Kitobni o'qish: «Савитри»

Предисловие

Перед тобой, читатель, поэма, проливающая свет на истинное предназначение Человека. Автор её – великий индийский мудрец, философ, йогин Ауробиндо Гхош, которого позднее стали называть Шри Ауробиндо.

«Савитри» начиналась как повествовательная поэма умеренной длинны, содержание которой основывалось на легенде, рассказанной в «Махабхарате». Постепенно насыщая содержание поэмы своим собственным духовным видением, Шри Ауробиндо превращает «Савитри» в масштабное эпическое произведение. Он поясняет: «Я использовал поэму как средство для духовного восхождения: начинал её писать, находясь на определенном ментальном уровне, а когда достигал более высокого уровня, то переписывал её… Фактически, я считал «Савитри» не завершенной поэмой, но полем эксперимента, который позволяет увидеть, насколько далеко может продвинуться поэтическое творчество, основанное на меняющемся собственном йогическом сознании писателя…».

В общей сложности поэма состоит из 3 частей, 12 книг и 49 песен. Главы поэмы Шри Ауробиндо обозначил на английском, как «Canto», поэтому в дальнейшем в переводе на русский мы будем называть их «Песнями».

«Савитри» приобрела нынешний образ, пройдя через три главные фазы. До 1920 года Шри Ауробиндо создал несколько черновиков повествовательной поэмы, пересказывая изначальным образом историю Савитри и Сатьявана, описанную в «Махабхарате». Последняя версия состояла по плану из восьми книг в двух частях, причем книги не были разделены на отдельные песни. В 1930 году Шри Ауробиндо преобразовал повествовательную поэму в эпическую. Долгое время он концентрировался на описании Йоги Ашвапати, предваряющей рождение Савитри. К 1945 году он создал новую первую часть, содержащую 3 книги и множество стихотворных песней. В третьей фазе, помимо переделки для публикации первой части, Шри Ауробиндо переработал и расширил большинство книг, написанных в первый период. Он добавил книгу о Йоге Савитри и завершил части вторую и третью. Таким образом, процесс написания поэмы продолжался до 1950 года, то есть вплоть до смерти Шри Ауробиндо. Изначально поэма была достаточно короткой и не требовала разделения её на книги и песни. Разделы были отделены друг от друга только пустой строкой. В дальнейшем поэма пересоздавалась несколько раз. Некоторые книги были переработаны неоднократно. К другим Шри Ауробиндо едва прикасался. В окончательном варианте «Савитри» содержит 23837 строк.

Следует добавить, что для понимания поэмы необходимо располагать знаниями и терминологией, характерными для восточной литературы. Чтобы облегчить это понимание, перевод поэмы снабжен сносками с примечаниями переводчика, раскрывающими смысл некоторых пассажей и слов, присутствующих в поэме.

Отдельно нужно остановиться на имени одного из главных персонажей поэмы – на имени Ашвапати. Имя Ашвапати (в поэме это человеческий отец Савитри) переводится как Господь или Бог Лошади, Бог Тапасьи – концентрированной энергии духовного стремления, помогающей нам подняться из смертного состояния к бессмертным планам. Мы знаем, что в Ведах образ Лошади символизирует энергию. У всех нас есть Лошадь внутри нас, и обычно мы не контролируем её полностью. Ашвапати – бог, мастер своих энергий, и он может направлять их на осуществление своих целей и стремлений совершенным образом. В беседах с учениками Шри Ауробиндо говорил: «Ашвапати, отец Савитри – это Бог Энергий… Ашвапати – Йогин, который ищет средства, чтобы вывести мир из неведения».

Многие считают, что Йога Ашвапати, о которой рассказывается в первой части поэмы, это духовная автобиография самого Шри Ауробиндо, которого идентифицируют с царем Ашвапати. Делать такое сравнение слишком буквально не следует. Ашвапати – аспект Шри Ауробиндо, а эта поэма является продуктом его сознания, основанном не на воображении, а на духовном опыте, и очень многое из того, что касается Ашвапати в поэме, хорошо соотносится с тем, что открыл Шри Ауробиндо в своей собственной йоге.

