Kitobni o'qish: «Сны»

Март

I

Слишком теплой выдалась зима. Поэтому те снежные лучи солнца спокойно перешли в еще более жаркий первый месяц весны. Снега, из всех трех всадников стужи, никто не взял с собой, а значит, таять просто нечему. Такая зима ужасна, ведь вместо белоснежного покрова- грязь и непонимающие вставать им или снова засыпать растения. Кажется, сейчас зима, но слишком тепло для метели и стуж. Многие боялись столь ранней весны, потому что все говорило об очень жарком, но не менее радостном лете, а это отнюдь не самая приятная новость для тех, кто при малейшем повышении температуры тела попросту начинает топится в собственном поту и задыхаться от раскаленного воздуха.

Многие жители города еще не перешли на легкие кофточки, под которыми летние маечки, так и школьники еще ходят в рубашках с длинным рукавом. Ветер не резал своим холодом лицо, он уже нежно, хоть и с хладнокровной неопытностью, гладит весь мир, заставляя чувствовать свою легкость, юность и свежесть. Слишком приятный март был в этом году: грязь засохла, сырость не сдавливала легкие, а солнце начинало все больше и больше греть макушки, приказывая снимать шапки у всех прохожих, идущих по своим делам. Такое состояние природы магией воскрешает жизни многих людей, погрязших в суетной обыденности, оно приковывает к себе внимание чужих глаза и дерзко говорит всему миру: «Посмотрите! Какое же чудесное возвращение вашей желанной юности»– а остальные только и могут, что, открыв в восхищении рот, очаровываться красотой окружающего их мира. Весна- это особый праздник, когда и старец, и младенец воскрешаются и начинает по-другому дышать, ощущая удивительный и для кого-то давно забытый запах беззаботной молодости, а молодым чувствуется аромат амбициозного будущего и далекого мечтания.

Школьники в белоснежной парадной форме с черными брюками, юбками толпой заходили в большой зал местного дома культуры. Архитектура данного учреждение была шаблонная и скопированная у общего плана построения подобных зданий. Сегодня наступило время всеобщего оживления, ведь в небольшом городе объявляют долгожданный конкурс, не самый престижный, но желанный, потому что многие молодые и не очень музыканты могут показать себя. Такая инициатива была предложена правительством, чтобы найти очередной самородок из самых глухих углов страны. Оттого это не просто очередной конкурс, а возможность сделать свою жизнь насыщенной и подарить себе славные годы жизни.

Вокруг был шум, суета и приятное волнение. Музыканты со своими коллективами и без готовились: повторяли репертуары, репетировали всем оркестром, настраивали свои голоса и инструменты, все вместе нервничали, смеялись, тайно мечтали о картинах невероятного успеха, поддерживали друг друга, ссорились. Куда не пойдешь, слышишь звуки самых различных гитар, балалаек, того, маракасов и других удивительных музыкальных инструментов, также раздавались крики шаловливых ребят, стуки барабанов, шагов и хлопков, хоровое пение, и все это происходило в отдельных кабинетах, а в общем плане, дом культуры представлял из себя настоящий улей со своими сотами, где пчелы вместо меда творят искусство, наполняющее души несвязанных людей особой атмосферой всеобщего дела и конкуренции.

В одной комнате, где обустроился коллектив народных инструментов северно-азиатской культуры, волнение происходило не из-за предстоящего выхода на сцену, а совсем из-за другого. Большинство музыкантов, держа свои инструменты на руках, смирно сидели на своих местах в помещении и следили за быстрыми шагами нервного дирижера Андрея. Высокий, довольно крупны мужчина 27 лет бродил по небольшому свободному пространству в центре между пультом руководителя и пюпитром баянистов и долго ругался себе под нос. Потом резко остановился и посмотрел на сидящего паренька с короткими встрепанными белыми волосами, держащего балалайку в руках. Испуганный столь злобным и раздраженным взглядом коллеги, паренек согнулся под тем несравнимым давлением, прессующим душу.

–Где он?– грозно пробасил своим окрепшим голосом Андрей.

–Не знаю,– выдохнул испуганный паренек.

–Цуль, ты говорил, что приведешь отменного барабанщика, который ,,идеально впишется в наш коллектив”. Так?

–Так.

–И где он?

–Не знаю!

