Kitobni o'qish: «Замечательные фантастические рассказы»

Дом Моделей

После первого развода я стал ухаживать за своей одеждой сам, – вообще-то это занятие было для меня привычным: я был геологом и работал по нескольку месяцев в году в поле. Все мои подчиненные, и я, в том числе, на этот период автоматически переходили в категорию неженатых, незамужних персон, и каждый член нашей полевой команды делал со своей свободой, что хотел, – сам стирал свою одежду, зашивал дырки и пришивал пуговицы. Но полевые работы рано или поздно, заканчивались. Мне надо было ходить на работу в контору, как обыкновенный инженер, – в чистой рубашке, пуловере или в пиджаке,– в общем, выглядеть так, как будто я не лазил целое лето по грязным канавам и шурфам, не пересекал болота, не вытаскивал из грязных луж Газ-66, который решил сесть на мосты, – отдохнуть, таким образом, от езды по разбитым дорогам.

Как правило, после полевого сезона все участники его выглядели стройными и подтянутыми, – а первые дни в городе были для меня самыми тяжелыми – все висело на мне, как на вешалке, и пока я набирал свой вес, проходило как минимум недели полторы. Приходилось пить газировку с пряниками, и после пары недель такой диеты ко мне возвращался обычный вес. Джинсы и рубашка становились мне как раз и больше не болтались больше на моей фигуре. Можно было начинать носить на работу разные рубашки и пуловеры, но у меня была одна пара брюк, несколько рубашек и один пуловер. Раньше, когда я был женатым, то обходился этим минимумом одежды, но после развода, когда начал ходить на встречи со свободными девушками, мне надо было одеваться красиво, модно и удобно. На одну встречу я пришел в неглаженных вельветовых, и к тому же потертых джинсах собственного производства, и девушка сразу мне сделала замечание, поэтому поводу.

Мне надо было в срочном порядке обзавестись десятком джинсов, рубашками на все случаи жизни и так далее. Я был худощавый, выше среднего роста, поэтому сразу купить в магазине одежду мне не удавалось, – когда я покупал ее в магазине, то в обязательном порядке подгонял купленную вещь под свою фигуру. Это началось еще в школе, – школьные брюки мне всегда были коротки, и я просил маму, чтобы она их удлинила. Потом я это потом стал делать сам,– научился гладить, и стрелки на своих школьных брюках я делал острыми, как бритва. Пионерский галстук тоже гладил сам, но сначала я его сжег, когда вздумал его погладить, – он был из искусственного материала, и под горячим утюгом он сначала съёжился, а потом вообще прилип к утюгу.

Но я учился на своих ошибках и постепенно осваивал кройку, шитье и ремонт одежды. В восьмом классе я перешёл в другую школу и подружился с Сашкой. Он был на все руки мастер и никогда не скучал от безделья. Как-то раз, когда я пришел к нему в гости, перед уроками, он шил на ручной швейной машине себе клеши из светло серой ткани. Мне было интересно наблюдать за тем, как он шил: какие то лоскуты материи прикладывал один к другому, отрезал, тут же пришивал, потом вытаскивал сшитое из машины, кроил какой-то лоскут, прикладывал и снова сшивал.

Это было фантастическое и удивительное зрелище, – смотреть, как он шил. У него не было никакой выкройки, все размеры он держал в памяти, а для меня было просто непостижимо, как можно что-то сшить для себя, на старенькой подольской швейной машине. Сначала я думал, что у него ничего не выйдет, но оказался неправ. Через какой-то час он надел на себя сшитые клеши и побежал смотреть на себя в зеркало. Брюки он сшил с накладными карманами, и только позже я сообразил, что так было гораздо быстрее. Ширинка у них была без планки, в общем-то, это было удобно и проще. Саша не успел дошить клеши, – надо было уже идти в школу, а подшить брючины он не успел.

Придя из школы, я сразу же поставил маме задачу, – мне нужно было купить такую же ткань, как у моего приятеля. Я не знал, как она называлась, но знал, сколько ее нужно и ее цену. Она была дешевая, сыпалась, как сейчас говорят, но мама дала мне денег, и я ее купил. Саша за два часа сшил мне такие же, как у нее клеши. Он не стал меня измерять, возиться с всякими выкройками, а сразу же разложил ткань на полу и выкроил детали моих будущих брюк. Затем сел за швейную машину, сшил все детали, а через пару часов я их уже мерял. Все было замечательно и удобно.

Мы с Сашей проходили два года в этих клешах, как два брата-акробата, а потом, когда мы купили тонкие джемпера в синюю и белую клетку, нас везде узнавали и просили нас сшить такие же клеши и такие же точно джемпера. У меня даже есть фотография, где я в них стою на плотинке, около большой глыбы андезита, – меня сфотографировали какие-то незнакомые девушки, а потом выслали фотографию. Сейчас, когда я рассматриваю эту фотографию, я думаю, что им понравились эти клеши. И вообще, я будто бы сошел с обложки польского журнала мод, так как именно эта фотография была в нем опубликована. Но я узнал об этом позже, когда через несколько лет рассматривал журналы мод в библиотеке.

Саша после школы пошел по стопам отца, – окончил высшую школу милиции и стал охранять порядок на транспорте, а я пошел в горный институт, и, в конце концов, стал геологом. Но шить я не перестал. Это было очень удобно – не надо было искать джинсы по размеру и потом их подгонять. Я сначала покупал джинсовую ткань, импортный вельвет и шил себе обновку, но потом, когда их накопилось достаточно много, перестал их шить, – я не мог выбрать, в чем мне пойти на работу, и мучился с выбором джинсов по утрам. Все мои джинсы получились красивыми и удобными, и мне хотелось каждые надеть и пойти. Но сразу все их надеть я не мог, и долго выбирал, в чем идти.

