Kitobni o'qish: «Прометей. Ледяное безмолвие»

«И в этом году произошло величайшее чудо: весь год солнце испускало свет как луна, без лучей, как будто оно теряло свою силу, перестав, как прежде, чисто и ярко сиять. С того времени, как это началось, не прекращались среди людей ни война, ни моровая язва, ни какое—либо иное бедствие, несущее смерть. Тогда шёл десятый год правления Юстиниана».

Прокопий Кесарийский. Война с вандалами. 536 год н.э.

От автора

Предсмертное прозрение Протагора
Греция. 408 год до нашей эры…

В Элладе о Прометее вспоминали многие. Но, пожалуй, самое странное и непонятное упоминание его имени содержится в «Прозрении Протагора». Знаменитый философ Протагор был изгнан из Афин по обвинению в «безбожии». Изгнание тогда считалось хуже смерти. Смерть предпочёл изгнанию Сократ. Несчастный Протагор направил свои стопы в Сиракузы. Но его корабль попал в бурю и разбился о скалы. Вскоре все и думать забыли об изгнаннике, считая его погибшим. Но через несколько лет к Еврипиду, единственно верному другу Протагора, явился купец из Мессины. Он привёз прощальное письмо опального философа, умершего в одиночестве в пещере безымянного острова. В нём тот отрекался от всех своих убеждений и говорил о прозрении, которое его озарило перед самой смертью: «Друг мой, религий много, но бог один. Каждая религия утверждает, что она от бога – единственно верная, истинная. Но истина проста: бог есть добро, а дьявол – зло. Единство и борьба всего сущего на Земле – это внешнее отражение системы взаимоотношений этих антагонистов. Можно всю жизнь прятаться под одеялом и не вникать в то, что происходит с тобой, с твоей семьёй, с твоим народом, с твоей страной, со всей Ойкуменой. Можно слушать страстных ораторов, надеясь найти истину в словах умных людей, или самому сосредоточиться в её поисках, путём уединения в безлюдной местности. Можно искать истину в вине, в еде или в голоде. Можно продать в рабство собственных детей, считая истиной богатство. А можно всё раздать людям и поселиться в бочке, довольствуясь чужими объедками. Можно и далее приводить примеры путей поиска истины. Их бесконечно много. Но любой из них, каким бы правильным он не казался, не спасёт тебя от необходимости сделать главный выбор в жизни. Не хочешь? Надеешься спрятаться? Зря. Не получится. В конце концов жизнь заставит тебя сделать выбор. Обязательно заставит. На чьей ты стороне? Готов ли ты действовать? Готов? Хорошо… А жертвовать? Хм, смешной, убери кошелёк. В этом противостоянии можно жертвовать только жизнью… Готов ли ты во имя бога на кон поставить свою жизнь? «Какого из богов» – что за вопрос? Ты заблуждаешься. Все заблуждаются. На свете всего один бог. Имя его не Зевс, не Посейдон и не Аид. У него нет имени и не может быть. Оно ему не нужно. Но у него есть суть: добро. Остальное слова. Слова, слова, слова… Много слов… Слишком много слов… Все эти слова – это чьё-то мнение, чьи-то догадки и чьё-то представление о боге. Если ты на стороне «суть добра», не позволяй забалтывать себя и всех остальных. Сделай всё, чтобы все увидели лик божий. Чтобы узнали его и преклонили колено перед истиной. Сделай всё, чтобы он победил. Бог победил. Истина победила. Правда победила. Другого не дано. На кон поставлена жизнь. Твоя, моя, его, её… Но, что важнее – на кон поставлено само существование жизни. Не будет бога – не будет жизни. Ничего не будет. Только бесконечный холодный Хаос. Спасти от Хаоса может только Прометей. Новый Прометей. Кто он – я не знаю. Никто пока не знает. Но я точно знаю, что Новый Прометей – это тот, кто без сожаления отдаст свою жизнь за других. Ради счастья других.

Человечество ждут страшные испытания…

Со временем ты поймёшь, что я прав… Все поймут, что я прав… Со временем, со временем, со временем… Время пролетит незаметно… Когда настанет судный день, каждый, кто не позволил себя заболтать, должен пожертвовать всем, чтобы помочь Прометею. Новому Прометею…»

На этом строки письма обрывались.