–Ты ему звонил?

–Звонил.

–Что отвечал?

–Что уже рядом с ДК.

–Ну и где он?!– вспыхнул дирижер.

–Он же сказал, что не знает,– прозвучал голос домристки, вставшей с места и подошедшей к нервному руководителю оркестра, чтобы успокоить его.– Ты опять зря нервничаешь, Андрей. Еще неизвестный порядок выступающих, а ты уже раздражаешься и кричишь.

Дирижер вздохнул, а Цуль немного расслабился, видя, что ситуация стабилизировалась.

–Поэтому я и нервничаю. Мы можем быть первыми в списке выступающих, а барабанщика нет.

–Может, он задержался где-то или потерялся,– мягко сказала высокая и худая девушка. Андрей задумался.

–Да, ты права. Тогда, Цуль, сбегай и поищи его. Если не вернешься вовремя и не приведешь барабанщика, то будешь слушать игру Амфисы до скончания времен, будучи без рук.

–Хорошо,– сглотнул паренек.

–Беги.

Цуль положил инструмент и, пробираясь через сидячих музыкантов, пулей вылетел из комнаты.

На пороге стоял юноша в белой, выправленной рубашке, и уже пятую минуту завораживающе куда-то глядел. На табурете, в тесной комнате, сидела девушка в платье, украшенном узорами различных цветов, а изящную и юную талию обхватывал черный ремешок. Ее плечики были прикрыты, а тонкая, короткая, изящная шея блестела своей белоснежной кожей. Спина, однако, сгорблена совсем не грациозно, но длинные волосы, мягкие и гладкие, приковывали внимание. Она играла на гитаре и пела, смотря в приоткрытое окно, откуда был вид на голые с зимы деревья, которые пытались закрыть обзор на город, но отсутствие зелени на ветках мешало полному скрытия пейзажа, и сквозь тонкие пальцы веток можно было увидеть мокрые крыши домов, еще не отошедших от серых красок теплого февраля, однако яркое солнце старалось все исправить и наполнить кирпичный пейзаж светом и радостью. Легкий мартовский ветер, который был еще холодным, залетал в комнату, тревожа занавески, заставляя их колыхаться под пением музыканта, порывы воздуха попадали ровно в такт мелодии и лишь украшали репетицию девушки, принося в голову мысли о магических свойствах грациозной певицы. Ее длинные каштановые волосы вместе с легкими и белоснежными занавесками двигались под четкое щипание струн пальцев, приглашая солнце участвовать в легком танце мартовского дня.

Комната была небольшой, но вещей повсюду разбросано было очень много: чехлы, рюкзаки, кофты, обувь и многое другое- однако в душном, но проветриваемом помещении находилась лишь эта прекрасная незнакомка, чье лицо скрыто музыкой, платьем, солнцем и волосами. Юноша стоял, смотрел, слушал и восхищался, пока сзади люди суетливо спешили куда-то. Паренек был невысок и очень неприметлив. Уверенности в нем не было, да и сам он из стеснительных, чье внимание уделено очень далеким и непредсказуемым вещам. Он не знал, какую мелодию исполняет девушка, хотя очень хотел потом найти композитора где-нибудь. Да и не имело это значения, ведь ему важно было чувствовать голос певицы, потому что она пела душой. Этой его зацепило. Не каждый способен обнаружить душевное пение, ведь оно очень легко скрывается за харизмой исполнителя, который думает совсем о другом, нежели о тексте и смысле песни. А этот юноша понял и смог прочувствовать сигналы нутра музыканта. Это всего лишь репетиция.

