Kitobni o'qish: «Ревизор: возвращение в СССР 26»
Глава 1
Москва. Лубянка.
– Ивлев? Да нет, товарищ генерал, – возразил Воронин. – Для этого одного ума мало, пусть даже серьезного и аналитического. Тут опыт нужен. Конкретный опыт в разведывательной деятельности. Или служба в контрразведке. Лет так пятнадцать-двадцать. В восемнадцать лет такого опыта взять неоткуда.
– А все же не надо сбрасывать и эту версию со счетов. Парень очень общительный, на дне рождения генерал был, а недавно министр в гости приезжал. Мало ли он с кем-то серьезным пообщался на эту тему, когда ему сестра рассказала, что она агент КГБ. Правда, тут у нас опять всплывает в качестве самого очевидного варианта подполковник из ГРУ, его хороший друг… А это тупик…
– Будем просчитывать варианты, товарищ генерал, – взял на себя новую задачу полковник.
***
Северная Италия. Больцано.
Женщины остались в гостинице, а Тарек с Фирдаусом приехали в офис своей фабрики. Сегодня их ждала встреча с соотечественником.
Многие из знакомых бизнесменов Тарека стали присматриваться к европейской недвижимости и задумываться о выводе своего бизнеса из Ливана. Над страной постепенно сгущались тучи, и это стало замечать всё больше людей.
– Советские лекарства? – переспросил Рабибуддин, когда Тарек поинтересовался его мнением. – Они дешевы, а качество хорошее. В Ливане всё получится продать без проблем. Хоть тоннами везите. Советские лекарства ценятся. Пристроим оптом в аптечную сеть, вообще, не вопрос.
***
В понедельник с самого утра отправился на Лубянку. Капитан Румянцев встретил меня сдержанно и проводил к себе в кабинет. Достал отпечатанный конспект лекции по атомной энергии и положил на стол. Он взял в руки мое сочинение и принялся изучать.
– Что решил насчёт работы на радио? – между делом спросил он меня.
– Посоветовался с женой. Решили, надо соглашаться, – ответил я.
Румянцев кинул на меня обрадованный взгляд, как будто от этого что-то принципиально зависело.
– Хорошо, – пряча довольную улыбку, ответил он.
И чему он так радуется? Это какая-то операция Комитета? Надеюсь, они не рассчитывают, что я буду компромат на сотрудников радио для них собирать? Было уже сказано неоднократно, что я этим не занимаюсь, надеюсь, они меня услышали… Или причина такой радости в другом, мало ли в какой программе мне предстоит работать. Может, в этом кроется причина его веселья? Засунут сейчас в какой-нибудь аналог «Спокойной ночи, малыши», только для радио… Что-то же наверняка есть…
Румянцев закончил читать мою лекцию, кивнул и спрятал конспект в стол.
– Ну что же. Лекция завтра в десять утра, – проговорил он, не скрывая своего хорошего настроения. – А насчёт работы на радио тебе позвонят.
– Хорошо, – поднялся я, решив, что на этом всё.
– Подожди! – остановил меня капитан. – А темы новых лекций?
– Ах, темы лекций, – спохватился я и надиктовал ему сходу четыре темы, что вчера придумал.
Он всё старательно записал и проводил меня к выходу, и я отправился в Верховный Совет. Оставил свои записки Пархоменко и занёс копии на четвёртый этаж Воронцову. Оттуда спустился в Комитет по миру.
Ильдара не было на месте. Ребятам на работу рано. Поговорил с Марком насчёт рейда на хлебокомбинат, где рабочим не разрешали хлеб с помойки домой уносить.
– Починили они там все регуляторы на печи сразу, – усмехнулся Марк. – И вот, что надо было ждать?
Тут Ильдар откуда-то вернулся и сразу к нам присоединился.
– Вот, рассказываю Павлу про ваш рейд на хлебозавод, – доложил ему Марк. – Сразу всё починили… Вот сразу бы так.
– Я с директором завода говорил, – подхватил тему Ильдар, – так он в таком шоке от произошедшего. Представляешь, ему никто и не докладывал ни о каких неисправностях. Он в исполкоме первый раз о них услышал. Говорит, эти паразиты в цеху партию испоганят, быстренько на помойку оттащат и всё шито-крыто! Как будто ничего и не случилось.