Савитри

Часть 1

Книга первая

КНИГА НАЧАЛ

Песнь первая

РАССВЕТА ЗНАК

Был час до пробуждения Богов.

Путь преграждая божьему Явлению,

Гигантский дух вселенской Ночи лежал

С предчувствиями мрачными в Её темном храме вечности,

5. Недвижно распростершись на краю Безмолвья, в полном одиночестве.

Была почти неразличима, непроницаема, темна

Пучина Бесконечности бесплотной

В тех мрачных знаках, что ощущала Ночь незрячая;

Бездонное Ничто заполонило мир.

10. Очнувшаяся сила падшей, но безграничной сущности¹,

Что пробудилась меж первым и последним Небытием,

Взывая к сумрачному лону, из которого пришла,

От таинства непостижимого рождения

И медленного умирания отвернулась

15. И страстно захотела достигнуть завершения в пустом Ничто.

Там, в темноте начала всех начал,

Немая видимость Непознаваемого, лишенная особенностей полностью,

Извечно повторяющая несознательное действо

И вечно продлевающая слепую волю,

20. Баюкала вселенскую дремоту невежественной Силы,

Чей сон, направленный на созиданье, зажигает солнца

И жизни наши в сомнамбулическом кружении несёт.

Наперекор гигантскому, пустому трансу этого Пространства,

Его оцепененью, хаосу без мысли и без жизни,

25. Как тень, кружащая в бездушной Пустоте,

Отброшенная вновь в бездумные виденья,

Земля вращалась в одиночестве, покинутой в пустынных безднах,

Забыв свой дух, свою судьбу забыв.

Бесстрастны были небеса, безлики, тихи и пустынны.

30. Затем в непостижимой темноте зашевелилось что-то;

Движенье смутное, невероятная Идея,

Настойчивое нечто, безо всякой цели, неудовлетворенное,

Желающее быть, но как того достичь не знающее вовсе,

Дразнило Несознанье, чтобы осознать Неведение.

35. Та судорога, что пришла, оставила дрожащий след

И место предоставила неутоленному и старому желанию,

Чтобы оно смогло в тиши безлунного подвала подсознания

Взглянуть наверх и свет искать, отсутствующий там,

Закрытые глаза пропавшей памяти напрячь пытаясь,

40. Как тот, кто ищет «я» свое былое,

Но лишь встречает одни останки своего желания.

И было это так, как если б в глубине Ничто,

В самом ядре его предельного распада,

Скрывалась некая себя непомнящая сущность;

45. Живой она осталась в убитом и погребенном прошлом,

Приговоренной, чтоб восстановить усилие и боль,

Ожив в еще одной вселенной несбывшихся надежд.

Сознание без формы возжелало света,

А провидение пустое стремилось к отдаленным изменениям.

50. Как будто детский пальчик, коснувшийся щеки,

Напомнил о постоянной потребности в еде

Вселенской Матери, внимание к ребенку потерявшей;

Простор угрюмый охватило страстное желание младенца.

Вот, незаметно где-то была пробита брешь:

55. Трепещущая линия одна, большая,

Как смутная улыбка, влекущая заброшенное сердце,

Тревожила далекий край туманного сна жизни.

С другого края беспредельности прибыв,

Глаз божества проглядывал из тех немых глубин;

60. Посланником от солнца, казался он

Средь плотного вселенского покоя,

Скучающего мира и оцепенения застоя;

Пришел искать он дух покинутый и одинокий,

Упавший слишком низко, чтобы вспомнить забытое блаженство.

65. И вклиниваясь в космос, лишенный разума,

Его послание проползло сквозь тишь глухую,

Взывая к приключению сознания и к радости,

И, покорив разочарованную душу самой Природы,

Принудило добиться вновь согласья осязать и видеть.

70. В беззвучной Пустоте была посеяна надежда

И чувство рождено в глубинах темноты,

И в сердце Времени затрепетала память,

Как если б душу, что давно мертва, подвигли к жизни:

Но то забвение, которое приходит вслед падению,

75. Покрыло пятнами исписанные сплошь таблички прошлого,

И нужно было всё разрушенное воссоздать,

И скрупулезно проработать старый опыт ещё раз.