Но нет ничего вечного в действия людей, так как сами люди, к счастью, не вечны, и произведение подошло к концу. Она повернулся к юноше и сильно удивилась, а слушатель смогу разглядеть лицо незнакомки. Острые черты ее профиля, которые образовывали треугольник, но мягкие щеки слегка расширяли портрет, делая мимику ее приятной, свежей, милой. Глаза, большие, азиатской формы имели магическое свойство захватывать смотрящего в тайные пучины этих простых карих очей, в которых не надо искать скрытого смысла или фокусироваться на отдельных красотах палитры зрачков; монотонность и прямая истина удерживали свидетеля, оттого невероятный взор этой девушки являлся даже опасным, потому что затягивал надолго. Бледная кожа, сверкавшая уже при свете солнца, олицетворяла хрупкость тела, его грацию. Маленький, миниатюрный нос делающий вместе с таким же небольшим ротиком с пышной нижней и тонкой верхней губами удивительное разнообразие и своевольное очарование. А длинные, несобранные волосы прикрывали уши. Девушка удивленно смотрела на незнакомца и застыдилась. Юноша, продолжая стоять в оцепенении, решился что-то сказать, но его ломанный голос явно не желал показываться после столь бурного впечатления и хотел просто бездельничать. Получилось неловкое «А…», которое исчезло в шуме ветра, ворвавшегося в комнату. Они смотрели друг на друга- одна со стыдом, другой с восхищением. Так бы они продолжали лицезреть друг друга молча и неловко, если бы не…

–Джои!– крик. Цуль наконец нашел того, кого искал и схватил парня за руку.– Пошли! Ты где был? И почему ты тут стоишь?– он заглянул в комнату, где сидела удивленная девушка, и сказал.– Извините за беспокойство.

Два парня быстро исчезли. Джои, ведомый Цулем, старался успеть за быстрым другом. Прохожие, ошеломленные быстрой парочкой, в последний момент уворачивались от прямолинейного Цуля. Они бежали, а стены здания пролетали мимо глаз юношей. И ведь кто знал, что Джои является по своей музыкальной специальности барабанщиком, да и вообще кто мог догадаться, что этот скромный и робкий молодой человек, с короткими черными волосами и пышными бровями, чей взгляд вечно уходи на отстраненные предметы, явно не желая иметь дело с любым собеседником, оказывается что-то смыслит в такой незамысловатой науке- музыка. Джои был как водянистое тесто, из которого трудно сформировать что-то с виду вкусное и привлекательное, но этот персонаж- я думаю- куда интереснее, ведь он не надоедает, не угнетает, не кричит, а смирно живет, жалуется на свою бессмысленность и никак не желает исправиться, оттого и любопытно, почему наш скучный скромняга получил такое почетное звание главного героя. Или не он главный герой вовсе…

Родители Джои были самыми обыкновенными представителями среднего класса: хорошие, невзрачные, спокойные, не богатые, но и не бедствуют, имеют двухэтажный домишко в жилом районе, где все здания одинаковы: построены по планировке государства- нутро жилища зависело уже от фантазии жильцов и их предпочтений, но этой уникальности не видно, за одинаковыми стенами. Родили сына без каких-либо интригующих историй. Джои рос спокойным ребенком, который, однако, в компании местных ребят легко мог стать настоящим лидером. Все было, как и полагается в детстве, беззаботно и славно. Начало школьного пути тоже никак не переменило мальчика в ту закрытость, которая теперь таится в нем. Но что же повлияло на такие перемены?