«О боги! Бред одиночества. Как это всё прискорбно. Мой Протагор, жизнь тебя сломала, перемолола в пыль, а затем ушла, не попрощавшись даже. Куда исчез твой ум, мой старый верный друг? Он испарился, словно утренняя влага на камне, озарённом солнцем. И вместе с ним иссох родник идей, иссякло красноречие, коим ты славился на всю Элладу. Всё превратилось в прах. Даже твои кости», – поморщившись, Еврипид вздохнул, отложил письмо и вновь принялся за работу над новой нетленной пьесой.

Пролог

Гренландия. 1990 год
…Время пролетело незаметно…

Патрик устало плюхнулся в слегка подтаявший снег и уткнул голову в колени. Ричард не сразу заметил перемену в настроении друга. Обратив на это внимание, он пристроился рядом и плечом толкнул Патрика:

– Эй, дружище, не стоит унывать. За неудачами всегда приходит фарт.

Патрик Эппс монотонно повертел головой:

– Не успокаивай. Без толку. Это конец.

– У-у-у… Сколько раз я слышал эту песню, – ухмыльнулся Ричард.

– На этот раз уж точно в последний, – унылый друг нервно сжал кулаки и потряс ими: – Десять лет коту под хвост. Десять лет! Десять лет труда, пота, жутких трат и призрачных надежд. И в результате что? Раздавленный ледником самолёт, огромные долги и отсутствие каких-либо перспектив.

– Ничего, прорвёмся.

– Никуда мы уже не прорвёмся! – взорвался Патрик. Но тут же, поняв, что переборщил с эмоциями, вполне миролюбиво добавил: – Об одном жалею. Жалею, что втянул тебя в эту авантюру.

– Я что – маленький ребёнок? Или ты меня силой заставил?

– Это катастрофа, – Патрик стал напряжённо тереть виски.

– «Катастрофа» … скажешь тоже. Мы живы и здоровы. Да, в долгах. Но ничего ещё не потеряно, – более оптимистично настроенный дружок попытался успокоить пессимиста.

Всё бесполезно. Патрик пребывал в нижней точке безысходности. Поэтому Ричарду пришлось пустить в ход последний сравнительный довод:

– Самолёт лежит на глубине 82 метра. Представляешь?

– Что я должен представить?

– B-17 – этот огромный сарай, севший здесь, в Гренландии, в 1942 году, сейчас оказался под толстым слоем льда. Не снега – льда!

– И что?

– Да ничего! – вспыхнул Ричард. – Ты ноешь и пускаешь слюни. Но ты только представь, что всего за 48 лет самолёт оказался погребённым восьмидесятиметровым слоем льда. Восьмидесяти!

– Что ты хочешь этим сказать?

– Меня во всей этой истории убивает не то, что мы потеряли кучу баксов и десять лет жизни, а то, как на самом деле обстоят дела с климатом. Нам каждый день врут, врут и врут. Визжат в любой попавшийся под руку микрофон: ледники тают, всё пропало! Чего только стоят заголовки, типа: «Катастрофа. От Гренландии снова откололся айсберг!»

– Разве не так?

– Так, именно так. Но это закономерность, а не как уж не катастрофа. Человек к этому имеет опосредственное отношение. Я рад, что оказался здесь. Спасибо тебе. Здесь я как будто заглянул в первоисточник. В летопись жизни на Земле.

– Странно, мы же не брали с собой выпивку. Что ты несёшь?

