Kitobni o'qish: «Жиган против террористов»

Глава 1

Сигнал телефона поднял Константина еще до рассвета.

– Алло! – сказал он хриплым спросонья голосом. – Алло! Говорите! Вас не слышно. Какого черта вы молчите? Сейчас пять утра! Позвоните после восьми.

Он слышал дыхание человека, который молча держал трубку телефона у своего лица. В пять утра звонят только в двух случаях: если случилась беда и ждать до утра невозможно или если хотят удостовериться, что человек, которому звонят, находится дома.

Константин был уверен, что на этот раз позвонили «гости». Он их не приглашал, но ждал уже давно.

– Кто это? – пробормотала Наташа, когда Константин положил сотовый телефон на столик рядом с кроватью.

– Спи, это меня, – спокойно ответил Константин. – Я сейчас...

«Это меня хотят убить, – уточнил он про себя. – А заодно и тебя, чтобы не оставлять свидетелей».

Он поцеловал Наташу, поправил на ней одеяло и вышел в темную гостиную.

Самым неприятным в ожидающей его встрече с «гостями» было то, что Константин не мог применить против них оружие. Он и так чудом – только в результате вмешательства очень влиятельных сил – оказался на свободе. Стоит ему взять в руки пистолет при свидетелях, как он тут же окажется за решеткой. И на этот раз – надолго.

Придется разбираться с «гостями» голыми руками.

Константин ждал этих «гостей». Они не могли оставить его в покое. У них был приказ уничтожить его, и они должны были выполнить этот приказ. Иначе у них самих возникнут серьезные проблемы, избавиться от которых не поможет даже бегство куда-нибудь в Южную Америку или, скажем, в Австралию.

Потому что «заказал» его не кто иной, как новоиспеченный депутат Государственной Думы Глеб Абрамович Белоцерковский, человек могущественный, за которым стоят миллиарды нефтедолларов, который финансирует несколько политических партий, интересы которого в официальной российской жизни отстаивают десятки политиков самого разного ранга, а в неофициальной – не меньшее число головорезов, киллеров и тому подобной публики, которую в окружении ГБ, как любят называть Белоцерковского журналисты, именуют просто «оперативниками».

Константин знал о причастности Белоцерковского к смерти его политического противника – крупного российского банкира Генриха Воловика. Пока Константин Панфилов прятался в Москве, словно крот, боясь вылезти на дневной свет и спокойно посмотреть людям в глаза, Белоцерковский не волновался. Но стоило Панфилову самому явиться с повинной и сдаться двум первым попавшимся милиционерам, как ГБ заволновался не на шутку. Константин сделал непонятный шаг, чего теперь от него ожидать – неизвестно. Не мог же знать Белоцерковский, что Константин сдался милиционерам только для того, чтобы спасти Наташу. Глеб Абрамович сделал единственный возможный в его ситуации вывод – Панфилов арестован, а что он рассказывает на допросах – одному богу известно.

Белоцерковский принял срочные меры, в результате которых к Панфилову был прикомандирован самый опытный из его адвокатов, с судьями проведена разъяснительно-корректирующая беседа, и Константин оказался на свободе. На свободе человека гораздо проще убить, чем в тюремной камере. Человек просто пропадает бесследно, некоторое время его безрезультатно ищут, а потом забывают о нем. Так, собственно, и случилось с Генрихом Львовичем Воловиком, тайна смерти которого оказалась известной Константину Панфилову. Значит, и с самим Панфиловым произойдет то же самое.

У Панфилова было много грехов перед законом – он часто применял пистолетный выстрел в качестве последнего аргумента в разговоре с бандитами. Но сам он бандитом не был. Однако Константин не мог не ответить тем же, когда его стремились убить. Разве его вина, что у него это получалось удачнее. Может быть, потому, что за спиной у Константина были и Афганистан, и зона, и целая «война» в Москве, которую он вел вдвоем со своим погибшим другом против всего московского криминалитета. А может быть, потому, что сильнее хотел жить, чем те, кто пытался его уничтожить...

