Kitobni o'qish: «Пошел купаться Уверлей»

Shrift:

Серия «Любимый детектив» была удостоена Премии МВД РФ в 2018 году.

* * *

Пошел купаться Уверлей
Повесть

Два молодых человека, врач и фельдшер, остановились у дверей сороковой квартиры. Врач нажал на кнопку звонка. Раз, другой… Никто не открывал. За дверью стояла тишина, и фельдшер осторожно тронул ручку. Дверь оказалась не закрытой.

Квартира была просторная и выглядела нежилой. И доктор, и фельдшер знали, что означает эта тишина. Они не смогли бы объяснить почему, но всегда чувствовали, что живых здесь нет, что они опоздали.

Больной, видимо, успел вызвать «скорую», открыл входную дверь, потом добрался до кровати, прикоснулся головой к подушке… и умер.

Молча они посмотрели друг на друга и стали звонить по давно знакомым номерам телефонов. Эти номера молодые люди хорошо знали, им не надо было заглядывать в свои записные книжки.

Началась обычная годами установленная рутина. Пришел врач, двое полицейских. Неизвестно как прознавший о печальном событии агент фирмы «Ритуал» – совсем молодая симпатичная женщина. Долго не могли найти свидетелей, которые поставили бы свои подписи и засвидетельствовали смерть. Одна дама заявила, что боится покойников, сосед, забыв про логику, сослался на то, что у него в квартире собака.

Документы умершего стопкой лежали на прикроватной тумбочке, наверное, мужчина предчувствовал близкий конец.

Умершего увезли в морг.

В квартире остались только двое полицейских. Что-то их беспокоило.

– Чувствуешь? – спросил один. И принюхался.

Второй тоже принюхался и кивнул.

Они стали внимательно осматривать квартиру и, подняв крышку большого кожаного дивана, обнаружили плотно упакованный в полиэтилен еще один труп. Не прикасаясь к нему, позвонили в отдел. Начальству.

Это было настоящее летнее утро: потоки автомобилей еще не были очень плотными, голубая дымка от выхлопных газов не слоилась над ними как после артиллерийского залпа. Еще можно было дышать.

Легкий свежий ветерок играл начинающими желтеть листьями. А ведь был только июнь!

Капитан Якушевский не замечал ни ласкового утреннего солнца, ни пожухлых лип, ни красивых, немножко заспанных женщин, попадавшихся ему в толпе спешащих в душные офисы людей. Он шел в морг.

Больше всего в жизни он не любил стоять в большом, прохладном и безжизненном помещении и следить, как привычные к своей работе патологоанатомы занимаются малопривлекательным делом. Были минуты, когда он с трудом удерживал себя от того, чтобы не упасть в обморок. А его приятель и сослуживец Женя Филин однозначно заявил своему начальнику, полковнику Розову, пославшему его по какому то делу в морг:

– Никогда!

Поэтому он и был только старшим лейтенантом, в отличие от капитана Якушевского, хотя и учились они в одной группе на юрфаке и пришли на службу в милицию – тогда еще милицию – вместе.

Вообще-то ходить в морг было необязательно. Результаты вскрытия опытные патологоанатомы обязаны были присылать в группу, которая вела расследование. Но капитан считал, что, присутствуя на малоприятной процедуре, закаляет характер. «Чем бы дитя ни тешилось», – сказал однажды об этом не без сарказма Филин.

– Значит, картина битвы такова… – Полковник Розов, руководитель группы (сотрудники прозвали его «Ушан» за оттопыренные уши), оглядел свое воинство, состоявшее на данный момент всего из двух человек: капитана Якушевского и старшего лейтенанта Филина.

Остальные нежились на пляже в отпуске, а кое-кого сразил ковид. А что вы хотите? Полицейские тоже люди, тоже болеют. Если бы об этом помнили и генералы, то не загружали бы сыщиков непосильной работой.

– А ты, Дима, сегодня какой-то рассеянный. Не выспался? – спросил Розов капитана.

– Я тоже заметил, – с притворной грустью улыбнулся Филин. – Уж не собрался ли он куда-то улететь от нас… со стерхами?

– Балаболка! – мрачно бросил Дмитрий.

