Kitobni o'qish: «Русская вера, или Религиозные войны от Святослава Храброго до Ярослава Мудрого»

Shrift:

Глава 1. Меровинги

«И всадник также довольствуется щитом и фрамеей, тогда как пешие, кроме того, мечут дротики, которых у каждого несколько, и они бросают их поразительно далеко, совсем нагие или прикрытые только легким плащом. У них не заметно ни малейшего стремления щегольнуть убранством, и только щиты они расписывают яркими красками. Лишь у немногих панцири, только у одного-другого металлический или кожаный шлем» (Тацит о германцах).

«Вступая в битву, большинство из них идет на врагов со щитами и дротиками в руках, панцирей же они никогда не надевают; иные не носят ни рубашек (хитонов), ни плащей, а одни только штаны, подтянутые широким поясом на бедрах, и в таком виде идут в сражение с врагами» (Прокопий Кесарийский о славянах).

«Отсюда, несмотря на такое число людей, всем им присущ тот же облик: жесткие голубые глаза, русые волосы, рослые тела, способные только к кратковременному усилию…» (Тацит о германцах).

«И по внешнему виду они не отличаются друг от друга. Они очень высокого роста и огромной силы. Цвет кожи и волос у них очень белый или золотистый и не совсем черный, но все они темно-красные» (Прокопий о славянах).

«Селятся же германцы каждый отдельно и сам по себе, где кому приглянулись родник, поляна или дубрава. Строят же они, не употребляя ни камня, ни черепицы; все, что им нужно, они сооружают из дерева, почти не отделывая его и не заботясь о внешнем виде строения и о том, чтобы на него приятно было смотреть» (Тацит о германцах).

«Живут они в жалких хижинах, на большом расстоянии друг от друга, и все они часто меняют места жительства» (Прокопий Кесарийский о славянах).

Я специально привел эти цитаты из работ двух столпов европейской историографии, ставшие, к слову хрестоматийными, вовсе не для того, чтобы уличить одного из них в плагиате. Ибо самого понятия «плагиат» ни во времена Тацита (56—117 н. э.), ни во времена Прокопия (между 490 и 507 – после 565 н. э.) не существовало. В данном случае мы имеем дело с типичным описанием варвара эпохи Римской и Византийской империй, растиражированным историками XVIII–XX века в качестве истины в последней инстанции. Обширную цитату из Прокопия Кесарийского касательно «полуголого славянина, живущего в жалкой хижине» приводит в частности Карамзин в своем капитальном труде «История государства Российского», по сей день вдохновляющем профессионалов на новые подвиги во славу науки. Правда, подвиги новые, а цитаты в основном старые. Почему-то никто не обратил внимания на вопиющее несоответствие описания славян, «идущих в атаку со щитами и дротиками в руках», но без защитного снаряжения, с теми реальными делами, которые они творили в пределах Византийской империи. А между тем Прокопий Кесарийский в своей знаменитой книге «Война с готами и персами» отнюдь не скупится на описание их деяний. Вот вам цитата первая: «Разделившись на три части, эти варвары причинили всей Европе неслыханные бедствия, грабя эти местности не просто случайными набегами, но зимуя здесь, как бы в собственной земле, не боясь неприятеля. Позднее, император послал против них отборное войско… Это войско захватило часть варваров около Адрианополя, города, который лежит посреди Фракии, на расстоянии пяти дней пути от Византии. Дальше уже варвары двинуться не могли; ведь они имели с собой бесчисленную добычу из людей, всякого скота и ценностей… Произошел сильный бой, и римляне были разбиты наголову. Здесь погибло много прекрасных воинов; военачальники, которым грозила близкая опасность попасть в руки врагов с остатками армии, с трудом спаслись бегством, кто куда мог».

