Kitobni o'qish: «Экспресс на Восток»

«Не судите, да не судимы будете».

(Евангелие от Матфея. Глава 7, стих 1)

Глава 1

3 августа 2015 года, понедельник.

Он сидел в своем кабинете, находящемся на втором этаже высотного здания, которое занимало главное управление по расследованию особо важных дел Следственного Комитета России. Сорокаоднолетний Серафим Дмитриевич Мирутин был высоким, худощавым, широкоплечим мужчиной в звании полковника юстиции. Он занимал должность следователя по особо важным делам. Сегодня на улице было около тридцати пяти градусов и, несмотря на мощный кондиционер, который работал в помещении, то и дело обдувая его струями прохладного воздуха, Мирутину было жарко. Он был одет в белую форменную рубашку с коротким рукавом без галстука с двумя расстегнутыми cверху пуговицами. Кроме него в кабинете никого не было.

Работать не хотелось. На столе перед ним лежало несколько томов уголовного дела о бандитизме, которое он должен был успеть передать в суд до отпуска, начинавшегося пятнадцатого августа. Он был руководителем следственной бригады и, превозмогая жару, плохое самочувствие и простую человеческую лень, сидя за экраном компьютера, составлял обвинительное заключение. В своем управлении он считался лучшим сыщиком, не имевшим за свою двадцатилетнюю следственную практику ни одного нераскрытого преступления.

Закончив набивать показания очередного свидетеля, Серафим перевел свой взгляд с экрана монитора на наручные часы. Было без пяти час. Через пять минут начинался обеденный перерыв. Он выключил компьютер, вышел из-за стола, размял затекшие суставы, прогнул назад спину, потянулся и пару раз присел. После этого он убрал материалы дела в сейф и вышел из кабинета, закрывая дверь на ключ. В этот момент в его кабинете раздался телефонный звонок. Серафим не стал бы возвращаться, но это был сигнал аппарата внутренней связи. А, значит, его хотел слышать начальник главка генерал-лейтенант Рымов. Или один из его заместителей.

Вернувшись и сняв трубку, он услышал в динамике харизматичный, не терпящий возражений голос Рымова:

– Серафим, зайди. – После этих слов его собеседник отключился.

Пожав плечами, Мирутин покинул свой кабинет и, поднявшись на этаж выше, оказался в приемной генерала. Секретаря Верочки, разбитной бабенки с шаловливыми глазами одного с ним возраста, в приемной не было. Сыщик постучал в дверь генеральского кабинета и, услышав громкое: «войдите!», оказался в просторном помещении. Слева от него, у стены, на которой красовался портрет Президента, располагался длинный стол для совещаний. Впереди, метрах в двадцати от входа в кабинет, за массивным деревянным столом от которого, образуя букву «Т», тянулся приставной, в высоком кожаном кресле сидел хозяин. Это был выше среднего роста статный и крепкий мужчина лет пятидесяти в такой же, как и у Мирутина, белой форменной рубашке с коротким рукавом, и погонами без просвета с парой шитых золотистых звезд на каждом. Аккуратно зачесанные назад русые волосы с седыми висками, кустистые брови, крупные черты лица, широкий нос, жесткие глубоко залегающие по обе стороны ото рта морщины. Буравчики серых глубоко запавших глаз смотрели на него внимательно и строго.

– Заходи, Серафим, – глубоким низким голосом пророкотал Илья Геннадьевич, – присаживайся. – Начальник следственного главка сделал жест рукой, показывая Мирутину, чтобы он занял место за приставным столом напротив него.

Следователь сел на указанное место и с интересом посмотрел на начальника.

– Я только что с совещания у Медленцова, – имея в виду председателя Следственного комитета, поделился с ним информацией генерал. Он откинулся на спинку кресла и посмотрел Серафиму в глаза. – Председатель сообщил, что в пятницу его вызвал к себе Президент. К нему на недавнюю прямую линию обратилась женщина, которая пожаловалась на то, что расследование уголовного дела об убийстве некоего Тимофея Ракчеева зашло в тупик. Его убийца не найден, а дело приостановлено. Между тем, этот Ракчеев обвинялся в похищении и убийстве восьмилетней девочки, Дианы Радюшкиной и в июле прошлого года был оправдан. Женщина просила Президента разобраться в этом деле, и он пообещал это сделать.