Константин заранее продумал, как действовать, когда «гости» наконец появятся. Он после суда не выходил на улицу, справедливо полагая, что на оживленных московских улицах его слишком легко подстрелить. Не стоит все же облегчать своим противникам задачу.

При этом и Наташу они трогать не станут. Сама она им в общем-то не нужна. Да и убрать ее они смогут в любой момент после того, как справятся с Константином.

«Если справятся, – усмехнулся он. – Бывали ситуации и посложнее...»

Еще одно соображение – в квартиру они тоже не полезут, считал Константин. Они не могут знать, что оружием Панфилов решил не пользоваться, чтобы не подставляться под новый срок – Константин же их не предупреждал. А если начнут ломиться в квартиру, Константин перестреляет их всех как куропаток, это они себе хорошо представляли.

Поэтому у них оставался единственный вариант – ждать, когда он решится выйти на улицу. Он просидел дома уже две недели, и нервы у его преследователей, видно, сдали. Звонок свидетельствует о том, что они решили все-таки напасть на квартиру. Но в последний момент засомневались – там ли он, не выскользнул ли незаметно? Константин им подыграл – сделал вид, что не понял, кто это звонит. Пусть думают, что он не ждет их сейчас.

Константин вышел на лоджию, быстро огляделся и вскочил на перила. Ухватившись за прутья ограждения лоджии верхнего этажа, он подтянулся, пару раз перехватил поочередно руками и оказался этажом выше. Он проделал эту операцию еще два раза, пока не попал на лоджию последнего, девятого этажа. С нее через люк в бетонном перекрытии узкая металлическая пожарная лесенка вела на чердак.

Попав на чердак, Константин бросился к входной двери. Нельзя было терять ни секунды. Он должен напасть первым, иначе он отдаст им победу, а это означает, что погибнут и он сам, и Наташа.

Дверь была открыта, он сам ежедневно следил за тем, чтобы замок не закрывался.

Константин встал около двери и приготовился.

Ждать ему пришлось недолго.

Он услышал торопливые, но осторожные шаги и прижался спиной к стене, собравшись и сконцентрировавшись. Руки сами собой напряглись, ладони приобрели твердость камня.

За дверью кто-то начал возиться с замком, не догадываясь, что он открыт. Константин услышал тихие ругательства.

– Понавешают тут... – донеслось до него вместе с осторожным звяканьем ключа о железо.

– Чего ты там возишься? – чуть громче сказал кто-то другой. – Открыто же!

– Мать твою!.. – вновь раздался первый голос.

«Двое! – решил Константин. – Это уже хорошо! С двумя можно разобраться без особого шума».

Дверь распахнулась, и темноту чердака прорезал сноп света из освещенного лестничного пролета. Это Константин тоже учел – человек, попадающий из освещенного помещения в темное независимо от остроты зрения несколько секунд вообще ничего не видит, в отличие от человека, который к темноте уже привык.

– Да быстрей ты! – подтолкнул первого в спину второй. – Чего застрял?

– Да не видно же ни хрена! – отозвался тот, что стоял впереди. – Шею сломаешь тут в темноте, сплошные трубы...

«Шею тебе сейчас я сломаю, – подумал Константин. – А в остальном ты прав».

Двое наконец вошли на чердак и замялись у двери, прикрыв ее и оставив щель, через которую свет теперь лился лезвием. Константин стоял рядом, в метре от вошедшего вторым, прижавшись к стене возле какого-то широкого стояка, возможно, вентиляционного канала. Он ждал, когда второй повернется к нему спиной, чтобы напасть неожиданно и не дать ему возможности среагировать. Если со вторым у него выйдет заминка, то первый наверняка успеет его, Жигана, прикончить.

«Чего они мнутся? – подумал Константин. – Как девственники на пороге публичного дома. Тоже мне – профессионалы! Впрочем, это только группа прикрытия, которая должна была отрезать мне путь наверх через чердак. Должна была, но опоздала. Главные силы пойдут через дверь после того, как эти дадут им сигнал, что прибыли на место... Что же они медлят? Фонарь ищут! Нет, ребята, свет я вам зажечь не дам!»