А вот вторая: «Приблизительно в это время войско славян, перейдя реку Истр, произвело ужасающее опустошение всей Иллирии; вплоть до Эпидамна, убивая и обращая в рабство всех попадавшихся навстречу, не разбирая пола и возраста и грабя ценности. Даже многие укрепления, бывшие тут и в прежнее время казавшиеся сильными, так как их никто не защищал, славянам удалось взять; они разбрелись по всем окрестным местам, свободно производя опустошения. Начальники Иллирии с пятнадцатитысячным войском следовали за ними, но подойти к неприятелям близко они нигде не решались».

Обратите внимание на следующую странность: славяне бесчинствуют в Иллирии, а пятнадцать тысяч хорошо обученных и снаряженных ромеев лишь сопровождают их, не рискуя напасть. Конечно, славян могло быть много больше, чем византийских воинов, но это плохо согласуется с утверждением самого Прокопия, что славяне живут «на большом расстоянии друг от друга». Попробуйте в таких условиях собрать армию в двадцать-тридцать тысяч человек, способных противостоять едва ли не голышом закованным в доспехи профессионалам. Впрочем, сам летописец, описывая уже третий по счету набег, называет точное количество славян, напавших на одну из провинций империи. Все войско славян насчитывает три тысячи человек, причем они почти сразу же разделяются на две части. Тем не менее результат тот же. Беру на себя смелость утверждать, что в описании внешнего облика и образа жизни славян Прокопий придерживается имперской идеологии, а вот когда речь заходит о конкретных столкновениях с сильным и опасным врагом он вынужден следовать исторической правде. Надо же было как-то объяснить, почему «военачальники, которым грозила близкая опасность попасть в руки врагов с остатками армии, с трудом спаслись бегством, кто куда мог».

Не обошел Прокопий своим вниманием и германцев, охарактеризовав их в духе имперской традиции следующим образом: «У галлов в числе других рек текут Рона и Рейн. Обе эти реки имеют течение в противоположном направлении: Рона впадает в Тирренское море, а Рейн – в океан. Тут большие болота, где в древности жили германцы, племя варварское, с самого начала не заслуживавшее большого внимания, которое теперь называется франками».

Если припомнить, что и славян историки, как древние, так и современные, тоже выводят из болот, то картина получается более чем странная. Вызывает немалое изумление в частности тот факт, что грязные ни на что не способные варвары, не имеющие приличного вооружения и снаряжения, не умеющие биться правильным строем, разгромили в пух и прах могущественную Римскую империю и едва не сломали хребет империи Византийской. При этом они еще и боготворили цивилизаторов Рима и Константинополя, ведущих на них охоту, словно на диких зверей. Не верите? Напрасно. Вот вам цитата из работы современного английского историка Томпсона «Варвары и Рим»: «Случай, о котором мы сейчас расскажем, произошел в 5 г. н. э., когда римские армии воевали в глубине германской территории под командованием будущего императора Тиберия. «Когда мы разбили лагерь на берегу Эльбы, – пишет очевидец, – а на противоположном берегу сверкали своим вооружением вражеские войска… один из варваров, пожилой, крупный человек, занимавший высокое положение (судя по его одеянию), сел в лодку, выдолбленную из ствола дерева, – как это у них принято – и, управляя лодкой сам, выплыл на середину реки. Оттуда он попросил разрешения высадиться на берег, где стояли наши войска, и увидеть Цезаря. Разрешение было дано. Пристав к берегу, он долго смотрел на Цезаря в молчании и затем сказал: «Наши воины безумны: они поклоняются твоей божественной власти, когда тебя здесь нет, но когда ты здесь, они боятся твоего оружия вместо того, чтобы постараться заслужить твое уважение. Благодаря твоему милостивому разрешению, Цезарь, я сегодня увидел тех богов, о которых раньше только слышал, и это самый счастливый день, которого я ждал и который когда-либо был в моей жизни». Получив разрешение коснуться руки Цезаря, он снова сел в свою маленькую лодку и, постоянно оглядываясь на Цезаря, вернулся к тому берегу, где находился его народ». Этому старику казалось, что в римлянах есть что-то божественное. Они были больше, чем люди».