Всё можно сделать, если есть прикосновенье бога.

Надежда проскользнула там, где не осмеливалась быть,

80. Среди покинутого безразличья Ночи.

И как просящий милостыню во враждебном мире,

Осиротелый, изгнанный отыскивать пристанище,

С изяществом рисковым, инстинктивным,

Как странствующее чудо без собственного места жизни,

85. В укромный закоулок неба пришел

Неясный зов неспешного чудесного движенья.

Настойчивая дрожь творящего прикосновенья

Уговорила темное, инертное спокойствие,

И красота, и чудо разбередили божьи небеса.

90. Блуждающая длань неяркого чарующего света,

Что озарила блеклый край мгновенья,

Пометила там раму золотую с мерцающим на ней шарниром

На приоткрытых на границе тайны вратах мечтаний.

Один сверкающий просвет, раскрывший спрятанную суть,

95. Заставил различить завуалированную необъятность мира.

Тьма пала, соскользнув, словно покров, спадающий

С лежащего под нею тела бога.

Затем сквозь бледный крошечный разрыв, казавшийся сначала

Едва достаточным для струйки крохотной, от солнц идущей,

100. Излилось откровение и пламя.

Короткий вечный знак вновь свыше проявился.

Чарующая сила из миров недостижимых,

Послание бессмертного неведомого Света,

Радужное, с сияньем лучезарным невидимого Бога,

105. Пылающее на трепетной границе этого творенья, -

Рассвет создал свеченье изумительных оттенков,

Посеяв семена великолепья в те часы.

И воссияло божество – мгновенья посетитель.

На тонком крае жизни Видение на миг остановилось,

110. И наклонилось, над изогнутым дугою и погружённым в думы лбом земли.

Передавая сложную для понимания красоту

Мистического ощущения иероглифами цвета,

Оно писало строки знаменательного мифа,

Рассказывая о величии рассветов духа

115. Сверкавшими знаменьями, начертанными в небе в качестве листа.

Почти тогда и появилось откровение,

Откуда наши мысли и надежды вспышками сигнальными нисходят;

Великолепье одинокое незримой цели

Было почти наброшено на темень Пустоты.

120. Свободные Просторы опять нарушил звук шагов;

Безбрежья центр, Лик блаженного покоя

Бессмертные приподнял веки, которые распахивают небеса;

Вблизи них показался Образ некий из блаженств далеких.

Посланница от вечности к грядущим измененьям,

125. Богиня, обладающая бесконечным знанием, склонила голову над ширью,

Охватывающей звёзд маршруты, судьбою предопределённые,

И обнаружила пространства, пригодные для поступи своей.

Взглянув на солнце за своей спиною,

Она с вниманием огромным к работе вечной приступила.

130. Земля вплотную ощутила приход этой Богини:

Ухо Природы, пробудившись, услышало Её шаги,

И ширь земная к Ней обратила свой безграничный взгляд -

В глубинах запечатанных была посеяна Ее улыбка,

Которая вдохнула душу в безмолвие миров.

135. Всё стало неким посвященьем, ритуалом.

Вибрирующей связью меж небом и землей стал воздух,

Ширококрылый гимн священных струй его

Возник и опустился на алтарь холмов;

Ветви деревьев в молитве обратились к откровениям небес.

140. И здесь, где в полусне неведенье обходит бездны,

Которые лежат в немой груди двусмысленной земли,

Здесь, где никто не знает ничего на шаг вперед,

А Истина поставила свой трон на призрачном фундаменте сомнений,

На этом поле тяжкого труда мучительном и ненадёжном,

145. Простёртая под неким широчайшим непредвзятым взглядом,

Как беспристрастная свидетельница радостей людских и бед,

Земля в смирении несла дающий пробужденье свет.

И этот свет видения, пророчества,

Окутал чудесами формы самые обычные и не имеющие цели;

150. Затем божественное откровенье, истаяв в мире смертном,

Став лишним и умолкнув, отстранилось.

Не полностью исчезло горячее стремление,

Святое преклонение перед Присутствием и Силой

И ясное предвиденье чудесного грядущего рождения –

155. Такое совершенное не может быть у смертью ограниченных сердец.

