Kitobni o'qish: «Плач цветка или хроники предпенсионного возраста»
Плач цветка или хроники предпенсионного возраста
… Я понял, что параллельно с нашим существуют другие, неведомые нам миры, и ни один учебник не может объяснить, какие они и откуда взялись. Думаю, что лучше всего забыть, что они есть. Если, конечно, удастся.
Стивен Кинг «Сердца в Атлантиде»
Возмездие преследует всякого, но догоняет немногих.
М.Эбнер-Эшенбах
Пролог
Солнечный мартовский полдень, в дальнем уголке старого городского кладбища за кованой оградкой на лавочке возле двух могил сидит человек. Он обхватил голову руками и медленно раскачивается словно в такт какой-то музыке. Подхожу ближе действительно музыка. Из айфона звучит вечная битловская «Когда моя гитара тихо плачет» … Плечи сидящего слегка вздрагивают. Сажусь рядом, осторожно беру его за руку, слышу
– Я знал, что ты придёшь. Спасибо, Миша
– А как иначе … Ген, ты же мой друг. Серёги не будет, улетел в командировку, в Южную Америку куда-то …
Молчим …
На ближнем к нам памятнике из светлого мрамора портрет красивой женщины, имя, дата смерти, изображение раскрытой тетрадки и книги. Мать моего друга всю жизнь преподавала русский и литературу … Аввакумова Лилия Игнатьевна (1934-2001)
Рядом такой же мраморный памятник, только мрамор чёрный . Портрет мужчины с интеллигентными чертами лица «Геннадий Евгеньевич Аввакумов (1932-2001)». Под памятником матери лежали белые розы, под памятником отца красные гвоздики.
– Отец спросил меня смогу ли я отвезти маму в аэропорт, он неважно себя чувствовал … А у меня была запись в студии … которую можно было перенести …Ты однажды верно сказал «Не откладывай на завтра то,что можно вообще не делать» … Тогда я сказал отцу, чтобы просто вызвал такси. Наверное, он попытался так сделать, но в праздники это проблема, и скорее всего он решил ехать сам. Теперь я не узнаю правды. По дороге в аэропорт есть очень крутой поворот, гружёный Камаз занесло … и всё.
Каждый год я слышу эту историю, и всегда, когда Геннадий говорит следующую фразу, он со всей силы бьёт кулаком в скамью и кричит: «Если бы я поехал, то к тому времени мы уже были бы в аэропорту на регистрации! Папа так осторожно и медленно водит … водил машину»
После этого Геннадий всегда достаёт из кармана пальто какую-нибудь маленькую бутылочку водки, сегодня это плоская четвертинка «Пяти озёр» и делает пару глотков прямо из горлышка. Вообще то мой друг водку не пьёт, из крепких напитков предпочитает коньяк «Двин», а в последнее время – премиальный «Севастополь», но в этот день … водка из горлышка без закуски. Я его понимаю … мои могилы на соседней аллее … Туда мы придём летом …
Гена протягивает мне бутылку, делаю свой глоток, возвращаю «Озёра». Друг ставит бутылку на гранит перед могилами родителей, возле положенной им ранее коробки с конфетами и пакетом с пряниками.
