Kitobni o'qish: «Тихая моя родина»
Дневник епархиального миссионера
Предисловие
Какими были русские крестьяне в предреволюционной России? История донесла до нас голоса политиков, генералов, писателей, но крестьянских голосов мы совершенно не слышим, лишь отвлеченные рассуждения всех упомянутых по «крестьянскому вопросу». А кто из них хорошо знал крестьян? Кто мог судить, например, о характере их религиозности? Сельские батюшки не припомню, чтобы писали мемуары.
Вопрос о религиозности русских крестьян на закате империи оказался совершенно мифологизирован. Одни считают, что тогда все поголовно верили в Бога, и только злокозненные большевики «порушили веру», другие, напротив, утверждают, что перед революцией народ уже ни во что не верил, и только поэтому революция свершилась. Как же на самом деле?
Вопрос этот важен до чрезвычайности. От того, как мы поймем религиозность нашего крестьянства, зависит, сможем ли мы понять духовные причины крушения империи и все последующие катаклизмы русской истории ХХ века. А от этого зависит выбор пути всё ещё не определившейся России.
В нашем распоряжении оказался уникальный документ, публиковавшийся в «Вологодских епархиальных ведомостях». Епархиальный миссионер Николай Николаевич Следников в 1899-1905 годах ездил по деревням с тем, чтобы обращать раскольников-старообрядцев в православие, а потом подробно описывал свои поездки. Как видим, раскол ХVII века далеко ещё не был изжит в начале века XX-го, но, читая дневник епархиального миссионера, постепенно убеждаешься, что это не только, и даже не столько о раскольниках. Это о религиозной жизни русских крестьян со всеми её темными и светлыми сторонами.
Николай Следников – талантливый, незаурядный человек, он так ярко живописует и раскольников, и православных, что они, как живые, смотрят на нас со страниц его дневника. Человек, душа которого горела верою, он вместе с тем очень искренен и отнюдь не склонен идеализировать крестьянство. Его заметки дышат правдой, порою – очень неудобной, иногда – рождающей надежду.
Хочу предложить вашему вниманию фрагменты этого дневника. Их выбор, конечно, субъективен, но, уверяю вас, не пытался подобрать их под какую-либо заранее заданную тенденцию, просто выписывал то, что показалось наиболее ярким, характерным и позволяющим делать выводы, какими бы они не были. По ходу цитирования, конечно, не удержусь от комментариев. Всё это так перекликается с нашей реальностью рубежа XX-XXI веков… Что изменилось за сто лет? Всё. И одновременно – ничего.
Н.Н. Следников совершал свои миссионерские поездки будучи ещё мирянином, а революцию он встретил уже в сане епископа, впрочем, за пределами нашей епархии. Очень хочу, чтобы земляки услышали голос этого замечательного, но мало кому ныне известного человека.
Поездки вологодского епархиального миссионера в 1899 году.
H.C.: 9 марта… по воле его преосвященства отправился в Грязовецкий уезд… 10 числа в 6-ом часу вместе со священником Алексеем Соколовым поехали мы в деревню Зажелка… Комната была полна народа… С большим оживлением говорили на любимый всеми старообрядцами вопрос об антихристе. Василию Позднякову, наслушавшемуся ни на чем не основанных страннических толков, всё хотелось доказать, что антихрист уже пришёл, утвердить даже такую нелепость, что он был ещё во времена земной жизни Господа Иисуса Христа.
C.K.: Вот уж, воистину, сто лет пролетели, как один день. И ныне раскольники всех мастей и православные, тяготеющие в расколу, любимым своим вопросом имеют антихриста, и богословский уровень их рассуждений на эту тему не сильно отличается от уровня стародавних раскольников. Как-то современный батюшка сказал: «Если бы они думали о Христе столько же, сколько думают об антихристе, так давно бы уже стали святыми».
