Kitobni o'qish: «Бункер»
Часть первая
На дне Татарского пролива
Пролог
Восточная Пруссия; Кёнигсберг
Август 1944 года
Едва над бастионами и башнями равелинов Кёнигсберга взошло солнце, в небе над Танненвальде появился транспортный самолет в сопровождении звена истребителей. Сделав круг над северо-западной окраиной города, самолеты один за другим снизились, приближаясь к взлетно-посадочной полосе военного аэродрома…
Первым приземлился транспортник. Подвывая двигателями, он солидно подрулил к бетонному перрону и остановился в полусотне метров от трех блестевших новеньким лаком автомобилей.
Встречали самолет три человека в военной форме.
Чуть впереди остальных, старательно подобрав округлый живот, спешил гауляйтер и оберпрезидент Восточной Пруссии Эрих Кох.
По правую руку от него вышагивал сотрудник IVуправления РСХА и глава местной контрразведки штурмбаннфюрер СС Вальтер Кубицки.
Слева от гауляйтера держался сотрудник VI управления РСХА, уполномоченный SD III по району «Восток» штурмбаннфюрер СС Карл фон Залиш.
Разумеется, помимо трех высокопоставленных нацистов неподалеку дежурили несколько десятков вышколенных эсэсовцев, а сам аэродром по периметру был оцеплен солдатами лучшего пехотного батальона.
Не доходя пяти шагов до трапа, троица остановилась и вытянулась во фрунт, ожидая появления одного из вождей рейха…
Первыми из самолета вышли телохранители вождя и бессменный личный адъютант Гротман. За ними неспешно спустился незнакомец в новенькой форме с петлицами бригадефюрера СС. Он был высок, подтянут, темноволос; прямой нос имел небольшую горбинку, кожа лица, шеи и рук была бледна. Под прямоугольным подбородком поблескивал Рыцарский крест Железного креста с Дубовыми листьями. Спустившись на бетон, он сделал шаг в сторону и остановился.
И в этот момент в темном проеме появился главный пассажир транспортного самолета– рейхсфюрер СС и рейхсминистр внутренних дел Германии Генрих Гиммлер.
* * *
Новенький роскошный «Хорьх» с вымпелом рейхсфюрера ехал в голове внушительной вереницы из черных автомобилей; впереди него следовал лишь один автомобиль с опытной и натасканной личной охраной.
Позади осталось рыцарское имение Шарлоттенбург, впереди на фоне светлеющего неба показались башни западного форта. Колонна подъезжала к пригороду Кёнигсберга…
Официальной целью визита рейхсфюрера была инспекция многочисленного гарнизона и укреплений столицы Восточной Пруссии. На недавнем совещании в ставке Гитлер объявил Кёнигсберг городом-крепостью и потребовал удержать его любой ценой. Большинство солдат и офицеров не верили в то, что удержание Кёнигсберга и Замланда поможет выстоять другим провинциям Германии. Многие из местного гарнизона побывали в окружении и боялись вновь оказаться в его жестоких клещах. Именно поэтому наиболее важные объекты и участки обороны доверили надежным соединениям и подразделениям СС.
Вереница автомобилей въехала в город. Чуть отодвинув пальцем занавеску, Гиммлер взирал на проплывавшие за окном сонные кварталы…
Пустота тротуаров и дорог пугала.
«Маршрут оцеплен службой безопасности? или слишком ранний час?»– гадал рейхсфюрер. Ивдруг взгляд подслеповатых глаз наткнулся на цветной плакат, наклеенный на круглую уличную тумбу. На плакате был изображен красноармеец в буденновке. Зверски оскалив нездоровые зубы, он занес огромный кинжал над молодой немкой, прижимающей к груди ребенка. Протерев очки платком, Гиммлер вгляделся в серые однообразные здания… Двери и витрины магазинов были заколочены досками; на перекрестках высились противотанковые бетонные колпаки и баррикады из наполненных песком мешков; на трамвайных путях стояли пустые вагоны. А ближе к центру– на берегу Преголи, кирпичную стену замка прусских королей «украшала» выведенная готическим шрифтом надпись: «Слабая русская крепость Севастополь держалась 250 дней против непобедимой германской армии. Кёнигсберг– лучшая крепость Европы– не будет взят никогда».