– «Come Together» – говорю традиционное и беру Гену под локоть. Он обречённо кивает, и мы идём по аллее к выходу с кладбища. Голос Джона Леннона из коробочки с надкусанным яблоком соглашается с моими словами и также призывает нас идти вместе …
Вечер того же дня. Сижу за своим видавшим виды ноутбуком … «Завтра последний день моей работы … или службы … не знаю, как правильно назвать. Вот рыбу ловить – это работа или служба? Скорее всего удовольствие, а вот ловить жуликов и убийц? Никогда особого удовольствия не испытывал, разве что облегчение, когда очередной мерзавец получает по заслугам, хотя какое там по заслугам, вот в пору моей молодости многие из пойманных мною сейчас испытали бы на себе высшую меру социальной защиты … Ладно, чего тут ворчать, ладно хоть с улиц убирают всякую мразь, пусть лес валят в солнечных краях. Как там про нашего любимого майора Знаменского из «Знатоков» говорили «… а начальник тот высоко сидит? Высоко! Из его кабинета аж Магадан видно!» Да-а, потом другие знатоки пошли, которые из клуба ... Дело, конечно. Хорошее, вот только Следствие вести стало некому. Это в другом, большом смысле …
Получается, завтра заканчиваются мои «Хроники». Жалко. Уже привык к вечерам за клавиатурой. Да и жизнь становится более осмысленной и логичной, когда излагаешь случившееся … чуть не сказал «на бумаге», хотя я не отказался бы, если бы мои россказни вышли и на бумаге. Даже мне, участнику или свидетелю тех событий порой интересно перечитывать свои заметки. Ладно, пожуём увидим, как говорил один собеседник Кота в сапогах, послушаю-ка на сон грядущий свой любимый винил. Достал с полки конверт, вынул диск, аккуратно водрузил на вертушку, автомат нежно опустил иглу … это была вторая сторона диска, мне больше нравится слушать альбом с «Here Comes the Sun», чем с «Come Together».
Вещь! Это Гена меня приучил, даже можно сказать приручил к «жучачьей» музыке, да и к хорошей музыке вообще, также, как и к качественному звуку. Да и этот диск его подарок, у него их несколько, даже есть с автографом Пола. Беру конверт. Тут автографа Пола нет, но Гена размашисто подписал «Великому сыщику Михайле в день рождения от самого великого меня». Меня всегда восхищала обложка альбома, эта знаменитая фотография Айена Макмиллана. Вот только не пойму, что хотел сказать человечеству Джон, идя босиком …
Хроника №1
Hunter (охотник)
(Повествование от третьего лица – застенчив, грешен)
Пролог №1
Локация – перекрёсток
На светофоре загорелся долгожданный зелёный, и пешеходы, торопясь и поглядывая на светофор (в нижней его части бежали цифры «последнего отсчёта» – 33,32 …27 – этот перекрёсток не особо жаловал пеший люд), засеменили по свежевыкрашенной зебре. Но на середине пути их встретило неожиданное и совсем не должное там находиться препятствие – новенький мерседес уверенно обогнул остановившийся перед полосатым участком дороги старенький «жигуль» и въехал на пресловутую зебру и теперь, чтобы его обойти, нужно было почти выходить на перпендикулярную дорогу, по которой неслись машины.
Пешеходы начали обегать стоявшие машины, чтобы найти путь к спасительному противоположному берегу, ситуация становилась опасной, светофор, как уже было сказано, пешеходов не жаловал (– 10, 9, 8 …) И вот тут один из них, спокойно идущий по зебре, никуда не стал сворачивать, а просто легко вскочил на блестящий капот немецкого автомобиля, на миг остановился там, нагнулся, чтобы разглядеть сидящего за рулём водителя, и, спрыгнув, дальше прошёл по своему маршруту, никуда не сворачивая. Естественно, публика, пользующаяся для передвижения только своими нижними конечностями, отреагировала на этот маневр неизвестного с энтузиазмом, раздались аплодисменты. А вот водитель, точнее водительница злополучного мерседеса, с этим была категорически не согласна:
– Ты что делаешь, идиот!? Кретин!! Сволочь!! Быдло!!! – завопила она, не обращая внимания на загоревшийся зелёный глаз светофора.
«Идиот» и «кретин» – ладно, в этом есть доля истины, «сволочь» тоже справедливо – в жизни всякое случалось, но вот «быдло» – извините. Не по адресу. Такое снести – невместно» – промелькнуло в голове принципиального пешехода, и он не замедлил с ответом:
– На себя посмотри! В зеркало! Там не быдло – «ЧМО» увидишь!
Дамочка за рулём мерседеса инстинктивно глянула в зеркало, расположенное на лобовом стекле, затем на боковое. Конструкторы автомобилей предназначают их для обзора дороги позади машины, отчего они так и называются «Зеркала заднего вида». Но у большинства водителей противоположного, можно даже сказать противоестественного для управления автомобилем пола, эти зеркала служат не для наблюдения за дорожной обстановкой, а для созерцания объекта гораздо более важного и интересного – а именно, себя любимой. Очевидно, в зеркале что-то оказалось не так, и дамочка задумалась. Тем временем на светофоре продолжал гореть зелёный свет, и позади мерседеса раздался требовательный сигнал, сопровождавшийся эпитетами, не только подтверждающими прозвучавшее на этом перекрёстке ранее, но и заметно дополняющими образ водителя дорогой иномарки новыми колоритными чертами. Но вот раздался визг резины, и зазевавшийся автомобиль рванул с места.