Н.С.: Народ здешний православный очень заинтересован вопросами веры, как потому что любит святую веру, так и потому, что живущие среди него раскольники часто говорят с ним о предметах веры, а он малосведущ и безответен против хул и обвинений Православной Церкви, какие изрыгают раскольники. Между тем, православным хочется защитить от нападок врагов благодатную Мать-Церковь. В сердца же слабые под влиянием настойчивой проповеди раскольников закрадывается сомнение, не погрешила ли, не ошиблась лив самом деле в чем-нибудь Мать, породившая их для духовной жизни?
C.K.: Hy не вчера ли сказано? Народ наш всё так же заинтересован вопросами веры и всё так же «малосведущ». И попрежнему нечего ему ответить ни очередным «борцам с ИНН», не протестантским сектантам, ни растлителям – рационалистам. Да к тому же ещё и не видно тех епархиальных миссионеров, которые готовы ездить по деревням и беседовать с православными крестьянами.
Н.С.: 11 числа вечером устроена была беседа в здании училища. Стояла страшная непогода, печально завывал ветер на снежных равнинах, замело все дороги… Старушка Татьяна опутана как слабое беззащитное насекомое сетями пауков-раскольников… По её мнению, спасение достигается исключительно слезами и молитвой. Она.... не устрашилась произнести кощунственные слова: «Для всех не хватит Тела Христова, православные причащаются вина, а не Крови Господней».
С.К.: Слышал бы эти слова протопоп Аввакум, полюбовался бы на плоды порожденного им раскола. Вот бы рыдал. Да он ведь слышит и рыдает.
Н.С.: 12 марта прибыли в Барский Иоанно-Предтеченский приход. Здешние раскольники любят привлекать в свою секту православных при их кончине, пользуясь болезненной слабостью и страхом смерти. Они хоронят свои жертвы где-нибудь в лесу или в поле под хворостом. Бедных странники не любят, зато охотно привлекают B свою секту людей богатых. Странники по словам одного крестьянина «ночью темною приходят, ночью же и уходят, не признают никаких властей, не любят трудиться, но живут на чужой счет».
C.K.: Ныне возможность завладеть наследством вовлеченных в секту людей и спекулировать на материальных проблемах с удовольствием переняли сектанты протестантского толка.
H.C.: В Воздвиженском… беседа продолжалась 4 часа и закончилась пением молитвы. «Достойно есть». Со слезами на глазах Михайло Никитин говорил об изменении патриархом Никоном текста этой молитвы. Так сильна привязанность нашего народа к букве и обряду! Понуря седую голову, печальный выходил наш собеседник из комнаты…
С.К.: A разве не тронул вашего сердца старик, со слезами говорящий о вере? Горе тем, кто его соблазнил.
Н.С.: 14 числа отправились в деревню Кобяково… Добрые люди, которые радушно принимают в своём доме миссионера, от своих односельчан, раскольников, много терпят обид и оскорблений за то, что они, по мнению старообрядцев, сами бросаются в когти антихриста, пускают к себе его посланцев и предвестников, какими именами они называют миссионеров.
C.K.: Вы только вдумайтесь: православные в православной империи среди односельчан чувствуют себя чужими и терпят оскорбления, словно они – в языческом Риме. А вы думаете, в интеллектуальной среде той поры православные чувствовали себя лучше?
H.C.: Потянулась речь о перстосложении, причем, когда приводились свидетельства не в пользу старообрядчества, одна женщина-раскольница вскричала: «И глаза не глядят на ваши книги», и скоро вышла из комнаты. В Горке и Затруднове старообрядцы поражают своею грубостью и ненавистью, какую они питают к членам Церкви. Детей своих они не хотят учить в церкви, отклоняя от этого и православных соседей. Слово миссионера падает на окаменелую почву, которая противится воспринимать в себя семя истины и добра.
С.К.: Все враги Церкви, будь то старообрядцы, протестанты, атеисты или современные раскольники всегда дышат злобой и ненавистью и недолго бывают способны скрывать её за елейными улыбочками.