Плохо было то, что Константин видел только одного из вошедших, того, что стоял к нему ближе – боком, вполоборота. Тот, что вошел первым, был скрыт напарником и совершенно терялся в темноте чердака. Но дольше медлить Константину было уже нельзя, так он мог пропустить свой момент. Момент, когда удача на твоей стороне.

Константин сделал резкое движение правой рукой, и его большой палец пробил висок тому, что стоял ближе. Константин тут же отпрыгнул немного вперед и круто развернулся.

Второй из пробравшихся на чердак заметил его движение вперед и успел выхватить пистолет. Еще мгновение, и грохнул бы выстрел, а вся контроперация Константина против своих убийц была бы провалена. Те, кто ждал сигнала у двери его квартиры, сразу поняли бы, что это за выстрел, и бросились на чердак. У Константина оставался бы только один путь – назад, через лоджии, но и там его поджидали. Драться без оружия в здании хотя бы с тремя-четырьмя вооруженными противниками – гиблое дело. Если тебе не удалась неожиданная атака, считай, ты пропал.

Но единственного мгновения, которое требовалось человеку, уже направившему на Константина пистолет, он ему не дал. Противник не ожидал, что Панфилов, метнувшийся вперед, остановится так резко и, главное, так близко. Вытянув вперед руку с зажатым в ней пистолетом, бандит почти ткнул его стволом в грудь.

Руки Константина метнулись к груди. Через долю секунды его пальцы уже крепко обхватили ладонь нападавшего. Резким движением вниз и вперед, в сторону нападавшего Константин сломал ему кисть, но закричать от боли не дал.

Парень со сломанной рукой успел только приглушенно охнуть, но в подъезде вряд ли услышали этот звук, – Константин успел зажать ему рот ладонью.

Еще одно движение рук Константина, и парень лег на пол со сломанной шеей.

– Как ты и предполагал, – прошептал ему на прощание Константин. – Видишь, как вредно предсказывать события. Можно накаркать.

Теперь – срочно вниз, пока заждавшиеся в подъезде главные силы нападающих не подняли тревогу из-за долгого отсутствия сигнала.

Быстро содрав с одного из лежащих на чердаке черную кожаную куртку и черную же вязаную шапочку и натянув их на себя, Константин помчался вниз, не забывая, впрочем, при каждом повороте лестницы проверять, не выскочит ли он в зону полной видимости. Это не входило в его планы. Константин сначала хотел разведать – сколько противников у него осталось, и, по возможности, уменьшить их число.

Он скорее почувствовал, чем увидел противника. Константин понял, еще только приближаясь к очередному повороту, что выскакивать из-за него нельзя.

Он резко остановился, натянул шапку на глаза и без всякого удивления обнаружил, что в ней сделана прорезь. Развернувшись боком, так, чтобы даже глаз его не было видно, Константин высунулся из-за лестничного пролета на полголовы и увидел, что на подступах к его квартире, на лестничных маршах, ведущих на нижний и на верхний этажи, стоят трое с пистолетами в руках – двое внизу и один – на лестнице, расположенной ближе к нему. В руках у него был короткий ломик.

«Хорошая отмычка! – успел усмехнуться Константин. – Боюсь, тебе не придется ею воспользоваться».

На звук его шагов стоящий ближе к нему парень, на глаза которого тоже была натянута шапка, не поворачивая головы, зло бросил:

– Вы чего там возитесь, пидоры?

– Дверь заржавела, – сдавленным шепотом, чтобы нельзя было узнать его по голосу, просипел Константин. – Не открывается.

– Я тебе сейчас яйца оторву, козел! – таким же драматическим свистящим шепотом ответил парень с ломиком в руках. – А ну, быстро!.. Шерстяной, разберись там, чего они, мать их!..