Если бы у меня было раздвоение личности, или клон, то один из нас занялся бы одеждой, основал дом мод, а другой стал бы геологом. У нас были бы похожие хобби, – у моего клона коллекционирование минералов, а у меня – моделирование и шитье одежды. Но тогда, в 80-е годы, создание клонов было возможно только в фантастических романах, а сейчас создавать клон уже поздно. Обидно и печально. C'est la vie…(такова жизнь)

Забытые сокровища

На геологической карте Пермской губернии, изданной еще до революции, было указано множество месторождений, которые отмечались на этой карте, как и сейчас, перекрещенными молотками, – они были действующими, заброшенными или уже отработанные. Их было на карте так много, что глаза разбегались.

Рудознатцы и просто любители найти самоцветы раньше все свое время шатались по полям и лесу, – искали полезные ископаемые всеми доступными в то время способами – промывали песок в ручьях в поисках золота, копали шурфы в надежде найти самоцветы, или ходили с лозой, когда требовалось выбрать место для рытья колодца с питьевой водой. Это были авантюристы, которым было скучно обрабатывать землю, пасти скот или другими мирными способами зарабатывать себе на кусок хлеба.

Почти все месторождения полезных ископаемых были открыты ими, а большинство из них было незаслуженно забыто. Многие из них в настоящее время просто было нерентабельно разрабатывать, – они были мелким по масштабам, и сейчас они назывались проявлениями. Мне было очень интересно ходить по таким местам, – на них можно было найти все, что угодно – от самоцветов и золота до руд редких и рассеянных элементов и декоративных поделочных камней,– таких как малахит, родонит или лазурит. Крупные залежи минералов и руд были уже отработаны, но были достаточно мелкие, которые даже не разрабатывались, – а про них уже забыли.

Меня особенно интересовано месторождение родонита Александровское. Оно было открыто давно, в конце прошлого века при бурении скважины на хромиты. Родонит был очень хорошего качества, похож на родонит известного на весь мир месторождения Большая Орлецовская копь. Я был на этом месторождении два раза: первый раз, когда учился в школе, когда добыча родонита уже не производилась. Тогда я походил вокруг устья шахты, но спуститься в нее не рискнул, – у меня даже не было фонарика. А второй раз приехал туда уже, когда работал геологом.

Работы у нас тогда не было, и мы, геологи, продавали камнерезным мастерским сырье – лиственит, змеевик и другие поделочные камни, которые можно найти в лесу и просто погрузить их в машину. Камнерезам некогда было искать сырье по лесам, – им было выгоднее его купить у нас, так как мы работали в лесу и находили в маршрутах декоративные камни, из которых можно было делать шкатулки, подсвечники, подставки, письменные приборы и просто сувениры. За хорошим родонитом можно было ехать только на Кургановское месторождение, но оно эксплуатировалось, и нас бы туда просто не пустили. А вот на Большой Орлецовской копи я был и знал, что там уже никого нет, и нам можно было походить по отвалам этого месторождения. Если повезет, то можно было привезти несколько хороших штуфов этой красивой малиновой породы.

Мы приехали туда на геологическом уазике,– у нас были с собой документы, что мы не простые любители, а из ПГО Уралгеология. Но у нас никто и не потребовал документов, – там никого не было. Рядом с шахтой стоял экскаватор, который закапывал отвалами знаменитую Большую Орлецовскую копь. Рабочий, который на нем работал, ушел, наверное, на обед, и мы сразу же приступили к поискам. В отвалах, которые экскаватор сваливал в карьер, было много родонита, поэтому мы искали штуфы, в которых его было много и грузили такие обломки в машину. Работу мы закончили, когда уазик присел на задние колеса: родонит был с вмещающей породой,– марганцевой рудой, и она была тяжелая. Примерно килограммов восемьсот родонитовой породы мы погрузили в задний отсек машины и через час уехали в город.

Так как складывать его было нам некуда, то привезли его к моим родителям и положили в теплицу, где уже не было огурцов и помидор. Часть родонита мы потом продали, но основная часть его осталась лежать в теплице. Весной я его перетащил в угол огорода, и там произвел разбраковку этого сырья, – расколол тяжелые глыбы марганцевой руды и найденный родонит переложил в ящики, а марганцевую руду потом использовал при строительстве основания для забора. Ящики с родонитом лежали в углу огорода около десяти лет, – мы с отцом закончили делать шкатулки из камня и все оставшееся от производства сырье положили в ящики. Оно и до сих пор лежат в разваливших ящиках, но мне жалко его выкидывать – оно достались мне трудом и потом. Там лежит яшма, родонит, мраморный, оникс, лазурит, змеевик, авантюрин и лиственит.

Родониту я нашел применение:– когда давил груши на сок, то использовал его в качестве тяжести, – насыпал в пятидесятилитровую пластмассовую бочку несколько ведер спелых груш, на них уложил чугунную планшайбу, а потом родонит. К утру у меня получалось литров десять грушевого сока. Он не был сладким, и мне приходилось добавлять в него сахар. Просто груш было так много, что я не знал, что с ними делать – больше тридцати ведер висело на дереве, и они постоянно падали. Выкидывать их моя рука не поднималась, и я давил из них сок. Так мне родонит продолжал служить, но уже в новом качестве.

Больше родонита такого качества на Урале не было. Осталось сырье у людей, таких как я, но месторождение было отработанными и карьеры с шахтами были засыпаны. А тогда, когда я занимался поделочными камнями, мне родонит был нужен как воздух, – из него получали очень красивые поделки, которые раскупались в магазинах мгновенно. Особенно хорошо он смотрелся в сочетании со змеевиком – малиновые родонитовые вставки на темно-зеленом фоне змеевика.