– Дурак, я пытаюсь тебе объяснить то, что до меня дошло. Только представь. Сейчас климат гораздо более тёплый, чем во времена последнего оледенения. Всего лишь десять тысяч лет назад на Земле было во много раз холоднее. Даже трудно вообразить, насколько было холодно. Во льдах было всё: Европа, весь север Азии. В Америке ледник сползал южнее Вашингтона. Уровень мирового океана был ниже почти на двести метров. Площадь ледникового панциря Земли измерялась миллионами квадратных километров. И такой климат продолжался сто тысяч лет. Сто тысяч! Подумай, на какой глубине оказались бы наши самолёты, если бы они приземлились на поверхность Гренландии в ту эпоху. Я думаю, что высота ледника наверняка могла бы обогнать Эверест, если бы не текучесть льда. Все сейчас сошли с ума и вопят о том, что от Гренландии вновь откололся новый огромный айсберг. Мне смешно и страшно от такой глупости. И ладно если бы об этом визжали ничего не понимающие домохозяйки. Но если истерику закатывают учёные с мировым именем, мне кажется, что теория заговора имеет под собой вполне реальную основу. Ведь они не могут не знать, что лёд аморфен по своей физической сути. Он текуч. Поэтому ледник не растёт бесконечно вверх, а стекает к периферии, где, откалываясь, оказывается в море. Это вечный процесс. Он никак не зависит от истерики апологетов глобального потепления. Именно поэтому наши самолёты за неполные пятьдесят лет оказались на восьмидесятиметровой глубине и в нескольких километрах от географической точки посадки.

– К чему ты всё это мне втираешь?

Ричард улыбнулся:

– Чтобы отвлечь и успокоить тебя.

– Я не впечатлительная девочка, чтобы меня успокаивать, – всё так же хмуро парировал Патрик.

Ричард не услышал товарища. Он задумчиво продолжал рассуждать:

– Нет. Всё дело в Солнце. Оно, по сути, печка. Если вовремя не подбросить дровишек, печка погаснет. Так и здесь. Огонь прогорел – остались только угли. Они, то разгораются, то притухают вновь. Только с Солнцем совсем другое измерение. Мы за ним следим по космическим меркам всего одну секунду, а уже делаем выводы о его постоянстве. Всё дело в Солнце. Ничем другим нельзя объяснить тот факт, что Земля замёрзла в одночасье – при жизни одного поколения. А затем так же стремительно растаяла. И это таяние известно человечеству, как Всемирный потоп. Он был, по сути, вчера. Вот это была катастрофа! Истинная катастрофа, а не то жалкое по своей значимости событие, которое тебя так расстроило.

– И что?

– Да, ничего! – взорвался Ричард. – У нас с тобой не катастрофа, а временные трудности! У тебя простые, несмертельные, проходящие трудности, связанные с недооценкой внешних обстоятельств. Так что не ной. У нас ещё есть шанс.

Патрик неуверенно качнул головой:

– Может, ты и прав. Но сейчас я не хочу ни о чём думать.

– Правильно. Мы всё равно поднимем эти самолёты на поверхность. Я в этом не сомневаюсь. Пойдём-ка, лучше выпьем! У меня припасено отличное виски 1942 года.

– Откуда?

– Из самолёта. Из нашего самолёта. Оно отлично вылежалось в глубине ледника и приобрело замечательный вкус. Я уже попробовал.

Самолёт, о котором говорили друзья – это всего лишь один из восьми самолётов ВВС США, совершивших вынужденную посадку в Гренландии 15 июля 1942 года. Лётчиков тогда эвакуировали, а два бомбардировщика и шесть истребителей остались. Остались навсегда. Вернее до тех пор, пока два друга, два энтузиаста, не загорелись идеей перевезти целёхонькие, так они рассчитывали, самолёты на континент. Идею они начали воплощать в 1980 году. Парни надеялись на лёгкую прогулку, но она затянулась на долгие годы. Только в 1988 году был найден первый самолёт. Он находился не на поверхности ледника, как в начальный период поиска надеялись друзья. Он находился на глубине 80 метров. Удивительно? Нет ничего удивительного. Ледники быстро растут. Очень быстро. Растут они и сейчас. Намерзая в центре и стекая к периферии. Этот процесс закономерен для любых крупных аморфных тел. И глобальное потепление здесь ни при чём. Да и есть ли оно сейчас глобальное потепление? Десять тысяч лет назад ледник Гренландии был лишь малой частью Великого Ледникового панциря, покрывающего значительную часть Евразии. Что же растопило льды, ознаменовав смену климатических эпох? На Земле десять тысяч лет назад резко потеплело так, как и не снилось современным истеричкам, вопящим об изменении климата. Температурные максимумы были намного выше современных. Вот это было поистине ГЛОБАЛЬНОЕ потепление. Странно, но тогда, в то время, никто не собрал совет старейших всех племён нашей планеты и не ввёл квоты на выброс парниковых газов при жарке на кострах мамонтов. Не буду утверждать, что за последние годы климат планеты нисколько не потеплел. Стану утверждать только то, что он потеплел в пределах допустимых колебаний, которые происходили в любом из прошлых межледниковых периодов. А эти межледниковые периоды, как бы это странно не звучало для современного обывательского понимания, были гораздо короче практически нескончаемых ледниковых эпох. Так чего нам стоит больше бояться: потепления или похолодания? Солнце, как и любая другая звезда, постепенно остывает. Это закономерный процесс, его не отменить. Поэтому новый ледниковый период наступит. Непременно наступит. Вопрос лишь «когда»? До этого межледниковые периоды продолжались примерно 10 тысяч лет. Мы живём в таком периоде уже двенадцать тысяч. Живём в идеальных для развития цивилизации условиях климата. Живём, постоянно жалуясь на погоду. Но такая благодать не вечна. Это аксиома, не требующая доказательств. Как мало нам отведено времени. Как мало… Ледниковый период не за горами. Он придёт. Он непременно придёт. Он наступит неожиданно. Неожиданно быстро. Катастрофически быстро.