Но Константин не стал дожидаться, пока Шерстяной встретится с ним на глазах у этого, который, вероятно, был у них за главного. Он легко пробежал один лестничный пролет и достал сигарету из кармана.

Едва на лестнице показался здоровый, ростом на голову выше Константина парень с совершенно лысой головой, как Константин уткнулся лицом в сложенные лодочкой ладони, сделав вид, что прикуривает.

Как он и предполагал, Шерстяной, которого, вероятно, прозвали так в насмешку, пришел в ярость.

«Там на нервах все, а он курить надумал, падла! Вот я тебе сейчас эту цигарку в глотку вобью!» – так примерно он должен был подумать, по мнению Константина, и ринуться на сближение, стремясь наказать за расхлябанность и бестолковость во время «работы».

Константин стоял к нему спиной, но чутко прислушивался и представлял себе расстояние между ними с точностью до сантиметра.

«Пора!» – понял он и круто развернулся, согнув правую руку в локте и упираясь в нее левой. Его локоть с хрустом впечатался прямо в переносицу спешащего наверх Шерстяного.

В глазах у того мелькнуло недоумение, но они сразу же помутнели и закатились. Шерстяной стал оседать, но Константин не дал ему упасть и покатиться вниз. Он ухватил лысого за куртку и осторожно опустил на ступеньки, положив его голову на холодный бетон. Ребро ладони Константина легко коснулось шеи бандита в районе уха, но, несмотря на легкость прикосновения, лицо Шерстяного начало наливаться кровью и краснеть.

Константин заметил, что в одной руке Шерстяной сжимает такой же короткий ломик, какой он видел и у главного.

«Хорошо! – подумал Константин. – Пригодится. Спасибо, приятель».

Он разжал ладонь бандита, сжимающую ломик, и увидел, что она густо заросла короткими волосами. Волосы росли у него даже на пальцах и между ними. Теперь происхождение клички не вызывало сомнений.

Прихватив с собой ломик, Константин поспешил вниз.

«Осталось двое! – подумал он. – Что ж, шансы, пожалуй, уравнялись».

На этот раз он выскочил из-за поворота лестницы как только мог быстро и, не теряя ни секунды, прыгнул ногами вперед на парня с ломиком, стоявшего к нему вполоборота.

Не ожидавший нападения парень успел все же поднять ломик на уровень груди и развернуть в сторону летящего на него Константина.

Конечно, это его не спасло.

Отбить железный прут одной ногой, чтобы другая получила беспрепятственный доступ к голове, было не так уж и сложно.

Гораздо труднее оказалось скоординировать свои действия таким образом, чтобы, выбивая из рук лом, в то же самое время точно метнуть такой же отобранный у Шерстяного в бандита, стоящего несколькими ступеньками ниже.

Константин и не рассчитывал, что у него получится. Но полного, стопроцентного выполнения этого плана и не требовалось. Важно было не ошибиться с тем, кто стоял к нему ближе. Этого необходимо было надежно выключить из игры. И Константину это удалось.

Каблук его тяжелого ботинка с огромной скоростью врезался парню прямо в лоб и отбросил его к противоположной стене. Парень врезался головой в стену.

Константин, ударив его ногой, сразу же повернулся к тому из бандитов, что находился ниже. В ушах у него стоял звон катящегося по ступенькам ломика.

«Не попал! – без сожаления отметил Константин, просто констатируя факт, поскольку точного попадания и не требовалось.

Лом, вероятно, попал в парня плашмя, поскольку тот уцелел и бросился вниз, забыв о том, что бегство с задания ничуть не лучше смерти «при исполнении». Но «разбор полетов» и наказание еще предстояли, а здесь была реальная, только что настигшая его начальника смерть. Это было страшнее.

Константин остался на площадке один.

Он оглядел место сражения, лежащего у стены в совершенно неестественной позе бандита – голова у него была прижата щекой к груди, затылок упирался в стену, и на кафельном полу уже показался темный ручеек крови.