– Под балаболкой ты имеешь в виду «нимфу» или «троллиус»? – как ни в чем не бывало спросил полковник.

Филин и Якушевский посмотрели на него почти с испугом. У них от удивления языки отнялись.

– Ну, ладно, ладно, потом вспомните. А сейчас займемся делом… Да, кстати, чтобы больше к этому не возвращаться: ты, Женя, когда-нибудь дождешься. – Ушан взглянул вроде бы равнодушно на старшего лейтенанта – но тот смутился и бросил ищущий взгляд на капитана. А капитан сидел с каменным лицом. Евгений обиделся, не найдя поддержки у товарища, и затих.

– Так вот… Ты, Димитрий, был на экспертизе. Что скажешь?

– Была лучшая бригада…

– Профессор Рысс?

– Да. Они работают без спешки, скрупулезно. Вы же знаете.

– Знаю. За каждое слово отвечают.

– Хозяин квартиры тоже был убит. Профессор показал мне место укола. Ну, а этот в полиэтилене… – капитан развел руками.

– Да тут и говорить нечего, – полковник похлопал на удивление длинной ладонью по нескольким листочкам бумаги, лежащей на неказистой столешнице. – Проштудировал их отчеты. Пальчиков, пальчиков на полиэтилене ни в одной картотеке нет. Странно, да? – Он подергал свое оттопыренное ухо. – И с чего начнем? Поди туда, не знаю куда? Про «полиэтиленового» мы ничего не знаем. Нет даже никакой зацепки. Конечно, проверим всех пропавших. Ну и придется ножками, ножками…

– Да, придется на ботинки подковки прибивать, – ухмыльнулся старший лейтенант. Он уже очухался после того, как его одернул Ушан, и снова был готов острить.

– Придется, Женя, придется, – усмехнулся полковник.

На комнате консьержки висела табличка: «Ушла в контору». Время обозначено не было. Якушевский понял: это надолго. Кто знает, может быть до завтрашнего утра. Будучи человеком азартным, он достал из кармана двухрублевую монетку и загадал – если выпадет решка, начинаю с четной стороны… Выпала решка. Он позвонил в квартиру номер два. Постоял немного и снова позвонил, собрался уже уходить, подумав, ну и ладно, когда за красивой светло-коричневой дверью услышал какое-то шебуршенье. Чуть надтреснутый басок спросил:

– Кто там?

Капитана так и подмывало ответить: «Почтальон Печкин», но он сдержался.

– Уголовный розыск.

– Что вы все ходите да ходите! – раздалась похожая на карканье брань. И Дмитрий понял, что «басок» был предназначен только для «особых» посетителей, для жуликов.

– Надоело твердить одно и то же – ружье я утопил на охоте, еще двадцать лет назад!

– Не волнуйтесь, я не участковый. Хотел узнать, не видели ли вы в доме посторонних мужчин в последние дни? Пятнадцатого, шестнадцатого июня?

– Да вы чего, смеетесь?! Сколько мне лет, знаете? Да я дальше передней и носа не кажу! Дурак ты, а не розыск.

Якушевский услышал, как зашаркали удаляющиеся тапки за дверью.

«Съел, Дима! Надо было с нечетной стороны начинать».

Но и в первой квартире на звонок никто не ответил. Постояв у лифта, капитан махнул рукой и решил пойти по лестнице.

«Да, денек выдался, – обреченно вздохнул он, когда в очередной квартире ему никто не ответил. Достав записную книжицу, он отметил “молчаливые” квартиры. – Что, они все повымерли? Или на дачи поразъехались?»

Он обошел уже с десяток квартир – и никто не откликнулся, кроме деда на первом этаже. Да и тот обозвал его дураком. За дверьми, новыми, старыми, красивыми, уродливыми стояла тишина. Дмитрий уже потерял всякую надежду застать кого-нибудь дома. Но когда поднес руку к очередному звонку, большая красивая дверь внезапно открылась. На пороге стояла высокая молодая женщина. Увидев незнакомого мужчину, она вздрогнула и отступила назад.

– Не пугайтесь, я из уголовного розыска, – сказал Якушевский и на всякий случай поставил на порог ногу. Испугался, что женщина захлопнет перед ним дверь. От нее не укрылась его попытка подстраховаться.