Глава первая

22 марта 2063 года
Санта-Фе, штат Нью-Мексико, США
Жертва популярности

От рядов «защитников стойки портье» отделился зловещего вида здоровяк и бесцеремонно толкнул возмущённого Вильсона в грудь:

– Вали отсюда пока цел.

Тео не удержался на ногах и сел на спящего на полу человека. Но тут же вскочил, зацепив при этом локтем сидевшую на рюкзаке женщину, закричал:

– Вы ответите за это! Полиция в этой дыре есть?

– Есть, – из ниоткуда выплыла парочка полицейских.

Копы были почтенного возраста: с седыми усами и оплывшими фигурами.

Вильсон обрадовался:

– Меня толкнул вот этот человек, – указал он на верзилу. – Арестуйте его.

Реакции не последовало. Блюстители порядка даже не шелохнулись. При этом старший полицейский привычно положил руки на ремень и пристальным взглядом стал изучать дородную фигуру собеседника. Закончив «визуальное сканирование», он неторопливо достал изо рта жвачку и приклеил её за ухо. После чего выдал неожиданное заключение:

– Вы нарушаете общественный порядок.

– Что? – Вильсон поперхнулся и громко взвыл, прижав руку к груди. – Я нарушаю? Мой самолёт совершил вынужденную посадку в вашем городишке. До утра мне не удастся улететь. Для таких, как я, в этом жутком отеле забронированы места. Но он мне отказывает, – Тео указал пальцем на портье. – Отказывает наглым беспардонным образом. Он просто издевается надо мной! – голос Тео сорвался на фальцет. – Вы обязаны заступиться. Закон пока ещё никто не отменял.

На лице полицейского не отразилось ничего. Вообще ничего. Холодная равнодушная гримаса. Он ровным голосом произнёс:

– Мы должны идентифицировать вас.

– Зачем? – взвился Вильсон.

– Если вы против, мы отведём вас в участок для выяснения личности, – коп расстегнул портупею, рядом с которой на ремне болтались наручники.

– Хорошо, – пожал плечами Тео, – выясняйте, раз вам надо.

Фойе отеля было заполнено под завязку. Всюду на рюкзаках и чемоданах сидели угрюмые люди. Их измученные лица выражали полную безнадёгу. Между ними прямо на полу спали их близкие.

Второй полицейский всё это время стоял чуть в стороне, постукивая резиновой дубинкой по ладони. Тот, что был за старшего, навёл сканер на сетчатку глаза возмутителя спокойствия и тут же углубился в чтение полученной информации:

– Вы из Нью-Йорка?

– Из Нью-Йорка, из Нью-Йорка, – закивал чуть успокоившийся гражданин.

– Назовите свою фамилию и идентификационный номер.

– Я Тео Вильсон. Свой идентификационный номер я не помню, так как он мне не нужен.

– Это почему? – нахмурил брови старший.

– Потому что меня и без этого все знают.

Полицейский вгляделся в лицо собеседника:

– Да, точно, я тебя узнал. Ты тот самый кретин из Нью-Йорка.

– Что? – опешил Тео. – Что?!

