Kitobni o'qish: «Власть Тьмы. Эделиада. Том 2»

Shrift:

Пролог

– Нет, вам не укрыться от правды! Ибо правда ужасна и не должна быть отринута ни единой душой, во многострадальном мире нашем, блуждающей. Воистину так.

Есть число точное потомков Тёмных, осквернением помеченных. Двадцать семь избранных. Двадцать семь под солнцем Эделии рождённых. Цель их единая, Злом великим, испокон веков господства алчущим, назначенная. В совместном стремлении измышляют они землю нашу многострадальную заполонить легионами нечестивыми, и возвестить в небеса, на веки вечные, светило проклятое. Ни Светлым Троим, ни людям, ни даже мне, окаянному, неведомы имена их. И лишь вера в Триглаву и Свет всепрощающий помогут всем нам уберечься от Тьмы, жалости не знающей.

Так запомните посылы мои! Ложны слова и мысли всех, кто в победу уверовал скорую. За высокими башнями, за стенами каменными не укрыться от правды. Но уж близится день! Поддавшиеся высокомерию, токмо на силы свои уповающие, отринувшие Света учение, узрят глубину своего заблуждения! Пелену с их глаз сорвут события грядущие и воистину страшные.

Раскается агнец, вселенскую ложь различивший. Узрит наконец-то он истину и отринет сторону Тёмную. Но вновь прибудет в нём Тьма! Так сказано, и бессилен тот агнец.

Отрок, горем убитый, станет встречи искать с усопшим родителем. На пути на своём он познает и ложь, и предательство! И не в предков заветах, но злобе открывшись, обретёт он надежду.

Душа, одиноко по миру идущая, найдёт провожатая и мудрость познает. Но мудрость та несёт в себе искушение великое. Горе живущим, коли не хватит ей воли! Горе, коли обиды давнишние застят ей взор.

Дары чёрные, дары немыслимые обещаны будут матери дитяти невинного. Дитя то по крови роду древнему и проклятому принадлежит, и в нём есть надежда Тьмы на укрепление. Так уверует ли бедняжка, кровиночку вскормившая, во всесилие обещанное, или отвергнет предложенное и познает страшные беды?

Расколотый мир да вновь вдруг расколется. Три равные силы войною охвачены будут! И Светлые Трое прольют свои слёзы. Ибо сокрыт от людей ворог истинный, и гордость мешает узреть им итог сего выбора.

Отринутая Светом и Тьмою, охваченная местью, душа, пройдётся огнём по Эделии. Объятая ненавистью всепоглощающей, гибельный путь избравшая, великие злосчастья на головы наши готовит она, и лишь кровь родовая способна помочь ей, несчастной.

Две гордыни, два мужа, два гения поспешно избрали путь ложный. Плечом к плечу пойдут они навстречу погибели. И узрит один Силу и взалкает ея! Озарённый благословением пращура, к неведомому ужасу, к страданьям всего мироздания завладеет он ею, и содрогнутся миры.

То есть правда, дети под Триглавой живущие. Слушайте, слушайте! Грядёт битва последняя. Так останемся ли на Света стороне, али канем Тьмой погребённые? То никому не ведомо. Никому, даже мне, окаянному.

Явление замка

Такой бури не помнили даже старожилы самых южных селений Ван-Алли. Она несколько дней зрела где-то за Чёрными Зубами, там, в самом сердце Разлома Осквернённого, а на третью ночь обрушила свою ярость на земли многострадального княжества.

Прибрежные жители заблаговременно, по узким протокам Орма, увели свои ладьи и челны подальше от неминуемой катастрофы. Собрав домашний скарб, они укрылись за бревенчатыми стенами близлежащих городков, оставив опустевшие рыбацкие деревушки на потеху ликующим чайкам и буревестникам.