А вот еще одна цитата из Томпсона: «Примерно триста лет спустя, в 381 году, старый везеготский вождь Атанарих, всю жизнь бывший врагом Империи, приехал в Константинополь за две недели до своей смерти. Он был поражен, увидев многолюдный, бурлящий город. «Подумать только, – сказал он, – я вижу то, о чем часто слышал, хотя и не верил этому». Он осматривался вокруг, переводя взгляд с необъятных городских стен на порт, где кипела деловая жизнь; он видел вокруг людей самых разных национальностей, хорошо обученных солдат. Наконец он не мог больше сдерживаться и воскликнул: «Действительно, император – это бог на земле, и любой, кто подымет на него руку, – самоубийца». Его долгая жизнь, отданная борьбе с римлянами, оказалась напрасной. Для него, как и для безымянного старого вождя с берегов Эльбы, римляне, или по крайней мере их правители, были больше, чем люди» («Варвары и Рим»).

Между прочим, столь же высоким стилем коллеги Томпсона, а возможно и он сам, живописали о деятельности белых цивилизаторов в Африке, Азии, Америке. Особенно не повезло американским индейцам, таким же полуголым, как славяне и германцы, метавшим томагавки там, где «приличные» люди действовали ружьями, револьверами и пушками. Вина индейцев была только в том, что они жили в вигвамах, а не в каменных домах, как это подобает джентльменам. К слову, Атанарих, о котором упоминает господин Томпсон, во главе своих «везеготов» разгромил византийскую армию и отправил на тот свет ромейского императора Валента, вздумавшего повоевать с «дикарями». А погиб Атанарих в том самом Константинополе, когда решил «раскурить трубку мира» с другим хитроумным византийским монархом Феодосием Великим. С «варварами» цивилизаторы не церемонились, ни тогда, ни сейчас. Если все эти полуголые славяне, германцы и прочие «индейцы» и не жили в болотах, то их следовало туда загнать, дабы не путались под ногами у ромейских джентльменов. Не получается в жизни, так пусть получится хотя бы на бумаге, которая, как известно, все стерпит. Идеология, она и в Африке идеология. Не говоря уже о ромейских и англосаксонских империях. Даже рыбак рыбака видит издалека, а колонизатор колонизатора тем более.

Но вернемся к истории, точнее к Прокопию, а еще точнее – к его болоту: «Простирающаяся отсюда страна называется Эвлисия; прибрежную ее часть, как и внутреннюю, занимают варвары вплоть до так называемого «Меотийского болота» и до реки Танаиса (Дона), который впадает в «Болото». Само это «Болото» вливается в Эвксинский Понт».

Вот тебе раз. Речь-то, оказывается, идет об Азовском море. Именно отсюда Аноним со своими «Деяниями франков», Сигаберт из Жамблу и «Хроника Фредегара» выводят интересующее нас племя вместе с длинноволосыми королями. Причем родословную Меровингов все вышеперечисленные авторы ведут от «князя троянцев» Антенора. Куда там римлянам с их затрапезным Энеем, тоже беглецом из Трои. Дабы не быть голословным, я позволю себе процитировать всех трех летописцев: «Другие князья [троянцев, такие] как, например, Приам и Антенор, погрузили оставшееся войско, двенадцать тысяч человек, на корабли и провели их с берегов Дона. Они прошли через болота Меотиды и наконец прибыли в Паннонию и выстроили город, которому дали, в память о своих предках, название Сикамбрия, там жили они много лет и стали большим народом» (Аноним, «Деяния франков»).

