Kitobni o'qish: «Другие. Бессмертный взвод»

Shrift:

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Глава 1

После того как группа майора Стольникова оказалась отрезанной от большой земли и застряла в Другой Чечне, прошло две недели. Полковник Ждан, человек Аль-Каиды, не спал ночами. Большую часть суток он использовал на поиск разведчиков, но наступал вечер, и Ждан с отчаянием вынужден был смиряться с неприятной мыслью. Да, Стольников неуловим. На полковника все сильнее давили руководители исламистского движения, но ни о какой подготовке к операциям на территории России и за ее пределами не могло идти и речи. Пока на запретной территории действовала разведгруппа, возглавляемая одним из лучших командиров минувшей чеченской войны, любой план находился под угрозой провала. Восток кипел, Россия упрямо завоевывала политический авторитет, утраченный за последние десятилетия, Афганистан и Ирак, напротив, затихали. Для решения задачи по исламизации материка требовалась новая политика, и уже просто смешно было слушать доклады полковника о том, что дело стоит. Восемь русских военных, оставленных в Другой Чечне умирать, наотрез отказывались предоставлять подтверждение своей гибели. Не было найдено ни трупов, ни доказательств, что кто-либо видел таковые.

Полковник Бегашвили, отказавшийся сотрудничать и оставшийся на стороне погибшего генерал-полковника Зубова, по-прежнему находился в тюрьме «Мираж». Для него и десятка неверных, пренебрегших делом ислама, была выделена одна общая камера. Прежде таковых в «Мираже» не имелось, так как изначально было задумано содержать пленников в одиночках. И тогда Каримов, главная опора Ждана в этой тюрьме, велел организовать для федералов одну большую камеру. Ради этого был освобожден от излишних удобств туалет, которым пользовался персонал. Снесены перегородки кабинок, отключены вентиляция и внутренний свет. Туда-то и поместили полковника Бегашвили, бывшего командира батальона при НИИ, и десяток его людей, офицеров и солдат.

Все было готово к операциям на Северном Кавказе. И только группа Стольникова препятствовала реализации великих дел.

А как удачно складывалось дело! Почти все, кто побывал в Другой Чечне в мае двухтысячного года, были собраны в одном месте и загнаны в ловушку. В ней оказались заперты едва ли не все свидетели самого факта существования Другой Чечни. Исключение составляли двое: старший лейтенант Пловцов, штурман вертолетного полка, дислоцировавшегося в начале двухтысячных в Грозном, и сержант Крикунов. Они не вышли к месту сбора, объявленному Стольниковым, не появились и тогда, когда группу собирал Зубов.

Да, самое главное в том, что в Другую Чечню вместе со Стольниковым отправился генерал-полковник Зубов! Начальник Управления исполнения наказаний на Северном Кавказе и тюрьмы «Мираж», самый информированный о Другой Чечне человек – он добровольно отправился в западню вместе с приговоренным к смерти Стольниковым и его людьми! Что могло быть лучше для Ждана, уже назначенного наместником этой территории, пока еще никому не известной?

Зубов погиб. Люди убитого Вакуленко, взятые под командование майором Смышляевым, отыскали место последнего привала разведгруппы, а неподалеку от него – могилу. В ней лежал генерал Зубов, череп которого был разбит пистолетной пулей. Ждан понял, что тут приключилось. Зубов догадался, что вакцина, которой прививались жители поселка Южный Стан, стала действовать и на него, и покончил с собой. Рация, находящаяся при нем и игравшая роль маячка, лежала рядом с могилой. Кто-то раздавил ее каблуком армейского ботинка. Конечно, Стольников.

После визита Стольникова в НИИ, когда карты были открыты и таиться уже не имело смысла, Ждан был уверен в том, что возвращение этого героя в Другую Чечню означает его гибель. Территория кишела разбежавшимися потерянными, оставалось немало и солдат Вакуленко. Западная часть контролировалась боевиками, засевшими в «Мираже». Эта местность не годилась для постоянного проживания. Дичи мало, вода, правда, есть, но нельзя же месяцами жить только ею и верой в скорое освобождение!

«Главное, чтобы он не повел людей на север», – с тревогой думал Ждан.