Нервно задернув занавеску, рейхсфюрер уставился в бритый затылок личного адъютанта Гротмана. Обозревать город больше не хотелось. Да и головная машина с охраной начала притормаживать– колонна въехала на Кайзер-Вильгельм-платц, а небо впереди закрыла высокая остроконечная башня Королевского замка.
* * *
В замке Гиммлер провел всего полчаса, встретившись с первыми лицами восточной провинции и произнеся короткую зажигательную речь о готовности рейха поддержать в трудные дни жителей Пруссии и Кёнигсберга.
Покинув замок, он отправился с инспекцией по воинским частям и укрепленным районам. При этом мало кто из местных чиновников заметил отсутствие сухощавого бригадефюрера, прибывшего из Берлина. А тот тем временем в сопровождении двух сотрудников Главного управления имперской безопасности неспешно прохаживался по южному крылу замка…
Со стороны могло показаться, будто генерал-майор СС Кристиан Рауфф расслабленно прогуливается по музейным залам, любуясь многочисленными произведениями искусства. На самом деле цель его визита в замок как раз и состояла в инспекции многочисленных коллекций.
По стенам просторных залов были развешаны картины известных мастеров, под ними красовалась старинная мебель. В углах под лучами желтых ламп стояли скульптуры или этажерки с фарфором, фаянсом, хрусталем. Середину залов устроители странной выставки отдали драгоценностям из золота и серебра. Ювелирные шедевры ушедших эпох поблескивали под стеклами многочисленных витрин и привлекли особое внимание бригадефюрера.
Остановившись возле одной из них и достав из кармана увеличительное стекло, он долго рассматривал обширную коллекцию золотых украшений с россыпями драгоценных камней.
– Сколько это может стоить? – распрямился он, покончив с осмотром.
Штурмбаннфюрер фон Залиш приблизился на шаг и негромко пояснил, указывая на колье в центре экспозиции:
– Стоимость только этого украшения составляет более полумиллиона рейхсмарок…
Карл фон Залиш знал, что говорит. Являясь уполномоченным SD III по району «Восток», он объездил все подчиненные города и провинции: Данциг, Алленштайн, Тильзит, Торн, Бреслау, Катовиц, генерал-губернаторство… И везде его проворные люди сдавали по описям реквизированные ценности. Все до единой описи лежали в данный момент в черной кожаной папке, которую фон Залиш крепко держал в левой руке.
– Если же оценивать все собранные в южном крыле замка сокровища, – продолжал он, – то выйдет чуть более полутора миллиардов.
Рауфф протирал носовым платком увеличительное стекло. Услышав общую сумму, он на секунду замер. Затем медленно повернул голову и, прищурившись, смерил штурмбаннфюрера пронзительным взглядом.
– Я не ослышался? Чуть более полутора миллиардов рейхсмарок?
– Да, бригадефюрер, – вытянулся тот.
– Рейхсмарок?
– Рейхсмарок. Это исключительно в денежном выражении. Не учитывая культурной и исторической ценности собранного материала.
Тонкие губы генерала СС слегка изогнулись в довольной улыбке.
– Что ж, похвально, Карл, похвально. Где описи?
– Здесь, – протянул тот папку.
Кивнув, бригадефюрер забрал ее.
– Я ознакомлю рейхсфюрера с описью в самолете на обратном пути. А сейчас хотелось бы осмотреть приготовленный бункер.
Вопросами сохранности награбленных ценностей занимался штурмбаннфюрер СС Вальтер Кубицки– сотрудник IV управления РСХА и глава службы контрразведки «Восток».