Во всяком городишке существуют и бедные, и чистые, и промышленные, и деловые, и все-все-все районы, где люди, даже единой крови, меняются кардинально. И бывает же такое, что ребенок потерялся. А что думает он? Ему страшно, любопытно или весело? Что чувствует он, когда блуждает по незнакомым ему ранее улицам, не понимая, в каком новом мире оказался, хотя привычный ему перекресток, где узнаются каждое дерево, кустарник, дом, находится на параллельной улочке? Хочет ли н плакать или внимательно озираться по сторонам, неуверенно ступая по новому тротуару? Наш Джои мог бы ответить на все эти вопросы, если бы помнил не только тот самый важный для него момент в жизни, повлиявший на его характер более всего. Он тоже заблудился, играя с ребятами в прятки, и решил удивить всех, убежав дальше обыкновенного, ведь в условиях игры никто не ограничивал площадь территории- все основывалось на негласном кодексе материнского наставления «не убегать далеко». Все дома были одинаковы, но улицы отличались своими деталями: кое-где разбит цветник вдоль забора, кто-то сделал навес, где-то яма поглубже, а где-то стоит лавочка, кто-то не докинул мусорный мешок, почему-то под забором валялся неизвестный мужчина и громко стонал от чего-то. Незаметно для Джои чистые улице сменились грязными районами городка. Повсюду были слышны крики, споры, пьяные завывания и вои обедневших людей, были видны сломанные дороги, заборы, машины, разбитые стекла и бутылка, а вонь могла сравниться с любой уборной после вечера в баре, где все собрались в пятницу, чтобы торжественно с похмельем закончить это сложную неделю. Джои шел, осматривая все не то чтобы с интересом, а точнее с каким-то осознанием реальности в глазах, словно перед ним не в первый раз открывается та жизнь, какая присутствует в бодрых ночах любого поселения в национальный праздник. Он проходил мимо всех пьяных зевак, наблюдавших с любопытством за мальцом, смело шагающим по столь неблагоприятному району. То ли от вежливости, то ли от уважения, которое неожиданно охватило всех невежд, все пропускали его, пожимая плечами. Но вдруг нашего героя что-то привлекло: шум, доносящийся откуда-то спереди, скрываясь за крышами сырых домов. Столбы света взлетали в воздух, застилая звезды. Джои очаровало такое необычное явление, и он шел к уже намеченной цели, гадая по пути, что же ждет его в этом непонятном свете, откуда исходит гул людей и таинственное, очень громкое и устрашающего совместное пение. Идя по зову, он ловко перебегал улицы и перекрестки, словно не раз бывал в этих и вовсе не заблудился, играя в прятки, а решил прогуляться в столь поздний для ребенка час. Гул становился все громче. Джои знал: скоро он увидит источник всего этого ночного безобразия, какое нарушило привычную тишину спокойного городка. Столбы света становились все выше и ярче, помимо неорганизованного ора многочисленных людей, стали проявляться какие-то грязные, шумные ноты и четкие быстрые стуки, будто кто-то барабанит по бочке в саду. До заветной тайны оставался поворот. Огромная толпа людей сгустилась рядом с большим шатром, от которого и исходил хаос, привлекший внимание мальчика. Джои смело прыгнул в толпу орущих мужиков, надеясь рассмотреть все поближе. Окружающие, как загипнотизированные дружно метали своими головами в такт громкой и страшной музыке. Так бы и пробивался юный герой сквозь джунгли темных штанов, если бы чьи-то большие, мокрые, мозолистые руки не подняли тушку ребенка вверх. Джои увидел перед собой просторную, как океан, толпу людей, так же поднявшие все свои руки вверх и громко ликовавшие, радуясь чему-то. Он устремил свой взгляд на тот самый большой шатер, захвативший разум всех вокруг, включая самого мальчика. Внутри источника безобразия стояли люди с странными штуками в руках. Один из них громко и безобразно что-то сказал на всю площадь, и публика восторженно ему ответила гулом и свистом. Снова началась страшная музыка, и все замахали руками и головами. Но Джои смотрел только на одного инициатора шума- мужчину, окруженного разными бочками, по которым он яростно бил палочками и извлекал тот самый четкий и быстрый стук, от которого сам невольно начинаешь стучать в такт сердцем. И в память нашему герою залез именно этот барабанщик с заинтересованным лицом, готовым еще раз ударить по натянутой коже, но в глазах его виднелась печаль, вызванная то ли личными проблемами, то ли другими происшествиями, и этот взгляд мальчик запомнил надолго.

Да, именно это спонтанный, грязный, шумный рок-концерт и изменил жизнь Джои, именно барабанщик и этот грохочущий инструмент определил смысл его жизни. А ведь в соседнем квартале, под фасадом местного дома культуры выступал духовой оркестр, который ничуть не меньше повлиял бы на бедного мальчика, вот только музыка у них слишком правильная, слишком тихая…