«На сегодня кое у кого настроение порядком испорчено. "Ездунья" …»
Пролог №2
Локация –вечерний переулок
… Раздалось характерное звяканье, и в руке ближнего «гоблина» заплясало лезвие «бабочки», так российские маргиналы любят называть балисонги – филлипинские складные ножи.
– Мобилу сюда-а, быстро-о, не по-онял!? – по-гопничьи, нараспев, прогундосил новоиспечённый «хозяин жизни и тёмных переулков», – Куртяк сымай, и карма-аны выворачивай, дядя!
–Да не вопрос, племянничек! Курточку тебе? Видать, замёрз, бедненький? И телефончик – маме позвонить, что задержишься? В больничку собрался, полежать? Ну, это как повезёт. То есть, коли жив останешься.
Мужчина быстрым движением расстегнул куртку и ловко выхватил что-то длинное, засверкавшее острой сталью. Что это такое, разглядеть было невозможно, потому что в руках владельца оно превратилось в сверкающую сферу. Загудел воздух, рассекаемый острой сталью. Через какое-то мгновение любитель «бабочек», по-поросячьи взвизгнув, рухнул на мокрый асфальт. Его приятель успел отскочить, но и ему тоже досталось – боль в рассечённой руке заставила его согнуться в три погибели.
– Ты чё, мужик!? Совсем!? Лёху убили-и, помогите-е!
– Так моего племяша Алёшей зовут? Хорошее имя, – мужчина задумчиво посмотрел на клинок в своей руке, – а вот это зовётся кухри, в Непале сделано, и не на сувенирной фабрике, а старым мастером. Для ближнего боя отличная вещь. Ну, а тебя то как величают? Один родственничек уже есть, сейчас вторым обзаведусь, а, сынок? Давай-ка я тебя за «мужика» по-отцовски взгрею, снимай штаны!
– Ты чё, урод! Убью, козёл! – завизжал «сынок», потянувшийся к лежащему перед ним ножу. Но получив удар плоскостью лезвия кухри по коротко остриженной голове, взвыл и схватился за неё, пачкая щеку сочащейся из правой руки кровью.
– Вот дибилы пошли, я же ему обыкновенного ремня хотел всыпать. А Лёха твой жив, и ты будешь. От удара плашмя не умирают. Были б мозги, то возможно было бы сотрясение. А вам то чего бояться?
Мужчина спрятал в ножны под курткой свой тускло мерцающий в свете уличного фонаря клинок, затем подобрал валявшиеся ножи и брезгливо рассмотрел их. Дешёвая китайская подделка под уже упомянутый балисонг и, так называемая «выкидуха», тоже продукция «Поднебесной империи». Сталь дерьмовая, всё собрано «на коленке», винты болтаются, у выкидного ножа лезвие скоро само начнёт выскакивать в кармане, так и чего отрезать может. Хозяину такие ножики зачастую опаснее, чем противнику. Но, увы, убить можно и этими. И чаще всего такими-то и убивают. Да ещё кухонными ножами по пьяни.
Мужчина спокойно сломал лезвия китайских поделок о бордюр, достал платок, и, по очереди протирая обломки, чтобы не оставить отпечатки пальцев, выкинул их в стоящий рядом мусорный бак.
Пролог №3
Локация – гаражи
Гаражи. Это целый мир. В лабиринтах длинных рядов железных ворот течёт своя жизнь, которая, как сказал один мудрец, во многих аспектах весьма напоминает театр, а другой не менее мудрый и, что немаловажно, достаточно авторитетный человек, подкрепил данную мысль безаппеляционным «в натуре». Так что театральная жизнь в гаражном мире кипела и была представлена всеми жанрами – от случайных коротких водевилей со сбежавшими перевести дух от сварливых жён мужьями, до полномасштабных комедий с ревностью, любовью и прочими атрибутами театра жизни.