– Прошу вас, бригадефюрер, – отступив на шаг, распростер он руку. – Вход в подземный бункер недалеко…
* * *
Шесть эскадрилий истребителей поочередно барражировали в небе Балтики на тот случай, если к Кёнигсбергу попытаются прорваться британские бомбардировщики. Генриху Гиммлеру повезло– в этот день погода была солнечной лишь под утро. Кполудню со стороны залива подул ветер и небо заволокло тяжелой низкой облачностью. Витоге самолеты противника над Восточной Пруссией так и не появились.
Инспекция рейхсфюрера завершилась ровно в двадцать ноль-ноль. Вылет транспортного самолета был назначен за пять минут до захода солнца, а сам полет до Берлина предполагалось выполнить под покровом ночи. Так было безопаснее. Итак решил сам Гиммлер.
Вереница автомобилей в той же последовательности покинула город, с той же степенностью проследовала мимо рыцарского имения Шарлоттенбург и вскоре въехала на охраняемую территорию аэродрома в Танненвальде. Инспекция прилично утомила Гиммлера, поэтому занавесок он не трогал и городом сквозь окно не любовался. Да и не было ему дела до города и его жителей. Задание фюрера он выполнил– инспекция частей и укрепрайонов была произведена скрупулезно и педантично. Вторая часть задания, о которой знал только он и бригадефюрер Рауфф, также была исполнена в полном объеме. Орезультатах проверки ценностей и специального бункера для их надежного укрытия Рауфф намеревался доложить в самолете на пути следования до Берлина. Гиммлер с нетерпением ждал этого доклада…
Машины с охраной притормозили у череды технических домиков. Авто с Гиммлером, Рауффом и местными бонзами подкатили к самолету.
Рейхсфюрер покинул салон, поправил очки в круглой оправе и, дождавшись бригадефюрера, степенно направился к трапу. Сзади послышались торопливые шаги Эриха Коха, Вальтера Кубицки и Карла фон Залиша.
У трапа столичные гости остановились и попрощались с провожающими офицерами.
– Рейхсфюрер, один вопрос, – тихо произнес Кох, пожимая Гиммлеру руку.
– Слушаю, – задержался тот у первой ступеньки трапа.
– Большевики подошли к границам Пруссии, англичане бомбят город едва ли не каждый день. Могу ли я рассчитывать на усиление местного гарнизона?
– Знаете, Эрих, когда в мае двадцатого года я прибыл на склад 21-й стрелковой бригады и получил винтовку, патроны и мешок для сухарей, положение Германии тоже было незавидным. Однако очень скоро все изменилось. Так что не волнуйтесь– мы с фюрером не забываем о вас. Если азиатско-еврейские полчища сумеют приблизиться к Кёнигсбергу, то мы перебросим сюда значительные войска.
– Насколько значительные?
– В вашем распоряжении будет не менее полутысячи самолетов, около семисот танков и более восьми тысяч орудий и минометов. Кроме того, мы рассматриваем вопрос о переброске сюда нескольких пехотных дивизий и морских подразделений. Надеюсь, эти силы помогут вам выстоять.
– Мы постараемся удержать город, – повеселел гауляйтер.
– Постарайтесь. Ине теряйте времени даром, Эрих. Формируйте из гражданского населения боевые группы фольксштурма, полицейские части, отряды гитлерюгенда и рабочие батальоны. Оружие и боеприпасы для них прибудут в ближайшие дни…
Снисходительно похлопав на прощание сорокавосьмилетнего Коха по плечу, Гиммлер исчез в темном проеме салона. За ним по ступенькам трапа бодро взбежал бригадефюрер Рауфф.
Глава первая
Российская Федерация; Татарский пролив
Около недели назад
По старой традиции мы оккупируем просторную вертолетную площадку. Авиаторов на корабле нет, вертолетный ангар пуст, и нас никто не стесняет.