– Вы что безобразничаете! Сейчас вызову полицию.

– Да вот же, вот мои документы! – Якушевский достал удостоверение и показал женщине. Только сейчас он по-настоящему разглядел ее. Женщина была совсем молодая и красивая. То ли шатенка, то ли брюнетка. Дмитрий всегда в этом путался.

– Что вы мне суете какие-то корочки, – сказала шатенка-брюнетка. – По радио все время предупреждают – не открывайте незнакомым людям. Ходят полчищами по квартирам всякие аферисты. И как я вас в «глазок» не заметила? Ни за что бы дверь не открыла!

– Так это же вы сами открыли дверь, – улыбнулся капитан. – Я даже позвонить не успел. В следующий раз приду к вам в форме.

– Еще чего! Так я вас и пустила. Хоть генеральскую форму напяльте…

– Да вы удостоверение-то почитайте! До генерала мне еще далеко. Только до капитана дослужился.

Похоже, что эти слова успокоили женщину. Но удостоверение она так и не прочитала.

– Ну и чего вам надо?

– Вас как зовут?

– Князева.

– Надо же. Как официально. Так вот, гражданка Князева, вы не видели в последние два-три дня незнакомых людей в доме?

– Да они мне все незнакомые. С кем поздороваешься, с кем – нет, – ворчливо пробормотала она. И внимательно оглядела Якушевского.

«А глазищи-то, глазищи, – подумал капитан. – Такие могут ожоги оставить».

– Вы куда-то собрались уходить?

– А вам что за дело?

– Да это я просто так спросил. Что мы в дверях стоим? Давайте или туда, или сюда. Неудобно на пороге разговаривать.

– Отвернитесь! – приказала она. – Я дверь закрою.

– Ну-ну! – Дмитрий повернулся спиной к женщине. – Только учтите, оперативники из УГРО и затылком видят.

– И много у вас в уголовке таких шутников?

– Через одного.

Князева довольно долго гремела ключами. Что-то у нее не ладилось.

– Не помочь? – спросил Якушевский.

– Можете поворачиваться.

– Вот спасибочки.

Он обернулся и увидел, что девушка смеется.

– Ах вот как! Разыграли дурака на четыре кулака?

А сам подумал: промах допустили товарищ капитан. Даже и к красивым женщинам нельзя спиной поворачиваться. Они-то и могут быть особо коварными.

– Ну, чего у вас?

– Подойдем к окну?

Окно, наверное, лет десять уже не мыли. Улица за ними выглядела как в тумане, а проржавевшую отмостку загадили голуби.

Оба встали так, чтобы не касаться подоконника.

– Последние дни вам никто посторонний не попадался?

– Это в связи с покойником из сорок первой?

– Так попадались посторонние?

– Так бы и сказали.

Он усмехнулся. Как будто с этого вопроса и не начал разговор.

Девушка задумалась, рассеянно глядя на немытое окно. Потом сказала:

– Выходил один певун из парадной. Но еще до того, как дед умер. Наверное, накануне.

– Певун?

– Ну, да. Чего-то напевал.

– Коля пел, Борис молчал…

– Толя пел.

– Так вы знаете, как его зовут? – обрадовался Якушевский. – Ваш знакомый?

Девушка укоризненно посмотрела на капитана.

– Скажете тоже. Это у Михалкова стихи такие. «Толя пел, Борис молчал. Николай ногой качал».

– А я-то обрадовался…

– Очень надо?

– Очень!

– Песенку-то я знаю. Знала. Но не помню. В ней еще какое-то имя заковыристое, но очень знакомое. Но я тоже не могу сейчас вспомнить.

– Прямо как лошадиная фамилия.

– Ну, лошадиную-то я помню. Овсов.

«Этой девушке палец в рот не клади, – подумал Дмитрий. – Все-то она знает». Сам он фамилию Овсов не помнил.

– Визитку дадите?

– А почему не дать? Дам.

– В книжках всегда так пишут: «Вот вам мой телефон, если что вспомните, позвоните».

– Вспомните «заковыристое» имя, позвоните?

– Позвоню. У вас телефон тут только служебный? – спросила она, рассматривая визитку.

– Ага.