И разразился хаос. Шквальный ветер ревел, вырывал с корнями деревья, разносил в щепки одноэтажные домишки, терзал обветшалые доки. Многосаженные волны поглощали и уносили с собой всё, что напоминало о присутствии здесь людей. Молнии хлестали землю, словно экзекутор приговорённого, оставляя шрамы, призванные увековечить ужасную память о разбушевавшейся стихии. После пришёл ливень. Сплошная стена воды. Затопляя колодцы и редкие огороды, заставляя притоки выходить из берегов, он вымывал тонкий слой почвы, оголяя каменный, бесплодный скелет материка.

Княжество замерло в ожидании конца безумной вакханалии. Этой ночью мало кто мог заснуть: матери тщетно пытались успокоить перепуганных ребятишек; мужчины пили горькую, безрадостно размышляя о лишениях, ждущих их семьи после бури; старики молились и гадали, какие ещё беды обрушит на их головы судьба.

Да, мало кто мог уснуть этой ночью. А поутру некоторые, то ли с перепою, то ли от пережитого страха, болтали, что видели, как в самый разгар бури сразу десятки молний ударили в полуразрушенный замок на холме. Будто бы его проржавевшие ворота распахнулись, и из них, изрыгая огонь, вырвалась тройка бесовских скакунов, запряжённых в чёрного дерева карету, и умчала на север.

Такой бури не помнили даже старожилы самых южных селений Ван-Алли. Не могли они вспомнить и имя князя, воздвигнувшего странный замок. Кто-то говорил, что вроде когда-то читал о некоем знатном дворянине, обосновавшемся здесь лет триста назад. У кого-то в памяти всплыла легенда о большом сражении на этих берегах, обернувшемся трагедией для всех живущих тут людей и правившего князя. А уже через пару дней, погружённые в собственные дела, жители, и думать забыли о замке на холме. Память человеческая бывает коротка, а фантазия богата на выдумки. Разум же может быть слаб и податлив. Обмануть его не сложно, тем более очень древней и сильной магии. Она может заставить людей воспринимать как должное, то, чего на самом деле никогда и не было.

Память человеческая бывает коротка, но о том князе, как и о его замке, не было, да и быть не могло ни одного воспоминания ни у ныне живущих, ни у давно умерших. Также не было о них ни единой записи ни в одном архиве Эделии.

Широко раскрытыми глазами

Безлунная ночь наполнялась звуками, казалось, забывших про сон зверей, птиц и насекомых. Нарушая сложившийся за тысячелетия природный цикл, обитатели этих мест неугомонно пищали, пели и жужжали, празднуя победу Жизни. Юг, невзирая на пришедшую осень, не спешил сбрасывать свои благоухающие пёстрые одежды. Воздух наполнялся ароматами цветущих ветрениц[1], ромашек, вьюнков и колокольчиков.

Первобытная пляска костра отражалась на бледном счастливом лице Киррика Немисциана. Блокировщик, не моргая, смотрел на огонь, молчал и улыбался. Вздохнув полной грудью щекочущий обилием запахов воздух, он посмотрел на Эбинайзера Кина и по-дружески кивнул.

Темнокожего мага передёрнуло. Это была их вторая ночёвка, но он до сих пор не мог привыкнуть к новому поведению своего подчинённого. После Холма тот вёл себя всё больше, как обычный человек. Речь к нему не вернулась, но как будто бы вернулся потухший, со времен тех ужасных экспериментов, проблеск мысли. Эбинайзер всё чаще ловил на себе его полный какой-то загадочной вдумчивости взгляд. Казалось, ещё чуть-чуть и они заведут банальнейшую беседу о голубизне неба, строптивости женского сословия, или растущих год от года налогах. А может быть этот обретший частичку настоящего себя идиот хотел поведать ему секрет Истинной Магии? Может этот недомаг, обуздавший оба Источника, хотел раскрыть секреты мироздания, явившиеся ему в том эльфийском святилище? Может быть, но Киррик молчал. Молчал, улыбался и глядел на мир широко раскрытыми глазами.