Для начала мы распаковываем багаж, извлекаем самую теплую рабочую одежку, так называемые сухари– гидрокомбинезоны-мембраны «сухого» типа, полностью изолирующие тело и обеспечивающие длительное пребывание в холодной водице. Многие подводники их недолюбливают из-за сложной, утомительной процедуры одевания и за относительную «жесткость», затрудняющую движения при выполнении работ. Но, как говорится, здоровье дороже, ибо переохлаждение под водой бесследно не проходит. Это факт. Несколько лет назад наши комбинезоны обогревались с помощью носимой на боку аккумуляторной батареи, которая питала небольшие эластичные элементы, спрятанные под ближайшим к телу слоем ткани. Вспотеть данная система не позволяла, да и функционировала от силы минут тридцать. Теперь в снаряжении каждого пловца имеется небольшой баллон с системой аргонного поддува. При необходимости пловец нажимает на рычажок клапана и подтравливает газ под комбинезон. Теплопроводность аргона чрезвычайно мала, поэтому тепло человеческого тела расходуется на глубине не столь быстро.
Перетаскав на площадку снаряжение, начинаем подготовку.
Работа идет слаженно и быстро, ибо делом мы всегда занимаемся сосредоточенно, ни на что не отвлекаясь. Разговоры и шуточки будут позже– когда выполним задачу и соберемся на палубе. Мокрые, уставшие, довольные. Аглавное– живые.
Спущенный боцманской командой катер уже покачивается на волнах рядом с бортом сторожевика– его небольшая команда ждет боевых пловцов.
Итак, шестерка, как всегда, разбита на три смены. График обычный: одна смена отдыхает после погружения, вторая работает, третья в готовности № 1. Сейчас на глубину собирается первая смена, которую возглавляю я, вторым номером идет мой давний напарник– капитан третьего ранга Михаил Жук. Вторую пару возглавляет мой заместитель– капитан второго ранга Георгий Устюжанин; он работает в паре с молодым капитан-лейтенантом Игорем Фурцевым. Игорь молод относительно нас– ветеранов, на самом же деле он хорошо подготовленный боевой пловец, прошедший с нами не одну операцию. Третья пара состоит из капитана третьего ранга Анатолия Степанова и капитан-лейтенанта Сергея Савченко– этим ребятам тоже опыта не занимать, да и в паре они действуют не первый год.
Проверяю гидрокомбинезоны, подвесную систему. Зная мирный характер экспедиции, решено взять один подводный автомат с минимальным количеством боеприпасов. Ведь каждый грамм лишнего веса отнимает на глубине нужные пловцу силы.
Особое внимание уделяю ребризерам: осматриваю целостность дыхательных мешков, шлангов, легочного автомата, байпасных клапанов и автомата промывки дыхательной системы; контролирую давление в заправленных баллонах и наличие свежих регенеративных патронов. Ужасно не люблю красивых фраз, но от исправности и надежной работы всего вышеперечисленного в буквальном смысле зависит жизнь боевого пловца.
Все в норме. Георгий подает мне последний элемент– этакий «символ власти» командира группы боевых пловцов– навигационно-поисковую панель.
И пожимает руку:
– С богом!
Мы спускаемся с напарником в катер, а Георгий занимает место на баночке возле развернутой станции гидроакустической связи…
* * *
Молодые подчиненные называют меня Евгением Арнольдовичем. Друзья зовут просто Евгением или Женей. Шеф обращается так же, а будучи не в духе, вспоминает о фамилии Черенков. Яношу погоны капитана второго ранга и командую особым отрядом боевых пловцов «Фрегат-22». Скоро мне исполнится тридцать семь. Ячистокровный славянин, ростом под два метра и весом чуть более центнера. Мои коллеги по отряду– люди особого склада и закалки, прошедшие сложную и довольно длительную подготовку. Таких, как мы, – не более сотни на всю Российскую Федерацию, что невероятно мало по сравнению с элитой сухопутных спецподразделений, да и методика нашей подготовки являет собой тайну за семью печатями. Когда-то советским боевым пловцам приходилось учиться у итальянцев, немцев и англичан, а сейчас эти господа не прочь позаимствовать кое-что из наших технологий создания идеального подводного убийцы.