Медленцов собрал всю информацию по этим делам. Оказалось, что Тимофей Ракчеев был неоднократно судим за корыстные насильственные преступления. Последний срок он отбывал в Красноярском крае за похищение человека, вымогательство и убийство. Его убили перед Новым 2015 годом в купе спального вагона поезда «Москва-Красноярск». В Красноярск он следовал в одном купе со своей женой. Кроме того, с ними в одном вагоне ехали его помощник и мажордом. Детали этого дела ты изучишь сегодня же. Медленцов распорядился немедленно передать дело мне. Я уже звонил генералу Шапошникову, начальнику следственного управления на транспорте. У них сейчас это дело. Он отдал все необходимые распоряжения. В четыре часа дело должно лежать у меня на столе. И, как ты уже, наверное, понял, этим делом займешься ты. Срок моего доклада о раскрытии этого убийства председателю комитета – 1 сентября.

Серафим заерзал на своем стуле. Новость о том, что ему придется заниматься столь резонансным делом, стоящим на контроле у самого главы государства отнюдь его не радовала. Тем более, что через двенадцать дней у него начинался отпуск с долгожданной поездкой с семьей в Сочи.

– Товарищ генерал, – почти официально обратился сыщик к Рымову, – а как же мой отпуск? Он у меня с пятнадцатого.

Начальник следственного управления нахмурился и подал корпус тела вперед:

– Я помню про твой отпуск, – со вкрадчивостью, не обещавшей ничего хорошего, посмотрел он на Серафима. – А еще я помню о своем собственном отпуске, который начинается у меня двадцать пятого августа. Только вот если мы будем помнить о своих отпусках, а не о работе и не о поручениях начальства и самого Президента, – он сделал многозначительную паузу, сверля подчиненного глазами-буравчиками, – то наши отпуска плавно перетекут в отставку. И отнюдь не почетную.

Рымов поднялся из-за стола. Серафим тоже было привстал, но его собеседник махнул рукой, давая понять, что дело волнует его больше, нежели соблюдение подчиненным субординации. Генерал стал расхаживать около стола, заложив руки за спину.

– Если у тебя через двенадцать дней отпуск, – продолжил он, – то тем сильнее у тебя должна быть мотивация, чтобы успеть. – Он подошел к висевшему на стене кондиционеру и встал под его холодные струи. Несмотря на то, что прибор был включен на полную мощность, в помещении генеральского кабинета было достаточно жарко.

Наконец генерал отошел от кондиционера и сел на свое место.

– Времени у тебя мало, не спорю, – проговорил он. – И дело это непростое. Но если назвался груздем – полезай в кузовок, – поговоркой напомнил он Мирутину о том, что тот считается лучшим сыщиком всего их управления. – К тому же тебе в твоем расследовании везде будет включен зеленый свет. Все подразделения нашего ведомства, в которые ты будешь обращаться, обязаны будут отвечать на твои запросы во внеочередном порядке. Я включу в твою следственную бригаду лучших наших следователей и попрошу Шапошникова прикомандировать к нам его «важняка». – Он впервые с начала разговора улыбнулся. – Пусть побудет у тебя на побегушках, если не умеет самостоятельно раскрывать преступления. Кроме того, тебе будут выделены оперативники, которых попросишь.

– Тогда я попрошу вас включить в состав моей бригады подполковника полиции Самохвалова, – решил использовать обещание начальника Серафим.

– Хоть десять Самохваловых. Только дай мне результат, – попросил его Илья Геннадьевич.

– У меня вопрос. Где находится уголовное дело о похищении и убийстве малолетней Радюшкиной? – уточнил следователь. – В Московском городском суде?