– Ну-ну. – Девушка спрятала полоску картона в сумочку и помчалась вниз по лестнице. Ее каблучки звонко застучали по ступеням.

«Даже лифт не стала вызывать, – с сожалением подумал Якушевский. – И не попрощалась. Нахалка».

Как бешеный зазвонил телефон. Он всегда так звонил. Чтобы инспекторы не спали? Дмитрий пытался как-то его «утихомирить» и даже разобрал. Но когда снова собрал, телефон стал трезвонить еще сильнее. Капитан был с техникой на «вы».

– Это капитан Якушевский?

Голос мелодичный и вроде бы знакомый. Но женщин с таким приятным голосом капитан не знал. Только…

– Лидия Павловна?

– Вы меня узнали?

– Конечно. У вас такой милый голосок!

Дмитрий тут же поморщился. Слово «милый» ему совсем не нравилось. Но вот поди ж ты, сорвалось с языка!

– Спасибо! А я вспомнила, что напевал тот человек…

– Стоп, стоп! Это не для телефона! – заорал он, испугавшись, как бы женщина не произнесла громко такие нужные ему слова.

Наверное, Князева испугалась неожиданного порыва капитана и замолчала.

– Это для меня очень важно, – сказал он мягко. – Но лучше, если вы расскажете мне при личной встрече. Вы не подумайте…

– Можете не рассусоливать. Я понятливая. Когда встретимся? И где? У меня мало времени…

– Назначайте. Я уже бегу…

– Так, – голос у нее построжал. – Сейчас без пятнадцати два. В половине третьего у главного входа в ЦУМ. Подходит?

– Вполне.

Она стояла у края тротуара о чем то задумавшись, невидящими глазами уставившись на пеструю толпу покупателей, в основном женщин, втекающую и вытекающую в широкие двери универмага. Мужчины, кто открыто и одобрительно, кто с явной наглецой, кто исподтишка, бросали на нее заинтересованные взгляды. И капитан, медленно пробиравшийся к ней сквозь толпу, рассердился! Что она тут выставилась на обозрение! И тут же себя одернул: а кто ей здесь назначил свидание? Да и какое твое дело? Ты ей муж что ли?

Князева заметила его и помахала рукой.

– Капитан, капитан!

Люди стали оборачиваться.

Да, с ней в разведку не пойдешь, улыбнулся Якушевский. Такая непосредственность.

– Дмитрий Антонович! – снова закричала Князева, решив, что он не увидел ее. – Я здесь!

«Разве я называл ей свое имя? Или не называл?» – подумал Якушевский и насупился.

Они перебежали улицу и осмотрелись. В скверике было совсем мало народу, почти все скамейки пустовали.

– Присядем? – показал капитан на одну из них. Огромный куст цветущей сирени шатром нависал над ней.

– Ой как красиво! – сказала Лидия Павловна. – А у нас криминальные разговоры. Правда?

– Правда. Так сядем или нет?

– Конечно сядем. Хоть я и спешу…

Она подстелила под свою белую юбку платочек и осторожно села.

– А вы? У вас есть что подстелить?

– Обойдусь. – Якушевский сел и сказал: – Ну, выкладывайте, чего он там пел?

Он специально говорил грубовато, потому что боялся опять сказануть что-нибудь вроде «миленького голоска».

– Он пел «пошел купаться Апулей». А ведь Апулей это писатель? Тот, который про Золотого осла… – Она покраснела.

«Знает кошка, чье мясо съела», – внутренне усмехнулся капитан.

– Нет, Лидия Павловна. Апулей тут ни при чем. Наверное, он пел: «Пошел купаться Уверлей, оставил дома Доротею…»

– Нет, про Доротею он не пел. Это я бы запомнила.

Якушевский заулыбался. И расслабился. Он уже был уверен, что незнакомец пел эту редко встречающую в наше время песню про незадачливого Уверлея, а, значит, шансы найти его возрастали. Это вам не какая-нибудь общеизвестная лабуда, вроде «бу-бу-бу-ру-ру-ру».

– Вы довольны? – спросила Князева.

– Еще как! Готов вас расцеловать.

– Ну, нет! – запротестовала она. – Вы что? Смеетесь?

– Да шучу, шучу. – Капитан смотрел на девушку и улыбался. – А что, так противно?