Моя карьера стартовала так давно, что я с трудом припоминаю, с чего и как начинал. Мама была профессиональным музыкантом и получала гроши, но мы никогда не бедствовали. Она давала мне двадцать копеек в день, а я умудрялся на эти деньги прилично питаться в школьном буфете.
В первые двадцать лет жизни мне отчаянно везло: я рос здоровым и бесплатно получал образование в средней школе; верил в могущество Родины, в справедливость и никого не боялся– ни бандитов, ни педофилов, ни врачей, ни милиционеров. Пока я был несмышленым, мама трижды в неделю приводила меня в общедоступный бассейн, что располагался в трех кварталах от дома, и передавала тренеру– седовласому добряку Вениамину Васильевичу. Сним тоже сказочно повезло: во-первых, он был заслуженным мастером спорта и чемпионом Европы по подводному плаванию, а во-вторых, когда я поумнел и окреп, он взял меня с собой на Черное море, где к обычному снаряжению добавилась диковинная штуковина– акваланг. Стой незабываемой поездки морские глубины стали для меня мечтой и делом всей жизни.
Так незамысловато и буднично легкое увлечение, навязанное мамой «для общего развития неокрепшего организма», превратилось в серьезную спортивную карьеру: я набирал мышечную массу и опыт, показывал неплохие результаты, побеждал на чемпионатах, выигрывал кубки. Иковал свое будущее.
* * *
Катер покачивается на волнах неподалеку от оранжевого буя, выставленного вчера после окончания работ. Буй с относительной точностью обозначает место, где мы закончили осмотр.
Вывалившись за борт катера, я проверяю работу дыхательного аппарата и кручу головой в поисках напарника.
– Скат, я – Ротонда, – доносится в гарнитуре голос моего старого друга– Георгия Ивановича Устюжанина. – Как меня слышно?
Отвечаю:
– Ротонда, я – Скат, слышу нормально.
– Как условия?
– Видимость в норме, температура в верхнем слое тринадцать градусов, слабое северное течение.
– Понял.
– Приступили к погружению. До связи.
– Удачи…
Позывной «Скат» присваивается старшему рабочей смены. Если под водой одновременно находятся две смены– «Скатом» остается работающая на глубине пара, а та, что выше, зовется «Барракудой». «Ротонда» всегда остается «Ротондой», ибо это– позывной руководителя спуска, который находится на берегу или командует погружением с палубы корабля.
Водичка в Татарском проливе холодновата. Впрочем, в здешних краях ее не принято сравнивать с парным молоком. Она попросту никогда таковой не бывает– не те широты, не тот климат.
Наш сторожевик болтается где-то посередине пролива, ширина которого местами превышает сотню морских миль. На западе видна темная полоска берега Хабаровского края, на востоке рваные облака нанизаны на остроконечные сопки острова Сахалин.
Второй день мы занимаемся проверкой целостности подводного кабеля связи, соединяющего… впрочем, не стоит упоминать, какие командные пункты соединяет этот секретный кабель. Оговорюсь лишь одной фразой: от связи, которую он обеспечивает, частично зависит стратегическая оборона дальневосточных рубежей нашей страны.
Итак, стартовал второй день операции. Вприбрежной мелководной зоне проверкой кабеля занимаются водолазы из местных сахалинских воинских частей. Для проведения глубоководных работ вызвали нас. Вчера– в первый день операции– моя шестерка поочередно совершила три ходки ко дну пролива, осматривая и проверяя приблизительно по километру кабеля. Увы, но вчерашняя эпопея результатов не принесла.