– Да, – ответил генерал. – Совсем забыл тебе сказать. Дело в том, что из-за процессуальных нарушений, допущенных при рассмотрении судом присяжных, оправдательный приговор Ракчееву был отменен. А дело направлено из Верховного суда обратно в Мосгорсуд. Оно поступило туда в январе, и было прекращено ввиду гибели подсудимого.

– А как же его родственники? – удивился Мирутин. – Они не просили заочно рассмотреть это дело и оправдать погибшего Ракчеева? Ведь из-за нашумевшего дела юриста Магнитского в закон были внесены поправки, которые позволяют это сделать.

– Значит, не просили, – отмахнулся генерал, которого это мало интересовало. – В общем, после обеда собери все материалы дела о банде Вершинина и скачай на флэшку обвинительное заключение. После четырех я тебя вызову. Заодно принесешь мне это дело. Да, и заготовь проект постановления от моего имени о передаче этого дела полковнику Кожемякину.

Генерал проникновенно посмотрел на сыщика и попросил:

– Серафим, отнесись к этому делу со всей серьезностью. Если ты его раскроешь, – пообещал Илья Геннадьевич напоследок, – то из отпуска вернешься уже не просто «важняком», а с приставкой «старший». Старшим следователем по особо важным делам.

– Я вас понял. – Мирутин поднялся со своего места. – Сделаю, все, что от меня зависит.

– И то, что не зависит, тоже сделай, – попросил генерал и, встав со своего места, проводил гостя до дверей. Это можно было толковать как высшее проявление доверия, какое только мог оказать начальник своему подчиненному.

***

Последние несколько лет погода преподносила сюрпризы. Причем как зимой, так и летом. Осень и весну за времена года можно было уже не считать. Потому что до середины апреля снежный покров с земли не сходил, а в конце этого месяца начинало парить, словно летом. Также и осенью. До середины октября было по-летнему тепло и сухо, после чего сразу начиналась зима. Сильный ветер, снег, мороз, потом ледяной дождь. Ну и так далее, со всеми отсюда вытекающими.

Вот и сегодня еще каких-то полчаса назад парило так, что казалось, будто город Москва расположен в районе экватора. А сейчас небо заволокло черно-серыми тучами, порывами ветра ломало деревья и сдувало с крыш их покрытие, а по московскому асфальту и крышам автомобилей барабанил крупный град вперемешку с ливневым дождем, как бы говоря: «кто не спрятался, я не виноват». Разверзлись хляби небесные, обнажая городские проблемы с ливнестоками. Небо раздирали молнии, после которых, спустя мгновения, весь объем окружающего пространства содрогался от мощного грозового грохота.

Сидя в своем кабинете за экраном компьютера, Мирутин посмотрел на наручные часы. Было начало пятого. Он нагнулся вниз, вынул из специального гнезда на панели системного блока флэш-карту с закачанным на нее недописанным обвинительным заключением и положил ее на стопку томов уголовного дела, возвышавшуюся у края стола. Томов дела было восемь. Все аккуратно подшиты, с одинаковым количеством листов в каждом. Серафим любил порядок и был очень аккуратным. Именно поэтому его коллеги шутили, что он перевелся к ним из следственного управления ФСБ. Потому что фээсбешные следователи славились своим умением хорошо и красиво подшивать дела. Видимо, сказывалась старая школа тридцатых-сороковых годов прошлого века, когда внешний вид уголовного дела свидетельствовал о качестве проведенного следствия. Ведь тогда нераскрытых дел просто не существовало.

Раздался звонок внутреннего телефона. Ответив генералу, следователь встал из-за стола, подкатил к нему стоявшую в углу тележку для перевозки покупок по торговому залу, позаимствованную их управлением у одной из торговых сетей, и сгрузил все тома дела в нее. Флэшку он положил в нагрудный карман рубашки. Спустя несколько минут он постучал в дверь генеральского кабинета и, получив разрешение войти, вкатил тележку с делом в помещение. Отодвинув ее в угол, Серафим, поймал на себе взгляд Рымова и, спросив разрешение, устроился на своем прежнем месте, там, где он уже сегодня сидел. Кроме хозяина в кабинете за столом напротив него находился высокий худощавый мужчина лет сорока пяти в форменной рубашке одного с ними ведомства. На его погонах, как и на погонах Мирутина, красовались три большие звезды с эмблемой «щит и два перекрещенных меча», что свидетельствовало о том, что незнакомец имел специальное звание «полковник юстиции». На приставном столе между двумя полковниками находились четыре тома уголовного дела, в каждом из которых было примерно по триста листов.