Совсем недолго свет бога может в этом мире пребывать:

И, озаряющая образ человека, красота души

Очерчивала страсть свою и таинство Материи личины

И рассыпала вечность в мгновеньях Времени.

160. И, вот, когда душа приблизилась к порогу своего рождения,

Который разделяет время смертных с Безвременьем,

А искра божества, утратившая в тайнике Материи

Свой блеск, исчезла в неосознающих планах,

Весь этот преходящий жар магического пламени

165. Тотчас растаял в атмосфере, привыкшей к свету.

Послание иссякло, и посланник убыл.

Тот одинокий Зов, та необщительная Сила -

Назад Она убрала в некий дальний тайный мир

Небесного луча цветное чудо:

170. Богиня отвела свой взгляд от мира смертных.

Богатство красоты, естественное для богов,

Едва ли сможет утвердиться в глазах того, чей век недолог;

Таинственное слишком для космических владений

Божественное тело Славы было удалено с небес:

175. Диковина и чудо – Она покинула сей мир.

И день земной обычным светом озарился.

Истаял перерыв, работа утомительная снова закипела,

И шум быстротекущей Жизни

От поисков Её слепых пошел кругами.

180. Все обратились вновь к своим делам обыденным и неизменным;

Весь мир живой на всей земле повиновался, как и прежде,

Всем импульсам непредсказуемых мгновений.

И главным здесь, с изменчивым умом своим,

Единственным, кто смотрит пристально в сокрытый лик грядущего,

185. Стал человек, взваливший ношу судьбы такой себе на плечи.

Вот, и Савитри пробудилась средь тех людей,

Которые примкнуть спешили к чудесной песне Глашатая небес

И, соблазнившись красотою видимых путей,

Излили громко свою долю недолговечного восторга.

190. Сродни той вечности, откуда вышла, -

Она участия не принимала в восторгах этих;

Не отзывался Гость внутри нее, обретший тело -

Могущественный странник в мире этом молчал.

Зов этот, что пробуждает в человеке скачки воображенья

195. И страстный переменчивый мотив погони,

Иллюзию желания, окрашенную дрожью,

Явился в её сердце чуждой сладкозвучной нотой.

Не для Савитри было послание Времени в мгновеньях света.

Внутри нее было страдание богов,

200. На время в нашу человеческую форму заключенных,

Бессмертье, побежденное материальной смертью.

Однажды ей уже принадлежал восторг Природы обширней этого,

Но не смогла она его оставить в этой хрупкой земной основе

Или надолго сохранить в себе его небесно-золотистый цвет.

205. Движение малое внутри глубокой бездны Времени

И хрупкую ничтожность жизни, что отрицает Силу,

И широту осознающую и гордую вместе с блаженством

Она в отлитый образ человека привнесла с собой,

Добавила восторг невозмутимый, что соединяет душу одного со всеми,

210. Прибавила ключ к пламенным дверям блаженства.

Земли крупица, которая нуждается в живице слез и радости,

Отвергла благо вечного восторга:

Она отдала тот самый страстоцвет любви,

Что был вручен ей – безграничья дочери.

215. Напрасной оказалась это жертвоприношение её.

Своей божественности драгоценной щедрость,

Саму себя, всё, чем была, она отдала людям в услуженье,

Надеясь существо свое возвышенное в них вживить,

И приспособить к жизни в их телах всё то,

220. Что небеса могут естественно взрастить на смертной почве.

Непросто к изменению земной природы людей склонить;

Смертные с болью переносят прикосновенье вечности:

Они страшатся чистой нетерпимости небес,

Атаки их эфира и огня;

225. Они ворчат на счастье беспечальное свое,

Почти что с ненавистью отвергают свет, который им приносят боги;

Они дрожат от силы их обнаженной Истины,

От свежести и мощи ничем не ограниченного Голоса небес.

Накладывая бездн закон на выси те,

230. Они пятнают грязью этой посланников небес:

Шипы природы падшей – та защита,

Что обращают смертные против спасительных рук Милости;

И Бога сыновей они встречают смертию и болью.