А иногда на этих подмостках среди брошенной в тупике старой лысой резины, порванных шлангов, тормозных колодок, старых воздушных фильтров и пустых банок из-под машинного масла разворачивались целые драмы. Гаражи видели всякое.
В этом мире автомобильных квартир, конечно же, были и свои тайны. В некоторых гаражах, особенно в тех рядах, которые были построены первыми, ещё в семидесятых годах двадцатого века, рачительными хозяевами были вырыты погреба для хранения картофеля и различных солений, иногда эти погреба были даже двухуровневыми и, кто знает, что могло храниться в этих катакомбах. Как гласит одна городская легенда, однажды некий гражданин, зашедший в свой гараж тревожным осенним утром, (тревожным – потому что дело было в пятницу, а какого числа вы легко можете догадаться сами,) пропал. Из гаража он не выходил, так как все запоры на воротах и калитке были закрыты изнутри. Осмотр гаража работниками милиции показал наличие погреба и погреб этот был тем самым «катакомбом»…на одном этаже хозяин не остановился.
Что нашли милиционеры в этом таинственном гараже неизвестно, потому что дело как-то очень быстро забрали себе гораздо более компетентные органы и на этом всё закончилось. Короче легенда. Никто не знает ни имени пропавшего гражданина, ни местонахождения таинственного гаража. А их здесь сотни, и много заброшенных. А ещё в девяносто каком-то лихом году в правлении кооператива случился пожар и все бумаги, по которым можно было как-то выяснить хозяев, сгорели, а, учитывая, что половина гаражей была построена не совсем законно, за денежку малую, то и пытаться бессмысленно. Так что, однозначно, легенда.
Но это было совсем обычное утро, и ничего выходящего за рамки обычной гаражной жизни не происходило. Всё было, как всегда. Как всегда, в крайнем пятом ряду в гаражном боксе под номером сто тридцать четыре проснулся с синдромом тяжкого похмелья сантехник Коля Безверхий, ночующий возле своей старой «четвёрки» с проржавевшим под водительским местом полом. Как всегда, бегал по рядам с куском кабеля доцент Шпильман, с жалостным видом прося собратьев по нерушимому гаражному братству дать «прикурить» своей несчастной «девяточке». Его жалобные интеллигентские мольбы всегда находили отклик в душах обитателей гаражного сообщества, и вот уже хищные зажимы-крокодилы впивались в чьи-то клеммы.
– Когда аккумулятор то поменяешь, братан? Не надоело каждый раз так мучаться? – обычно приговаривал очередной добрый самаритянин, – Знаю место, где подешевле купить можно, подсказать?
Как всегда, к воротам бокса №138 подъехал праворукий японский внедорожник, купленный хозяином у местного перегонщика Севы, въехал в ворота бокса, а через минуту крепкий мужчина средних лет в обычной кожаной куртке и потёртых джинсах открыл изнутри хорошо смазанную, как, впрочем, и петли ворот, калитку в правой их половине.
– Привет, мужики! – поздоровался он, впрочем, ни к кому конкретно не обращаясь. Безверхий обречённо промычал в ответ свой «превет-медвед», а Шпильман радостно подбежал со своим неизменным «крокодиловским» кабелем
– Здравствуйте, Виктор Владимирович! Не поможете? Опять не заводится.
– Вижу. Евгений Вениаминович, загляните ко мне. Вот на полке стоит, берите, берите. Когда у вас день рождения, через месяц? А я сейчас поздравляю, вдруг в командировку уеду. Никаких денег! Обидеть хотите? Это подарок.
Доцент с ошалевшим от счастья лицом потащил к девятой модели Тольяттинского автозавода новенький аккумулятор, а тот, кого назвали Виктором Владимировичем, закрыл калитку на внутренний замок, и проходя мимо Безверхого, поставил на капот его старичка бутылку «Крюгера». Это пиво производства местного предприятия наш сантехник предпочитал остальным.
– Поправь здоровье, Коля. И завязывай, наверное, добром не кончится.
