Kitobni o'qish: «Не злись»

– А вот когда барин Николай Петрович заложил село Перово с деревней нашей колдуну этому – всё и началось. Жили мы спокойно до этого, каждый свой угол знал, в чужие дела не совались. Нечисть далеко в лесу пряталась, людей боялась, а как Якуб этот явился, всё испортилось. Нечисть сразу поняла, что власть сменилась, из своих нор повылазила, злобная, да давай гадости делать. Всегда знали мы, что в лесу Перовском Дед царствует, и ходят к нему лешие каждый год на поклон с подарками, потому как если не придут да подарков не принесут, разозлится Дед, и тогда беда им, конец. Дед лютый, никого не любит, даже племя свое ненавидит.

Прасковья встала с лавки, зажгла лучину аршинную, сбросила старую в корытце с водой и вставила новую в кованый светец на стене.

– Вы бы, мама, свечки зажгли. Зачем детей темнотой-то пугать? – произнёс мужской голос из угла избы.

Изба была большая, пятистенка, лучина светила ярко, и света было достаточно, чтобы разглядеть всю семью: мальчиков-близнецов, девушку с длинной косой, красным косником перевязанную, и женщину с младенцем, которые рядом с печкой сидят и, открыв рты, слушают, а у стены, в углу, на скамье, мужик мастерит что-то.

Прасковья повернулась к нему и нахмурила брови.

– А что, большой праздник сегодня? Пасха? – сердито спросила она. – Ты, Фёдор, своим делом занимайся, не лезь!

Рассказчица была женщина в возрасте, но шустрая такая, сердитая, в белой рубахе, сарафане, поясном переднике и цветном платке, укрывавшем всю голову. Ещё раз бросив недовольный взгляд в угол, она вернулась на своё место, задумалась на секунду, вспоминая, о чём говорила, и продолжила:

– Брал Дед дубину да разбираться шёл, и если какой из леших сопротивлялся, Дед этой дубиной его до тех пор охаживал, пока из несчастного дух вон не вылетал. Но порядок был. – Прасковья села на лавку, погладила по головке Данилку. – Дед не давал лешим сильно вредить, следил, чтобы не баловали. А люди тоже в угодья леших не совались, не охотились, деревья не рубили, чтобы не досаждать, а если кто и заплутает, то леший для порядка пугнёт, а потом дорогу и покажет.

Но когда Якуб Вилимович хозяином стал, Дед вдруг исчез в одночасье, как и не было никогда. То ли колдун этот выжил его, то ли ещё что случилось, только Якуб Вилимович сам командовать стал, свои законы устанавливать для людей и для нечисти лесной.

Люди жаловались, да бесполезно, а вот лешие совсем распоясались, житья от них не стало. В лес не сходишь – орут, злятся и гонят, а иногда добрыми прикинутся, присесть позовут, да вместо водки еловую шишку поднесут и хохочут, издеваются. А если девушка в лес попадёт, украсть могут и лешихой своей сделать.

А недавно в Перово вообще ужас начался. Покойники живые из лесу приходить начали. Все в черных пятнах, смердят, в двери стучат, как будто ищут кого-то. Вреда от них нет, только страху много. Сначала говорить с ними пытались, думали, может, люди больные, но потом понятно стало, что не люди они, а трупы ходячие. Мужики местные принялись жечь их, топорами рубить, вилами колоть – ничего им не делается, сгорят, а на следующий день снова невредимые являются, только ещё злее. Лапами своими корявыми машут, схватить норовят, и зубы гнилые скалят. Так их, от греха подальше, трогать перестали, чтобы не злить без надобности. Да ещё говорят, что в небе чудище видели, с семью главами и десятью рогами…