– А зачем они так?
– Боялись, что их ругать будут.
– Ну и цирк! Впору за голову хвататься! – усмехнулся я. – Одни работники скрывают, что печь сломалась. Другие не стесняются в Верховный Совет написать, что им не дают хлеб с помойки завода выносить… Вот о чём думали и те, и другие? И как директор руководит, что от него такие важные нюансы ускользают?
– Не знаю, – рассмеялся Марк, а Ильдар только руками развёл.
Попрощался с ними и через ближайшую булочную поехал в редакцию. Вера встретила меня улыбкой и демонстративно раскрытыми объятиями.
– Что принёс? – лукаво прищурившись, спросила она. Было неясно, что её интересует больше, сочники или моя статья. Вручил ей и то, и другое. Улыбнулась и приступила к чтению, перед этим заглянув в бумажный кулек с угощением.
– Форель разводить! – хмыкнула Вера, подняв глаза от моего фельетона.
– Уж не знаю, подойдёт ли такой формат, – начал я. – Но в пятницу был лично в Долгопрудном, там на последнем листе указал адрес этих несчастных. Это что-то с чем-то! Первый раз такой кошмар видел.
– Так это все про один адрес? – взглянула Вера на последний лист. – Вот оно как!.. А я подумала, ты все жалобы города в одну кучу свалил…
– Если бы, – ответил я, наблюдая, как улыбка сходит с её лица.
– Вот ведь как распустились чиновники!.. Ну ничего, мы газета, которая по самому своему названию должна защищать трудящихся. Мы им хвост прищемим! – возмущённо помахала она у меня перед носом моим же фельетоном и показала на мешок у двери. – Твои письма. Не забудь.
Мы вышли с ней одновременно и попрощались. Она отправилась к начальству, а я опять с мешком поехал на обувную фабрику. Мне не терпелось узнать, что затеял насчёт детской обуви Серов?
Мешок у меня в этот раз был, хоть, и не сильно тяжёлый, но объёмный, нести неудобно, под ногами мешается. Наконец, притащился к директору обувной фабрики и с удовольствием бросил его у открытой двери кабинета.
– Здравствуйте, Иван Сергеевич, – заглянул я к нему. – Вы свободны?
– Для вас Павел, всегда свободен, – пафосно заявил он.
– Отлично, – прикрыл я за собой дверь. – Иван Сергеевич, похоже, вышло недоразумение с обувью для детского дома.
– А что такое? – забеспокоился Серов.
– Это не указание было, а, просто, я не готов такие вопросы, насчёт подарков, по телефону обсуждать. Меры предосторожности… Понимаете? Но раз уже пообещали детскому дому, то я готов лично из своих всю партию оплатить…
– А! Ну, ничего страшного, – с облегчением махнул он рукой. – А я уж подумал… И никаких денег от вас не надо, конечно. Детям помочь, это святое!
– Но, подождите. А где вы возьмёте детскую обувь? Мы же только взрослую выпускаем.
– А мы что, единственная обувная фабрика в Москве? – подмигнул мне этот комбинатор. – Есть же и детские. И очень заинтересованные в обмене своего детского ассортимента на качественный взрослый для своих сотрудников. Они же понимают, что мы для такого дела ерунды не предложим, самое лучшее выделим. И им выгодно, их профсоюз себе галочку поставит, что обеспечил сотрудников хорошей обувью в качестве премии. И нам выгодно, у нас одна взрослая пара, как три-четыре их детских стоит.
– А у нас хорошая обувь уже выпускается легально? – насторожился я. – А то ведь, начнут, вдруг, выяснять, где бы им ещё такой обуви взять, а она и не выпускается нигде. Вот ОБХСС обрадуется. И подставимся мы с этой затеей на ровном месте.
Он задумался.
– Ну, есть уже в производстве одна модель, на остальные материала в достаточном объёме пока что нет.
– Давайте, тогда ею и ограничимся.