Когда полковник понял, что Стольников жив и умирать не собирается, он решил действовать. Давление на наместника Другой Чечни, Священной территории Аллаха, стало непереносимым. С разведгруппой пора было кончать. Свято место пусто не бывает. Сегодня ты наместник Аль-Каиды на Священной территории Аллаха, а завтра – нукер или покойник. Люди, стоящие над Жданом, готовы были платить огромные деньги за исполнительность. Но им ничего не стоило и перерезать ему горло за отсутствие или недостаточность таковой. Ждан сообразил, что его будущее зависит только от того, как скоро он покончит со Стольниковым и его людьми, застрявшими костью в горле. Он настроился на действие.

И еще, конечно же, Ирина…

Две недели она жила в квартире отца в военном городке при НИИ и уезжать, по-видимому, не собиралась. Да и кто бы ей теперь позволил?! Еще пятнадцать дней назад Ждан готов был силой выгнать ее за территорию. Именно на этом и строился план распространения информации о Другой Чечне. Но теперь ситуация изменилась. Ждан выяснил, что в Другой Чечне есть нечто посильнее керия и величественнее идеи исламизации материка. Сейчас дочери генерала Зубова за пределами Чечни делать нечего. Слишком велик риск.

Ждан хотел отправить ее восвояси. Немало сил он потратил и на то, чтобы отказаться от близости с этой женщиной. Совсем недавно полковник готов был просить у генерала Зубова руки дочери, но наступили времена, когда пришлось выбирать. Решение было принято не в пользу девушки. Ждан формально отказался от нее, но фактически никак не мог заставить себя забыть Ирину. Его тянуло к ней так же неудержимо, как паром стремится к берегу. Сверху еще не прозвучала команда «убей», но полковник не сомневался в том, что скоро это случится. Он знал крутой нрав генеральской дочери и не решался силой выдворить ее из Ведено. Никто не мог предсказать, что она сделает в этом случае. Вдруг взбудоражит общественность, и со всех концов света нагрянут репортеры? Ждану ничего не стоило возбудить интерес девушки к Другой Чечне, когда та о ней еще ничего не знала. Что же она сделает, когда начнет мстить?

Смерть отца девушка переживала глубоко, но без истерик. Ждан заметил, что она не убивалась настолько, чтобы потерять разум. Он знал истинную причину такой сдержанности. В Другой Чечне находился Стольников. Человек, перешедший дорогу Ждану во всех смыслах. Утратив отца, Ирина ждала возвращения дорогого ей мужчины.

Ждан не хотел рисковать. Нужно выжидать, не совершать опрометчивых поступков. Ирина будет с ним. Главное, разобраться со Стольниковым и уберечь девушку от тех, кто поставил полковника наместничать на Священной земле Аллаха.

Надо успеть найти то, на поиски чего потрачено уже более двух лет.

Мысль о том, что русский не может вечно исполнять роль жертвы, Ждану в голову, разумеется, приходила. Он при власти на Священной земле, покуда не решен вопрос с неуловимым майором-разведчиком. Полковник был достаточно умен, чтобы понимать – русскому нечего делать на Священной земле. Как только Ждан своими руками сделает всю черную работу, его место уже внутри Другой Чечни займет настоящий исламист. Из тех правоверных, которые готовы жечь города и резать крещеных детей. Ждан знал, что случится, когда его роль загонщика и чистильщика будет сыграна. В физике существует такое понятие: «точка росы». Как только соединение холодного и горячего становится непереносимым для обеих сторон, возникает влага. Она губит дома, заставляет болеть и умирать все живое. Точка росы для него – гибель группы Стольникова. Нужно будет позаботиться о себе и Ирине к той минуте, когда холодное соединится с горячим.

Сорок миллионов долларов в зарубежных банках, три дома на Средиземном море, инвестиции в арабское строительство в Дубаи. Аль-Каида хорошо платит людям, готовым ей служить. Тем, разумеется, слово которых имеет какое-то значение в России. Ждан входил в число этих избранных. До тех пор, пока его хозяева не придут к обратному выводу.

Полковник знал, что обратной дороги нет. Стольников не простит смерти Зубова. Этот герой будет мстить до конца. Даже умирая, он станет грозить расправой в лучшем мире и исполнит свое обещание. Так что даже райские кущи Ждан теперь рассматривал не иначе как место встречи с майором. Кругом таилась опасность, но ведь несколько лет назад полковник сам выбрал такую жизнь. Он принял правила игры и теперь, как человек здравомыслящий, ни о чем не жалел. Главное, вовремя уйти. Доделав все дела и освободившись от колпака, которым до сей поры был прикрыт. Он сумеет это сделать. Но прежде надо уничтожить Стольникова. Встреча с майором на небе полковника пугала не так сильно, как свидание с ним на земле.