– Знакомься, Серафим, это старший следователь по особо важным делам следственного управления на транспорте, полковник Коновалов Артем Игоревич, – кивнув головой в сторону гостя, сказал Рымов. – А это, – генерал перевел взгляд на своего подчиненного, – полковник Мирутин Серафим Дмитриевич. Оба «важняка» привстали со своих мест и пожали друг другу руки.

– А это, как я понимаю, то самое дело? – произнес Мирутин, кивнув на стопку томов, лежавшую на столе.

– Ты правильно понимаешь, – ответил ему генерал. – С сегодняшнего дня полковник Коновалов прикомандирован к нашему управлению и поступает в твое распоряжение. – Он взял лежавшую перед ним на столе скрепленную степлером стопку листов офисной бумаги. – А это постановление о передаче тебе уголовного дела по факту убийства Тимофея Семеновича Ракчеева и создании для его дальнейшего расследования следственной бригады. Помимо Коновалова и Самохвалова, мною туда включены еще двое следователей и столько же оперативников. Руководителем следственной группы назначен ты.

Протянув Мирутину постановление, Илья Геннадьевич посмотрел на часы. – Ну, знакомьтесь, и за работу. А мне еще необходимо сделать доклад заместителю председателя комитета.

Оба офицера встали со своих мест и, взяв по два тома дела каждый, направились к выходу. Пропустив Коновалова вперед, Серафим оглянулся на генерала и, улыбнувшись, вынул из нагрудного кармана рубашки флэш-карту, положив ее сверху на тома дела банды Вершинина.

Рымов, взяв в одну руку трубку одного из телефонных аппаратов, стоявших слева от него, шутливо нахмурился и показал ему другой рукой кулак.

***

Несмотря на то, что кабинет Мирутина был раза в два меньше генеральского, недостатка пространства в нем не ощущалось. Слева от входа перед стеной, на которой висел кондиционер, располагался массивный деревянный стол хозяина с небольшим приставным столиком. Левее, напротив входа, располагалось огромное, во всю стену окно, выходившее во внутренний двор здания. Оно было зарешечено снаружи. В углу, между столом и окном, располагался небольшой кожаный диванчик. Напротив стола хозяина кабинета, в противоположном конце помещения, у окна, располагался еще один стол помощника следователя, который находился в отпуске. Недалеко от него, в углу, стоял высокий металлический служебный сейф, в полуметре от которого, во всю стену, почти до самого входа в кабинет, вытянулся высокий покрытый коричневым лаком офисный шкаф-купе. Одно из его отделений, ближайшее ко входу в помещение, было приспособлено под платяной шкаф с висящими внутри него плечиками для одежды. Стульев в кабинете не хватало. Их было всего три. Два находились у приставного столика, а один стоял возле стола помощника.

Войдя внутрь и положив тома дела на приставной столик, Мирутин занял один из стульев, оказавшись спиной к окну. Он предложил коллеге расположиться напротив.

– Ну что, может, сразу перейдем на «ты»? – спросил он, вопросительно поведя бровью.

– Согласен, – положив свои тома на стол, ответил Коновалов.

– Чаю, кофе? – осведомился новый начальник у своего нового подчиненного.

– Спасибо, не нужно, – отказался тот. – Давай лучше сразу к делу.

– Давай, – пожал плечами сыщик, с удивлением подумав, что лучше бы его новый знакомый отнесся с таким рвением к расследованию этого дела раньше. Тогда бы Серафиму не нужно было размышлять, успеют ли они раскрыть это преступление до отпуска или ему, как в прошлом году, придется объяснять своим домашним, что поездка на море срывается из-за порученных ему важных государственных дел.