– Спасибо, Владимирыч. Знаю, да вот не выходит
– Ладно, придумаем что-нибудь. Давай, будь здоров.
– И вам того же.
На том и расстались. Безверхий открыл пиво и жадно ополовинил бутылку. Вторую половину сосуда пил не спеша, размышляя откуда берутся такие добрейшие люди, как этот Виктор Владимирович. Фамилию его он не знал, как, впрочем, и остальные гаражные соседи. Доцент однажды попробовал познакомиться с «интеллигентным человеком» поближе («и с чего он взял, что Владимирыч интеллигент? Нормальный он мужик»), но тот рассмеялся и вроде как в шутку сказал, что «те, кто меня хорошо знают, спокойно не живут». Нормально так пошутил, но больше ему лишних вопросов никто не задавал. А Колю Безверхого этот странный добрый сосед почему-то выделял из всех и частенько подсоблял. Когда добрым словом, а когда и как сегодня. «Добрым словом и бутылочкой пивка, можно иногда сделать человеку гораздо лучше, чем одним добрым словом», – это его слова, Владимирыча, и Коля их запомнил. «Душевно сказано. Сразу видно – человек с понятием».
Глава 1
Ноги трупа лежали на дорожке из розовой тротуарной плитки. БОльшая часть остального – на аккуратно подстриженном газоне. Не хватало меньшей, но достаточно важной части. Собственно, её отсутствие и позволяло со стопроцентной гарантией называть лежащее тело трупом. Не хватало головы.
Недалеко от стопроцентного трупа лежало человеческое тело, которое трупом отнюдь не являлось, судя по энергичным действиям людей в белых халатах. Оно являлось упавшей в глубочайший обморок Ириной Фердинандовной. В девичестве Форсайт. Впрочем, эту знаменитую, благодаря бессмертному творению Джона Голсуорси фамилию, Ирэн (а как же иначе она могла себя называть?) носила до сих пор, благополучно пережив два замужества, и не желала менять ни на какую другую.
В это злополучное утро она, как обычно, совершала пробежку вокруг озера, что было в двух шагах от её дома, элитной краснокирпичной новостройки. Моложавая эффектная дама бальзаковского возраста, как сказали бы раньше. Сейчас в этом возрасте выходят замуж чаще, чем в двадцать, что, кстати, и собиралась сделать Ирэн в третий раз.
Сегодня она проснулась позже обычного из-за вчерашнего головокружительного свидания с очередным мужчиной своей мечты и собиралась сделать пять кругов вокруг озера вместо обычных семи. Но, пробежав только половину первого круга, у выложенной розовыми плитками дорожки, ведущей к озеру, она увидела… мужчину своих будущих ночных кошмаров. На её крик прибежал охранник, расположенного неподалёку ночного магазинчика, который решительно вызвал «Скорую помощь» и милицию.
– Однако, – заинтересованно присвистнул уставший за ночную смену врач.
– Не свисти, Петрович, денег не будет, – заботливо произнёс пожилой шофёр «Скорой помощи» и зевнул.
– Их и так не будет. Главное, чтоб голова была на месте… Да-а, тебе, земляк, мы уж ничем помочь не сможем. А вот этой «мадам» пригодимся. Обморок. Коля, коли так, коли, что положено, набирайся опыта, юноша.
Врач, тот самый Петрович, отработал на «скоряке» больше десятка лет, а такие обычно становятся циниками, и к тому же наш врач стал вдобавок ещё и большим балагуром.
Молодой помощник, стараясь не смотреть на «некомплектное» тело, открыл чемоданчик и уже через пару мгновений приступил к работе с телом вполне комплектным и качественно собранным, точнее сложенным матушкой природой. Получив положенный укол, Ирэн (будем и мы её так называть) открыла глаза, обнаружила вокруг себя белые халаты и закрыла глаза снова.
– Где я? Кто вы? Где оно?
– Порядок, шеф! Говорит! Как живая!
– Цыц, остряк недоделанный! В морге будешь острить, на практике. Девушка, как вы?
Ирэн довольно покраснела на «девушку», мгновенно забыв об окружающих её обстоятельствах и кокетливо вздохнула, – Ужасно, доктор.