Мальчик смотрел концерт до самого конца на руках у незнакомца, который ласково что-то сказал ему, о чем последний, разумеется, не помнит, и затем опустил ребенка на землю. Джои то ли кивнул, то ли поблагодарил доброго мужичка и ушел обратно домой. И странно еще, что он спокойно дошел до дома, словно, опять же, и не терялся вовсе, знал наизусть весь город, как каждую игрушку в шкафу. Родители тогда впервые обругали своего сына, но сильно не наказывали и отправили спать. Именно после этой истории сам Джои стал меняться. Он все больше вспоминал эту страшную, безобразную музыку, этих грязных и шумных людей вокруг, это большие и мокрые руки, державшие его маленькое тело, и этого барабанщика… Чем больше Джои думал об этом, тем больше уходил в себя, его центр внимания переключился с беззаботного окружающего мира на неокрепшую детскую душу. Впервые он попросил родителей купить ему что-то (до этого он никогда ничего не просил, как-то всего ему хватало): барабаны. Родители долго думали над этой просьбой, мучая Джои: ему стоило больших усилий выдвинуть столь серьезное предложение. Благо, ему не отказали. Правда, пришлось поменять интерьер в доме, чтобы поместить габаритный музыкальный инструмент в небольшой комнате, но это все не так важно. Мальчик наконец-то смог воссоединиться с тем, что ему интересно. Он тут же приступил к обучению игре. Сначала просто бессмысленно бил по барабанам, придумывая композиции и своей юной головы, и они были настолько ужасными, что родители просто не могли вытерпеть такую какофонию. Отец решил сделать комнату более изолированной от шума, а мама помогла найти мальчику уроки в интернете. И тут все стало серьезно. Джои неожиданно глубоко погрузился в изучение этого инструмента, все реже выходил на улицу, потерял друзей, проводил целые дни в комнате. В таком юном возрасте стать затворником- это худшее детство, но данный путь выбрал сам мальчик. Родители беспокоились о социальном будущем своего сына, но видели, с каким любопытством и страстью ребенок отдается своему делу и решили его не трогать. Однако не мог Джои вечно сидеть в четырех стенах, и школа заставляла его выходить из своего музыкального храма. Он совсем отвык от общества и никак не мог найти ту волну, с которой способен был бы выйти на контакт с такими же, как и он людьми. Ему стало тяжело. Он осознал, что на свежем воздухе его легкие сжимаются под давлением взглядов окружающих, который просто невольно оглянулись на него и что в доме ему будет просто комфортно жить. Казалось, ситуация у нашего затворника критическая, в общество выходить обязательно, однако там ему плохо, но один человек помог Джои обрести кислородный баллон под давлением приматов. Это тот самый Цуль, с которым герой этой главы бежал, став для него единственным другом.

Остановившись возле кабинета, юноши немного отдышались.

–Где тебя черт носил?– спросил Цуль.

–Я…,– начал Джои.

–Засматривался на девчонок,– продолжил паренек.

–Какие поспешные выводы,– тихо сказал барабанщик. У него всегда был тихий голос: весь шум ушел в руки с палочками.

–Будешь оправдываться потом, пошли.

Большая дверь скрипнула, обидна привлекши внимание на зашедших. Все, кто был в помещении, включая дирижера, обернулись в сторону входа. Цуль уверенно и гордо зашел, довольный своей находкой, а Джои скромно поглядывал на всех, жутко боясь незнакомого окружения. К ним тут же подошел руководитель оркестра.

–Я уж думал: пропали мы,– облегченно сказал он, а затем обратился к нашему герою.– Добрый день,– промолвил, пожимая руку,– очень рады видеть вас…

–Джои Донтан,– сказал Цуль.

–А! Джои, приветствуем! Спасибо, что отозвались на нашу просьбу и решили помочь нам.

–Не за что…,– тихо отвечал робкий парень, смущенный таким пристальным и обходительным вниманием.

–Раз уж ударник нашелся, думаю, пора идти на распорядок номеров,– предложил дирижер, посмотрев на девушку, сидящую с домрой в руках и рассматривающую новенького. После слов мужчины она кивнула.

–Да, надо бы,– уверенно и спокойно сказала девушка. Внешность ее довольно странная: лицо не было таким уж красивым, с одного ракурса с ее пышной прической, где каждый локо имел завитушки, необыкновенный профиль ее приобретал объемный и глубокий вид, в котором таится тайное, но на дне очень просто, детское, а посмотришь с другого ракурса- черты лица становятся черствыми, бедными, а ранее пышная шевелюра небрежно становится мешающим и устрашающим элементом всего внешнего вида. Но оспаривать то, что в глазах этих есть гибкий ум, никак нельзя. Стан ее худощавый и не имеет никакой женской грации и элегантности Но голос, признаться честно, привлекает своей строгостью и контролем не только себя, но и окружающих. А имя этой странной дамы Алина.

–Отлично! Тогда все желающие могут пойти вместе с нами.

Желающими оказались почти все в кабинете, кроме Джои и Цуля. Когда последняя нога переступила через порог, вмиг наступила тишина.