– А я еще и номер машины запомнила, – не ответив на его вопрос, сказала Лидия Павловна. – Ну не весь… только слова.

– Какие? – посерьезнел Якушевский.

– Очень запоминающееся. Аут.

– Ну, молодчина, ну, молодчина! Вы подумайте, может, еще чего-нибудь вспомните. Телефон вы знаете.

– Не получится. Я завтра в поле уезжаю. Не телеграмму же давать?

– Уезжаете в поле… В какое поле?

– У меня работа такая. Летом в экспедицию еду. На Вологодчину. Сказки и присказки собирать.

– Так вы работаете?

– А вы что думали? Я как птичка Божья? В Институте русского языка деньги зарабатываю. У меня даже кандидатская степень есть, – похвасталась она.

– Вот бы я за сказками с вами поехал, – изумленно качая головой, сказал Якушевский. – Ну, просто поскакал, вместо того чтобы отморозков ловить.

Наверное, минуту или даже больше они сидели молча. Он смотрел на Князеву восхищенно. А она на него внимательно и с интересом.

– Да ведь это опасно, – сказал он наконец. И нахмурился.

– Опасно сказки собирать? Или присказки?

– Смешно? Вы же видели этого человека? А, значит, и он вас видел. И он знает, где вы живете. Вдруг он рванет за вами? Или пошлет кого-то?

– На деревню к дедушке?

– К бабушке! – буркнул капитан. Он пытался теперь говорить помягче, но у него это никак не получалось. И Дмитрий сердился от того, что она превращает все в шутки.

– У вас билет уже есть?

– Конечно. Теперь все следует делать заранее. И паспорт предъявлять как на самолет. А вы не знали? – спросила она с усмешкой.

– С вами про все забудешь.

– А вам нельзя забывать. Вы же все-таки в угрозыске работаете. – Князева явно забавлялась, глядя, как он сердится. Ее голубые-голубые глаза смотрели на капитана с ласковой иронией. Он ей такой нравился. Каждый бы это заметил, но только не сам Якушевский.

Первый визит Филин нанес на Ленинградский вокзал. Там когда-то работал Иван Семенович Бубнов – жилец и единственный – бывший – владелец сороковой квартиры. Так, по крайней мере, следовало из документов, которые нашли сыщики.

Припарковаться у вокзала было невозможно – пришлось искать место на проспекте. Евгений с трудом приткнул свой «логан» в плотном ряду «навороченных» автомобилей. «Попотеют», выезжая со стоянки, усмехнулся Филин, с трудом выбираясь из салона.

Иван Семенович работал начальником планового отдела пассажирских перевозок. Дежурная в зале ожидания понятия не имела, где находится этот плановый отдел. Ее форменная фуражка сидела залихватски на седеющей голове, но лицо было усталое, и глаза-щелочки все время пытались закрыться. Наверное, дежурная провела в этом красивом мраморном зале всю ночь. Не знали, где находится плановый отдел пассажирских перевозок и кассирши билетных касс. И только восточный человек с большой бляхой на белом переднике и с груженной чемоданами тачкой, показал Филину дорожку вдоль платформы:

– Туда, туда! Иди прямо, придешь. Быстро придешь.

И Филин пришел в старенькое кирпичное здание. У подъезда стояла одна-единственная машина. Красная «бугатти». Номер у нее был простенький – 004. И буквы: АУТ.

Как ни странно на первом этаже не было ни одной двери, и Евгений поднялся на второй. На новеньких, обитых светлой клеенкой, дверях красовалась вывеска: «Плановый отдел».

В большом зале сидело человек двадцать женщин. Вглядываясь в экраны компьютеров, они с умным видом морщили лобики и что-то выискивали среди схем и рядов цифр.

Глядя на это цифровое «половодье», Евгений на мгновенье зажмурился.

И, открыв глаза, спросил у ближайшей дамы:

– А где сидит начальство?

Дама молча показала куда-то в угол зала.

Начальство сидело в маленьком кабинетике, на дверях которого была привинчена красивая вывеска: «Бубнов И. С.».

«Не спешат поменять вывеску, – подумал Филин. – А может быть, еще не знают? Да нет, пошел уже третий день, как его прикончили». Он постучал в дверь, а так как никто не откликнулся, нажал на ручку и вошел.