Коновалов коротко рассказал ему о деле. Из его рассказа, помимо того, что ему уже успел поведать генерал, следовало следующее.

Скорый фирменный поезд «Енисей», сообщением «Москва-Красноярск», отправился с Ярославского вокзала 28 декабря 2014 года. Его прибытие в Красноярск ожидалось 31 декабря, утром. Вагон, в котором произошло убийство, находился в хвосте поезда. Рядом с ним располагался вагон-ресторан, который был предпоследним. После двух часов ночи вагон-ресторан прекращал свою работу и оба вагона до утра закрывались на ключ.

Все купе вагона были заняты. Единственным купе, занятым одним человеком, было седьмое. Им был некий Ариф Джафаров, гражданин России, по национальности – азербайджанец. Самое интересное, что у него была кличка «Пуаро». Это был один из лучших в мире экспертов по вопросам преступности, раскрывший за свою карьеру частного сыщика не один десяток дел. А, может, и не одну сотню.

Тимофей Ракчеев с женой, Людмилой, занимали купе № 6. В первом купе ехал помощник Ракчеева – Антон Смакуев, в восьмом – его мажордом, Афанасий Мастерков.

Остаток дня 28 декабря, ночь и следующий день прошли без происшествий.

Спустя полчаса после того, как поезд отправился со станции «Заводоуковская», он попал в снежный занос и остановился. Это было в половине первого ночи с 29 на 30 декабря. Утром около девяти часов из купе № 6 раздался крик. Это кричала Людмила Ракчеева. Она проснулась и обнаружила труп своего мужа. Ракчеев был зарезан ножом. На его теле было обнаружено тринадцать колотых и колото-резаных ран. Ракчеева объяснила, что накануне они с мужем легли спать около одиннадцати вечера. На ночь муж принял снотворное, которое ему перед сном принес Мастерков. Ночью она выходила в туалет, где ее кто-то закрыл снаружи ключом. Она испугалась, и какое-то время сидела тихо. По прошествии примерно 10-15 минут она решила стучать и звать на помощь. Но неожиданно дверь снаружи кто-то открыл. Она очень испугалась. Выждав несколько минут, она вышла из туалета. Ни в тамбуре, ни в коридоре вагона никого не было. Она подумала, что это было чьей-то дурацкой шуткой, зашла в свое купе, закрылась, легла и уснула. Утром она обнаружила труп мужа. Ракчеева считала, что его убили именно в то время, пока она отсутствовала.

По заключению судебно-медицинской экспертизы трупа смерть Ракчеева наступила в период между нолем и двумя часами ночи. Следствие пришло к выводу, что убийцей Ракчеева явилось неустановленное лицо, зашедшее в форме проводника в вагон на станции «Тюмень», либо на станции «Заводоуковская».

После совершения преступления убийца спрятал нож в косметичке Ракчеевой, а также, не заметив этого, потерял пуговицу от своей форменной куртки. Преступник вышел через ту же дверь, что и вошел – рядом с вагоном-рестораном.

Уточнив у полковника Коновалова некоторые детали, Серафим сообщил, что на сегодня у него больше вопросов к коллеге не имеется и отпустил его домой. На часах было пятнадцать минут седьмого.

На улице опять светило солнце и было достаточно жарко. Вернее, душно, поскольку испарявшаяся влага насыщала теплый воздух, а температура, несмотря на вечер, все росла. Назавтра, насколько он успел услышать по радио, синоптики прогнозировали все сорок. А предстоящей ночью – двадцать пять. В такую жару Серафим заснуть не мог. Причем ни дома, ни на работе. Он постоянно принимал ледяной душ. Но из-за жары даже ледяная вода, идущая из-под крана, очень быстро становилась всего лишь слегка прохладной.

Сегодня он домой не пойдет. Чтобы не терять драгоценное время, он посвятит эту ночь изучению дела и составлению плана расследования. Позвонив своей молодой красавице-жене, которая была его младше на десять лет, и, поставив ее перед фактом, что ждать его с работы сегодня не стоит, Мирутин убрал все лишнее со своего стола, взял ручку, лист бумаги, первый том дела и погрузился в его изучение. Ночь обещала стать бессонной.