Ждан ожидал попытки прорыва разведгруппы через центральный вход. Предусмотрев такую возможность, он установил в холле круглосуточное дежурство взвода охраны лабиринта. Тридцать человек, вооруженные огнеметами, автоматическими гранатометами и ротными пулеметами, ожидали встречи с разведчиками, готовыми прорваться в привычный мир из Другой Чечни. Но Стольников не появлялся. Прошел день, второй, третий, и Ждану стало ясно – майор увел своих людей в глубь территории, чтобы принять решение. Одному Аллаху известно, что теперь ждать от него.

Ждан вмял в пепельницу окурок, сел в кресло и прошептал:

– Думаю, Аллаху тоже неизвестно, что решил этот майор.

Шел тринадцатый день. За все это время о майоре Стольникове не было слышно абсолютно ничего. Ни боевики Каримова в «Мираже», ни люди майора Смышляева за почти две недели, что минули с момента последнего боя, не могли утверждать с уверенностью, живы Стольников и его люди или нет. Это были самые тяжелые дни. Каждый вечер со Жданом связывался резидент Аль-Каиды. Ждать больше было нельзя.

– Почему он не пытается выйти из Священной земли?

– Потому что не идиот, – отвечал Ждан.

– Чего же ждет этот майор? Не намеревается же он прожить там до старости?

– О старости он и не думает.

– А о чем он думает? Скажи мне, русский полковник!

– Прежде всего о том, как отрезать голову всем тем, кто повинен в смерти близких ему людей.

– Так найди и убей его! Мы больше не можем ждать! Или голова слетит с твоих плеч!

– А чью голову вы поставите сюда? Кто-то умеет управлять организмом НИИ? Или, быть может, знает о Другой Чечне больше меня?

– Если глупый русский лейтенант космических войск сумел стать наместником Священной земли, значит, его может сменить любой образованный правоверный мусульманин. Не забывай об этом, полковник. Мы дали тебе все. Ты не хочешь поделиться даже малостью.

– Я поделюсь. Обещаю.

– Когда?

– Дайте мне время.

– Хорошо, полковник Ждан. Мы даем тебе время – три дня. Если через семьдесят два часа ты не доложишь об уничтожении людей Стольникова и не покажешь нам их трупы, то тебе придется передать дела своему преемнику.

Ждан знал, что это значит. Ибрагимов, его тень, темным визирем ходил вокруг кабинета своего начальника.

«Ибрагимов!.. – подумал Ждан. – Что он умеет кроме поджога домов и вырезания их жителей?»

– Не беспокойтесь, эта задача будет решена, – подтвердил он.

– Надеемся. Потому что не хотим терять человека, в которого вложено столько… – несколько секунд в трубке висела тишина, а после Ждан услышал дикий, пропитанный бешенством крик: – Столько бабла и внимания, мать твою, сука!.. Выполни задачу и властвуй на Священной земле! А если нет – я лично приду за тобой!

Ждан спокойно положил трубку. Время точки росы было обозначено несколько секунд назад. За трое суток нужно сделать очень многое. Но в первую очередь – найти и придушить разведгруппу, исчезнувшую в Другой Чечне.

Да, над ним нависла реальная угроза, но больнее всего он страшился не расправы со стороны работодателей. Ждан боялся, что не успеет завершить дело, которое могло бы стать главным в его жизни. Два года назад он узнал об Источнике. Его поиск был смыслом жизни в течение последних двух лет.

Ждан открыл сейф, вынул из него телефон космической связи, вставил в него новую батарею, быстро сменил настройки и нажал на вызов.

– Я слушаю, – донеслось из аппарата через минуту.

– Ты что, где-то оставляешь телефон? – спросил Ждан.

– Нет, просто порезался и заклеивал рану пластырем.

– Как дела?

– Я обследовал квадрат тридцать шесть – шестьдесят, но ничего не обнаружил.

– С такими темпами ты найдешь Источник через пятьдесят лет!

– Я остался один и вряд ли могу делать здесь то, что не под силу сотне археологов!

Ждан стиснул зубы и сбавил обороты. В конце концов, тот человек, который говорил с ним, был прав. Он не пиво в баре пьет. Там нет баров, женщин и вообще ничего такого, что могло бы отвлечь от работы.