А слава озарений, пересекающих земную сцену,

235. Их гаснущие солнца-мысли – всё померкло от несведущих умов,

Работа предана, добро обращено во зло,

Они лишь крест воздвигли – вот, за величье плата их,-

Оставив позади всего одно прославленное Имя.

Огонь уже пришел, коснулся человеческих сердец и убыл;

240. Лишь часть людей то пламя подхватила и обратилась к высотам жизни.

Мир слишком разный пришла улучшить и спасти Савитри,

Его несведущую душу тяготило ее величье,

И из туманной бездны пришел ответ ужасный,

Как отголосок той борьбы, падения и горя.

245. Жить вместе с горем и смерти смотреть в лицо Савитри предстояло,

И участь смертная уделом стала её Бессмертья.

Таким путем попавшая в капкан земных судеб,

Покинутая счастьем, присущим от рожденья ей,

Земное одеяние темной жизни примеряя,

250. Скрывая суть свою даже от тех, кого любила,

Свершившегося часа тяжких испытаний ожидая,

Божественность взрастала человеческой судьбой.

Разъединило мрачное предвиденье её

От всех, кому она была сияющей звездой, опорой;

255. Столь сильную опасность и такую боль делить с другими невозможно;

То горе, что должно прийти, она таила в своих израненных глубинах.

Как тот, кто наблюдает за людьми, слепыми от рожденья,

И взваливает ношу расы, не осознающей это, на себя,

Прибежище врагу давая, которого должна питать своей сердечной мукой,

260. Она предстала лицом к лицу пред неизвестными делами и судьбою;

Не ожидая помощи, пришлось ей ужас испытать, и бросить вызов, и предвидеть.

Давно пришло предсказанное, роковое утро,

С собою принеся вослед обычный будний полдень.

Природа следует вперед, могущественный избирая путь,

265. Не обращая совсем внимания на то, что разбивает жизнь иль душу;

И, умерщвленных оставляя за собой, идет она вперед:

Лишь примечает это человек, и видит всё всевидящее око Бога.

Но даже в тот момент отчаянья души,

В свидании жестоком с болью и неизбежной смертью,

270. Не вырвался из губ Савитри ни зов о помощи, ни даже стон;

Ни с кем не поделилась она тайной своей беды:

Спокойным было её лицо, и мужество безмолвной делало её.

Лишь внешнее страдало существо, усилья прилагая;

Божественной наполовину была в ней человечность:

275. Открылся дух её всесущему и всеобъемлющему Духу,

Её природа ощутила всю Природу своею собственной.

Все жизни по отдельности несла она внутри себя;

Весь мир она в себе держала, невозмутимо отстранившись:

Единым стал благоговейный страх её с великим страхом мира,

280. А сила опиралась на космические силы,

И с ней была любовь вселенской Матери.

Но по сравнению со злом, боль приносящим основам жизни,

Её беда была всего лишь обычным рядовым явленьем;

И из страданья своего она сковала тайный острый меч.

285. Весь разум свой и сердце, открытое для всех людей,

Она отдала для работы безответной и бессмертной.

Сначала горя не было в груди Савитри;

И жизнь её, объятая врожденной земной дремотой,

Инертная, свободу получившая внутри забвения,

290. Распростиралась на горизонте разума, по сути оставаясь не сознательной.

Жизнь эта была глухой и безмятежной, как камень и звезда.

Савитри пребывала в тишине, вдали от скорби и печали,

В расщелине глубокой, меж царствами двумя.

Ничто не говорило здесь о горе.

295. Затем пришло воспоминанье слабое, похожее на тень.

Вздохнув, сложила руки на груди она

И осознала близкую мучительную боль, глубокую и тихую,

Такую старую, вдруг ставшую естественной для места этого:

Не знала, лишь, она, зачем и как боль эта появилась здесь.

300. Была ещё удалена отсюда Сила, что зажигает разум:

Тяжёлыми, не склонными к работе оставались люди – слуги жизни,

Словно работники, не получившие еще оплату за блаженство.

И не желал гореть печальный факел чувств,

А мозг, лишённый помощи, не находил следов былого.

305. И лишь земная смутная природа хранила образ прошлого в себе.

Но, вот, Савитри шевельнулась, космическую тяжесть ощутила жизнь её.