Прикинув, что выше тоже лежит труп, а на чердаке – еще два, Константин понял, что ему очень трудно будет доказать, что действовал он в пределах допустимой самообороны. К сожалению, те пределы, которые на самооборону отводит закон, предусматривают только возможность поднять руки вверх. Если ты их выставишь вперед – все: превысил, отвечай по закону.

«Надо уходить!» – подумал Константин и бросился в свою квартиру, за Наташей. Но, сделав пару прыжков по лестнице, он тут же остановился, представив, как поведет по ней Наташу. Ей придется идти по крови и перешагивать через труп только что убитого им человека.

«Мать твою! – мысленно выругался Константин. – Надо прибраться!»

Константин стянул с лежащего на кафеле тела черную куртку и прикрыл ею лужи крови. Затем подхватил убитого парня под мышки и перетащил на этаж выше, в компанию к Шерстяному.

– Расскажешь ему, как оно там, куда ты теперь попал, ладно? – сказал Жиган, положив тело рядом с Шерстяным. – А впрочем, он, наверное, и сам уже знает... Побеседуйте, ребята!

Через полторы минуты Константин вывел, придерживая за плечи, ничего не понявшую, закутанную в одеяло Наташу и пошел с нею вниз.

– Что это? – пробормотала она, когда они проходили мимо прикрывающей лужу крови куртки.

– Это парень один тут у нас живет. Рассеянный очень. Одежду на ходу теряет, – ответил Жиган. – Да она ему не нужна теперь будет. Он на другую форму одежды перешел. Ты поторапливайся, если хочешь еще сегодня поспать.

Заговаривая Наташе зубы и отвлекая ее своей болтовней, Константин пытался сообразить, не ждут ли их внизу еще какие-нибудь сюрпризы?

Впрочем, он был уверен, что выскочивший из подъезда бандит нагнал такого страху на водителя машины, на которой они сюда прибыли, что они, поняв, что только вдвоем остались в живых, бросились наутек.

Константин открыл машину, на которой обычно ездила Наташа, усадил ее на заднее сиденье, сам сел за руль.

– Что происходит? – в который раз спрашивала Наташа. – Куда мы?

– Ты мне сколько раз предлагала переехать к тебе? – спросил Константин, обернувшись к ней. – Ну вот, я согласился.

– Костя! – возмущенно воскликнула Наташа. – Ты просто невозможный. Нельзя было до утра подождать?

– Нельзя! – твердо ответил Константин. – Вдруг я передумал бы?

Глава 2

Как это ни странно было для Константина, но Белоцерковский оставил его в покое. Глеба Абрамовича мало задела смерть четырех оперативников, которых он никогда в глаза не видел и которые никак не были напрямую с ним связаны. На их место найдутся еще четверо, пятеро, шестеро, столько, сколько потребуется.

Гораздо важнее, что Константин убил этих людей. Глеб Абрамович умел разбираться в психологии не только политиков и банкиров. Он хорошо понимал и стоящих на противоположном конце социальной лестницы, – бандитов, киллеров, словом, «оперативников», впрочем, в последнее время конец что-то слишком часто стал совпадать с началом.

Раз Панфилов до сих пор молчит, значит, будет молчать и дальше, до тех пор, пока ему это выгодно. Судя по всему, он хочет жить и хочет находиться на воле, а не в тюрьме. Значит – будет молчать, что от него и требуется.

Поэтому Белоцерковский отдал другую команду: за Панфиловым приглядывать, но не связываться. О контактах с правоохранительными органами докладывать. И пусть пока погуляет, если хочет. Его время еще придет.

«Не стоит же, в конце концов, устраивать представление из ликвидации Панфилова. Мы, господа, не в цирке, мы на работе», – заключил олигарх.

* * *

Константин понял, что ему предоставлена передышка. И это было кстати, поскольку ситуация вынужденного отсиживания дома, на этот раз – у Наташи, его не устраивала. Он хотел быть свободным и независимым. Таким, каким был раньше.

Разрешить проблему помогла Наташа. Это она притащила домой дочерна загорелого невысокого человека и с порога заявила:

– Твой земляк! Из Запрудного.