Эбинайзер ещё с Холма отправил коротенькую весть Совету Десяти об успехе похода, а развёрнутый доклад планировал дать только послезавтра, прибыв в столицу Лестора. Оторвавшись от дружины Эйхарда и раздобыв в ближайшей таверне пару лошадей, он с Кирриком и пленённой ведьмой уехал незамедлительно. Уехал, так как не хотел возвращаться в Бреннен. Не хотел заниматься ранеными, слушать хвалебные тосты в честь Серебряных и сестёр эльфиек и уж тем более ему не доставляло удовольствия выслушивать перебравшего своего пахнущего полынью зелья, алхимика-недоучку, бахвалившегося вкладом своих чар в победу над полчищем вурдалаков. Ему нужны были эти три дня. Три дня чтобы обдумать всё, а более, чтобы успокоить свои нервы.

Сейчас он был зол как, упустивший добычу кугуар островов Дан-Квалли. Он злился на всех без исключения, даже на Иллиана Галлана. Нет, по началу он жалел его, считая погибшим, но после, когда по очистившемуся от Тени Источнику пришла весть, что тот объявился жив-здоров в своём родовом поместье, жалость отступила. «Мелкий пройдоха! – мелькнула у него тогда мысль. – Хочет заграбастать себе всю славу! Конечно, теперь никто и не вспомнит, что именно я сделал всё. Я, а не кто-то другой был готов пожертвовать собой. Никто не оценит безродного дикаря. Зачем? Ведь есть высокородный, хныкающий по своему папаше сопляк, который спас всех в святилище, да ещё и мир в придачу.» Воображение рисовало ему Иллиана перед самим Государем в окружении вельмож и старейшин. Юный чародей бахвалился своей смелостью, находчивостью и рассказывал, как один, без чьей-либо помощи, победил Тёмного Бога. Удивительно. Не имея никаких доказательств, Эбинайзер Кин возненавидел Иллиана Галлана. Возненавидел люто, до ломоты в костях.

Однако даже больше безусловно нацелившегося отобрать у него звание Героя Эделии Иллиана, Эбинайзер возненавидел Киррика. Возненавидел, так как не мог понять: как этому тщедушному болвану удалось подчинить себе Тёмный Источник и одновременно научиться созидать с помощью Светлого? Перед такой силой, не то что его заслуги, все подвиги прославленных магов прошлого превращались в ничто, в дорожную пыль под босыми ногами жертвы эксперимента. Конечно, можно было просто заглянуть в Картины Разума блокировщика и узнать всё, но Кирр совершенно неожиданно выстроил вокруг своего сознания настолько непробиваемые барьеры, что не стоило даже и пытаться преодолеть их.

Подавив, в очередной раз жгучее желание врезать лыбящемуся блокировщику по зубам, Эбинайзер переключил свои мысли на до сих пор не пришедшую в себя Шэйден. Его раздирало врождённое любопытство ко всему новому. Он жаждал получить как можно больше информации о Тёмных до приезда в Ладос, где ведьму, после пары экспериментов, безусловно, ждали плаха и костёр. К тому же она была беззащитна и упускать такой шанс не следовало.

На первой ночёвке он уже проникал в сознание полуэльфийки и многое о ней узнал Узнал как старая ворожея воспитывала её в глухом лесу, внушая что весь мир снаружи населён жаждущими крови, убийцами-изуверами; как ей прививали веру в то, что только приход Тёмных может спасти род человеческий от охвативших его нескончаемых войн и безумия; чувствовал как нечто холодное, злое, но в тоже время способное на пусть и некую извращённую, но всё-таки любовь оберегало её, хранило от болезней, отводило Охотников на ведьм и скрывало волшбу от оглядчиков.

Эбинайзер проследил всю жизнь Шэйден и в конце концов стал свидетелем приготовлений к ритуалу на Бесовом Холме. Он увидел сотни осквернённых и загубленных ведьмами человеческих душ; ощущал заклятья подпитываемые не столько проникающими через Барьер крохами Тёмного Источника, сколько ужасом и агонией, умирающих под пытками людей. В итоге, этот ритуал, это действо оживило уснувшее давным-давно Место Силы и разорвало саму ткань Мироздания. Иные миры, Боги, неописуемые твари и ожившие мертвецы – всё оказалось правдой. Шэйден действительно была Сосудом для Кад-Давры, явление которой должно было ознаменоваться новым вторжением неисчислимых легионов нежити в Эделию. И ведь случилось. Тёмная Госпожа таки пришла в этот мир. Пришла, да тут же и почила. Её смерть тоже накрепко отпечаталась в памяти молодой ворожеи.