H.C.: Часто во время беседы Тихон и Семен останавливали друг друга, запрещая говорить, расходились во мнениях. На вопрос, не разной ли они веры, прямой и бесхитростный Семен сказал: «Да у нас одна вера от козы, другая – от теленка». Что звучало в этих словах: шутка или искренне сознание ненормальности раскола, определить трудно, но есть основание полагать, что последнее.
С.К.: А мне кажется, что Семен сам свои убеждения всерьез не принимал, и то, о чем он спорил на самом деле не имело для него существенного значения.
Н.С.: Старообрядцы имеют очень странные взгляды на антихриста и его печать. По их мнению, антихриста нет, но печать его уже есть. Орудие действует само, без мастера, и странно, что эта печать была, по мнению Тихона Еремеева ещё при патриархе Филарете. Тихон считает, что женщины не имеют образа Божия, потому и не воскреснут, чем возбудил против себя сильное неудовольствие православных женщин.
C.K.: А слышали бы вы ещё более странные рассуждения современных любителей темы антихриста, например, их причудливую мысль о «предпечати». Ныне наши «суперправославные» вряд ли осознают, что являются прямыми наследниками убеждений старообрядцев. Если так дальше пойдет, они и «женский вопрос» разрешат в том же смысле.
Н.С.: К столу, где находились книги, вышел только Капитон Васильевич Каракулев, человек добродушный, но мало знающий, и его сестра, женщина невежественная, на все увещевания, направленные к ней, улыбающаяся и постоянно повторявшая: «Буду веровать так, как отцы благословляли». Родительское благословение – основной аргумент, приводимый большинством раскольников в своё оправдание.
С.К.: Между прочим, это обличение и нам, современным православным. Как часто мы объясняем свою принадлежность к Церкви верностью традициям предков. Неужели мы не понимаем, что Православие драгоценно вовсе не тем, что досталось нам от предков, а тем, что это вера истинная.
Н.С.: В Ельниковском Борисоглебском приходе я спросил одну женщину, может ли её соседку, Авдотью Гаврииловну, вывести из ада двуперстие, которым она креститься? Та ответила утвердительно. «А если я буду при молитве употреблять двуперстие, спасусь ли через это?» – спросил я. «Нет», – получаю ответ, – у тебя вера не правая». «Значит, – заключаю я, – дело в вере истинной, анев перстах»,
C.K.: Блестящее обличение обрядоверия.
H.C.: Когда ехали в Сопелкино, по дороге попадался народ, спешно идущий послушать и поучиться, а при въезде в деревню около одной избы заметил огромную толпу народа. Это жаждущие послушать. Все они не могли вместиться в довольно просторной комнате школы, с сожалением половина из них разошлась по домам.
С.К.: Скажите после этого, что русский народ не был тогда религиозен.
Н.С.: Со вниманием относился к беседе Александр Андреев Баркалев, который одно время, смущаемый раскольниками, долго искал правой веры, порядочно почитал книг и, твердо убежденный в истине православия, теперь беседует на свободе о разных предметах веры.
C.K.: Таковы были лучшие представители православного крестьянства.
H.C.: 26 марта беседовали в деревне Горшково. В целях отклонения православных от Матери-Церкви, раскольники измышляют и проповедуют такую небылицу, что теперь царь на Руси есть вместе и патриарх. Это мнение, кажется, широко распространено между православными, потому что на лицах присутствующих было заметно удивление, когда раскрывалась нелепость подобной мысли.
С.К.: И сразу же возникает в памяти целая вереница ещё более нелепых мнений, распространенных между современными православными.
H.C.: В Свистунове поговорила одна только старушка-раскольница Екатерина Бортникова, и сначала с большой охотою и удовольствием, например, о двуперстии, в котором она видит всю веру. Она даже говорила, что если бы в грязовецком соборе священники крестились двуперстно, TO она пошла бы туда молиться, но на предложение присоединиться к единоверческой церкви, где она увидит всё, что дорого для неё, отвечала отказом.