Глава 2

Из протокола допроса свидетеля Мишельского П.Н.

Петру Никифоровичу Мишельскому было 52 года. Он работал проводником поездов 30 лет. Последние семь лет являлся проводником поезда «Москва-Красноярск». 28 декабря 2014 года, незадолго перед отходом поезда он узнал, что его напарница, Вера Симакина, отравилась и попала в больницу. Начальник поезда попросил его отработать этот предновогодний рейс одному.

Их поезд отправился с Ярославского вокзала Москвы на Красноярск в 13 часов 10 минут 28 декабря. Прибытие в Красноярск ожидалось 31 декабря в 7 часов 50 минут. Вагон, в котором он был проводником, находился в самом хвосте поезда, рядом с вагоном-рестораном. После двух часов ночи вагон-ресторан закрывался, и он закрывал свой вагон на ключ до утра.

Все купе вагона были заняты. Люди располагались в них следующим образом:

Купе № 1 – места 1 и 2 занимали Сергей Харчевский и Антон Смакуев.

Купе № 2 – места 3 и 4 – Юрий Жарков и Арина Дебельская.

Купе № 3 – места 5 и 6 – супруги Родион и Алена Андронниковы.

Купе № 4 – места 7 и 8 – Алла Шапокляева и Богдана Шмитюк.

Купе № 5 – места 9 и 10 – Марина Хаммер и Аграфена Олимп.

Купе № 6 – места 11 и 12 – Людмила и Тимофей Ракчеевы.

Купе № 7 – занимал Ариф Джафаров, по кличке «Пуаро».

Купе № 8 – места 15 и 16 – Антип Фараонцев и Афанасий Мастерков.

Купе № 9 – места 17 и 18 – Артемий Мелешкин и Константин Лихоимцев.

Все пассажиры сели в Москве и все ехали до Красноярска.

По пути в их вагон никто не подсаживался.

29 декабря около 21 часа супруги Тимофей и Людмила Ракчеевы вернулись из вагона-ресторана, где они ужинали. Как и накануне, перед тем, как укладываться спать, Ракчеев дал Петру чаевые и попросил убраться в купе и перестелить их с женой постели. Это заняло минут пятнадцать. Перед тем, как Ракчеев с женой закрылся в своем купе, к нему, по отдельности, приходили его помощник, Смакуев, и порученец – Мастерков.

Примерно в половине первого ночи, 30 декабря, поезд встрял в снежный занос и остановился. После часу ночи, он, Мишельский, ходил в вагон-ресторан поболтать с официантами. Они обсуждали попадание их поезда в снежный занос. Вернулся он довольно быстро. Из своего купе его позвала Марина Хаммер. Женщина просила принести ей чаю. Через полчаса по просьбе Смакуева он подал чай и ему. Тот разговаривал с Юрием Жарковым. Потом Жарков вернулся в свое купе.

Это было не позже двух ночи. После этого Петр, то был у себя, то сидел в коридоре. Он не мог заснуть, так как поезд стоял. Отрицал, что посторонний мог проникнуть в вагон. Когда он стучал в дверь Ракчеева, его позвала Шапокляева.

Пуговицы от кителя он не терял. Все пуговицы его формы на месте. Он не знал об истории с похищением и убийством Дианы Радюшкиной и самоубийством ее няни.