Многое, многое Эбинайзер узнал из Картин Разума полуэльфийки. Но это всё тогда. Сейчас же он хотел заглянуть глубже. Добраться до её самых потаённых желаний, до надежд, до страстей. Хотел увидеть её сны, мечты и фантазии.

Сотворив заклятье и не испытав никакого сопротивления, он погрузился в неё. Отмахнулся от уже виденных сцен прошлого и с силой прорвался дальше, в самые глубокие уголки сознания. И вот впереди блеснул свет.

Ощутив прохладный бриз, темнокожий маг обнаружил себя стоящим на берегу, простирающегося до далёкого горизонта океана. Ноги утопали в золотом песке. Над головой, галдя, носились толстенные альбатросы, чайки и какие-то неизвестные ему птицы. В пенящимся прибое барахтались удивительные членистоногие. Длинною в пол сажени, они носили на себе ярко красные шипастые панцири, пучили глазки на стебельках, щёлкали огромными клешнями, толкались и клокотали, словно переговариваясь между собой.

Эбинайзер поморщился. Он прекрасно помнил своё детство на островах: радость и возбуждение от охоты с отцом на различных морских тварей, в том числе и на ракообразных; пляску у костра после, восхвалявшую великого морского ската Фана за то, что уберёг рыболовов от хищников и даровал богатый улов. Это было так давно, совсем в другой жизни. Сейчас же эти жирные, беседующие друг с другом омароподобные чудовища вызвали у него отвращение.

Громогласные фанфары заставили оглянуться. Легко оттолкнувшись от земли, он взмыл в небо и увидел под собою, растянувшийся на лиги и лиги окрест город, высеченный, казалось, из единого белоснежного монолита. Его высоченные стены отражали солнечный свет. Бесчисленные храмы с ярко красными, совсем как броня тех членистоногих с побережья, крышами и полуголыми статуями неизвестных божеств были усыпаны цветами. Покрытые золотом и тончайшей резьбой шпили многочисленных башен уходили на сто, двести саженей ввысь. По ровным мощённым мостовым неторопливо прогуливались мужчины. Их расшитые причудливыми узорами балахоны блистали драгоценными каменьями, а в чёрных, как смоль, косах играли жемчуга. Женщины и дети, разодетые даже более богато, тоже не утруждали себя заботами: одни резвились под тенью широколистных гигантских пальм, посаженных ровными линиями вдоль дорог, другие облюбовали фонтаны с прозрачной водой, сложенные из, отражающих солнечный свет плит неведомого минерала. В садах, могущих поспорить своей красотой с лучшими садами Ладоса, десятками бродили изумительные, исполненные величия белые скакуны, на лбах у которых рос витой рог. Богатейший город сиял, пел, цвёл и восхвалял красоту жизни.

Вдруг неясная, чуть заметная рябь пробежала по этой упоительной картине. Интуитивно взглянув вверх, Эбинайзер нахмурился. На безоблачном небе, ничуть не смущаясь полуденного солнца, висела серая, в грязных тёмно-зелёных разводах, луна.

Заклинание само-собой перелистнуло страницу памяти Шэйдэн и перед темнокожим магом возник новый мир. Мир лесов и джунглей. Среди деревьев, не тревожа окружающую природу и её обитателей, виднелись строения, которые только с первого взгляда можно было назвать домами или храмами. Выстроенные из необычного желтоватого вещества, в основе своей каждое из них имело громадный голубой кристалл. Странны были и обитатели этого поселения. Облачённые в латы из того же желтоватого то ли металла то ли камня, не имеющие ни рта, ни носа существа с голубой кожей вели хозяйство и возделывали землю. Над их домами висели исполинские овальные летающие корабли. Диковинные механизмы добывали из расщелин в земле зеленоватый газ, формировали его в кубы и складывали под бревенчатыми навесами. А в небе, смеясь над тремя пылающими красным светом солнцами, висела всё та-же чёрно-зелёная луна.

