эпоху Французской революции. Но все же правители Венгрии думали в том же направлении, что и Флоранс. Разумеется, они не могли сообщить народу о наказании, выбранном для графини, которая имела власть над людьми и по определению не могла допустить ошибку. Однако и отпускать ее на все четыре стороны до конца жизни они не намеревались. Продолжи она свои черные дела, вполне могло бы разгореться пламя народной революции.

В королевский дворец пригласили членов рода Батори и дни напролет держали с ними совет. Проливать кровь знатной родственницы они никак не могли – в противном случае такая же судьба однажды могла постичь и их самих. Какова бы ни была причина, дворяне не должны были погибать от рук черни. Но и отдавать ее под присмотр стороннего человека, тем более простолюдина, было просто немыслимо. С другой стороны, любой аристократ, согласившийся держать ее в своем доме, покрыл бы себя позором.