– Ну вот и чудесно, милочка, – не согласился с ней Петрович (Ирэн ещё больше покраснела). А вот и наши доблестные стражи порядка.
Милицейский «Уазик» лихо взвизгнул тормозами и, как гордый орёл, широко распахнул свои крылья –дверцы, выпуская троих молодцеватых служителей закона. Увидев жертву и её плачевное состояние, они мгновенно побледнели, а самому молодцеватому, а это обычно самый молодой, стало совсем плохо. Нет, ещё хуже.
– Бли-и-ин…Засада…
– Ничосе…
– Гру-у-у-ох-гы-ыы, – эти звуки издавал молодой, и, хотя они по своей сути, речью не являлись, но наиболее полно передавали общее состояние присутствующих.
Когда прибыла следственная бригада, всё окрестное население, спешащее на работу и по другим своим утренним делам, передавало друг другу душераздирающую новость – «На Белом озере по ночам маньяки обезглавливают людей. Первые трупы уже найдены.»
Естественно, никто не удивился, что телевизионщики прибыли раньше следственной бригады.
Ирэн Фердинандовна переживала свой звёздный час. Врач Петрович со товарищи улетели спасать и лечить оставшееся под утро в живых население города, а следственная бригада начала, выражаясь сухим языком протоколов, те самые «следственные действия». Итоги, которых, надо сказать, не обрадовали никого. «Sero venientibus ossa» (поздно приходящим достаются кости – лат.), – глубокомысленно изрёк судмедэксперт.
Убитым оказался, судя по документам, лежащим в бумажнике вместе с очень даже приличной суммой денег, не кто иной, как депутат областной Думы, местный олигарх с весьма сомнительной репутацией Борис Владимирович Кувалдин, по прозвищу «Молоток».
Головы не было нигде. Также не было обнаружено каких-либо следов борьбы и капель крови. Главное же, всех поразил характер смертельной раны, если так можно назвать обрубок шеи, торчащий из белоснежной, без всяких следов крови сорочки. Разрез был идеально ровным. Идеально …
– Это похоже на …, – судмедэксперт с интересом посмотрел на старшего следственной группы.
– Вы тоже так думаете? Иванов, следователь прокуратуры, обречённо вздохнул, – ни разу не встречал такого. Да ну вас, Евгений Филиппович…
– Либо устройство, подобное всем известному изобретению одного французского гуманного доктора, прославившему его фамилию, либо у нас появился мастер владения клинком, да ещё каким! Он рассёк позвонки, словно масло! Фантастика! Вылитый «Горец»! – восторженно подключился к обсуждению криминалист Сташевский Юрий Павлович, или Палыч, как звали его все в управлении.
Звонок мобильного телефона прервал восторги Палыча. Иванов обречённо слушал наставления начальства, изредка вставляя свои «…чего уж не понять… Я не волшебник и даже не учусь… Рыть то буду, только лопатка у меня меньше зарплаты и т. д.» У областного начальства старший следователь Иванов Михаил Андреевич имел весьма и весьма одиозную репутацию – непокорность и честность в сочетании с невероятной везучестью в раскрытии самых сложных дел. Хотя сам он считал это не везучестью, а идиотизмом. Ну кто в нормальном состоянии мог бы свой законный выходной день потратить на перелистывание старых бумаг в областном архиве, чтобы найти одну единственную фамилию. Правда, это привело к раскрытию убийства двух человек, но все считали это простым везением. Так же, как и поимку банды фальшивомонетчиков, когда ему пришлось целый месяц cлушать по вечерам концерты по заявкам на «Радио Шансон». Главаря он всё-таки вычислил, но теперь при первых же звуках всех этих «Владимирских Централов, …» он начинает старательно напевать арию Ленского из «Евгения Онегина», либо что-то из «Битлов». Полюбил классику.
– Приплыли, Палыч… «Политику» лепят… на контроле у «самого»
– И…
– Выборы скоро, не дадут спокойно работать.
Мобильник Иванова опять зазвенел,
– Вообще не дадут…
– Это уж точно! Повезло тебе, Гена.
– Ну по сравнению с ним, конечно. Как такого хоронить то будут?