Ну а сейчас моя пара совершает первое на сегодня погружение на глубину около двухсот метров. Именно эту глубину показали в данном месте пролива современные приборы в ходовой рубке. Именно это значение подтвердили пять окрашенных в белый цвет колец отожженной стальной проволоки на контрфорсе звена якорной цепи…
* * *
К моменту окончания средней школы я набрал приличную коллекцию из кубков и медалей различного достоинства: дважды побеждал на чемпионатах России среди юниоров по подводному плаванию, дважды становился серебряным призером и несколько раз выходил в финалы престижных международных соревнований.
Где-то в череде спортивных мероприятий меня и приметили сотрудники засекреченных спецслужб. За три месяца до выпускного вечера я получил вежливое приглашение в Управление КГБ в виде аккуратной повесточки с известным адресом. Взадушевной беседе мне предложили зачисление без вступительных экзаменов в питерское высшее военно-морское училище.
Помню, в конце беседы я задал единственный вопрос:
– А к подводному плаванию моя будущая служба имеет отношение?
– Только к ней и имеет, – заверил серьезный дяденька в штатском костюме.
Дав согласие, я вскоре примерил курсантскую форму и в течение двух лет постигал азы военной службы с практикой на кораблях и подводных лодках.
КГБ тем временем судорожно лихорадило от реформ и бесконечных переименований. Как только не называли нашу «контору»– КГБ РСФСР, АФБ, МБ, ФСК… Кмоменту моего перевода из военно-морского училища в закрытую школу боевых пловцов первые лица государства наконец-то определились и правопреемницей ФСК стала Федеральная служба безопасности.
Занятия в школе были гораздо интересней бытия в училище, где много времени уделялось муштре, нарядам, хозяйственным работам… Два года напряженной, но крайне интересной учебы пролетели незаметно. Сдав последние экзамены, я получил диплом, лейтенантские погоны и направление в недавно созданный специальный отряд боевых пловцов «Фрегат-22». Стех пор минуло почти шестнадцать лет. Ивсе это время моя жизнь была неразрывно связана с «Фрегатом».
Ну и последнее из моих личных характеристик. Ябыл однажды женат, и этого опыта мне хватило на всю оставшуюся жизнь. Теперь в ведьмах разбираюсь лучше святой инквизиции и обхожусь необременительными связями. Яркими и короткими, как вспышки молнии.
* * *
– Скат, я– Ротонда.
– Ротонда, Скат на связи.
– Ваша глубина?
– Прошли пятьдесят метров. Видимость похуже, течение усилилось.
– Понял вас…
Погружение происходит не в самом широком месте Татарского пролива, но и не в самом узком. Для выхода в нужные точки над кабелем на сторожевик еще вчера подсел странноватый дядька в гражданской одежке. Он неразговорчив, хмур и сосредоточен. Уменя отличный нюх на сотрудников спецслужб, поэтому я сразу признал в нем офицера ФСБ. То бишь в некотором роде коллегу, ведь мой отряд тоже подчиняется одному из департаментов Федеральной службы безопасности.
Дядька обосновался в ходовой рубке и долго нависал над освещенной желтым плафоном морской картой. Затем, корректируя маневрирование судна малым ходом, отдавал команды капитану: два кабельтова прямо; циркуляция вправо тридцать; еще полкабельтова; стоп машина; отдать якорь…
Когда затих грохот брашпиля, он вызвал меня и сказал:
– Чтобы не повредить кабель якорем, я приказал капитану встать немного в стороне. Поэтому вам придется его поискать.
– Насколько далеко мы от кабеля?
– Южнее метров на триста-четыреста.
– Это не проблема, – отмахнулся я. – Найдем…
И вот моя пара идет вниз в надежде поскорее отыскать цель. Точнее, не строго вниз, а, подгоняемая течением, смещается к северу. Это нормально, так как точка погружения осталась южнее. Авот на подъеме к поверхности придется труднее.