Православные отнеслись к беседе очень внимательно, особенно одна старушка Пелагия Юрьевна, бывшая около 15-и лет в расколе, в страннической секте. Пелагия ещё на Горке в Кустовском приходе обратила на себя внимание указанием Тихону Гремичеву неправильности его мнений. Здесь, в родной деревне, она увещевала своих товарок об оставлении ими заблуждений, за что пришлось ей получит от одной из них оплевание. Вот какие выходки допускают наши раскольники в бессильной злобе от невозможности оправдать свою веру.
После беседы Пелагия рассказала повесть о своей жизни. Она родилась от православных родителей, росла девочкой слабой и угрюмой. Пелагии было 12 лет, когда мать решила отдать её в монастырь, но туда её не взяли. Между тем, странники- раскольники предложили принять девочку к себе, и бедная мать согласилась на это. Началась печальная жизнь. Тяжело, жутко было девочке темными ночами бродить с места на место, сидеть вдали от света в сыром подполье. Привычка взяла своё. Решено было формально принять Пелагию в общество странников. Для неё настал пост и молитва, на коленях от поклонов появились кровавые жилки. Девочку окунали в проруби на реке Ухтоме на святую ночь великого четверга. С той поры Пелагия начала подвизаться в странстве, сделалась начетницей, усердно сеяла лжеучение. Но Бог возвратил её в лоно Церкви Православной. По смерти матери, в конце жизни перешедшей в странство, Пелагия видит сон. Лежит её старушка-мать мертвая на столе, вдруг отрывается от тела голова и на курьих ножках направляется к топящейся печи и там сгорает. Сон заставил Пелагию призадуматься. Да, верно говорят, что старообрядцы без головы – без епископа. Эта мысль не давала ей покоя, и вскоре она сделалась ревностной православной христианкой.
C.K.: Вы не знаете, фильм про Пелагию Юрьевну уже снимают? Или ещё и сценарий не написан? Не написан… A жаль. Старушка-то – как живая, и в её судьбе – душа русского народа. Это о том, как мрачная извращенная религиозность была побеждена Светом Православия. Есть ли сейчас тема важнее? Но вместо этого пишут книги и снимают фильмы про какую-то совершенно выдуманную Пелагию, какой на Руси ни когда быть не могло.
H.C.: Пришлось указать на нелепость очень странного мнения, что причащение необходимо только для душ, находившихся в аде до пришествия Христа, а не для людей во плоти. И наш народ простой верит, верит без всяких сомнений бредням раскольников. Когда народ расходился по домам, Любовь Сергеевна говорила мне, что не спастись ей без причащения, хорошо знает она это из книг, но перейти в Церковь пугают её порочные священники: непостящиеся, курящие табак и т.п.
С.К.: Вот вам ещё одна «старая песня о главном» и доныне весьма популярная среди людей нецерковных. Дескать, пошли бы B Церковь, да «священники порочные». Не хочется даже доказывать, что порочных священников и тогда, и сейчас – единицы. Дело даже не в том, а в странной готовности погубить собственную душу потому только, что некоторые люди в Церкви нам не нравятся.
Н.С.: To, что раз вошло в голову и вкоренилось в сознании темного и неразвитого человека, трудно рассеять и уничтожить. Того, для кого вера и персты – одно, нелегко самыми очевидными доказательствами разубедить в правильности его любимого воззрения. Провожая нас, Григорий Афиногенов, с крыльца что-то бормоча, показывал нам своё любимое двуперстие до тех пор, пока мы не скрылись от его взоров.
C.K.: Господи, как всё знакомо. Вот и нет уже почти старообрядцев, а люди-то всё тe же.