– Я им уже пообещал три разных…
– Ничего. Пусть пока берут то, что есть. Скажите, накладка вышла, вы на этой должности человек новый, и вас ввели в заблуждение, неправильно указали, что все модели уже в запуске, а оказалось, две из трех еще только в проекте. Просто пообещайте им, что в следующий раз обратимся уже с другой моделью.
Он с досадой взглянул на меня.
– Неудобно как-то…
– Иван Сергеевич, неудобно в камере сидеть, или лес в лагере валить. Ещё, говорят, пулю в затылок получить очень неприятно, – строго глядя на него, проговорил я. – Конечно, им хочется три разных модели, разделят между руководством каждому по три. Рабочим там и близко ничего не достанется. А так, глядишь, хоть передовики что-то получат.
Он вздохнул тяжело и кивнул. Ну, вроде, дошло. Попрощался с ним и пошел к проходной со своим мешком.
Догнал он меня уже у проходной.
– Подождите, Павел Тарасович, – тяжело дыша, сказал директор, протягивая мне три увязанных мне коробки, – раз по телефону разговор был для конспирации, то вот ваш подарок за лекцию. Это для вашей жены и матери. 38-й же пойдет?
Конспиратор, блин! Но, вроде, рабочее время, не смотрит на нас вблизи никто. Поблагодарил и взял.
Получается, деньги отдавать за обувь для детского дома не надо… Ну, раз такое дело, то может, стоит сразу выплатить всю долю за материну квартиру в нашем кооперативе? Тогда, вроде, кто-то мне когда-то говорил, другие правовые последствия получаются, после полной уплаты взноса уже вот так, как Дубова, не выселят. Но надо уточнить, откуда у меня в голове эта информация засела…
Добавилось ноши, и портфель, и мешок, и три коробки увязанных. Все, своим ходом уже никак. Стал у дороги и начал голосовать. Такси поймать не удалось, но мужик на «копейке» за пятерку меня домой довез. Все восторженно говорил, что машина его из самой первой партии, из итальянских комплектующих. Лучше не бывает!
***
Северная Италия. Больцано.
Диана сама повезла на машине Нуралайн и Аишу в аэропорт встречать её родителей. Самолет уже прилетел, ждать пришлось недолго.
Медина и Насир давно не видели дочь. Нуралайн тоже давно не виделась с дочерью. Только Насир и Диана сохраняли спокойствие, а Нуралайн, Медина и Аиша счастливо обнимались, улыбаясь сквозь слёзы.
Когда они немного успокоились, все отправились получать багаж. Аль-Багдади прилетели как минимум на неделю, пообщаться с дочерью и осмотреться в Италии и Швейцарии.
Насир сел вперёд к Диане, а остальные три поколения этой семьи разместились сзади. Насир сначала с опаской, а потом с удивлением наблюдал за Дианой и её манерой вождения машины. Но быстро успокоившись, стал прислушиваться к разговору сзади.
Медина не могла насмотреться на единственную дочь и расспрашивала обо всём. Как она в Москве живёт, как учится, чем в свободное время занимается. Диана слушала молча и удивлялась, насколько Аиша была откровенна с родителями и бабушкой.
Постепенно разговор перешёл на тренировки и Марата. Очень аккуратно взрослые начали расспрашивать девушку о нём.
Диана про себя отметила, что даже представить себе не может, чтобы её мать так уважительно отнеслась бы к её интересам, к её ровесникам и к её выбору вообще.
Аиша честно рассказывала, что Марат очень серьёзный и взрослый, отслужил в армии, его все очень уважают. Он умный, учится на учителя физкультуры в педагогическом училище, мечтает тренировать детишек. Уже ведёт уроки физкультуры у себя в училище для старшекурсников, а по вечерам учит арабский язык на курсах. Ещё он пытается разобраться в рыночной экономике, хотя не имеет никакого представления об этом, потому что в СССР экономика плановая. А ещё он очень ответственный и заботливый.
Выслушав всё это, взрослые замолчали, обдумывая слова девушки. Диана специально наблюдала за ними и не заметила на их лицах и намёка на усмешку или что-то в этом роде. Наоборот, взрослые были предельно серьёзны.