Константин с удивлением поглядел на стоящего у порога темнокожего мужчину. Кто это? Он не узнавал обезображенного шрамами лица. Кто-то из «лаврушников»? Но почему Наташа представила его как земляка? Насколько Константин помнил, в Запрудном «лаврушников» никогда земляками не считали, даже если они прожили там лет десять-пятнадцать... Кто же это?

Человек со шрамами на лице тоже смотрел на Константина с недоверием. У него во взгляде появилось какое-то напряжение.

Он повернулся к Наташе и уточнил:

– Это Панфилов? Константин Петрович Панфилов?

И, повернувшись к Константину лицом, спросил уже с вызовом, глядя ему прямо в глаза:

– Жиган?

Константин усмехнулся. Вот оно что. Все дело в пластической операции, которую он сделал недавно, пытаясь спастись от преследовавшего его прошлого. Из этой затеи ничего не вышло, прошлое вновь догнало его, но на прежнего Жигана он действительно теперь не похож.

– Тебя тоже узнать трудно, – сказал Константин. – Я в Запрудном всех знаю... Может быть, представишься?

– Меня звали Куршаком, пока в армию не ушел... – сказал человек у дверей.

– Иван! – воскликнул Константин. – Так ты жив, чудак? А мы тебя давно похоронили, еще в девяносто четвертом.

– Я-то жив, – ответил Иван. – Но тебя я не знаю.

– Наташа, – попросил Константин, – принеси ему мой портрет.

Наташа и сама сообразила, что Константина теперь и в самом деле не узнать тем, кто знал его раньше. Она разыскала рисунок, который сделал хирург, проводивший операцию. Панфилов был на нем нарисован точно таким, каким был прежде.

– Смотри, сравнивай, – протянул рисунок Ивану Константин и повернулся к нему в три четверти, точно так, как он был изображен на рисунке.

Иван рассматривал рисунок минуты три, то и дело бросая взгляды на Константина. Потом почесал в затылке и произнес сомневающимся тоном:

– Черт его знает! Вроде похож, когда на рисунок смотришь. А как только глаза отведешь – не похож!

– Ну ладно, – вздохнул Константин. – А хочешь, расскажу, как ты впервые нос сломал? Это послужит доказательством?

Когда Иван Куршаков был еще совсем сопливым пацаном, он увязался с «большими», то есть подростками, подсматривать в женскую баню. Когда разгневанные купальщицы плеснули на них со второго этажа кипятком, он так рванул, ничего не видя перед собой, что врезался носом в забор. Ему потом года два эту историю припоминали.

Иван замахал руками и смущенно посмотрел на Наташу.

– Нет! Не надо! Верю! Не рассказывай. Ты прав, меня и самого трудно узнать.

* * *

А познакомилась с Иваном Наташа, когда разыскивала героя для своей следующей телепередачи «Глазами очевидца» и вышла на него в Союзе ветеранов чеченской войны или, сокращенно, СВЧВ. Командир танкового экипажа Иван Куршаков всего несколько недель назад бежал из чеченского плена, в котором провел три года, и Наташа надеялась, что его рассказ о жизни русских рабов в Чечне окажется достаточно интересным, чтобы на этом построить очередной выпуск телевизионной передачи.

Рассказ и в самом деле был интересен, но видеоряда под него не было никакого, кроме архивных кадров, уже не раз использованных в других передачах. Наташа попыталась все же предложить идею передачи главному редактору программы, но тот ее и слушать не захотел. Возможно, причина отказа была и не в отсутствии актуального видеоряда, а в сегодняшнем положении в самой Чечне. Организованный ФСБ информационный центр, не осуществляя напрямую цензуры, контролировал тем не менее выпуск аналитических программ на чеченскую тему. Но такой контроль осуществлялся на уровне руководства телеканалами, и до Наташи доходили только отголоски. Ее сюжет не утвердили.