Из-за экрана компьютера выглядывало молодое, симпатичное лицо. Все бы хорошо, но голова была совсем лысая. Хоть шаром покати. Ну, прямо «дядя Ося голова босиком». Фразу эту Евгений где-то слышал. Но вот где, вспомнить не мог. Да не очень-то и старался вспомнить.

– Чем могу помочь? – спросил лысый молодой человек.

– Я из уголовного розыска, – представился Филин. И, улыбнувшись, слегка развел руками. Дескать, так уж получилось. Извините.

Он подошел к столу и, не дождавшись приглашения, сел.

– Хотел бы получить от вас кой-какие сведения.

– Какие, например?

– Почитать некоторые личные дела. Поспрашивать вас.

– А документики у вас имеются? – Молодой человек говорил вальяжным баском, слегка покровительственным. Наверное, лысая голова придавала ему чувство уверенности. Хотя он и знал наверняка, что «документики» имеются. А Евгения покровительственный тон собеседника всегда раздражал. Ему хотелось в ответ дерзить. Но он умел сдерживаться. Особенно в таких случаях, ведь это ему нужны были сведения.

Филин достал из кармашка служебное удостоверение, показал молодому человеку. И вспомнил преподавателя латинского языка. У того по голове тоже было хоть шаром покати. Но препод так стригся. Под ноль. И ему было за семьдесят. Он всегда говорил студентам:

– Мне уже столько лет. А лысина отсутствует. Почему, догадайтесь.

Студенты смеялись. Стоило всю жизнь проходить без волос, чтобы потом похваляться отсутствием лысины.

– Вы, конечно, знаете, что Бубнов, бывший начальник вашего отдела, умер?

– Да, знаю. Я его зам. Фамилия моя Симкин. Олег Тимофеевич. Временно исполняю его обязанности. И во время его болезни исполнял…

– Он долго болел?

– Две недели. А долго это или нет, не знаю… – молодой человек вздохнул. – Он у нас сердечник. Был. Частенько прибаливал.

– Это ваша машина у подъезда? Похожа на спортивную. И номер странный.

– Чего ж тут странного? – Симкин пожал плечами. – Номер как номер. А машина, действительно, спортивная. «Бугатти». Я ее холю и лелею. Она у меня в гараже обычно стоит. Не мокнет и не мерзнет.

В словах Симкина чувствовалась гордость за машину. «Фанат, – подумал Евгений. – Для него, наверное, машина – свет в окошке. Но уж больно он спокоен. Не чувствует за собой никакой вины? А номер мы все-таки проверим. Димон говорил – буквы запоминающиеся: АУТ. И тут АУТ! Точно, как в аптеке».

– Личное дело Бубнова вы мне дадите?

– Увы, личные дела хранятся в Управлении кадров. – Симкин развел руками. Как показалось Филину, с большим удовольствием.

– Надо же, я об этом не подумал. Придется в Управление кадров идти. Это далеко?

– Не очень, – усмехнулся Симкин. – Следующий дом. Такой же дряхлый. Что ж, у вас больше и вопросов ко мне нет?

– Иван Сергеевич пил?

Симкин опешил.

– А вам это зачем?

– Ну, знаете… То, се. Врачи во мнениях разошлись. А нам точность требуется.

– Ему-то что? Он же машину не водил.

– Так пил он или нет?

Молодой человек наморщил лоб, как будто решал большую проблему. Обычно в таких случаях говорят: и хочется, и колется. А мама не велит.

Наконец он промямлил:

– Выпивал иногда. Но так, чтобы в запой уходил… Нет, не было.

– Ну, спасибо, молодой человек, – попрощался Филин. – Берегите свою красавицу. Не забывайте в гараж ставить.

В приемной, обставленной дорогой, но неброской мебелью, за огромным письменным столом сидела молодая женщина, увидев которую Филин подумал: да ей же место на подиуме, а не в скучном Управлении! А может быть, она, как и он, просто посетительница? Темные, почти черные волосы уложены модной стрижкой. Евгений не разбирался в женских стрижках, но мог бы голову дать на отсечение, что стрижка у девушки модная.