Конечно, с такими родителями можно быть откровенной, – думала Диана. – Они не поднимут тебя на смех и не будут потом дразнить или попрекать тем, что ты им рассказала. Вот вообще непохоже на мое детство!
***
Москва. 45 ЦНИИ МО.
Пётр уже полдня собирался идти к председателю жилищной комиссии своего ЦНИИ и всё никак не мог решиться. Но перед глазами стояло лицо жены, которая все прошедшие выходные пилила его из-за того, что он так ничего и не предпринял до сих пор для улучшения жилищных условий.
– Помнишь, как вы с Пашкой нам мотоцикл купили? – спрашивала она мужа. – Ты говорил, что нереально, очереди, а Пашка едва взялся за это дело, так сразу все и решил. Всего лишь надо было поднять свою задницу и начать что-то делать. С чего ты взял, что тебе не помогут? А вдруг, помогут? Ты попробуй, хотя бы! Раз Пашка порекомендовал, значит, вполне может выгореть!
На меня как на дурака будут смотреть, или проходимца, – думал с грустью Пётр. – Пришёл тут вторую комнату просить, когда у людей вообще ничего нет, квартиры вынуждены снимать за свой счёт.
Но представив, какой скандал ему устроит дома жена, решил, всё-таки, идти. Пять минут позора, зато будет, что ответить жене в следующий раз, когда ей покажется, что бесплатная комната со всеми удобствами в общаге – это слишком мало.
Можно было бы, конечно, сказать ей, что ходил в жилкомиссию, а его послали, но вдруг, она с кем-то из офицерских жен в общаге поделится и как-то выяснится, что он ей наврал… Да как выяснится, просто! Найдут жену подполковника из жилкомиссии и прямо спросят, почему твой муж людям не помог. А та у него узнает, что никто ничего и не спрашивал. Жена же его сожрёт тогда со всеми потрохами!
– Лев Ильич, – наконец собрался с духом Пётр и подошёл к подполковнику Никитину, поймав его в коридоре около кабинета. – Разрешите обратиться по личному вопросу?
– Конечно, капитан, – открыв дверь в кабинет, показал ему на стул рядом со своим столом председатель жилкомиссии.Сам вошел и сел тоже, и посмотрел на посетителя.
– Насчёт жилья… – мучительно подбирал слова Пётр. – Тесно с двумя детьми в одной комнате. Сыну года ещё нет. А дочка даже в садике шёпотом разговаривает… У жены нервный тик уже… Ни приготовить, ни постирать… Дети от шума просыпаются…
– А ты сам откуда? – спросил подполковник.
– Из Караганды, – смущаясь, ответил Пётр.
– Серьёзно? – удивился Никитин. – Земеля! Родители там?
– Ну да, – удивлённо посмотрел Пётр на подполковника.
Они минут двадцать вспоминали родной город, знакомые места. Выяснилось, что у подполковника мать ещё жива, он летает к ней каждый год в отпуск.
– Эх, знать бы, так передал бы от вас с моими что-нибудь, – воскликнул Пётр.
– Ну, ладно. В следующий раз, – ответил, улыбаясь подполковник, и, вспомнив, с чем, собственно, к нему пришёл капитан, полез в свои рабочие тетради. – Значит так, прямо сейчас ничего нет, к сожалению. Но! Майору Чеботарёву из отдела Полякова квартиру дали. Через неделю-полторы он освободит в вашем ДОСе двухкомнатный блок с отдельной прихожей и санузлом. Комнаты, правда, смежные, но всё не в одной комнате и готовить, и стирать, и спать.
Пётр поверить не мог своей удаче.
– Придётся вам ещё чуть-чуть потерпеть, – видя растерянность на его лице, добавил подполковник.
– Это ничего. Потерпим, – опомнился Пётр. – Спасибо огромное! Вы меня спасли от неминуемой смерти. А то страшно было к жене возвращаться…
– Да ладно уж, – рассмеялся Никитин.
***
Северная Италия. Больцано.
Диана привезла всех прямо в гостиницу. Тарек с Фирдаусом уже ждали их. На вечер был забронирован стол в ресторане. Родителям Аиши надо было передохнуть с дороги и привести себя в порядок.