Иван нисколько не расстроился, когда Наташа сообщила ему, что передачу о Чечне ей сделать не удастся. Он и не стремился на телеэкран. У Ивана, как и у Константина, было заметно стремление к скрытности и одиночеству, вероятно, долгая жизнь в плену, который он называл не иначе как рабством, воспитала в нем эти качества.

Наташа извинилась перед ним и собралась повесить телефонную трубку, но, уже практически прощаясь, спросила, что он собирается делать дальше? Просто так спросила, скорее из вежливости.

Иван, немного помолчав, сообщил, что собирается перебраться из Москвы в Запрудный. Тут она и выдала ему, что знает человека по имени Константин и он тоже из Запрудного.

Иван долго не мог поверить, что она говорит о Константине Панфилове, человеке, очень хорошо известном в Запрудном. Но когда поверил, тут же загорелся желанием его увидеть.

И не только потому, что долго не видел своих земляков, тем более что многие его погодки разбрелись по зонам и кладбищам. Была у него одна проблема, решить которую в одиночку он не мог. Не знал даже, как к ней подступиться.

Сообщение о том, что где-то рядом находится Константин Панфилов, легендарный Жиган, одно имя которого когда-то усмиряло самых крутых в Запрудном, показалось ему чудесным решением проблемы. Он попросил Наташу, чтобы она отвела его к Константину.

* * *

Новости, обрушившейся на него, Константин не поверил. Но Иван смотрел на него абсолютно серьезно, в глазах у него не было и признака иронии, не искрились лукавые змейки, по которым Константин всегда понимал, что человек решил над ним подшутить.

Да и потом – разве можно было этим шутить!

– Стоп! – сказал Константин, обрывая Ивана, который не понял, что ошеломил приятеля информацией. – Давай сначала и помедленней, – продолжал Константин. – Не трещи, как сорока на заборе.

Иван не обиделся. Он сам точно так же долго не мог спокойно реагировать на известие, которое только что сообщил Константину.

– Повторяю, – произнес он спокойно и медленно, как и просил Константин. – Из отряда «Зеленое знамя» в Запрудный послана группа боевиков. Их цель – террористический акт с максимально большими жертвами. Времени и места, где произойдет взрыв, я не знаю, да они и сами его тогда не знали... Думаю, что сейчас они уже в Запрудном и готовят взрыв.

– Ты не мог ошибиться? – продолжал сомневаться Константин. – Почему именно Запрудный?

– Откуда же я знаю? – спокойно пожал плечами Иван. – Я, что ли, выбирал? Наверное, потому, что в Москве их прижали сильно. А там, думают, поменьше следят, городишко маленький, в МВД наверняка решили, что для террористов он интереса не представляет, значит, и контроля особого нет. Потом, вспомни, там же всегда была довольно сильная чеченская группировка. Наверняка кто-то из нее оказался в Чечне, вот и подал идею, город-то хорошо знает...

– А ты как обо всем этом узнал? – спросил Константин. – Не приснилось тебе все это?

– Не приснилось, – покачал головой Иван. – И не думай, что это такая уж тайна. Чеченцы об этом почти открыто говорят между собой, выясняют, кто из них круче. Там надо уши специально зажимать, чтобы случайно какой-нибудь военный секрет не узнать.

– Ты все-таки поподробней рассказывай, – настаивал Константин. – Как тебе стало известно об этом взрыве в Запрудном?