Снова рябь. Теперь картины, представавшие перед взором Эбинайзера являли великое разнообразие миров, населённых людьми, эльфами, троллями и существами названия которых он не знал, да и не мог знать. Одни жили в исполинских каменных башнях с сотнями стеклянных окон и отрицали богов, другие обустраивали норы под холмами и молились огромному красному пылающему глазу на востоке. Множество и множество миров сменяли друг друга, но всех их, во всём разнообразии, объединяли две вещи: пышущее безумием счастье и болотно-зелёная луна в небесах.

Очередной мир. Это без сомнения была Эделия, Ладос. Вот только стены славного города истекали кровью и нечистотами. На городских столбах распятые жители молили о смерти, пока толпы зевак забрасывали их камнями. В дворцовом саду стояли накрытые столы. На серебряных подносах исходили жаром человеческие тела. Головы же несчастных, ставших трапезой на этом богопротивном пиру, собрали в центре на огромном блюде из чистого золота. Дворец гулко выдохнул, словно исполинский монстр и распахнул свои ворота. Толпа знати, во главе с императором Стридалом Пенталором Праздным, бросилась вкушать ужасающие дары. Они ревели, подражая диким зверям. Скалили друг на друга неестественно большие зубы, огрызались, разбрызгивая вокруг кипящую на губах слюну. А за стенами дворца, куда не брось взгляд, горели леса, реки, города и деревушки. Потерявшие рассудок от горя и ненависти люди рвали, душили и пожирали друг друга. Сильные насиловали и втаптывали в пыль слабых. Смерть и безумие раздирали мир на части. Чудовищных размеров полная луна всё так же соседствовала на небосклоне с солнцем.

Эбинайзер силился понять было ли это фантазией, сном или мечтой этой, несомненно помешавшейся полуэльфийки? Другие миры он видел впервые, но это-то точно была Эделия. Да и объяснить этих жуткие сцен он не мог.

– Узри, избранница! Этот мир потерян! Его жители забыли про Свет! Теперь только я могу вернуть их на путь жизни и процветания!

– Мне больно видеть это, Госпожа. Прошу достаточно. Сокрой от меня эти ужасы. Я уже дала согласие и не отрекусь от тебя никогда. Никогда! Вместе мы спасём Эделию. Мы спасём всех этих несчастных!

Сосредоточившись, Эбинайзер направил чары на голоса и в следующее мгновение увидел на холме высокую женщину в поблёскивающей зеленью чёрной короне. Она по-матерински держала руки на плечах, стоящей перед ней на коленях Шэйдэн.

– Не я, но само мироздание соединило нас. Эделия лишь начало. После ты узришь мириады миров, ещё только ожидающие спасение.

– Я помню. Я всё помню. Вся мои жизнь была лишь подготовкой. Я жду. Все эти несчастные ждут твоей благости. Возьми мою жизнь. Она ничто перед судьбами многих.

– Так будет. Обещаю.

Резко оборвав связывающие его сознание с сознанием молодой ворожеи нити заклятья, Эбинайзер вернулся под открытое небо Лестора.

– Вот же дурочка. Даже жалко. Эта сука обвела её вокруг пальца. Мороки. Сплошные иллюзии. Одна за одной. Сильна, сильна мразь. Но и мы, а? Меня ей не удалось победить. Если бы не Иллиан… Выродок мелкий. Сейчас поди ревёт в два ручья. Папку жалеет.

Осёкшись, он поймал на себе осуждающий взгляд Киррика и тут же невесть почему залился стыдливым румянцем.