«О происхождении нашего народа, то есть царства франков, мы ознакомим других на основании правдивого сообщения древних авторов. После того знаменитого и известного всем векам и народам разрушения города Трои, когда остатки троянцев отступали перед победившими греками, часть их вместе с Энеем отправилась в Италию основывать Римскую империю, а еще одна часть, а именно 12 000 воинов во главе с Антенором, прибыла в соседние с Паннонией земли возле Меотидского озера. Там они построили город и в память о себе назвали его Сикамбрией. Они жили в нем много лет, стали большим народом и, тревожа Римскую землю частыми набегами, распространили следы своей дикости до самой Галлии» (Сигаберт из Жамблу).

«Есть в Азии местечко Троя, где располагается город под названием Илион, в котором правил Эней. Народ там [обитал] сильный и могучий: мужи воинственные и весьма непокорные, известные своим буйным нравом и в конце концов по воле судьбы потерпевшие поражение. И вот выступили цари греческие с большим войском против Энея и начали сражение. Многие тогда погибли, множество людей потерял народ троянский. Поэтому Эней бежал и заперся в городе Илионе, и греки пытались захватить этот город в течение десяти лет. Когда же город пал, Эней бежал в Италию, чтобы набрать там наемников из [местных] племен. Другие же полководцы, а именно Приам и Антенор, вместе с оставшимся у троянцев войском числом двадцать тысяч сели на корабли, отплыли и достигли берегов реки Танаис. На кораблях они проникли в Меотидские болота, добрались до мест, где Меотидские болота подходили к пределам Паннонии, и начали возводить там город, который в память [о делах] своих назвали Сикамбрия, и обитали они там в течение многих лет и приумножились, превратившись в великий народ» («Хроника Фредегара»).

По мнению профессионалов, изучавших эти древние источники, история у всех вышеперечисленных авторов далеко не всегда согласована с географией. И с этим утверждением трудно не согласиться. Во всяком случае если махнуть рукой в сторону академика Фоменко и придерживаться традиционной хронологии, по которой Троянская война разразилась за полторы тысячи лет до описываемых событий. Трудно поверить, что все это время франки хранили память о событиях, произошедших в далекие времена. Наверное, именно поэтому Григорий Турский в своей «Истории франков» о троянцах и Антеноре даже не упоминает, зато кивает на Паннонию: «Многие же передают, что те же самые франки пришли из Паннонии и прежде всего заселили берега Рейна. Затем отсюда они перешли Рейн, прошли Торингию и там по округам и областям избрали себе длинноволосых королей из своих первых, так сказать, более знатных родов. Позже это было подтверждено победами Хлодвига [над ними], о чем мы расскажем в дальнейшем. В Консульских фастах мы читаем, что Теодомер, король франков, сын Рихимера, и мать его Асцила пали от меча. Говорят также, что тогда королем у франков был Хлодион, деятельный и весьма знатный среди своего народа человек. Он жил в крепости, называемой Диспарг, расположенной в области торингов».

Увы, даже столь похвальная осторожность не избавила Григория от происков современных историков, которые в два счета доказали, что франки на территории современной Венгрии никогда не бывали, а жили себе тихо и мирно на берегах Рейна (речные франки) и на побережье Северного моря (салические франки). Подобная недоверчивость профессионалов объясняется тем, что в Паннонии во времена, о которых идет речь, обитали славяне, с которыми франки (германское племя, по единодушному мнению современных ученых) ничего общего не имели и иметь не могли. Автор этих строк дилетант, а потому оставляет за собой право быть доверчивым. То есть он готов поверить и Анониму, и Сигаберту из Жамблу, и даже Григорию Турскому. Собственно, меня в данном случае интересует только один вопрос – участвовали жители Причерноморья и Приазовья в Троянской войне или нет? Егор Классен, немец по происхождению и русский в душе, анализируя «Слово о полку Игореве», приходит к выводу, что под именем Велесова внука Баяна там выведен именно Гомер. Я не буду приводить аргументацию Классена, скажу только, что, по мнению русского немца, автор «Слова…» «признает Илион не токмо Славянским, но даже Русским, как истину, давно известную и несомненную. Что Троя и Русь заняты были не только одним и тем же народом, но и одним его племенем; следовательно, Руссы были Трояне или Трояне были Руссы». А вот что пишет Ю. Д. Петухов в своей книге «Дорогами богов» об уже знакомом нам прародителе франков: «Антенор со своим войском пришел из Пафлагонии – области, расположенной на южном берегу Черного моря, непосредственно напротив Таврии (нынешнего Крыма)».