– А девочка-то влюблена, – задумчиво проговорила Медина, оставшись с мужем наедине.
– Я заметил, – ответил ей Насир.
– Как бы это всё не зашло слишком далеко… – взволнованно проговорила она, устало опустившись в кресло.
– Аиша правильно воспитана, – уверенно ответил Насир. – Она хорошая и очень разумная девушка. К тому же и Фирдаус говорит, что этот молодой человек ведёт себя очень уважительно и сдержанно.
– Она только полгода отучилась, – возразила мать. – Пока она закончит учёбу, она полюбит его всей душой…
– Или разлюбит этого и полюбит другого, – улыбнулся ей муж.
***
Притащился домой с мешком писем. Загит, сидевший на кухне с мамой и Анной Аркадьевной, тут же поднялся и подошёл ко мне. Поздоровался и взялся за мешок, взвешивая его в руке. При этом он многозначительно посмотрел на женщин, а потом унёс его ко мне в кабинет. Заглянул в спальню, Галия ещё не пришла. Ирина Леонидовна одна с детьми играла, выложив их на нашу кровать и показывая им Панду. То близко поднесет, то подальше уберет. У пацанов глаза круглые и любопытством светятся. Поздоровался, потрепал по головам малышню, и вернулся на кухню.
– Как дела? – спросил я. – Всё хорошо?
– Сынок, тебе с радио звонили, – удивлённо и растерянно сообщила мама.
– Да? Что сказали?
– Что ещё позвонят…
– Ну, значит, позвонят, – улыбнулся я, присаживаясь за стол.
Мама тут же принялась меня кормить. Успел поужинать и попить чаю, как телефон, действительно, зазвонил.
Звонили из редакции детских и юношеских программ. Попросили подойти к ним завтра прямо с утра, мол, меня им рекомендовали и надо посмотреть-подумать, куда меня лучше пристроить.
Пришлось попросить перенести встречу, в десять у меня же лекция в КГБ. Редактор на том конце провода замешкалась с ответом, но согласилась. Явно не привыкла, что такой молодой парень не бежит, роняя тапки, в то время, что предложено. Записал себе в ежедневник, куда мне завтра явиться и кого спросить, и мы с ней распрощались.
Надо же, как быстро Румянцев всё организовал, только утром я согласился работать, а вечером меня уже приглашают на собеседование. И как эти люди умудрились проспать развал СССР?
***
Москва. Коммунальная квартира на Садовом кольце.
Промаявшись все выходные, Иван отправился на переговоры к своей бывшей. Он все думал и думал, что он ей скажет… Решил просто, как сосед Павел и советовал, не навязываться, а сказать, что, если это его ребёнок, она всегда может рассчитывать на его помощь. Ну, а там уже надо смотреть на её реакцию…
Ксюша гостей не ждала, и не ожидала увидеть Ивана, тем более на пороге своей комнаты. А он вошёл в квартиру вместе с соседскими детьми и даже звонить не пришлось.
– Привет, – как можно нейтральнее сказал он. – Рад тебя видеть. Хорошо смотришься…
Ксюша была в домашнем тёплом фланелевом халате с длинным рукавом, поясок которого был завязан над животиком, подчёркивая его округлые формы.
Деваться уже было некуда, она впустила его и начала хлопотать, разжигая примус.
– Сходи за водой, – буднично протянула она ему чайник, как только он разделся.
Иван улыбнулся и вышел из комнаты, а Ксюша села на единственный стул, пытаясь собраться с мыслями.
Они поговорили. Спокойно, как взрослые люди. Без взаимных обвинений, без высказывания претензий. Ксюша признала, что ребёнок Ивана. Он обещал помогать, чем сможет. И попросил в любой трудной ситуации обращаться, мол, он сделает всё, что в его силах.
На том они и расстались. Оба опустошённые, ошарашенные от такого спокойного, делового разговора…
***
Глава 2
Москва. Квартира Ивлевых.
Как только пришла жена, сразу показал ей на три коробки с обувью в прихожей.
– Посмотрите там с мамой… Тридцать восьмой размер… Если не подойдут, поменяю.