–Ну, что,– разрезал безмолвие бойкий голос Цуля,– покажи мне все,– он пристально посмотрел на своего друга. Джои ответил не менее вызывающим взором, не слишком присущим его характеру.– Твое место вон там,– пальцы паренька указывали на скромный уголок, где располагались все нужные инструменты народному оркестровому ударнику.

Герой подошел к наказанному месту, оценивающе рассматривая весь арсенал, который находился рядом.

–Малая, бочка, крэш… Скудно, скудно…

–Тебя это останавливает?

–Смотря, что вы играете.

–Не как?

–Как вы играете- меня не слишком волнует. Симбиоз- ваша проблема.

–Как скажешь. Посмотри, еще в коробке должны быть побрякушки,– Цуль взглядом указал на картонную коробку, в которой раньше хранилась обувь: логотип производителя выделялся.

Джои заинтересовано взглянул внутрь указанной коробки и стал по очереди доставать разные музыкальные инструменты. Первым делом на свет появился крупный деревянный ободок, с одной стороны обтянутый мембранной, какая есть на барабанах, по бокам же звучали маленькие тарелочки.

–Бубен?– спросил барабанщик.

–Все верно,– улыбнулся Цуль.

Дальше Джои вытащил странный инструмент, состоящий из деревянных пластин, связанных сверху ниткой. Их звук был похож на трель.

–Что это за агрегат?

–Трещотки.

–У вас и такое есть?

–Мы же все-таки народный оркестр.

–Какой народ хоть представляете?

–Народы восточной Европы.

–Почему именно эти народы?

–Музыка славян завлекает. Интересное и звонкое звучание их инструментов многогранно. Одна балалайка ничем не хуже скрипки, если же не лучше по функциональным возможностям. Эту музыку невозможно описать, ее нужно слушать… Да и многие в оркестре имеют корни восточных славян, так что неудивительно, что мы играем именно такую музыку.

–А почему ты здесь?– Джои спрашивал это, изучая трещетки.

–Во-первых, корни. Во-вторых, меня отдали учиться играть на балалайке родители, но потом я и сам прочувствовал этот инструмент и сблизился с ним.

–И как долго ты в этом оркестре?

–Девять лет.

–Тебе не надоело?

–Ничуть.

Джои отложил трещотки и продолжил доставать новые инструменты. Следующими он достал ложки.

–Хорошо. Что это- я знаю

–Ну и отлично,– Цуль расслабленно откинулся на спинку стула.

–А где ваш бывший барабанщик?– теперь Джои звонко бил деревянным инструментом.

–Заболел прямо перед мероприятием.

–Как просто.

–Мы не детективное агентство, что расследует преступления. Члены нашего оркестра не подвергались покушениям.

–Откуда тебе знать?

–Я бы первым устроил такое покушение.

–Это точно.

Ложки теперь лежали рядом с трещотками и бубном. Далее зазвучал треугольник.

–О, мне нравится,– Джои, как маленький, стал активно бить металлической палочкой по инструменту.

–Я рад, что ты оценил,– усмехнулся Цуль.

–А это что?– герой достал коробочку с вырезом внутри. Одна грань его была неровной и состояла из многочисленных бугорков, деревянных зубцов.

–Коробочка.

–Понятно. В коробке больше ничего нет,– ударник заглянул туда.– Только какие-то сломанные инструменты.

–Тогда я тебя слушаю.– Цуль положил балалайку себе на колени.

–Дай сначала обустроить все.

Опытный барабанщик стал развешивать все нужные инструменты в понятном и удобном только ему положении. Треугольник висел справа от руки, а «крэш»– как назвал ее Джои- или тарелки на обыкновенном языке здешних оркестрантов, поставил так, что они находились на расстоянии чуть согнутой левой руки. Малый барабан расположился по центру, теснясь с бочкой чуть правее. Джои поставил еще один стул слева от себя, чтобы положил на него народные инструменты. Как-то так выглядело это все. После минуты прицеливания палочками, наконец, Джои начал играть.