И еще одна цитата из книги того же автора: «Погребение Гектора, описанное в «Илиаде», тризна, погребальный костер и все сопровождающее это действо не могут не привести на память славянские погребальные обряды, сохранившиеся до Х – XII вв. н. э. и имевшие почти трехтысячелетнюю историю, то есть уходившие в середину 2-го тысячелетия до н. э. Они более чем похожи, они совпадают до мелочей, как, например, курган Патрокла (товарища Ахилла, тоже тавроскифа) и черниговский курган Х в. н. э. Черная могила и описание погребения русса у Ибн Фадлана. В IX в. н. э. мы встречаем в войске Святослава под Доростолом то же трупосожжение с жертвами и возлиянием вина. Причем Лев Диакон Калойский, описавший события русско-византийской войны, так и говорит, что «приняли они, руссы, эти эллинские таинства от товарищей Ахилла».

Более того, Петухов вполне солидарен с Егором Классеном по поводу происхождения троянцев: «Таким образом, и этническая цепочка: энеты – венеты – праславяне Подунавья – венеды – сколоты, и цепочка географическая: Малая Азия – Эгеида – Балканский полуостров – Северная Италия – побережье Балтики – Поднепровье – Северное Причерноморье – замыкаются. В центре замкнутой цепи на огромных пространствах раскинулась древняя прародина славян с культом Лады – Лели – Кополо, глубоко архаичным по своему характеру. В восточной, южной и западной пограничных зонах этой области почитались более «современные» боги: Лето – Артемида – Аполлон» («Дорогами богов»).

Петухову вторит Шамбаров: «Все данные, не только литературные, но и исторические и археологические, говорят о том, что Троянская война была чрезвычайно важным событием в жизни всего Восточного Средиземноморья. Это было первое зафиксированное в истории столкновение крупных военных коалиций: с одной стороны коалиции ахейских народов, возглавляемой Микенами, а с другой – народов Малой Азии и Причерноморья. Действительно, в «Илиаде» на стороне Трои сражаются контингенты из Фракии, Пафлагонии, Мизии, Фригии, Лидии, Карии, Ликии, кикопы, пеоны, гализоны – практически все государства данного региона» («Когда оживают легенды»).

Итак, мы получили ответ на заданный вопрос: обитатели Причерноморья и Приазовья могли участвовать в Троянской войне. И если римляне сохранили память о своем прародителе Энее, то почему франки должны забыть Антенора? Ответ, разумеется, напрашивается сам собой – римляне представители древнейшей цивилизации, имеющей свою письменность, традиции, культуру, тогда как франки – дикари, не умеющие (согласно Тациту) даже жилище толком построить. Тацит, конечно, авторитет. Во-первых, родился в знатной семье, во-вторых, сделал приличную карьеру, последовательно занимая посты квестора, претора и консула. В данном случае автору вроде бы ничего другого не остается, как почтительно снять шляпу перед высокородным патрицием. Но именно вроде бы, поскольку кроме энциклопедического и хрестоматийного на Публия Корнелия есть и другой взгляд, высокомерно брошенный немцем Уве Топпером. Оказывается, «фоменки» рождаются не только в пределах нашего отечества, но и в Германии. В частности, Топпер в своей книге «Великий обман» отрицает не только принадлежность трактата «О происхождении германцев» Тациту, но и самого Публия Корнелия как историческую личность эпохи цезарей. Мало того, он поднимает руку на самого Григория Турского, утверждая, что «История франков» была создана в промежутке от начала книгопечатания до конца XVI века. И, надо признать, аргументы дотошного немца весьма убедительны. Тем не менее я все-таки рискну их оспорить. Подделать действительно можно все, вплоть до стиля эпохи, сюжетов и почерка. С именами проблема. Я беру на себя смелость утверждать, что имена Меровингских королей не просто славянские, но и несущие в себе глубокий религиозный смысл. Ни Григорий Турский, ни его редакторы из Позднего Средневековья, а уж тем более из эпохи Возрождения не способны были их подделать. Исходя из незнания русского языка и малых познаний в славянской мифологии.