Ирина Леонидовна уже ушла. Анна Аркадьевна Загита к себе попросила зачем-то зайти. Ахмад тоже только с работы приехал и ещё не успел поужинать. Пришлось мне развлекать мальчишек, пока наши мама с бабушкой на обувь накинулись. Благо у нас теперь есть живая игрушка.
Панда сама ещё маленькая, и не очень ловкая. Сделал ей бантик на верёвочке из яркой конфетной обёртки и играл с ней перед самым носом у мальчишек. Дотянуться до котёнка они не могли, хотя очень хотели. Они так смешно ножками и ручками дёргали, как будто брасом плыть пытались. И смешно гугукали, искренне пытаясь дорваться до мягкой игрушки.
– Скоро поползут, – задумчиво озвучил я свои мысли вслух.
– Ага, – откликнулась жена. – Какая у обуви кожа на ощупь приятная! Ну, как?
В коробках оказались три пары одинаковых чёрных туфель на аккуратном не очень высоком каблуке, как раз самое то на работу бегать. Правда, как быстро выяснилось, две пары были тридцать восьмого размера, одна тридцать седьмого. Директор обувного завода снова напутал…
– Красивые какие, – удивился я. – Могут же наши делать, когда хотят.
– Я себе тридцать восьмой размер возьму, – сказала мама, прохаживаясь туда-сюда по комнате. – Ты какой себе берёшь?
– Тридцать седьмой, – ответила Галия. – Из тридцать восьмого у меня пятка выскакивает, а они же ещё и растянутся.
– Тогда, может, вторую пару тридцать восьмого Инне отдадим? – вопросительно посмотрела на меня мама, и я кивнул согласно. Инка в депрессии у нас. Ей сейчас самое то, чтобы хоть немного из этого болота отрицательных эмоций выбраться…
Чую, скоро надо будет по четыре пары приносить. И на Анну Аркадьевну ещё рассчитывать. Очень похоже на то, глядя, как она вокруг Загита маневрирует, а он и не против…
– Мне в Святославль надо съездить на несколько дней, – как бы между делом сказал я. – Александр Викторович просит помочь… Справитесь тут без меня?
– Справимся, – ответила жена, взглянув на маму.
– Конечно, справимся. Шанцеву надо помочь. Он нас так выручил в этот раз! – ответила мама.
– Ну, хорошо, тогда я завтра прочту лекцию, съезжу на радио и сразу на вокзал за билетами, – начал я составлять план на следующий день. – Может, мне сразу с вещами завтра на вокзал ехать? Билеты теперь для меня всегда найдутся, с такими-то корочками, сразу и поеду тогда… Блин! У меня же лекция в четверг! – вспомнил я и пошёл звонить Ионову.
Он с пониманием отнёсся к моей просьбе отменить или перенести лекцию, тем более я сказал, что еду в командировку.
Чуть позднее позвонила Инна и стала так причитать, что я испугался, что беда какая случилась. Но разобрав «спасибо тебе» понял, что да, что-то случилось, но явно не беда. Она так радовалась, словно мы ей уже успели туфли подарить… Словно само наше желание сделать это достигло ее. Тряхнул головой. Нет, в это я не верю. Вот в переселение душ – запросто. Даже и практикую. А в телепатию – нет, и все тут.
– Так что случилось, Инн? – спросил я и тут же рядом оказалась взволнованная мама.
– Петя ходил сегодня в жилкомиссию, нам обещают двухкомнатный блок через две недели, – наконец услышали мы. – Только не говори никому!
– Почему? – покосился я на маму, прикрывшую от неожиданности рот рукой.
– Я поверить не могу! Боюсь, если кто-то узнает, будет скандал и нас отодвинут далеко в конец очереди! У нас только подполковникам со взрослыми детьми такие блоки дают. Как хорошо, что Петя пошёл! Спасибо тебе, брат, что ума ему вставил!
– Отлично, Инн, – ответил я. – Через две недели твои проблемы закончатся, и ты переедешь в две комнаты. Сейчас тебе главное успокоиться и самой не разболтать никому раньше времени, если считаешь, что вас могут отодвинуть.
– А! – взвизгнула на том конце провода сестра. – Я поэтому тебе и звоню! Кому-то же невтерпеж рассказать! Как в себе такое держать!