Чувствуя на себе восторженный взгляд посетителя, красавица и глазом не повела, не улыбнулась. Сидела застыв, словно боялась расплескать свою яркую привлекательность.

Восхищение сменилось разочарованием. Филин не любил таких красавиц. Они напоминали ему манекены из витрин. Он подумал о том, что творец, создавший это произведение искусства, не подумал вдохнуть в него жизнь. Женщина показалась ему просто… Нет, мымрой она не была. Красавицы не бывают мымрами.

– Что вы хотели, молодой человек? – спросила красавица. Евгений заметил, что стол, за которым сидит девица, пустой. Ни одной бумажки, ни одного карандашика. Наверное, чтобы не отвлекать посетителей.

– Я из уголовного розыска. – Он вынул из кармана удостоверение, раскрыл. Девушка протянула руку.

– Э-э, нет. Изучайте в моих руках.

– Я же должна показать начальству.

– Если до него дойдет, я сам покажу.

– Вам, наверное, нужно посмотреть какое-то дело?

– Конечно. Вы правильно решили.

– И у вас есть предписание прокурора?

– А это еще зачем? – удивился Филин. Таких вопросов ему никогда не задавали.

– Так положено. Разрешение прокурора. Это же не филькина контора, а государственное учреждение. Архив.

– Миленькая… – начал Евгений, но девица его перебила:

– Я вам не миленькая! Извольте не распускать язык!

– Вы же держите свое имя в секрете.

– Меня зовут Матильда Алексеевна. И вы не смеете распускать язык.

– А я вас, Матильда Алексеевна, арестую за препятствия расследованию, – сказал Евгений и вытащил из кармана наручники.

– Как арестуете? – голос у девицы перешел в шепот. – Вы не имеете права! – Нижняя губа у нее мелко-мелко дрожала.

– Загляните в Устав внутренней службы, – холодно сказал Филин. – Налицо препятствие расследованию. Наручники и поездка на Петровку вам обеспечены. Там разберутся во всем. Будет вам и прокурор. Ну так как?

Девица закрыла глаза. Филин внутренне усмехнулся и заметил, что один ее глаз приоткрылся. Красивый глаз. Ничего плохого не скажешь. Черный. Как небо в августе.

– И руководства нет, – сказала она и открыла второй глаз. А только что собиралась показывать удостоверение Евгения начальнику.

– Так поедем на Петровку или как?

– А вы в Архив надолго?

Евгений понял, что девушка сдалась. Что она всего лишь секретарь. Но, судя по апломбу, не просто секретарь…

– Там видно будет, – деловито ответил старший лейтенант и спрятал наручники в карман. Наручники, кстати, были детские, пластмассовые.

Девица открыла обитую железом дверь в Архив и жестом пригласила Филина войти. Куда подевалась ее спесь? Когда она собралась вместе со старшим лейтенантом войти в помещение архива, Евгений поднял ладонь:

– А вам лучше остаться. Вдруг кто-нибудь зайдет в приемную? Или начальник позвонит?

– Как? Это же не положено!

Филин с усмешкой похлопал ладонью по карману, где лежали наручники.

В архиве его ожидал сюрприз: папка с надписью «Бубнов Иван Семенович» была пуста. Надпись на папке красовалась, но ни одного листочка там не было. Евгений хотел было сразу направиться к секретарше и потрясти перед ее аккуратным носиком пустой папкой, но передумал. Какие ждут еще сюрпризы, если он просмотрит и другие «интересные папки» с личными делами?

Сюрпризов не произошло. В папке бубновского зама, Симкина, был подшит целый ворох пожелтевших справок, копий документов, характеристик. Филин перечитал все листочки – и кое-что его заинтересовало. Он достал новенькую записную книжицу и сделал несколько выписок. Он хоть и не жаловался на свою память, но так было надежнее. После этого Евгений поставил папку с личным делом Симкина на место и покинул помещение архива. Молча подошел к огромному столу, за которым восседала секретарша, и положил перед ней папку, на которой значилось: «Бубнов Иван Семенович».

– Что это? – спросила девушка. Филин заметил, что на верхней губе у нее выступили крошечные капельки.

– Посмотрите.

Девушка раскрыла папку и вскрикнула.