И по беззвучному приказу тела

Назад вернулся сильный быстрокрылый дух её -

Назад, под гнет своей судьбы, одев ярмо невежества,

310. Назад, к труду и стрессу смертных дней,

Дорогу освещая сквозь виденья странных знаков,

Через моря слабеющих с рассветом снов.

Затем природы дом невидимое колебанье ощутил,

И все укромные его места без промедленья озарились,

315. И по часам открылись дверные створки памяти,

И мысли устремились к тем дверям усталой поступью.

Пришли к Савитри снова Земля, Любовь и Смерть,

Что спорят вечно, и стали, окружив ее,

Как образы гигантов, сражающихся издавна в ночи:

320. Те божества, рожденные из Несознания смутного,

К борьбе и к острой и душевной боли пробудились.

И там, под тенью пламенеющего сердца,

В том мрачном центре внушающего ужас спора

Пучины безутешной страж,

325. Наследующий долгую агонию земного шара,

Подобно каменной фигуре высокой божьей Боли,

Смотрел в Пространство беспристрастным и застывшим взглядом

И видел горя вечные глубины, не замечая жизни цель.

Суровая божественность ему боль причиняла,

330. И, к трону своему прикованный, он удовлетворенья ждал

От ежедневной дани слез, ею непролитых еще.

Вернулся вновь вопрос жестокий о мгновеньях жизни человеческой.

Страданий и желаний жертвоприношение,

Что предлагает бессмертному экстазу Земля,

335. Вновь стало совершаться под вечной дланью Бога.

Уже неспящая Савитри без ропота стерпела марш сомкнутых мгновений

И посмотрела на этот мир зеленый и улыбчивый, но сопряженный с риском,

И услыхала невежественный крик живых творений.

Среди обычных звуков на повседневной сцене

340. Её душа восстала, противостоя Судьбе и Времени.

Недвижная внутри, Савитри собирала силу.

То был тот самый день, когда уйти из жизни был должен Сатьяван.

Конец Песни первой

Песнь вторая

ИСХОД

На время опустившись в мыслей тайники,

Савитри разум переместился к многоликим воспоминаньям прошлого,

Ожившим вновь, и осознал цель их прихода:

Воспоминанья, угасая, в ней нерушимо жили;

5. То прошлое, как призрак «я» невидимый и роковой,

И преходящий, и исчезающий из преходящих глаз,

Несло в своей груди фантомной будущее наше.

По следу быстро исчезающих событий, повернутому вспять,

Неумолимо двигался поток минут.

10. На берегу таинственного этого излива,

Что населен был видами известными, исчезнувшими ныне,

И о́бразами тонкими того, что раньше было,

Стоял свидетель-дух Савитри, обозревая Время.

Всё то, о чем она мечтала и на что надеялась, всё, что сбылось,

15. Умчалось на орлиных крыльях в Лету сквозь небеса ожившей памяти.

Как будто в многоцветьи внутреннего жаркого рассвета

Широкие дороги и тропы милые, влекущие по жизни,

Предстали пред её, как солнце, чистым, всё фиксирующим взглядом:

От ярких дней в стране чудесной детства

20. И юности, парящей среди лазурно-синих гор и райских рощ,

И крыльев ослепительных Любви

До темного оцепенения под молчаливой тенью рока,

Когда в последнем повороте с адом состязались небеса.

Двенадцать страстных месяцев вели ко дню несчастья.

25. Нисходит полная и сверхъестественная тьма

На человека иногда, когда он начинает приближаться к Богу:

Приходит час, когда недостает всех средств его Природы;

Тогда из-под Неведения защиты вытесненный разом,

Отброшенный назад к своим элементарным изначальным нуждам,

30. Он должен скинуть, наконец, с себя свою поверхностную суть

И неприкрытой стать сущностью, что обитает внутри него:

Такая участь для Савитри выпала в тот день.

Настал момент решить, должна ли жизнь напрасной быть

Иль нужно пробудить в себе бессмертную стихию,

35. Такую свою волю, что тела своего судьбу отменит.

Ведь, только Дух бессмертный своею вечной силой

Ярмо, рождением наложенное бренным, может снять.