– Давай, я тебе маму дам. Ещё с мамой поговоришь и тебе легче станет, – рассмеялся я.
Положив трубку, покачал головой. А Петр небезнадежен, делает успехи. Пошел и выцыганил то, что дают только подполковникам. Молодца!
Во вторник с самого утра поехал на Лубянку. Румянцев встретил меня на входе и проводил к себе в кабинет.
– Ну что, звонили с радио? – спросил он, выкладывая передо мной мой же отпечатанный текст лекции.
– Да, пригласили побеседовать и подумать, куда меня пристроить, – доложил я. – Сегодня после вас сразу туда.
– Отлично! – с довольным видом проговорил он.
Для полной картины ему осталось только удовлетворенно руки потереть и сразу будет понятно, что человек очень собой доволен.
Ознакомился ещё раз со своим же текстом. Несколько карандашных надписей содержали упоминания руководящей роли партии в деле атомного строительства СССР и больше ничего. Похоже, кому-то показалось, что выступление без ссылок на партию будет выглядеть слишком самонадеянно. Кто-то страхует меня? Интересно… И это уже не в первый раз.
Мы вместе с Румянцевым пришли в зал, уже почти полный, и сели с краю на первом ряду. Проходящие мимо офицеры в масках здоровались с нами, некоторые за руку.
Буквально через несколько минут меня пригласили за трибуну, и я начал своё выступление.
– В основе стратегии развития атомной энергетики должна лежать прежде всего безопасность. Достаточно одного взрыва атомной электростанции в густонаселённой европейской части СССР, чтобы вызвать радиофобию и перепугать все население страны насмерть. Можем потерять десятки тысяч квадратных километров заражённых земель, где больше не смогут жить и работать люди. Придётся выводить их из сельхозоборота, отселять оттуда население сотен деревень, десятков городов. Для всех этих людей придется строить новое жилье, и компенсировать им утраченное имущество, которое невозможно забрать с собой, поскольку зараженные радиацией вещи придется оставлять в зоне атомной катастрофы. Это всё огромные государственные расходы и полная компрометация программы строительства атомных электростанций, не говоря уже о мощнейшем недовольстве граждан. Поэтому, исходя из вышесказанного, необходимо законодательно запретить любые научные эксперименты на территории атомных станций, находящихся в густонаселённой местности. Лучше специально построить такую станцию для научных экспериментов там, где вообще никто рядом не живет. И чтобы еще и горные цепи отделяли от любых населённых пунктов даже в сотнях километрах от станции.
Подумайте также и о том, что переселите вы сотни тысяч пострадавших, а доверять правительству страны, в которой стала возможна в мирное время катастрофа такого масштаба, перестанут десятки миллионов граждан. Это же мощнейший удар по советской идеологии, который мы не можем позволить себе допустить!
– А почему вы считаете, что кто-то из учёных на этих станциях будет вести себя настолько безответственно? – тут же последовал вопрос из зала.
– К сожалению, не каждый, кто пишет кандидатскую диссертацию, и проводит с этой целью эксперименты, способен продемонстрировать интеллект, который позволит ему её защитить. И даже наличие высокого интеллекта тоже не всегда спасает. Уже стали шаблонными шутки над забывчивыми профессорами. Человек, который концентрируется на науке, может в азарте чрезмерно увлечься и наплевать на все мыслимые ограничения. Мы снисходительно шутим про профессоров, забывающих везде зонтики, приходящих в аудиторию в домашних тапочках, забыв переобуться при выходе из дома. Ну, это же увлечённый наукой человек, объясняем мы. И при этом считаем, что в ходе эксперимента на атомной станции они не будут вести себя точно так же? Не слишком ли опрометчиво?
Проняло. Убедило. Принялся читать лекцию дальше.
Предложил провести переговоры с правительствами стран, расположенных вдоль азиатских границ Советского союза. Та же Индия, достаточно дружественная СССР страна, постоянно нуждается в больших объёмах электроэнергии. Вполне можно достичь договорённости, что на советской территории у индийских границ будут возведены крупные атомные электростанции, а электроэнергия будет перебрасываться на территорию Индии для нужд индийской экономики. Брать можно как продукцией за электроэнергию, так и валютой.