– Да просто очень! – начал слегка кипятиться Иван. – Мой хозяин продал меня в другое селение, деньги ему срочно понадобились, сына женить. Нас пригнали вниз, в долину, и посадили в подвал, меня и еще двух парней, солдат-первогодков из Майкопа. Утром заставили работать, – крыть крышу в недостроенном доме. Оказалось, что нас купил один из боевиков, рассчитывая выгодно перепродать, а пока мы должны были работать. У меня, наверное, на лице написано было, что я только и думаю, как сбежать, да и пареньки, с которыми мы вместе вкалывали, тоже глазами по сторонам зыркали. Поэтому на работу нас посылали всегда только со сторожем, с «пастухом», как мы его называли. Сидеть весь день ему около нас скучно, сам понимаешь, он то и дело болтать с кем-нибудь принимался... Я помню, мы как раз кровлю крыли, над укрытием велено было сарай построить для отвода глаз. Я лист шифера прибил и сижу жду, когда мне новый пацаны принесут... А «пастух» наш в это время кого-то увидел вдалеке и кричит по-своему: «Иди сюда, мол, покурим, я угощаю». Я немного понимать стал, пока на них горбатился. И устраиваются они прямо подо мной, курить, значит. Я сижу, отдыхаю. И тут чеченец, который к «пастуху» нашему подошел, говорит на чистом русском, – уезжаю, мол, скоро, домой, на родину. И посмеивается при этом... Я сижу. Заинтересовался, правда, что за русский, но я и раньше знал, что в этом отряде русские есть... И тут он говорит, – в Запрудный, мол, уезжаю! И объясняет еще, что это рядом с Москвой, ну и что город, мол, небольшой. Я, честно скажу, чуть с крыши не упал. Затаился и жду, что он дальше скажет. Щели ни одной в шифере нет, посмотреть, что за «земляк» у меня среди боевиков объявился, невозможно, остается только подслушивать. А чеченец, «пастух»-то наш, вдруг его спрашивает – не жалко, мол, взрывать? Он в ответ рассмеялся со злостью и говорит – жалко будет, говорит, если мало на тот свет отправлю. Тут до меня дошло, наконец, что это он говорит о том, что в Запрудном взрыв поедет устраивать. Первая мысль – спрыгнуть с крыши и задушить его голыми руками, тварь поганую! Но удержался, сообразил, что больше двоих мне задушить не удастся, а группу в любом случае в Россию отправят, не в Запрудный, так еще куда. Нет, думаю, пусть они именно в Запрудный едут! По крайней мере, известно, где их ловить. Единственное, чего я теперь хотел, – это на лицо этого «землячка» взглянуть, чтобы знать, кого в Запрудном в гости ждать. А в том, что я теперь сбегу обязательно, и скоро сбегу, я уже не сомневался. Не мог я, зная такое, оставаться там, в Чечне.

– Это не могло быть... – Константин хотел сказать «шуткой», но понял, что это был бы полный абсурд, – ...хвастовством каким-нибудь? Враньем элементарным?

– Могло, – кивнул Иван. – А могло и не быть! Что? Голосованием этот вопрос решать будем? А потом дожидаться – взорвут в Запрудном многоэтажку или не взорвут? Так, что ли?

– Да ладно, не лезь в бочку! – прикрикнул на него Константин. – Сам понимаю, что приходится верить, другого выхода нет... Рассмотрел ты его, нашего «земляка»?

– Рассмотрел, – кивнул Иван, – но толку от этого никакого. Я не знаю его совершенно... Просто первый раз видел. И рожа самая обычная – борода черная, глаза навыкате, бешеные, острый нос вперед торчит... Там все друг на друга похожи.

– Узнать его сможешь? – спросил Константин.

– Если не побреется, попробую, – буркнул в ответ Иван. – Говорят же тебе – все одинаковые они там.

* * *

В комнату, где они разговаривали, вошла Наташа и сразу же уловила напряжение, которое застыло в воздухе.

– Завтракать будете, спорщики? – спросила она. – Столько лет не виделись и уже опять какие-то проблемы решаете. Что случилось-то?

Константин ничего не ответил. Иван посмотрел на него немного растерянно, не зная, нужно ли Наташе рассказывать все то, о чем он только что рассказал Константину.

– Да мы и не спорим вовсе, – как-то по-детски начал он оправдываться. – Просто обсуждали одну проблему.

Константин поднял голову.

– Иван привез невеселые новости из Чечни, – сказал он, глядя на Наташу. – В Запрудном готовится взрыв, наподобие тех, что были в Москве. Похоже, придется поверить, что это не выдумка и не дезинформация.