Н.С.: Левино. «Какие были путаники, тe запутались в сетях раскола, а другие не лезут в них», – сообщили мужички. Казаринские старообрядцы – простые и добрые люди. Вполне согласны, что в Церкви Христовой должно быть священство и все таинства, что мы не содержим ни одной ереси. «Так если вы, – говорит священник, – согласны с нами во взглядах, то приходите в Церковь». «Подумаем», – сказал Иван Николаев и, тепло попрощавшись, добродушные старообрядцы отправились на работу.
С.К.: Боюсь, что «добродушные старообрядцы» так легко соглашались с православными просто из равнодушия к религии, о чем красноречиво говорит следующий случай.
Н.С.: Деревня Гридино. Говорю, что раскольники – вне Церкви и их ждет страшная погибель. «Ну что же, делать нечего, если и погибнем», – равнодушно замечала несколько раз Елена.
С.К.: Классический пример безрелигиозного сознания. Тут говорить вообще бесполезно.
Н.С.: Все хорошо понимают и осознают, что старообрядческие наставники бегут бесед, боясь лишиться авторитета и значения, потерять то обаяние, которое они производят на несведущих и легковерных простецов.
C.K.: Вот подтверждение того, что одной только проповеди в СМИ недостаточно, что православный миссионер должен «идти в народ». Сколько раз доводилось узнавать о том, как лидеры современных сект просто отбрасывали газету, где что-то против них написано, со словами: «Всё это враньё». А вот встретились бы они при народе с миссионером лицом к лицу, чтобы тогда запели?
Н.С.: «Удивляемся, – говорили крестьяне, – как наша светская власть позволяет свободно действовать этим людям во вред православию». Православные, из-за корыстных видов защищающие раскол путем печати, постоянно публикуют в газетах факты освобождения от ответственности окружным судом лиц, привлекаемых за явную пропаганду раскола, окрыляют дух старообрядчества, укрепляют в них убеждение, что они могут делать всё, сеять семена своих учений, где угодно, и они сеют повсюду смелою рукою.
С.К: Нам бы, господа, ваши проблемы. Не жили вы в эпоху «многоконфессиональности».
Н.С.: «У вас в храмах стоят пьяницы, блудники, табашники, с ними молиться ни за что не буду». – говорит мнящий себя праведным Василий Федоров. У раскольников иссякла любовь – жизненное начало христианской религии, она улетучилась под гнетом исполнения мелочных правил и предписаний… Напрасно смущают старообрядцев недостойные члены Церкви Православной, и при них она остается чиста и непорочна.
С.К.: Вот тут заметна существенная разница между православными и раскольниками всех мастей. Православные хорошо знают, что гордыня – смертный грех, и даже будучи подверженными этому греху, стараются скрывать проявления своей гордыни, как нечто крайне постыдное. Раскольники, не имея духовного руководства, с такой отвагой выпячивают на публике проявления своей безудержной гордыни, что становится понятно – за грех они её не считают.
H.C.: Флоровский приход, Семенково. На беседу из раскольников явились две женщины. Мужья у них православные, они были тут же. Горькое житьё супругов. Жены раскольницы гнушаются ими, не допуская до своей чашки с пищей, они отталкивают от неё даже своих малолетних детей.
C.K.: Если мать брезгует собственным ребенком, считая, что он её осквернит, даже прикоснувшись к её чашке, то не надо и спрашивать, христианка ли она. Спрашивать приходится уже о том, осталось ли в ней хоть что-то человеческое? Что происходит с людьми, ненавидящими Церковь?
Н.С.: Лежский волок, Раменский Богоявленский приход. Место для странников здесь было удобное. За деревней росли тогда непроходимые леса. Приедут в деревню полицейские власти, странники оставят свои дома и находят приют под зеленым кровом развесистых сосен. Туда не проникнут «антихристовы слуги». Лесная глушь служила и кладбищем для странников, здесь и теперь они хоронят своих мертвецов.
С.К.: Сколько героического пафоса борьбы в жизни этих «религиозных партизан». Как соблазнителен и до ныне этот пафос для многих православных.