В идеале бы такие переговоры провести и с Китаем, у него очень большой потенциал экономического роста. Но, к сожалению, сейчас у нас очень сложные политические отношения. И кстати, имело бы смысл плотно поработать над тем, чтобы эти отношения как можно быстрее улучшить.
Мощная вышла лекция по атомной энергетике. Равнодушных не осталось. Я был очень убедителен, и сам чувствовал это. Ну еще бы – я же рассказывал о реальной чернобыльской катастрофе, встряхнувшей меня в молодости как следует. Трудно не быть убедительным, если ты свидетель катастрофы такого масштаба…
Румянцев, провожая, пожал мне руку и сказал:
– Ты вроде бы так хорошо расписал важность развития атомной энергетики, но эти твои предостережения по поводу возможного взрыва одной из станций… Ух, как холодок по коже! Что-то мне больше не хочется, чтобы они строились вообще…
– Без них нам не обойтись. Просто нужно бить по шаловливым рукам тех, кто в научном азарте не уважает всю опасность этой силы…
После Лубянки отправился сразу на Баррикадную в Дом звукозаписи, где располагалась Главная редакция радиовещания для детей.
Как и договаривались, позвонил с проходной редактору Латышевой Александре. Вышла за мной худощавая, невысокая девушка лет тридцати с лишним, шатенка без чёлки с зализанным хвостиком и больших очках. Она держала в руках тетрадь формата А4 и прижимала её к себе, словно боясь, что ее могут отобрать.
Она отвела меня к своему начальнику Юдину Семёну Ильичу, заведующему отделом учебных передач и педагогической пропаганды, судя по табличке на двери его кабинета.
– Семён Ильич, Павел Ивлев, – заглянула Латышева в кабинет и тут же испарилась.
Меня встретил резкий энергичный мужчина лет пятидесяти, холёный и представительный. Дорогой костюм, импортные туфли, красивые импортные очки.
– Так-так, – оценивающе оглядел он меня, даже не поздоровавшись и не предложив присесть.
– Здравствуйте, – поставил я свой портфель на стул у входа и сделал шаг вперёд.
– Значит, на радио хотите работать? – скептически посмотрел он на меня.
– Старшие коллеги считают, что от меня будет польза, – скромно ответил я.
Он, ничуть не стесняясь, хмыкнул в ответ.
– И какое у вас образование?
– Второй курс экономфака МГУ, – ответил я как есть.
– А с чего вы взяли, что сможете экономические темы обсуждать и комментировать?
Сразу, ещё как только вошёл, почувствовал, что разговор у нас намечается какой-то неконструктивный… Знаю я таких вот типчиков… Самых умных на свете. Безмерно уважающих себя. Обожающих третировать молодежь. И что мне делать? Самому себя рекламировать? Ладно, попытаюсь. Нельзя же просто так развернуться и уйти. Пообещал же Румянцеву.
– Вообще-то у меня большой опыт выступлений по линии общества «Знания», – сказал ему, улыбнувшись, – недовольных пока что не было.
– Это перед рабочими и доярками без высшего образования-то? – нахмурился он, – ну так да, для такого уровня и студент может что-то рассказать. Но нас и люди с высшим образованием слушают. И профессора, и академики.
– Я и перед профессорами и академиками выступал, – спокойно, но уже начиная злиться, сказал я. Тип явно непробиваемый…
Он явно не поверил мне на слово. Скептически хмыкнул. Снял очки и протер их чистой белой тряпочкой. Водрузил обратно на нос, и сказал:
– И все же о серьезных темах по экономике не может быть и речи. К счастью, в этом нет необходимости. Нас и пионеры слушают. Для них очень актуальны темы по правильному воспитанию. Зарница, песни у костров, туристические слеты, законы и обычаи пионера и все такое вот. Примерно такую я вижу для вас нишу у нас.
Ясно, этому типу бессмысленно что-то доказывать и объяснять. Ну, я по крайней мере попытался. А вот теперь могу и уйти. Пусть сам поет свои песни у костров для подростков.