Но вернемся для начала к Сигаберту из Жамблу: «Другие же говорят, что они были названы франками по имени их короля Франтиона, храбрейшего на войне, который, сразившись со многими племенами, направил свой путь в Европу и обосновался между Дунаем и Рейном; там его народ разросся и не желал сносить ничье иго вплоть до указанного времени. По прошествии десяти лет, когда чиновники вновь потребовали у франков дань, те, возгордившись из-за указанной выше победы и целиком полагаясь на свои силы, не только отказали им в дани, но даже дерзнули восстать против римлян. Собрав войско, римляне напали на франков и давили побежденных до полного уничтожения» («Хроника»).

Речь здесь идет о карательной экспедиции императора Валентиниана против франков, закончившейся тяжелейшим поражением последних и истреблением франкской знати. О походе Валентиниана упоминается и в «Хронике Фредегара». Мне остается только добавить, что это печальное для франков событие произошло незадолго до того, как гуннские орды ворвались в Крым, положив начало тому периоду истории, который в дальнейшем назовут Великим переселением народов.

Что случилось после разгрома франков римлянами, мы узнаем из «Хроники Фредегара»: «Затем они поставили на царствие Хлодиона – самого деятельного человека своего племени, который жил в крепости Диспарг в пределах Тюрингии. А в Цизальпинской [Галлии] обитали бургунды, придерживавшиеся арианской ереси. Хлодион послал лазутчиков в город Камбре, а когда они разузнали все, он сам последовал за ними, разбил римлян, взял города и занял [территорию] вплоть до реки Соммы. В эти времена в ходу было язычество. Утверждают, что, когда Хлодион летней порой остановился на берегу моря, в полдень его супругой, отправившейся на море купаться, овладел зверь Нептуна, похожий на квинотавра. Впоследствии, забеременев то ли от зверя, то ли от человека, она родила сына по имени Меровей, и по нему затем франкские короли стали прозываться Меровингами».

Подобные легенды сопровождают рождение многих древних и средневековых царей и правителей. Достаточно вспомнить хотя бы Александра Македонского, которого мать якобы зачала от змея. Однако под обличием подобных мифов часто скрывается смешение династических кровей. Причины этого смешения понятны: после того как были истреблены законные правители франков, им потребовалась новая династия, а утверждению новой династии мог бы поспособствовать брак с представительницей истребленного рода. Более того, подобный брак был явлением сакрального порядка, поскольку новый правитель вступал в брак не столько даже с женщиной, сколько с землей, которую она олицетворяла.

Вот что пишет об этом обычае Лев Прозоров: «Фигура супруги правителя стала предметом внимания исследователей еще в конце XIX – начале XX в. Одним из первых к ней обратился в книге «Золотая ветвь» Дж. Фрэзер. Исследование латинских, скандинавских, греческих и бриттских преданий привело его к выводу, что «у некоторых арийских народов было обычным видеть продолжателей царского рода не в мужчинах, а в женщинах». Несколько позже ряд исследователей вскрыли мировоззренческую подоплеку этого обычая. В супруге правителя видели женское воплощение его земли, страны и одновременно его власти. Любопытно, что древнерусское «волость» объединяет оба эти понятия» («Боги и касты языческой Руси»).