– Что слышал! У тебя есть десять секунд, чтобы смыться. Иначе я посажу тебя в каталажку. Камеры забиты мародёрами и насильниками. Так что выбирай.

– Это произвол! Я буду жаловаться.

– Отсчёт пошёл.

Внезапно из сгрудившейся толпы зевак вынырнул подросток лет двенадцати.

– Папа! – крикнул он зычно. – Здесь тот урод, которого ты мечтаешь пристрелить!

Вслед за мальцом вынырнул его папаша. Бросив зверский взгляд на Вильсона, он тут же схватил его за грудки и остервенело помотал из стороны в сторону:

– Вот ты гад и попался! – от распирающих его чувств мужик готов был выпрыгнуть из собственной биологической оболочки. Брызгая слюной, он радостно и энергично боднул своим бугристым лбом в переносицу оппонента. – Ха! Это тебе за моих родителей!

От удара Вильсон перелетел через безмятежно спящего старика и больно ударился головой о кафельный пол. Кровь ручьём хлынула из разбитого носа. Но Тео сразу же вскочил, выпучив от испуга глаза. Увиденное, ужаснуло его ещё больше. Толпа уже почуяла запах крови, обильно пролившуюся на одежду чужака. Со всех сторон, словно зомби, к месту событий активно потянулись проснувшиеся люди. Отовсюду слышны были крики:

– Точно он! Гавнюк! Из-за него всё! Дьявол! Убить мало! Мерзавец! Бей его!

Невысокий, худенький, но чрезвычайно энергичный ковбой подсуетился, выскочил вперёд и пнул Тео в живот:

– Получи!

Следом за ним, к скорчившемуся от боли Вильсону подскочила сумасшедшего вида старуха и с воплем вцепилась в его волосы, попутно пытаясь выцарапать глаза.

Толпа рьяно набросилась на несчастного, появившегося здесь на свою беду. Кто-то старался хотя бы плюнуть ему в лицо. Но желающих применить насилие было несравненно больше, чем места вокруг жертвы.

Полицейские равнодушно развернулись и двинулись в сторону входной двери.

Толпа, коллектив, стая, общество – это всё синонимы. Синонимы, не смотря на некоторое различие в этимологии и в конкретном значении каждого из терминов. Вместе человек может всё: посадить сад, построить школу, создать цивилизацию. Это когда вектор действия массы людей положительный. А когда отрицательный… Когда отрицательный – на выходе дьявольская мерзость. Думаете это не про нас? Про нас. Стадный инстинкт делает нас одинаковыми. Уравнивая бомжа с миллионером, афроамериканца с еврокитайцем, учёного с малограмотным люмпеном. Не согласен? Это не про тебя?

Тогда зачем ты бросил на обочине дороги пакет с мусором?

Пс-сс, я при чём? Все бросают…

Зачем моешь машину в неположенном месте?

Все моют…

Зачем ты ударил Тео Вильсона?

Его все били…

Ты его убил, ты!

Нет, мой удар был не смертельным.

Тогда – ты!

Я лишь слегка пнул. Другие били сильней.

А может ты!?

Вы чего? Я его даже пальцем не тронул, просто плюнул.

Плюнул? Всего-то! Ерунда? Нет, не ерунда. В плевках большой толпы можно и утонуть. Запросто! Легко!

Уже было не понять, кто кого бьёт. Действо напоминало роение мух, слетевшихся на сладкое. Истязание продолжалось.

– Стойте, стойте! Пусти! – сквозь разъярённую толпу протиснулся замшелого вида старик в познавшей жизнь куртке и с костылём в руках. – А вот и я! Говоришь, это всего лишь лёгкое отступление перед температурным скачком? На!

И он со всей дури врезал опорным концом костыля в голову Тео. Удар пришёлся точно в висок.

В угасающем мозгу несчастного вяло проскользнула последняя мысль: «Всё же я не зря прожил жизнь. Мне есть чем гордиться. Я знаменит. Меня все знают. Знают в лицо. И всё-таки, современное небольшое похолодание – это всего лишь маленький трамплинчик перед страшным ГЛОБАЛЬНЫМ ПОТЕПЛЕНИЕМ. Человечество ещё не раз пожалеет, что не слушало меня».

Глава вторая

22 марта 2063года
Москва
Чай с лимоном

– Что там на улице?