И только это «Я», что создает тот самый образ «я»,

Может стереть весь этот ряд застывший, непрерывный,

40. Что именами разными соединяет все бесчисленные жизни,

Личины эти разные, забывшие себя,

И скрытно наблюдает в сознательных деяньях наших

За шлейфом старых забытых мыслей и поступков,

Не признавая завещаний от наших погребенных «я» -

45. Наследства тягостного наших форм, исчезнувших навек,

Вслепую принятого телом и душой.

Был в этих наблюдениях как будто эпизод забытого рассказа:

Утеряно его начало, мотив и фабула сокрыты;

История, прожитая однажды, всё подготовила и создала

50. Судьбу, дарованную нам сейчас – дитё энергий прошлых жизней.

Вот этот стойкий ряд космических последствий,

Скрепленных прочно связями сокрытыми и неизбежными,

Должна была Савитри разорвать и низвести одной лишь силой своей души,

И прошлое свое – преграду на пути к бессмертью –

55. Ей нужно было сравнять с землей и заново сформировать свою судьбу.

А диалог с Богами изначальными,

Которые встречают на границах неизвестного,

Её души спор с воплощенным Небытием

В опасной, смутной обстановке ей нужно было выиграть:

60. С бесформенной Причиной должно было столкнуться существо её,

И всей вселенной противопоставить одно лишь «я» своё.

Там, на вершине голой, где «Я» стоит перед пустым Ничто,

А жизнь теряет смысл, и у любви опоры нет,

Свое решение нужно защитить Савитри на грани смерти,

65. В пещере угасания людей о беззащитном требовании жизни заявить

И право отстоять своё быть и любить.

Необходимо изменение внести в устройство строгое Природы;

Она должна добиться освобождения от прошлого оков,

И старый счет страданья погасить,

70. И вычеркнуть из Времени соединенный длинный долг души,

Тяжелые обременения кармических Богов

И медленную месть неумолимого Закона,

Тяжелую необходимость вселенской боли

И жертву тяжкую, и результат трагический.

75. Она должна прорваться за барьер, где Время не существует вовсе,

Проникнуть глубиною мыслей в чудовищную тишь Пустоты,

Взглянуть в страдающие от одиночества глаза бессмертной Смерти

И обнаженным духом своим измерить Бесконечность ночи.

Великий миг, страданье приносящий, теперь стал ближе.

80. Словно у войска, одетого в броню и марширующего к своей судьбе,

Те дни последние и долгие прошли тяжелой поступью,

Хотя и долгие, но всё же быстротечные и слишком приближавшие конец.

Одна средь множества любимых лиц,

Одна, осознающая, среди сердец счастливых, неосознающих -

85. Дух, защищенный её бронею, дежурство нес в те самые часы,

Прислушиваясь к потрясающим предвиденным шагам

В сокрытой красоте не свойственных для человека чащ.

Как воин на арене смолкшей, грозной,

Она стояла ради мира, не знающего ничего об этом:

90. Не ожидая помощи, Савитри сберегала Силу внутри себя;

Отсутствовали здесь глаза земных свидетелей;

Природа одинокая внизу и Боги наверху

Лишь были очевидцами того наполненного мощью спора.

Суровые холмы, стремящиеся к небу, были вокруг нее,

95. Обширные зеленые леса с их шелестом глубокомысленным,

Невнятно бормотавшие приглушенное заклинание.

Густая, пышная и красочная жизнь, сокрытая от всех, сама в себе,

Задрапированная в монотонность насыщенно-зеленых ярких листьев,

И множество цветов веселых в пестрых солнечных лучах

100. Стеною окружили сцену судьбы её, уединенную от всех.

Там поднялась она к высотам духа своего:

Дух-гений тех немыслимых безмолвий,

Что душу пропитал её своим бескрайним одиночеством,

Открыл ей чистую реальность её сути,

105. Соединив вплотную Савитри с этим окруженьем.

То одиночество часы её людского воплощенья подняло

До уровня основы вечной, уникальной.