Н.С.: Как окаменело сердце многих раскольников, как огрубели они в своём невежестве, сделались неспособными к восприятию семян истины, как закрываются они от лучей солнца – веры Христовой, можно было видеть на беседе в Кондраше. После приведенных из книг данных о неправоте федосеевщины, Константин Зосимов в порыве ожесточения воскликнул: «Если все уйдут в Церковь, я один останусь… He пойду туда». Тяжелое, подавляющее впечатление производят подобные слова.
С.К.: А кому из современных катехизаторов не известно это «тяжелое подавляющее впечатление»?
Н.С.: Надеевских женщин много путает одна раскольница из деревни Терехова по имени Параскева, которая ходит к ним. «Где священник посидит, – делает она наставления, – то место нужно выскрести». Из раскольников деревни Андреевская только одна хорошо читает – Ольга Ивановна Путникова. Разговорчивая с простецами, к нам на беседу она, видимо, явилась с намерением молчать, вела себя скромно, смиренно, высказала только, что жить «в вере» благословили её родители. Рассуждали, не опасный ли путь указан ей родителями? На земле дороже души человеческой нет ни чего, должно оставить все привязанности, забыть все сокровища мира, лишь бы найти правую веру и жить в ней. Чтобы вызвать раскольницу на рассуждения, я сказал ей: «Докажи мне правоту своего упования, и я, заботясь о спасении своей души, перейду в вашу общину». «Переходи», – был ответ.
C.K.: Представить себе на месте этой раскольницы многих православных очень легко. И очень страшно.
H.C.: Я стал говорить притчею. Как же я пойду к тебе в келью, я заблужусь, потому что не кому мне указать дороги. Как буду жить в ней – я задохнусь без воздуха, умру с голода и жажды, ослабею от бессонницы. У вас, разъясняю я, нет священников, которые бы, получив от Христа власть, указали бы верный путь к небу, нет воздуха – Благодати Божией, нет пищи и питья- Животворящего Тела и Крови Христовой. У вас меня совесть замучает за безверие обетованиям Христовым о нерушимости Его Церкви.
C.K.: Николай Николаевич ездил по раскольникам первый год, и не отстал ещё от «метания бисера».
Н.С.: 7 октября в Исакове. Напрасны были оклики вестовщика на зов придти послушать Писания. Все раскольники и даже некоторые православные отвечали отказом. Пошли мы со священником сами в дома раскольников и выслушали от них тот же ответ, причем, пришлось нам познакомиться с той густой умственной тьмой, которая царит среди них. Приходили к филиппанке Евгении. Она держится этой веры, потому что так жили её родители. «А если бы – спрашиваю, – отец и мать у тебя были татары или евреи, осталась бы ты в их вере и пренебрегла бы истиной Христовой?» «Не знаю», – отвечала она. «А как по-твоему, татары и евреи могут получить спасение, оставаясь при своих заблуждениях?» «Я думаю, что могут». «А зачем Христос кровь Свою пролил на кресте?»
С.К.: Ещё раз скажу: семь раз подумайте, прежде чем презентовать православие в качестве веры предков.
H.C.: Николай Флавианов – человек очень смирный и немудрый, но поучать других своей вере любит. Это неотъемлемая черта каждого почти раскольника. Сам ни чего не понимает, и ни когда ни чего не докажет, но поносить «никонианство» – этот, в его устах, бездонный кладезь еретичества, у него потребность.
С.К.: А сколько таких сейчас? Только у современных раскольников вместо никонианства – сергианство.
Н.С.: Житель деревни Лесное Павел Семенов пришел к нам с видом незлобивого агнца, с намерением молчать. «Я – овца, – говорил он льстиво, – рассуждать не буду». «Я тоже овца, – отвечаю ему, – мы будем беседовать по-дружески, истина скорее откроется, если обменяемся взглядами и мыслями».