– Всё то же, бабуль. Ничего нового.

Ярослав принес бабушке чашку чая и поставил её на прикроватный столик:

– Попей горяченького. С лимончиком.

Она приподнялась на кровати, стараясь заглянуть в чашку:

– «С лимончиком»? Ух ты! Ну-ка, подложи подушку.

Устроившись поудобней, смачно швыркнула:

– У-у-у! Ублажил старую.

– Какая же ты «старая»? Вот выздоровеешь, мы с тобой ещё на лыжах побежим.

– Угу, – буркнула в ответ, – «на лыжах». Эка невидаль! Ты где лимон достал?

– Лёшка прислал.

– Да ты что? Ого! Я думала, он в своей Индонезии сразу про нас забыл. Что рассказывает?

Лёшка Грязнов работал с Ярославом в лаборатории «Электроактивных полимеров». Но год назад, когда в Москве началась всеобщая эвакуация, он всё бросил и сбежал под крыло отца-дипломата.

– «Что рассказывает»? Рассказывает, что этой зимой град часто выпадал.

– И там начинается. Когда уже потеплеет на этой планете?

– Теперь это от меня зависит.

– Правда?

– Шучу! —слегка пожал плечами Ярик. – Ты же знаешь, что я занимаюсь инновационными тканями и полимерами. Но они не согреют, даже если из них кокон сделать. Господи, чем я в такое время занимаюсь!?

Бабуля улыбнулась:

– Это хорошо, что ты руки не опускаешь.

Внук в ответ только усмехнулся:

– Не хочу, чтобы без дела мои мозги вымерзли, словно мамонты.

Он наклонился и чмокнул бабушку в щеку.

– Ну, всё! Звони, если что.

Бабуля в ответ похлопала его по плечу:

– Беги! Не волнуйся. Скоро уже мать твоя заявится.

Шелихов исчез за дверью комнаты, а женщина хлопнула в ладоши: включился головизор. На его голографическом экране с трибуны Государственной Думы эмоционально вещал человек, под которым как раз появился титр «Вадим Поплавский. Глава фракции ЛДПР». Он практически кричал, рубя в воздухе ребром ладони:

– Ещё полвека назад организатор нашей партии предупреждал, что глобальные игры с климатом не доведут до добра. Он призывал всеми силами противодействовать борьбе с так называемым парниковым эффектом. Его, как и меня, никто не слушал! И вот вам результат! Россия, словно шагреневая кожа на морозе, сократилась в своих размерах в десятки раз! Миллионы людей погибли! Ещё больше остались без работы, без крова, без надежды на достойное будущее!

– Везде ты, – буркнула старая женщина и переключила на другой канал.

Затем на второй, на третий… Везде сплошная реклама. И в основном лекарств. Остановилась на прогнозе погоды:

– В Петропавловске-Камчатском минус сорок семь. Во Владивостоке минус сорок четыре. В Красноярске потеплеет до минус шестидесяти семи. В Севастополе минус двадцать два. В Сочи – минус тринадцать градусов.

«Эх Сочи, Сочи, Сочи, – пробурчала себе под нос старушка, – столица у моря, которого нет». И переключила на следующий канал.

Там начинались новости:

– Коротко о главном. Руководство страны приняло решение о переселении на юг оставшихся жителей Москвы, Воронежа, Белгорода и других городов центральной России. В районе Моздока сегодня дан старт возведению двадцать восьмой по счету атомной электростанции. Напомню, что их строительство ведётся по государственной программе компенсации утерянных мощностей. Переходим к зарубежным новостям. По сообщению CNN накануне в Санта-Фе, столице штата Нью-Мексико, толпа растерзала Тео Вильсона, последнего из известных разработчиков «Теории глобального потепления». В Ливии заявили, что за прошлый год здесь был собран рекордный урожай зерновых. Эксперты ООН надеются, что резкое расширение посевных площадей на территории бывшей пустыни Сахара позволит увеличить норму распределения хлеба среди населения наиболее нуждающихся стран, таких как Франция, Япония и Турция. На крупнейшей в мире сырьевой бирже в Гонконге это известие привело к снижению цены пшеницы на три пункта. Напомним, что до этого цена непрерывно росла 27 лет подряд…