Сила прямых и очень скромных нужд

Уменьшила всю тяжесть повседневных человеческих забот,

110. Обременительную массу потребностей ненужных,

Оставив только тонкий и первичный слой простых физических желаний;

Земли же первобытной потрясающая первозданность,

В раздумья погрузившийся глухой массив деревьев

И в размышлении застывшее сапфировое небо,

115. И значимость формальная неспешно шествующих месяцев

Оставили обширное пространство ей для Бога и надежды.

Так её драмы прожит был сияющий пролог.

Для вечности шагов установилось место на земле -

Одно среди томления лесов.

120. За ним присматривали острые лучи стремленья,

Взирающие сквозь золотистый Времени просвет.

Здесь тишина, подслушивая, ощутила слова еще несказанные ею,

Часы совсем забыли здесь о движеньи, ведущем к печальным измененьям.

С внезапностью, присущей божественным пришествиям,

125. Вновь повторяя чудо нисхожденья первого

И превращая в восхищенье вялое земное движение по кругу,

Любовь пришла к ней, затмевая мрак и смерть -

Так бог Любви нашел в ней свой совершенный храм.

С тех пор, как к небесам тянуться начало земное существо

130. На жизненном пути суровых долгих испытаний,

Луч Света ни одно творенье не несло в себе ещё –

Луч испытаний разных Богом существа людского,

Молниеносный, из небес в пучины наши.

На благородный род указывало всё в Савитри.

135. Небес наперсник, тесно связанный с просторами земли,

Возвышенный и скорый её юный дух-провидец,

Через миры великолепья и покоя шествуя,

Перелетал при помощи воображенья к явленьям нерождённым.

Савитри воля была яркой, без ошибок, с несомненным самообладаньем;

140. А ум её, как море искренности безупречной,

Неистовый в потоке, не содержал в себе волн мутных.

Подобно динамичному мистическому танцу жрицы

Экстазов чистых и совершенных, которую ведет

И вдохновляет свод откровений Истины -

145. Той самой жрицы, что танцует у богов в пророческой пещере, -

Подобно танцу, сердце тишины в руках восторга божьего

Наполнило ударами глубокими творящими -

Ударами сей притчи о рассвете – всё тело,

Что приютом оказалось божественности скрытой

150. Иль дверью золотою храма в запредельный мир.

Бессмертья ритмы в поступи её земной царили;

Её улыбка, её взгляд будили ощущение небес

Даже в материи простой, а интенсивный их восторг

Лил щедро неземную красоту на все людские жизни.

155. Деянием врожденным была её неограниченная жертвенность;

Великодушие такое же обширное, как море или небо,

Окутывало своею мощью всё, что приходило,

И создавало ощущение величья мира:

Её заботливость была как солнце нежной и спокойной,

160. А страсти пыл был в равновесии, как голубое небо.

Душа ее летела как загнанная птица,

На крыльях утомленных уносясь из штормового мира,

В стремлении достичь покоя на груди воспоминаний -

В приюте безопасной и прекрасной нежной тишины,

165. Где можно заново испить всю жизнь в потоках сладостных блаженства,

Восстановить утерянное состояние счастья,

Вновь ощутить великолепье атмосферы природы светлой,

Очистить радость под её горячим многоцветным управленьем.

Неисчерпаемая бездна состраданья, алтарь безмолвия -

170. Её душевная поддержка открыли врата небес;

Любовь её была обширней всей вселенной,

И в сердце её мог получить прибежище весь мир.

В нём пребывало божество Любви в своем величьи безграничном:

Вне атмосферы ограниченной, в неволе содержащей существо её,

175. Она могла реально ощутить дыхание духа тонкое,

Высокое настолько, что было в силах сделать всё вокруг божественным явленьем.

Ведь, даже глуби существа её являлись тайниками света.

Она была и словом, и молчаньем в одночасье,

Материком покоя, что распространяет сам себя,

180. И океаном чистого бесстрашного огня;

Безмолвие богов и сила их принадлежали ей.

В ней бог нашел такое же безбрежие Любви, как у себя,

И здесь же он обнаружил высь небес с их тонкой теплотой,

В которой двигаться он мог, как в доме своём родном.

185. В ней он увидел свою же собственную вечность.

И даже нить печали до той поры не прерывала её луч света.

С тех пор, как мысли взор в теле её, дыханьем скованном,