Иванов обречённо достал телефон. Долго кого-то слушал, даже не пытаясь отвечать, затем с интересом спросил:
– Евгений Филиппович, сможешь мне больничный устроить?
– Так всё плохо?
– Ещё один без башки. Майн Риды хреновы, со своими всадниками …
– Какими всадниками? – Палыч недоуменно посмотрел на Иванова, – он же пеший, даже … лежий. Ну в смысле этот, лежачий.
Иванов тоже в свою очередь посмотрел на Палыча, но заинтересованно
– Издеваешься? Нет, скорее глумишься. Ты что «Всадника без головы» не читал?
– Нет. А что, книжка интересная?
– Да пошёл ты …
– Понял, не дурак. А что там, – Сташевский мотнул головой в сторону расположенной неподалёку областной администрации, где располагалась и местная Дума, – тоже депутат?
– Угу… серия, однако…Может утопиться? Озеро рядом.
Глава 2
Вторым обезглавленным «народным избранником» оказался некто Николай Валерьевич Жарков, он же «Жара». Лицо не менее известное и с не менее спорной репутацией, чем у предыдущей жертвы. Место, где было обнаружено тело депутата, говорило об изысканном вкусе убийцы – небольшой ухоженный парк в центре города, возле памятника Пушкину.
Состояние второго тела (как и в предыдущем случае, можно было с полной уверенностью называть его трупом) было идентичным первому –отделение важнейшей его части было произведено чисто, опытной рукой. Ни следов крови на одежде, ни следов борьбы, вообще никаких следов. И также начисто отметалась спасительная версия ограбления, нет, даже отбрасывалась на этот раз просто неприличной суммой наличных денег и оставшимися на руке часами. «Без малого пять тысяч евро стоит. В журнале такие видел», – заметил судмедэксперт.
– Это в том журнале, где девчонки классные? – У Сташевского сегодня было приподнятое настроение – по вторникам он играл в биллиард в клубе «Золотая луза», почётным членом которого являлся после того, как два года назад в блестящем стиле выиграл чемпионат Сибири и Дальнего Востока, – Опять вещдоки в личных целях используем?
– Так ты же все пальчики с него снял, Палыч. Я так, полистал немного, – смутился медик, тихий интеллигентный человек, над которым все любили подтрунивать, но так, беззлобно, поскольку для нормальной работы любого коллектива в нём должен быть стандартный комплект – «Трус, Балбес и Бывалый». За «Балбеса» работал Палыч, с «Бывалым» тоже всё ясно, а первый персонаж достался медику. Было ещё двое в отделе Иванова, но они проходили под кодом «молодые», хотя один был старше другого лет на пятнадцать. Считалось, всё равно «молодые», так как наша вначале упомянутая троица была уже в состоянии, которое принято называть предпенсионным.
– А вот и «…златая цепь на дубе том», как сказал бы наш классик, – Сташевский повернулся к памятнику Пушкину, – Ну куда же без неё реальному российскому пацану? Тяжёлая «голда» – то. Как шапка Мономаха. Да ещё и с брюликами.
Эту сентенцию Палыч произнёс по поводу того, что убийца, он же неизвестный лесоруб вышеупомянутых «дубов», после сделанной работы аккуратно засунул цепь, ранее гордо украшавшую шею убитого, в кармашек дорогого пиджака рядом с кокетливо торчащим платочком. Очевидно, чтобы не свалилась с «укороченного пенька».
– Андреич, нам явно хотят сказать, что это не ограбление и чужого им не надо, – эксперт укладывал очередной вещдок в пластиковый пакетик.
– А почему им? Может ему … или ей? – Иванов задумчиво достал из начатой пачки сигарету и разминал её между пальцами. – Эмансипация, знаете ли, вовсю шагает по планете. Семимильными, можно сказать, шагами. Следов рядом не нашёл?
Да какие тут следы, от дороги два шага, тротуарная плитка, дворники метут два раза в день
– А вспомни-ка труп на озере. Никакие мысли в голову не приходят? У нас то оные на месте.
– Ну-у, тело лежало возле дорожки, она тоже из таких же плиток, а по траве никто не ходил.