30 декабря, утром, примерно в четверть десятого, он услышал женский крик. По коридору к нему бежала жена Ракчеева. Она была в слезах и сбивчиво объяснила, что ее мужа убили. Он прошел в купе Ракчеевых, и увидел зарезанного пассажира. Тот лежал справа от входа на своей полке, на спине, одеяло было откинуто, а грудь и живот представляли из себя сплошную кровавую рану. Орудия убийства он не заметил. Петр сразу же по телефону вызвал начальника поезда. К тому времени в коридоре столпилась толпа зевак, подошли Мелешкин, Лихоимцев и Джафаров. Вместе с прибывшим начальником поезда они вчетвером остались на месте происшествия, а его попросили сопроводить пассажиров в вагон-ресторан. В течение дня он исполнял поручения начальника поезда, Мелешкина и проводившего расследование частного детектива Джафарова, которого называли «Пуаро». Этот человек его допрашивал. А вечером, перед тем, как их поезд был освобожден из снежного капкана и двинулся дальше, этот «Пуаро» собрал всех пассажиров вагона в вагоне-ресторане и объяснил им, каким образом был убит Ракчеев. Со слов сыщика, его убил посторонний, незаметно зашедший в их вагон в форме проводника на станции Тюмень. Этот человек дождался, пока жена Ракчеева выйдет в туалет, запер ее там, после чего прошел в оставшееся не закрытым купе, где убил ее мужа, нанеся тому множественные удары ножом в живот и грудь. Убийца сунул нож в сумочку Ракчеевой и случайно обронил пуговицу со своего форменного пиджака, после чего покинул вагон, так же незаметно сойдя на станции «Заводоуковская».

Из протокола допроса свидетеля Смакуева А.В.

Антону Викторовичу Смакуеву было 40 лет. Он был знаком с Ракчеевым 11 лет. Они вместе сидели в одной колонии. Смакуев за грабеж, а Тимофей – за похищение человека, вымогательство и убийство. Отбывали срок они в Красноярском крае. Когда Антон узнал, что его шефа, Ракчеева, убили, то особо не удивился. Тот имел характер, с которым своей смертью не умирают. К тому же Ракчеев обвинялся в похищении и убийстве маленькой девочки. А это было не по понятиям. И хотя суд Ракчеева оправдал, «братва» продолжала считать, что он был причастен к этим преступлениям.

29 декабря, после ужина, он вышел на платформу станции «Тюмень». Было очень холодно, и он замерз, поэтому зашел обратно в свой вагон. Пообщался с соседом по купе, Харчевским, потом в коридоре разговорился с Жарковым. Когда они разговаривали, мимо них проходил «Пуаро». Потом его, Смакуева, позвал Ракчеев, поручив связаться с Красноярском и узнать, будут ли их встречать. Он пошел в свое купе. Жарков все еще стоял в коридоре. Он выполнил поручение шефа, позвонил ему по телефону, доложив, что их будут встречать на вокзале, и снова разговорился с Жарковым. Потом они вместе с ним выходили из вагона на остановке «Заводоуковская». Пока разговаривали в коридоре вагона, поезд остановился, застряв в снегу. Около двух ночи разошлись по своим купе. После расставания с Жарковым, он попросил проводника принести ему чай. Никого из посторонних не видел. Один раз во время их разговора с Жарковым мимо них прошел проводник.

Утром они с соседом встали в девять часов, умылись, сели завтракать. Вдруг они услышали крики и узнали, что Ракчеев убит. Он подошел к купе Ракчеевых и видел, что Тимофея зарезали, причем били ножом его много раз. Грудь и живот трупа были в крови. После этого проводник и начальник поезда попросили его и остальных пассажиров пройти в вагон-ресторан, где они находились весь день, до того момента, пока поезд снова не двинулся в путь. Перед этим «Пуаро» рассказал всем, что Ракчеева убил неизвестный в форме проводника, проникший в вагон на станции «Тюмень» и покинувший его на станции «Заводоуковская». Преступник запер вышедшую из своего купе в туалет Людмилу Ракчееву, убил Тимофея, сунул орудие убийства в сумочку его жены, уронил в купе оторвавшуюся пуговицу и был таков.

Из протокола допроса свидетеля Мастеркова А.Ф.

Мастерков Афанасий Федорович, 40 лет, управляющий в квартире погибшего (мажордом). Последний раз видел шефа около 21 часа 29 декабря. По просьбе Ракчеева он принес и дал тому снотворное. Выпил ли его хозяин, он не видел. Жена хозяина в это время смотрела телевизор. По утрам его босс вставал по-разному. Но обычно не раньше десяти часов

Ракчеев свидетелю не нравился, был хамовит, высокомерен, иногда позволял себе его унижать, но платил щедро. Он помнил из сообщений СМИ о деле с похищением и убийством девочки. но не знал, что в этих преступлениях обвинялся Ракчеев.