«Плевать, – посматриваю на дисплей наручного компьютера. – Поднимемся, а там посмотрим. Два сигнальных патрона у нас имеется– в крайнем случае запалим и обозначим свое место. Подберут…»
– Ротонда, я– Скат.
– Скат, Ротонда на связи.
– Глубина сто метров. Продолжаем погружение.
– Понял вас. Доложите проход ста пятидесяти…
Беспокойство Георгия понятно. Мы едва успели покончить с одной трудной командировкой, как нарисовалось дельце на Дальнем Востоке. Отдохнуть толком не успели плюс утомительный перелет из Москвы. Вобщем, я бы тоже переживал за товарищей, если бы сидел на баночке у станции гидроакустической связи…
* * *
Полученное нами задание весьма непростое и отчасти небезопасное, поэтому один из нас помимо привычного снаряжения тащит оружие– автомат специальный двухсредный в конфигурации для проведения подводных операций. АДС– мощная и надежная штука. Под водой на небольших глубинах автомат поражает цели на дистанции до двадцати пяти метров, на суше ничем не уступает армейским «калашам».
Уходя все дальше от поверхности, регулярно поглядываю на дисплей дайверского компьютера, а заодно проверяю работу ребризера, а именно– исправность трех электронных датчиков глубины, регулирующих подачу кислорода.
Вообще-то мы крайне редко используем в своей работе акваланги. Разве что когда предстоит поработать на детской глубине, когда не нужно маскировать свое пребывание под водой и нет смысла расходовать дефицитные дыхательные смеси с дорогими регенеративными патронами. Основным же рабочим снаряжением является ребризер (re-breathe– «повторный вдох») замкнутого цикла с электронным управлением. Это очень дорогой и самый незаметный дыхательный аппарат, в котором углекислый газ поглощается химическим составом регенеративного патрона. Впроцессе дыхания смесь обогащается коктейлем из кислорода с дилюэнтом, содержащим нитрокс– смесь на основе гелия– и снова подается на вдох.
Ценность аппаратов подобного класса обусловливается наличием микропроцессора, дозирующего кислород в зависимости от глубины. Поэтому его обладателю необязательно тащить с собой пяток запасных баллонов с различными газами и нет нужды париться с регулировкой состава смеси. Кстати, за счет автоматической дозировки происходит эффективная и быстрая декомпрессия, иной раз не требующая выполнения «площадок». Под ребризером обычно находится двухлитровый резервный баллон, наполненный обычным сжатым воздухом. Он предназначен для аварийного всплытия с глубины пятнадцать-двадцать метров и поэтому шутливо именуется «парашютом дайвера».
* * *
– Ротонда, я– Скат. Глубина сто пятьдесят.
– Понял, Скат. Как условия?
– Видимость не превышает десяти метров, сильное северное течение. Продолжаем погружение.
– Понял вас. Двести доложите…
Двести мы, конечно, доложим. Только достичь этой приличной глубины– не половина, не треть и даже не четверть предстоящей работы. Это в лучшем случае– процентов двадцать.
Солнце достаточно высоко, однако сквозь приличную толщу воды лучи его света почти не проникают. На ста семидесяти метрах включаем штатные фонари…
Со мной капитан третьего ранга Михаил Жук. Он опытен, умен, выдержан и покладист. Ячасто работаю с ним в паре и привык к его спокойной и молчаливой манере взаимодействия. Вбольшинстве случаев нам не требуется гидроакустическая связь– мы понимаем друг друга, используя жесты, а порой и взгляды.
Наконец желтоватые фонарные лучи цепляют грунт. Мы почти на месте. Увы, ключевое слово в этой фразе– «почти». Одному Богу известно, сколько нам потребуется сил и времени, чтобы отыскать проклятый кабель. Азатем то, из-за чего на некоторое время прерывался секретный канал связи…