– Чего пялишься, недоделка лабораторная? Думаешь мне есть дело до тебя, или того сопляка? Всё что я делаю, я делаю ради себя. Для Лидии! Ради сына! Слышишь?! Ни один семинарский неуч, ни один хвалёный член их убогого Совета не достоин даже убирать за мной дерьмо. А ты… Если ты ещё раз…

Закончить Эбинайзер не смог: голова закружилась, ноги подкосились, и он рухнул ничком возле догорающего костра. Киррик поднял глаза к светлеющему на горизонте звёздному небу и улыбнулся.

[1]Ветреница (устар.) – Анемон

Выдохшийся маг

Бурлящее варево недовольно зашипело на поленьях. Комнату заволокло зеленоватой дымкой и едким запахом полыни. Обжигая пальцы, Райзер Ландел снял котелок с огня. Буркнув проклятье по душу ни в чём перед ним лично не провинившийся матушки императора Пенталора, он грохнуло его на стол. Жидкость выплеснулась на небрежно разложенные папирусы и стала превращать в нечитаемые кляксы, записанные в них праотцами вековые мудрости.

Нервы мага-алхимика сдавали. Вчера он первый раз в жизни участвовал в настоящем сражении и видел, как на его глазах гибнут люди. Он никак не мог забыть кошмарной луны и зловещий, грозящий иссушить всё живое на своём пути, чад. Но больше всего ему запомнилось лицо той змееподобной ведьмы: её острые и тонкие, словно иглы, зубы, зловонное дыхание и горящие глаза.

Как же так вышло? Ведь там на Холме, после победы, он не испытывал страха. Страх испарился вместе с чернотой, прущей из разлома между мирами и его место заняло предвкушение новых открытий. Чуть только забрезжил рассвет, Райзер попросил Серебряных собрать любые, хоть сколько-то интересные вещицы ворожей. Он хотел побольше узнать о Тёмных и несколько витязей помогли набить два его огромных мешка ведьмовскими атрибутами.

Обратный путь до Бреннена показался Райзеру лёгкой прогулкой. Пусть оставалась неясна судьба молодого Галлана, пусть позади семенила лошадка, везущая тело убитого витязя и магистра Горана, пусть Эбинайзер был мрачнее тучи и за всю дорогу не проронил ни слова, он ликовал. Ликовал и смеялся вместе с витязями Сорок Девятой и сёстрами эльфийками. Вместе с теми, кто, как и он выстоял в неравной схватке с вурдалаками и неведомым Тёмным богом. Они пересказывали увиденное, восхваляли храбрость выживших и павших, отдавали честь эльфийским лучницам. Припомнили и его Кузнечные чары и Драконий пламень, спавший дружину от оркской нежити.

Но то было на тракте. А по приезду в город всю дружину Эйхарда тут же арестовали, эльфийки скрылись невесть куда и невесть когда, а Эбинайзер с белёсым блокировщиком и пленённой ведьмой ускакал на север. На замкового мага никто вообще не обратил внимания. Про него словно все забыли, и он с набитыми под завязку мешками поплёлся к себе.

Теперь азарт прошёл. Возбуждение сменило осознание чуть не произошедшего ужаса и чудовищной платы за спасение. Вот тут-то и вернулся страх. Страх крался по тёмным уголкам комнаты, таился за единственным закрытым несмотря на духоту окном. Страх жил в скрипучих половицах и в непонятных шорохах за стенами. Он заполнил собой всё пространство, а его святилище, его мерзкое, доводившее до безумного отчаянья логово находилось в двух мешках с ведьмовским приданным. Лишь от одного взгляда на сваленные у входа мешки сковывающий ужас сжимал нутро и лишал воли. Казалось, от них веет сыростью мрачных глубин, злобой оживших мертвецов и мучительной смертью.

Зачерпнув деревянной кружкой горячее дымящееся зелье, Райзер зажмурился и сделал глоток. Язык обожгло, по телу пробежали мурашки. Он повалился на сундук и закрыл глаза, ожидая эффекта. К своему тонизирующему зелью сейчас он добавил пару запрещённых для использования Семинарией ингредиентов. Сушёная спорынья, щепотка болиголова и две небольшие ягоды вороновых очей должны были успокоить разбушевавшиеся нервы.