C.K.: Щас.
H.C.: Шурбовский приход – маленький, вся деревня раскинулась около самой церкви. В полуверсте от православного храма находится раскольпическая молельня. Две силы, светлая и темная, православие и раскол, находятся здесь в столкновении друг с другом. Борьба между ними идет постоянная и упорная. Твердо сопротивляется тьма перед действием света. Едва начинают проникать в неё лучи истинной веры.
C.K.: Маленькая модель вселенной.
H.C.: Будут ли они слушать и верить, если вполне убеждены, что миссионер – посланник антихриста. Они могут смотреть на него только со злобой и ожесточением. На одной беседе подняли они страшный шум. «Подавай билет, по которому ты ездишь учить нас»,– кричали они. Я просил сельского старосту остановить шумевших, но староста оказался тоже раскольником, да при том – пьяным и стал производить ещё большие безобразия. В порыве ожесточения старообрядцы не соображали, что говорили.
С.К.: Этот фрагмент обязательно надо включить в пособие для начинающего катехизатора.
Н.С.: Одна старушка по имени Екатерина сердито говорила: «Вы только смущать ездите, прежде бывало все в деревне крестились спасовым крестом, а теперь у половины увидишь щепоть, и, показав левой рукой троеперстие, кричала: вот у вас в этом (указательном) пальце сидит помощник дьявола, а здесь (в большом) сам сатана, сатана…»
В Остревцове говорил старик о плачевном нынешнем времени, когда не стало таинств священства, причащения, когда принятие Тела и Крови Христовой приходится заменять прохождением 3-х лестовок в день. Все это наделал антихрист, он теперь царствует, имя его Иисус.
С.К.: Хорошо известно то безнадежное чувство, которое возникает, когда понимаешь: молчать невозможно, а говорить бесполезно. Что же делать? Мужайтесь. Господь дарует надежду.
H.C.: Среди этих типичных раскольников в приходе, как исключение, есть несколько личностей, имеющих мягкое сердце, не отворачивающееся от света знания, читающих книги с целью найти истинную веру. 1-го декабря, когда мне уже были поданы лошади, чтобы ехать в Васиановщину, Марья Ивановна просила остаться ещё на день, побеседовать с ними. Я согласился. Собрались в комнате кроме Марьи Ивановны Василий Васильев, его брат Степан Маркелов, самый сведущий в книгах раскольник прихода, и несколько человек из православных. Кротко, мирно беседовали мы в продолжении почти 10-и часов и всё это время чувствовали себя бодрыми.
C.K.: Разве не стоило объехать пол-епархии ради одной только этой беседы?
Из отчета о состоянии раскола за 1899 год.
Н.С.: Каких ужасных хулений не наскажут эти расколоучители на Православную Церковь… Что ваша Церковь это овощное хранилище, место нечистых бесов, звон колокола – рев апокалиптического зверя, священники и миссионеры – предтечи и слуги антихристовы.
Конечно, ни усиленная деятельность начетников, ни приманка деньгами и материальной помощью не составляют истинных и коренных основ живучести раскола. Существуя уже более 230 лет, раскол успел крепко прильнуть к народному чувству. В тех местах, где «старая вера» утвердилась издавна, она является наследством, которое передается от предков к потомкам.
Во многих приходах, где есть раскольники, утвердился в народе взгляд на раскол, как на веру более строгую, чем православная, как на иноческий подвиг, нести который не всякий в силах. Доводилось слышать: «Какая я ещё староверка, молода ещё, а там поститься да молиться нужно». Смотрит православный на жизнь раскольников и видит – на всем у них лежит печать сдержанности и порядка, на каждом шагу – Иисусова молитва, поклоны, пост, нет у них табакокурения, чаепития и других соблазнительных привычек. «Какая у них строгая вера», – заключает он, и эта вера становится идеалом, к которому он рано или поздно стремится приблизиться.