– Но ты можешь порадовать меня хоть чем-то?

– Послушай!.. После исчезновения напарника я облазил с приборами тысячи мест и уже начал сходить с ума! Три дня назад я рискнул войти в Город и чуть не ополоумел за полчаса поиска! У меня мало медикаментов, патроны на исходе, я забыл, как выглядит постель и звучит женский голос. Мне нужен отдых, понимаешь?

Ждан убрал аппарат от головы, беззвучно выругался, успокоился, снова поднес телефон к уху и сказал:

– Я понимаю, как тебе трудно. Но если Источник будет обнаружен, то все твои муки окупятся сторицей. Ты нашел записи второго? Ну не мог же человек два года назад так потеряться, чтобы ты ходил по этим местам и не обнаружил ничего, что свидетельствовало бы о его смерти!

– Я подумал…

– Что? – встрепенулся Ждан.

– А если он нашел Источник и исчез вместе с ним?

В глазах полковника потемнело. Он почувствовал, как в груди перевернулось сердце.

– Никогда!.. Никогда не смей говорить это! Ты слышишь?!

– Да-да, конечно. Просто я рассматриваю варианты.

– Это не вариант! Ищи Источник! Он еще никем не потревожен, я верю в это!

– Хорошо, что у тебя есть вера, приятель, – ответил человек. – А у меня ее почти уже нет.

– Ищи, я прошу тебя. Не могу послать тебе напарника, пойми меня…

– Понимаю. – Собеседник полковника чуть помолчал. – Пусть доставят в мою пещерку мясных консервов, воды и вещей потеплее. Я чертовски обносился с этим проклятым держи-деревом, а ночи становятся все прохладнее. Да, еще пару легких кроссовок.

– Я все сделаю. Ты только ищи.

Разговор завершился. Ждан убрал настройки и уложил телефон в сейф, предварительно вынув из него аккумулятор.

Работа шла, но результатов не было. Их отсутствие пугало полковника больше, чем угроза людей из исламистского центра.

Глава 2

Заложив руки за голову, Жулин лежал на спине и наблюдал за тем, как Маслов маскировал признаки костра, пылавшего совсем недавно. Придраться было не к чему, поэтому он сухой травинкой выковыривал из зубов змеиное мясо и молчал. Стольникова это устраивало. Молчаливый прапорщик Жулин – это покой и тишина. Но стоило ему разговориться, и день превращался в бесконечность. Заставить его замолчать мог только Стольников или выход на задание.

Уже две недели группа перемещалась по Другой Чечне, не удаляясь от входа в лабиринт более чем на десять километров. Это расстояние позволяло чувствовать себя в безопасности от боевиков, обосновавшихся в «Мираже», и от людей Вакуленко. Стольников не знал, кто теперь командовал полутора сотнями людей Ждана, переодетых в форму грузинского спецназа. Да и нужды в этом не было. Какая разница – кто?

Несколько раз и только по ночам группа натыкалась на потерянных. Обычно все заканчивалось несколькими выстрелами, после которых одна тварь падала, а остальные разбегались. Но однажды потерянные подкрались так бесшумно, что Ключникову и Айдарову пришлось схватиться с ними врукопашную. Неизвестно, чем закончилась бы драка, если бы разведчики не проснулись. В результате этой схватки рука Ключникова оказалась прокушенной.

– Я не превращусь в потерянного? – спросил он санинструктора Ермоловича, но ответа не получил.

Медик вводил бойцу сыворотку от столбняка. Ключников заглядывал ему в лицо то сбоку, то снизу и настырно повторял вопрос.

– Да ни в кого ты не превратишься! – разозлился Ермолович, вытягивая иглу из разведчика и обретая дар речи.

Шприц он тут же вставил в податливую землю и утопил в ней каблуком, подальше от чужих глаз.

– Тебя же не упырь кусанул!

– А похож на упыря!..

Патронов оставалось по четыре магазина на каждый автомат и три для «Винтореза» Айдарова. Пищу приходилось добывать часами. Прожорливые потерянные, разбежавшиеся из вольера, устроенного в поселке Южный Стан, съедали на своем пути все, что попадалось им на глаза. Группа часто натыкалась на обглоданные кости, разбросанные в радиусе как минимум десяти метров, клочки шкур лис и шакалов. Однажды была найдена косуля. Вернее говоря, то, что от нее осталось – рога, копыта и ребра, словно отполированные наждачной бумагой.