– Зачем вы забрали документы?

Филин всего ожидал, но только не этого. У Матильды оказалась мгновенная реакция.

– Папка была пустая, Матильда Алексеевна.

– Что вы мне рассказываете! У нас никогда ничего не пропадало! Мне придется вызвать охрану. Чтобы вас обыскали.

– А я приглашу наряд с Петровки. И кто кого обыщет? Вот будет потеха.

На самом деле Филину было не до смеха. Девица, чем черт не шутит, может заявить, что он хотел ее изнасиловать. Или сотворить еще какую-нибудь пакость.

Он достал телефон и набрал номер Димы. Подумал: только бы приятель был в Управлении. А когда Якушевский откликнулся, сказал:

– Товарищ капитан! Это Филин. Мне нужна машина и сопровождение. Доставить свидетеля с Ленинградского вокзала.

– Машину с сиреной? – спросил Дмитрий. В голосе чувствовалась ирония.

– Без сирены. Но с крепким сотрудником.

– Понял.

– Да вы что? Спятили? Не нужны никакие крепкие сотрудники! Я никуда не убегу. Это же настоящий цирк! Вести меня под конвоем! – девица готова была разревется. И Филин ее пожалел.

– Машина будет ждать на стоянке. А мы с вами выйдем, как старые друзья.

– Этого еще не хватало, – зло прошептала Матильда и стала звонить по телефону. По нормальному телефону, что стоял на маленькой тумбочке рядом с необъятным письменным столом.

Через несколько минут в приемной появилась женщина средних лет с наглыми глазами.

– Фаина, я отлучусь на некоторое время, посиди в приемной. Мало ли что? Ты здесь все знаешь.

Фаина с интересом смотрела на Филина. Только сейчас он заметил, что женщине надо бы было носить платье на размер побольше. Все ее «богатство» просто просилось на волю. А наглые, почти черные глаза смотрели с вызовом:

– Некоторое время – это сколько? – спросила она, пристально разглядывая Евгения. У того вдруг зачесались ладони. Говорят, если правая – то получать денежку, если левая – отдавать. У Филина зачесались обе. Но он сдержался. До пощечины дело не дошло.

В Управлении Матильду было не узнать. Она сидела потупив глаза и сложив красивые узкие ладони на коленях. На прекрасном синем фоне платья они смотрелись очень выигрышно. Может быть, так и было задумано?

– Вы уж извините нас за то, что привезли в Управление, – сказал мягким тихим голосом полковник. – Разве мужчины могут понять женские… Даже не знаю, как и назвать? Причуды, что ли?

Филин кипел от злости. Во-первых, эта чертова секретарша собиралась его надуть. Во-вторых, грозилась вызвать охрану, что бы его обыскать. И теперь сидит, как святая, и вешает лапшу на большие уши начальства! А начальство разводит с нею всякие там шерочки-машерочки, вместо того чтобы проявить характер. Уж он бы поговорил с ней всерьез! Правда, ничего этого нельзя было прочесть на его симпатичном, располагающем лице, – как часто оно вводило в заблуждение свидетелей и подследственных! – Евгений умел сдерживаться.

– А как же так получилось, что папка оказалась пустая? – спросил Розов. – У вас есть свои предположения?

Девушка подняла голову и развела руки.

– Вы по-прежнему грешите на сотрудника, который к вам приходил? – он кивнул на Евгения. – На старшего лейтенанта Филина?

– Наверное, я погорячилась. Это так неожиданно. У нас никогда ничего не пропадало.

– А кроме вас кто еще заходит в архив?

– Никто. – Она задумалась. – Может быть, Фаина? Это женщина, которая иногда меня подменяет. Очень редко. Да, но ключ-то от архива всегда со мной.

– А начальник Управления? – полковник покосился на лежащую перед ним бумажку. – Шаляпин?

Матильда слегка порозовела.

– Он в такие дела не вникает.

– Куда же делось содержимое папки? Кому понадобились эти бумажки? Мы, конечно, проверим все пальчики в архиве…

– Иногда приходят сотрудники за справками о стаже, – сказала Матильда, – но в архив захожу только я. Потом снимаю копии, печатаю справки.

– А в этой папке… В личном деле Бубнова, какие могли быть документы?