C.K.: Почему некоторые неправославные конфессии дают образцы веры куда более строгой, чем православие? Это огромный вопрос. Как-то одна протестантка сказала: «Наш пастор как учит, так и живет, а ваши священники…» Почему? Православие в России – вера массовая, а среди «широких масс» всегда найдется куда больше «паршивых овец», чем среди маленьких общин, следующих строгой самоизоляции. Порою православные куда меньше ценят свою веру, которая для них – «само собой», за которую им никогда не приходилось страдать, чем сектанты, которые испытывают на себе жесткий прессинг. Они склонны более дорожить своей верой. Но это имеет и свою обратную сторону. Секта порождает у своих членов ощущение исключительности, особенности. Это стимулирует тщеславие, порождает разновидность «аскетизма», которым гордятся, как средством противопоставить себя окружающим. Так что сектантской «строгостью» не надо обольщаться, в ней порою нет ни какой духовности. Сектантский «аскетизм» хоть и может произвести впечатление, но он угрюм и мрачен, он порождает порою такую озлобленность, до которой ни когда не дойдут наши «обычные» православные.
Н.С.: Бывали случаи, когда в порыве злобы раскольник выбивал у православного зубы, когда раздраженные старообрядцы выбивали стекла в доме защитника св. Церкви… Хотя силен ещё раскол, хотя встречаются случаи уклонения B него, но они не часты, и то время, когда «Поминутно валились в кадку креститься» прошло и, Бог даст, навсегда. Епархиальный миссионер Николай Следников в продолжении 1899 года сделал 7 миссионерских поездок, которые продолжались 99 дней. Господь возвратил в лоно Церкви 33 человека.
С.К.: Чтение дневника иногда вызывает ощущение бессмысленности «всех этих разговоров», но вы посмотрите, какой результат: 33 души присоединились к Церкви! Конечно, очень трудно судить о мотивах этого присоединения, во многих случаях оно может быть формальным, и всё же… Попытайтесь вывести 33 человека из современных протестантских сект в Православную Церковь, и вы поймете, что это за цифра.
1990
В Кокшеныге (Тотемский уезд)
Н.С.: Сохранившиеся грамоты и духовные ведомости показывают, что в некоторых приходах, где теперь коренится раскол, он появился если не сразу же после антицерковного движения в Москве, вызванного книжными исправлениями при патриархе Никоне, то по крайней мере через очень короткое время после него.
Рассказывают, что в некоторых кокшенгских храмах служба не совершалась по полгода, хотя священник и жил на приходе, что к службе в храм никто не ходит.
С.К.: Это уже не о раскольниках, это о православных. Священник, который не служил полгода – немыслимо и вообще невообразимо. Православный священник не может не служить полгода! Отговорка – в храм не ходят – нелепа. Потому ведь и не ходят, что службы нет. А вот священник, который служил полгода в пустом храме для православного сознания выглядел бы естественно. Только такое вряд ли возможно, пусть несколько человек, но обязательно подтянулись бы уже через месяц. Этот факт говорит о разложении православного духовенства, и мы не можем в него не верить, потому что он стал нам известен от православного миссионера.
H.C.: Менять православие на раскол в конце жизни в некоторых приходах Кокшеньги является привычкою. «У нас мода такая», – говорят про то раскольники.
В мае месяце Пармена Кожевникова судили в Тотьме. Он у своего односельчанина – крестьянина «окрестил» больного младенца, только что получившего крещение от православного священника и похоронил его где-то без ведома полиции. Пармен был приговорен окружным судом к тюремному заключению на 1 год и 4 месяца. «И без меня не светлее будет в Верхококшеньге, не там, так в остроге всё равно буду учить», – сказал на суде Пармен.
С.К.: Думаю, что да, без Пармена там светлее не стало, и хотя за духовные преступления невозможно не наказывать, но ведь необходимость применения государственных карательных мер тем и вызвана, что священники не служили, а миссионеры тем временем просвещали алеутов.