Райзер с опаской обратился к Источнику. Ожидая увидеть всё ту же серую беснующуюся массу, он с облегчением выдохнул: Источник, спокойной сияющей первозданной белизной плыл перед его взором. В пальцах появилось приятное покалывание, в животе разлилось успокаивающее тепло, в голове зашумело. Зелье проникло в кровь и отогнало пережитый ужас. Радный, столичные маги, дикие ведьмы, мертвецы и Тёмные боги покинули воспалённый разум. Переливаясь всеми красками, звеня сладчайшей музыкой лютней, неописуемые геометрические формы заплясали перед взором выдохшегося мага. В его видениях не было ни одного неосвещённого уголка и страху просто негде было спрятаться. Деревянная кружка с остатком дурманящего снадобья выпала из обмякшей руки.

Раздался тихий звон колокольцев. Через какое-то время звон повторился, но уже громче. Перезвон всё усиливался и усиливался, но Райзер не слышал его. Вернее, не хотел слышать. Его поглотили вереницы гротескных галлюцинаций. Внешний мир сейчас для него не существовал.

Постепенно нескончаемая пляска образов начала замедляться и сквозь них проступили еле заметные контуры высеченной из причудливого, с нежно-розовыми прожилками, камня, статуэтки. На небольшом постаменте лежала свёрнутая калачиком, лишённая шерсти кошка. Контуры стали яснее. Теперь Райзер не видел ничего кроме этой фигурки. Медленно-медленно зверёк выпрямился и сверкнул глазками. Звон колокольчиков превратился в колокольный звон. Воздух в комнате задрожал, мебель заходила ходуном, пару книг сбросило с полок. Райзер вскочил, озираясь по сторонам.

– «Райзер Ландел! Услышь меня! Я раскрою тебе тайны Тысячелетий! Страшны события будущего, но я способен помочь тебе пережить грядущий мрак!»

Зеленоватые волосы мага-алхимика встали дыбом. Блаженный румянец сошёл с лица, руки предательски задрожали. Осознав, что голос реален и исходит от этих проклятых Светом Триглавы мешков, он вжался в стену и стал плести одно защитное заклятье за другим. Переливающиеся хаотичные фигуры ещё кружили свои хороводы и не давали сосредоточиться. От страха путались формулы. Чары выходили рваными, незаконченными, совершенно недееспособными. Они вырывались из сознания и тут же рушились, отдаваясь болью в и без того идущей кругом голове. Поток ярился и ревел. Чувствуя сбивчивые, нестройные желания своего хозяина, он грозил выплеснуться в мир волной неистовой энергии, смести всё на своём пути, лишь бы успокоить контролирующее его воспалённое сознание.

– «Прекрати, безумец! Ты покалечишь себя!»

Райзер почувствовал, как кто-то проник в его разум. Незваный гость, властной рукой, словно имея на то все права, сжал его Поток до тоненькой ниточки, из которой нельзя было взять и толику Силы и растворил наркотический дурман.

Голос смолк. Голова прояснилась. Куда-то запропастился и страх. Резкий запах, доносившийся из котелка, развеял лёгкий свежий ветерок, гуляющий ко комнате. Райзер не припоминал чтобы возвращал это заклинание, но цветы кивающие в такт мелодии бриза говорили об обратном. Поднявшись с сундука, он подошёл к мешкам, привезённым с Холма. Излучаемый ими ореол Зла спал, будто его и не было вовсе. Не церемонясь, маг-алхимик рассыпал их содержимое по полу. На первый взгляд тут был обычный бытовой хлам. Правда помимо всего прочего нашлось пару пучков редких трав, череп какого-то мелкого грызуна, связки вороньих перьев и непонятные амулеты из высохшей виноградной лозы.

Присев на корточки, Райзер поднял один из амулетов и обомлел. Под ним, полуприкрытая замшелым куском ткани, лежала небольшая статуэтка свернувшейся калачиком лысой кошки из чёрного с нежно-розовыми прожилками камня.