Основной рацион Стольникова и его людей составляли змеи и зайцы, которых тут было в изобилии. Гадюк и полозов потерянные, по всей видимости, боялись, а угнаться за ушастыми не могли. Куда легче стадом в десять-двадцать особей загнать косулю. Таким вот образом вся дичь Другой Чечни была расписана между бойцами и потерянными. Справедливым такой дележ назвать было нельзя.

Змей и зайцев Саша привык есть давно, в середине девяностых, когда только прибыл на службу на Кавказ. Змеи – вкуснейшее блюдо, если приготовить их правильно. Главное, не разрезать желчный пузырь. Надо отрубить гаду голову и чулком спустить кожу. Вынуть внутренности, промыть, порезать. Потом остается только выбрать, в каком виде съесть. Змеиное мясо, поджаренное на подсолнечном масле, напоминает курятину. Вареное удивительно похоже на рыбу. Теперь же и выбирать не приходилось. Стольников вел группу вдоль берега реки, не приближаясь к воде менее чем на триста метров. В случае необходимости наполнить фляги можно было в ручьях, которых здесь имелось великое множество. Змеятина, варенная без соли, уже порядком надоела, но это был единственный источник животного белка, если не брать во внимание немногих подстреленных зайцев.

– Мы в раю, господа, – сказал Стольников, располагаясь рядом с Жулиным. – Все условия для приобщения к здоровому образу жизни. Сигарет, кофе, соли и сахара у нас нет. Мясо только вареное, что исключает панкреатиты и гастриты. Вода чистая, солнце ясное. Наслаждайтесь, пока есть возможность.

– Если бы сюда доставить кусок мыла, то я и не торопился бы свалить куда подальше, – заметил Жулин.

– Зато сколько драйва! Засыпаешь и ждешь, когда на тебя прыгнет потерянный. Сплав по алтайским речушкам – детский сад, Олег! Вот где настоящая жизнь!

Никто не спрашивал, что задумал Стольников. Привычка молчать вместе с командиром давно устоялась в этих немолодых уже людях. Они знали друг друга треть жизни и менять привычки не собирались. Придет время, и майор скажет, что нужно делать.

Последние два дня их перемещения носили спокойный характер. Потерянные бойцов не беспокоили, боевиков и людей в грузинской форме в поле зрения цейсовской оптики Сашиного бинокля замечено не было. Но до этого не реже одного раза в трое суток он видел, как появлялся на горизонте армейский «зилок» с тентом. Он исчезал в ложбинах, снова всплывал на холме и уходил за горизонт. Саша был уверен в том, что их группу искали. Лучшие люди спецназа покойного Вакуленко рыскали, выискивая следы разведчиков. Это и заставляло людей Стольникова двигаться, заметать следы и закапывать даже спички.

В поддень солнце раскаляло землю как сковороду, и тогда Стольников уводил людей в «зеленку». Там, в тени, они пережидали несколько часов, переговариваясь и дремля, а после снова двигались. Казалось, этим переходам конца не будет.

Они расположились у подножия высоты, густо поросшей деревьями. Вошли в лесок метров на тридцать, оценили прохладу, почувствовали нешуточную истому и опустились на землю.

– Саша, у меня осталась одна трофейная «эфка». Пойду-ка от греха подальше растяжку поставлю. А будет все нормально, сниму перед уходом, – проговорил прапорщик Жулин.

– Только быстро, – согласился Стольников, поглядывая на небо.

Солнце едва преодолело зенит, день обещал быть бесконечным. Как, впрочем, и все предыдущие.

Углубившись в лес на сотню метров, прапорщик вынул из кармана моток стальной проволоки и гранату Ф-1, встал на колено, осмотрелся и прикрутил ребристую «лимонку» к стволу деревца. Потом он выбрал ветку метрах в десяти правее, примотал к ней один конец проволоки, слегка натянул ее, прижал чеку к корпусу гранаты и вынул усики. Жулин зубами выпрямил их, ими же прикрутил к концу стальной нити и вставил обратно во взрыватель. Проволока оказалась натянутой на высоте десяти-пятнадцати сантиметров над землей, утонув в траве. Осталось только тронуть ее ногой. Разогнутые усики легко выйдут из гнезда, и невнимательному ходоку будет дано аж три целых две десятых секунды на то, чтобы упасть на землю.