– До дороги там метров десять. Судя по следам на туфлях, тащили тело волоком. Если убийц было бы хотя бы двое, то взяли бы за руки-за ноги и никаких следов. Да и закинули бы уж точно подальше. Значит, преступник один был. С этой стороны озера жилых домов нет, только забор какой-то конторы. Выходит, наш убийца место и время раскладки жертв выбирал заранее.
Теперь по времени. На машине ехать от озера до парка примерно пять минут. Тела лежат возле дороги, работы на полминуты, не больше. Ранним утром там никого не встретишь, да и местность вокруг хорошо просматривается, можно подождать, момент выбрать. Нет, определённо, с этим бы справился и одиночка. К тому же слово «одиночка» в русском языке часто образует устойчивое народное словосочетание
– Псих-одиночка, что ли?
– Вот именно, Палыч. А разве способ обоих убийств не говорит об этом? И ещё, куда делась кровь? Одежда на жертвах без единого пятнышка, воротники рубашек чистые, и одежда на них своя, костюмы пошиты на заказ по фигуре, а фигуры у Кувалдина и Жаркова разные – первый поджарый, стройный, скорее фитнесом занимается с хорошим тренером, а второй наверняка по молодости в качалку ходил, а когда бросил, то его малость растащило. Короче, если даже костюмы перепутать, то штаны Кувалдина на Жаркова не надеть. Значит, их переодевали после убийства, не торопясь, спокойно, вдумчиво. Вон как шнурки аккуратно завязаны.
– Получается, головы им снесли, когда они щеголяли в костюмах от Адама, а не от Армани. Тут выбор небольшой. Судя по их принадлежности к сословию народных избранников – это, скорее всего, какая-нибудь сауна.
– Именно, Палыч, там и тело обмыть можно и спокойно приодеть.
– Хорошая версия и девочки к месту.
– Дались тебе эти девочки.
– А что, Фердинандовна то хороша-а-а, и вроде незамужняя, а ты, Миша, холостяк.
К концу дня версия об убийстве в сауне стала основной, а за час до конца официального рабочего дня получила косвенное подтверждение. В восьмидесяти километрах от города в элитном доме отдыха сгорела баня, она же по совместительству сауна. Администрация заведения утверждала, что отдохнуть от трудов праведных и, соответственно, «попариться» решили в этот день двое народных избранников с фамилиями, ныне фигурировавшими в протоколах осмотра тел покойных. На них были заказаны номера-люксы на двое суток, личной охране дан выходной, и посторонних лиц на территории дома отдыха не было. Лица же не посторонние ничего подозрительного не заметили, пока не заполыхал пожар, дотла уничтоживший рубленую из добротного кедра баню-сауну со всеми следами возможного преступления. Авария электропроводки – стандартная причина пожара, а поскольку на пепелище человеческих останков не обнаружено, то и ни о каком поджоге и речи не могло быть – пожарным и так работы хватает, на дворе лето – пожароопасный сезон. В итоге следствие зашло в тупик.
– «Scio me nihil scire», я знаю, что ничего не знаю, – подвёл итоги дня следователь Иванов и с чувством глубокого неудовлетворения и абсолютно невыполненного долга отправился домой почивать. И, как признался он сам себе, «увы, далеко не на лаврах».
Глава 3
Лица депутатов были спокойными и бледными. Никто не мог понять. Ничего. Уставшие от трудов праведных депутаты Областной Думы тупо смотрели на спикера, собравшего внеочередное заседание. Был повод. «Двойной удар» – так окрестили ситуацию местные остряки, но было не смешно. Неделю назад в этом зале заседаний шло довольно бурное обсуждение одного небезызвестного проекта, при проверке которого контрольной комиссией недосчитались некоторой суммы. В отличие от обычных недосчитанных сумм, которыми сопровождались подобные проекты с финансированием из госбюджета, размер последней был просто неприличным. Все дорожки, по которым могли уйти казённые средства вели к двум закадычным друзьям, ныне и уже навсегда отсутствующими. Спикер Областной Думы Семён Семёныч Добронравов читал распечатку стенограммы того памятного заседания, и струйка пота бежала по спине, хотя кондиционеры работали исправно …