Первые звуки оказались пробными, чтобы удостовериться в правильном расположении барабанной установки, оттого они такие небрежные, бессмысленные и режущие уши. Затем уже пошли трели: Джои начал часто бить по всему, что есть вокруг. Стуки кажутся нам одинаковыми: глухими, точными и громкими- мы не задумываемся о нотах стука. Да, это не клавишные или струнные, которым необходима нотная грамотность. Но барабаны- это тоже мелодия. В зависимости от того, по чему ты будешь барабанить, звучание окажется различным. Стук об стол различается от стука по ковру, потому что поверхности разные, а, следовательно, и ноты. Так же и с барабанами. Они настолько простые, но тонкие в своем звучании, что играть на этом инструмента- целое познание такого понятия «звук» в естественной его среде. Джои не просто стучал по разным музыкальным инструментам, он играл мелодию. Сначала это слышалось обыкновенно, но стоило барабанщику найти ту волну, на которой слушатель может чувствовать то, что чувствует музыкант, и ухватиться, поймать ее, как обычное «трам-па-ра-ра-рам» превращается в свою симфонию, понятную тем, кто настроился тоже на эту частоту. Игра Джои зацепила Цуля. Белобрысый юноша дождался того, чего ожидал от своего друга. Душевной игры. Он потихоньку сам стал подыгрывать на балалайке, но делал это так осторожно, словно боялся напугать дикого зверя на охоте. И пока я предлагаю оставить молодых музыкантов чувствовать свою игру и немного зациклиться на другом.

Вы уже знаете, что Цуль стал единственным человеком, кто подружился с Джои. Возможно, для кого-то такая дружба банальная, неинтересная, для кого-то желанная, но нельзя осуждать чужие взаимоотношения, если они никак не касаются вас. Судьба свела этих двух юношей случайно: они стали одноклассниками. Сначала никто ни на кого не обращал внимания ввиду полной противоположности их характеров: Джои замкнутый и скромный, а Цуль общительный, энергичный, обаятельный. Продолжавшиеся беззаботное детство второго и ранние взрослые чувства первого, которые привели носителя в задумчивого одиночку. Они никак не могли пересечься. Но Цуль стал настолько обширной душой компании, что уже не мог не игнорировать закрытый нрав Джои и решил начать с ним общаться, а дальше сквозь постоянные преграды, холмы, противоречия и ссоры им все же создать общий язык и сдружиться. Помимо полной противоположности, у них были свои тараканы в голове. О тараканах Джои мы уже знаем: преданность барабанам, раннее взросление и закрытость, однако у нашего белобрысого паренька куда более глубокие ямы души, которые никак не обнаружить даже при тесном сближении. Он куда больше бедный ребенок с очень непростым характером.

Когда начинает разрушаться жизнь? С детства. В юном возрасте труднее всего определить вектор дальнейшего пути новорожденного человека, потому что при появлении на свет направление бесконечное количество. «Дети- зеркало родителей»,– и это подтверждает влияние воспитания на будущее ребенка. Чем хуже воспитание, тем хуже будет жизнь младенца. И наш Цуль изначально был лишен должного родительского внимания: его родители- типичные пьяницы- уже в пятилетнем возрасте отдали его в детский дом, посчитав сына «ошибкой, о которой стоит забыть». Первые годы его жизни были похожи на постоянное неосознанное переживание пытки угнетения самооценки. Разумеется, ранний ад вывел Цуль с счастливого пути- его состав слез с рельс и по инерции пошел вглубь леса, не успев толком пристыковаться с вагонами опыта, которые удержали бы его от ужасного социального и жизненного падения. Удача улыбнулась позже: мальчика усыновили после месяца в детском доме, где белокурый ребенок впервые увидел таких же, как он ребят: биологические падальщики никогда не выпускали сына из дому, сжигая его в своем негативе и злобе. Однако первая встреча со сверстниками была отголоском прошедших кругов ада. Все гнобили Цуля за цвет волос, эти глупые мальцы считали новенького каким-то неестественным, не таким как они. «Лучше бы ты не родился»,– порой малыши могут подбирать слова настолько ужасные и смертельные, что самый язвительный урод будет унижен и обижен, однако от внутренней смерти Цуля спасала непонимание сказанных угнетателями слов. Он просто не мог осознать всех чувств, заложенных в многочисленных проклятиях.