Жулин еще раз осмотрелся. Если незваный гость спустится с холма, то он обязательно пойдет между этих двух деревьев, потому что справа и слева от них густеют заросли. Трещать сучьями никто не будет.

Он вернулся, растянулся на траве и, к великому неудовольствию Стольникова, заговорил:

– Помню, учился с нами науке освобождать оккупированные территории некий Дима. Фамилии его называть не буду, скорее всего, жив человек, так что пусть ему не икается. Ну вот, в одно прекрасное сентябрьское утро, перед занятиями по тактике, отправился данный военнослужащий за картами. Три года он беспристрастно и ответственно справлялся с должностью их разносчика. Перед каждым полевым занятием он убывал в секретную часть, где ему торжественно, под роспись, конечно, вручали топографические карты, выпущенные еще году этак в сороковом. Ясен пень, секретности в них оставалось, как сала на собаке. Это был скорее постапокалиптический чертеж, на фоне которого мы должны были заниматься сталкерятиной с всамделишными автоматами и в сапогах. Так нам прививали любовь к военным тайнам. Мы выходили в сибирские просторы, играли там в карточную игру под названием «Синие дрючат красных и отходят», но самым решительным образом не могли привязаться к местности. Окажись такая карта в руках хана Кучума, быть бы Новосибирску столицей Африки. Многие во время тех занятий морально истощились и потеряли веру в непобедимость Красной Армии. Особенно те, кто был силой взят из аула в качестве будущих курсантов военно-политического училища. Они клялись хлебом, что еще никогда в жизни им не приходилось самоопределяться в пространстве, где снег при ходьбе заваливается за воротник даже в отсутствие пурги.

– Подожди, дорогой!.. – привстал на локте Мамаев. – Какое военно-политическое училище? Ты чего там плетешь, прапор?

Стольников рассмеялся. Биография прапорщика Жулина была ему хорошо известна.

– Это я сейчас прапорщик, – не обижаясь, пояснил Жулин. – Но два года учился в военном училище. Пока не выперли.

– А за что выперли-то? – поинтересовался Ключников.

– За драку его выперли, – пояснил Стольников. – На втором курсе в кабаке какому-то нефтянику морду набил, а чтобы остальные не дергались, воткнул в столешницу ножку стула.

– Как это – воткнул? – Мамаев похлопал глазами.

– Вот так и воткнул. А потом сжал зубами стакан и начал стеклом хрустеть. Приехали менты, и учеба Жулина закончилась. Тем, кто ест стекло, не место среди офицеров. Хотели в психушку отправить, но начальник училища смилостивился и отослал его в войска. Потом Олег подался в училище прапорщиков. Они стекло жевать любят.

– Я как раз о похожем случае и хочу рассказать.

Спать всем расхотелось.

– Так вот, после занятий секретные карты, исчирканные окоченевшими руками, помещались в секретнейший же чемодан, который опечатывался секретной печатью. Секретчик Дима уносил его в секретную часть, чтобы секретные люди секретно уничтожили эти секретности. Ходили дикие слухи, что карты сжигались, чтобы, упаси господи, не оказались они в руках агентов западных контрразведок. Моя бы воля, я бы им специально тот чемодан подбросил. По этим картам да с нашими-то пометками вероятные враги сорок лет наступали бы спиралью и появились бы не у Москвы, а у Шпицбергена. Белые медведи откусили бы им жопы, а остатки мозга вдолбили бы полярные куропатки.

– Ты, я вижу, до сих пор зол на те карты? – тихо спросил Айдаров.

Все хохотнули, а Жулин сделал вид, что его это не интересует, и продолжил излагать свою сагу:

– Так вот, в восемь десять ушел Дима в секретную часть за картами и, короче, не вернулся. То есть вернулся, конечно, но не к восьми тридцати, а к четырнадцати ноль-ноль. В руке его был секретный чемодан, битком набитый секретными, стало быть, картами. Преподаватель тактики подполковник Мордвинов поднимать шухер не стал, ибо сам когда-то был курсантом. Но после занятий стало ясно, что шухер поднимать придется. Ибо пропал будущий офицер. Это во-вторых. С чемоданом секретных, мать-перемать их, карт. Это во-первых. Лишь за минуту до сбора всего училища по тревоге пропажа объявилась и доложила, что утром, отправившись из учебной части в казарму, оказалась во власти нереально черных дыр. Мы потребовали дополнительных объяснений, так как оргазм в самоволках тоже испытывали, но ни разу не использовали для этого чемодан с секретными картами. Ведь у нас есть шесть курсантов, претендующих на золотую медаль, а инопланетяне с попой вместо головы останавливают свой выбор на том, кто в слове «рекогносцировка» делает семнадцать ошибков.