Вечером 29 декабря, после ухода от него, он пошел к себе в купе и находился все время там, читал. С ним в одном купе ехал Антип Фараонцев. Они не общались. Фараонцев заснул в одиннадцать. Мастерков же читал свою книгу примерно до четырех утра.

Ничего необычного он ночью не слышал. У Ракчеева он работал полгода. До этого работал у одного богатого промышленника, которого потом посадили. В десятом часу утра его разбудили крики, и он узнал, что Ракчеева этой ночью убили. Потом всех пассажиров вагона попросили пройти в ресторан, где они находились весь день. Расследование убийства вел некий «Пуаро», который и рассказал всем, кто и каким образом убил его работодателя. Его показания полностью совпадали в этом с показаниями предыдущих свидетелей.

Из протокола допроса свидетеля Хаммер М.Л.

Марине Леонидовне Хаммер было 55 лет. Недавно она вышла на пенсию. До этого работала врачом в медицинской клинике. Она ехала в Красноярск на Новый год к своей дочери, зятю и внучке. Ничего, что могло бы быть полезным для следствия, она не сообщила. В ночь с 29 на 30 декабря она крепко спала и узнала о смерти незнакомого ей пассажира утром. Она дала показания о том, что было затем, которые полностью согласовывались с показаниями предыдущих свидетелей. О похищении и убийстве малолетней Дианы Радюшкиной и последующем самоубийстве ее няни она слышала в новостях. Но никакого отношения к этой семье не имела.

Из протокола допроса свидетеля Олимп А.И.

Аграфене Ильиничне Олимп было 50 лет. Она работала в благотворительном фонде в Москве. По профессии она была медсестрой. Поздно вечером 29 декабря она, идя по коридору вагона, случайно открыла дверь в купе Ракчеевых. Жена хозяина попросила ее закрыть дверь, а Ракчеев при этом захохотал, обозвав «овцой». Потом она зашла в свое купе и попросила у своей соседки, Марины Хаммер, таблетку аспирина. Выпив, она легла спать. Это было без пяти одиннадцать. Когда она засыпала, поезд остановился на какой-то станции. Они обе со своей соседкой по купе никуда не выходили до самого утра. У нее чуткий сон и, если бы ее соседка выходила, она бы обязательно услышала. Аграфена ехала к сестре в Красноярск, чтобы вместе с ней встретить Новый год. Дала адрес сестры. Она была не в курсе дела о похищении и убийстве девочки. Утром 30 декабря она проснулась от криков, узнав от соседки, что убили мужчину с неприятным лицом, которого они накануне видели с его женой в ресторане, когда ужинали. Она поняла, что это был тот, кто ее обозвал. Потом, умывшись, она вместе с другими пассажирами их вагона по просьбе проводника ушла в вагон-ресторан, где пробыла до вечера, пока поезд не отправился в дальнейший путь. Об убийстве им рассказал ехавший с ними в одном вагоне частный сыщик по кличке «Пуаро». В этом ее показания были аналогичны тем, которые давали иные свидетели.

Из протокола допроса свидетеля Шапокляевой А.И.

Алла Иннокентьевна Шапокляева, 75 лет. Ехала в Красноярск к подруге на Новый год. С ней в одном купе ехала ее горничная, Богдана Шмитюк. Вечером 29 декабря примерно до одиннадцати часов она читала, потом не могла заснуть, мучил хронический ревматизм. Примерно без пятнадцати час ночи горничная сделала ей массаж, и она заснула. Поезд уже стоял. Ночью крепко спала и ничего не слышала. Богдана Шмитюк работала у нее год.

Про трагедию с похищением и убийством малолетней Дианы женщина знала, поскольку была другом семьи Радюшкиных, крестной матерью мамы умершей Елизаветы Радюшкиной и дружила с прабабушкой Дианы. Та живет в Подмосковье, но сильно болеет.