Я искренне благодарен тому, кто сидит свыше, благодарен судьбе, благодарен всем тем, кто соединил Цуля с новыми родителями. Отчим был музыкантом, успешно играющим на скрипке, а мачеха- конструктор легковых автомобилей, и оба этих человека являются самыми чудесными и прекрасными на этом свете. Они, взяв бедного мальчика под свое крыло, сразу стали ухаживать за ним и перевоспитывать его, меняя мировоззрение ребенка, почти утонувшего в непонимании, ужасе и отчаянии. Маленький Цуль так удивлялся всем ласкам и заботам вокруг себя, что полностью отрицал их, новых родителей и наступившую хорошую жизнь с потерянными детством. Новые попечители спокойно терпели все выходки, недовольства и отрицания своего пасынка, зная об ужасном прошлом его и с улыбкой следи за ним и его изменениями. Отчим сразу отдал любимого мальчика в местную школу искусства играть на балалайке (скрипок не хватало на всех учеников, а желающих на балалайке было слишком мало, поэтому ребенка и отдали на это направление), а мачеха позаботилась о школе. Все отвергал Цуль, мучительно избавляясь от гнилой кожуры, подожженной всемирным негативом к нему, но наконец, лист обелился, слезы горя и ужаса испарились, оставив место грезам счастья, а в глазах постепенно стало появляться Солнце. Аккуратно и тщательно беловолосый юноша стал контактировать с обществом, и так ему это понравилось, что из мальчика вышел тот самый бодрый и веселый, с каким мы и познакомились, Цуль. Но в белом листе остались черных порезы. Прошлое и быстрое взросление сыграли свою роль в этой бедной душе. Цуль с ранних лет стал осмысливать жизнь, имея на это свои окрепшие не по годам, но юный по опыту взгляды. Он видел спасение «хорошего» общества в истреблении «плохого», но понимал, что нужно начать с малого: поменять свое окружение, которому он собирался навязывать свои идеи. И тут перед юношей, который решил примерить эту маску правосудия и истины, возникла первая проблема в его амбициозном плане: поиск тех самых «плохих» и «хороших». Цуль знал, что душа человека куда сложнее, чем кажется на первый взгляд, но ведь он имеет дело с детьми. А дети настолько невинные, что колодцев в их сердца еще не образовалось, так что оставалось просто сдружиться со всеми (что было непросто, но куда проще, чем со взрослыми) и начинать обучать своих последователей. Похоже на совсем уж недетские игры. Среди детей, только-только вступивших в стадию подростков, уже было видна их принадлежность к «плохому» обществу, и Цуль собирался как можно скорее исправлять его. Но вот как исправлять- тут уже не узнаем не я, не мы, никто, кроме самого проповедника, который, возможно, имел даже планы кого-нибудь убить, однако никаких жертв не было и вряд ли будет, потому что судьба свела беловолосого злодея с Джои. Мы знаем, они нашли общий язык, сдружились, но главный герой был до того сложным человеком, что Цулю было очень сложно определить, что же скрывается за этим робким скромнягой. Долго метался проповедник между определением данной личности к лику святых или к темным силам. И в один из дней Цуль решил посетить дом Джои, чтобы окончательно решить, куда же деть этого непонятного одноклассника и что с ним делать дальше. Зайдя в комнату своего товарища, Цуль увидел барабаны и почему-то очень удивился, что у такого тихого парня, такой громкий инструмент, который никак не сочетался с его видом и уж тем более с характером. Тогда беловолосый паренек уже пять лет отучился в музыкальной школе, куда его пристроил отчим, успел проникся музыкой, уважал всех музыкантов, потому что сумел по-настоящему полюбить этот вид искусства и научился чувствовать звуки. Он попросил Джои сыграть на барабанах. Слушая быстрые удары палочек, имеющие свои отличительные тембры и звучания, Цуль был поражен, что бездушный стук способен задеть чувства, и ему открылись новые виды на музыку. Товарищ скромняги понял, что он ошибся в Джои и мог так же допустить такую же оплошность при оценивании других, несправедливо занеся их в черный список. Наш беловолосый товарищ осознал, что хорошее есть в плохом и его прежнее мировоззрение было категорически ложным и необоснованным, подкрепленным неопытными травмами детства, а еще он дивился, что мелодия стука способна так поменять человека и вдохновился своим новым настоящим другом. Цуль снова поменялся, став таким, каким мы его видим сейчас, осторожно подыгривающим своему товарищу-барабанщику, которому бесконечно благодарен за открытые глаза и которые ничего об этом не знает.