– Ошибок, – поправил Ермолович.

– Да какая разница. В качестве доказательства Дима предъявил упоительно сиреневую гематому под глазом и ожог второй степени на правой длани. Реконструируя былое, астронавт вспомнил, что прежде всего его свалил на сырую землю удар по лицу. Когда он очнулся, обнаружил себя в стремительном летательном аппарате явно импортного производства с мигающими лампочками. В свете этой цветомузыки к его курсантскому запястью какая-то скользкая тварь, явно пидор по жизни и прихвостень империализма, прилаживала электрод. К советскому запястью капиталистический электрод не приклеивался, и тогда тварь приварила его автогеном. Потом Дима странствовал в дальних мирах, видел их перекрестки и закачивался по самую ватерлинию данными о вооруженных силах разных планет. Ну и, конечно, куда без этого, наблюдал за нами, стареющими и вяло двигающимися по службе. Сверху, разумеется. И так десять лет.

– А чего вернулся?

– Бежал, – объяснил Жулин. – Но лучше бы остался там. Пришельца отправили в медсанчасть, дав ему сопровождение. «Чтобы опять не унесли», – пояснил нам подполковник Мордвинов. Астронавт попал в распоряжение майора-начмеда по кличке Пиночет, популярного тем, что он частенько переживал мгновения гневного затмения. Сей доктор отлавливал курсантов, курящих у медсанчасти, и заставлял их сжирать бычки прямо так, непотушенными. Нужно ли говорить, что Диму он быстро поставил на ноги! Говорят, начмед хотел ложкой и отверткой сделать больному лоботомию, узнав, что с высоты пятисот тысяч километров было хорошо видно, что подполковника он так и не получил. Но Дима вовремя вспомнил, что это был не начмед, а начфин. В связи с появившимися смягчающими обстоятельствами Пиночет статус лечения понизил и повелел встромить аутлендеру по уколу пенициллина без новокаина в каждое полушарие. В ту ночь, говорят, не спала вся медсанчасть и еще десяток гражданских многоэтажек по соседству. Все были потрясены и смяты тем, как быстро Пиночет обучил Диму джиге. Есть такой ирландский танец.

– И что после с космонавтом было?

– Диму я больше не видел. Но, зная о ценности его персоны для внеземных цивилизаций, могу с уверенностью заявить, что сейчас он смотрит на меня и стучит инопланетным тварям о моей слабости – непреодолимой тяге к красивым умным женщинам. Так что в ближайшие месяцы мне придется сперва выяснять, что там у дамы внутри, и лишь потом вести ее в кафе или на выставку скульптур, изготовленных из некрашеных корней. Я патриот и просто так космическим хищникам не дамся.

Все медленно полегли на землю.

– Женщины, да еще и красивые!.. – с сарказмом выдавил Маслов. – Сейчас бы просто конфету. «Дюшес», леденцовую.

Еще семь секунд Стольников слышал только едва ощутимый стук молоточков в ушах. Кругом было тихо, как в раю.

А потом на поляну перед «зеленкой», трусливо поджимая хвост, выбежал шакал. Самый обычный, каких Стольников видал в Чечне десятки раз. Он заметил людей раньше, чем они его, встал в полусотне шагов от группы, разместившейся на траве, поднял морду и повел носом. Потом вдруг напрягся и прижал уши. Стольников заметил, как шерсть на спине животного слегка поднялась. Шакал замер.

«Он увидел не только нас», – понял Саша.

Вслед за этим случилось то, что заставило разведчиков забыть обо всем, кроме одного – где лежит оружие.

– В ружье!.. – прозвучал хриплый от волнения голос Жулина.

Саша вскочил на ноги и развернулся. «Зеленка», до этой минуты занятая вроде бы только его группой, ожила и выпустила из своей глубины боевиков, одетых в форму грузинского спецназа.

Люди убитого Вакуленко, руководимые кем-то из офицеров, оставшихся в живых, двигались по лесу полукругом, и майору была хорошо понятна цель этого движения. «Грузины» сжимали разведгруппу в кольцо.

– К бою!.. – прокричал Саша. – Одиночными – огонь!