Передача власти через брак отнюдь не было чем-то из ряда вон выходящим и для интересующего нас времени. А речь идет о IV–V вв. н. э. Для примера я сошлюсь на византийских императоров Зенона и Анастасия, которым подобный брак послужил ступенькой к возвышению. Да и взаимоотношения Гонории и Аттилы – это история из того же ряда. Засидевшаяся в девках сестра римского императора Валентиниана заочно воспылала страстью к стареющему вождю гуннов и послала ему письмо с просьбой о помощи. Аттиле это письмо показалось даром небес. Брак с Гонорией автоматически делал его соправителем не шибко умного римского императора, а сама Римская империя становилась легкой, а главное вполне законной добычей кагана. Увы или к счастью, этот брак не состоялся. Жених умер при сомнительных обстоятельствах в объятиях другой своей нареченной по имени Ильдико. У гунна, надо признать, было большое сердце, позволявшее иметь добрый десяток жен и бесчисленное количество наложниц. Однако силы человеческие небеспредельны, в чем Аттила убедился на собственном опыте. Не исключено, правда, что его отравили. О кагане гуннов мы еще будем говорить, а пока вернемся к Меровингам, точнее Вельсунгам, а еще точнее – к Волосатым, как их называли средневековые хронисты. Начнем с загадочного Хлодиона, отца не менее загадочного Меровоя, поскольку именно он был основателем новой династии, главными символами которой стали медведь и пчелы. Подобные символы, конечно, не были случайными, ибо медведь теснейшим образом связан с древнейшим культом славян и русов, культом бога Велеса.

Вот что об этом пишет Петухов: «Вполне возможно, что русы того времени воспринимали медведей как своих предков, грозных, всесильных, диких и даже способных к магии перевоплощения-оборотничества. Культ Велеса-Волоса чрезвычайно сложен и архаичен, но для нас важно, что это характернейший культ русов. Из него, кстати, мы можем сделать достаточно убедительный вывод – русы почти всегда жили по соседству с медведями, точнее, и те и другие сосуществовали – далеко не мирно – в одних ареалах» («История Русов»).

Надо сказать, что за годы своего существования культ Велеса претерпевал существенные изменения. Если поначалу Волосатый был богом охотников, то с течением времени он превращался в покровителя скотоводства и земледелия. При этом он еще и сохранял связь с загробным миром через одну из своих ипостасей. Именно с Велесом связан миф о Чернобоге. Суть его такова: Ярила убивает Дракона, поработившего Землю-Ладу, потом оплодотворяет освобожденную, и в результате его усилий земля расцветает и плодоносит, а сам Ярила со временем превращается в Велеса, покровителя урожая и скотьего приплода. Картина, что и говорить, благостная, если бы не одно «но»: в этом мире все рождающееся рано или поздно умирает, и добрый, щедрый Велес с течением времени становится Драконом или Вием, хозяином Навьего мира, вождем нечистой силы и ждет нового Ярилу, дабы пасть под ударами его меча. В основе этого мифа нетрудно заметить вполне реалистическую основу – смену времен года. Весна – время, когда Ярила борется с Драконом, лето – период его торжества, осень – время Велеса, время сбора плодов, и, наконец, зима, суровая и холодная, пора разгула навьих сил, царство Дракона. Но со временем Велес, центральная фигура триады, становится богом перемен не только природных, но и социальных. Соответственно меняется роль Ярилы, ибо сын Велеса изначально несет в себе драконью суть. Проблема не в том, что Ярила может стать Драконом, проблема в том, что он не может им не стать. Надо отдать должное мудрости наших предков, они, похоже, лучше нас понимали, что любая революция не только приносит плоды, но и сопровождается разгулом нечисти. И неслучайно «навь» и «новь» в нашем языке созвучны. Древняя Русь знала две божественных триады. Кроме триады Чернобога была еще и триада Белобога, куда входили Род, Перун и Даджбог. Путь Белобога – это, выражаясь современным языком, путь эволюционного развития, путь Чернобога – революционного. Путь Белобога, путь эволюционного развития, конечно, предпочтительней, и Ярила – сын Даджбога, смотрится куда привлекательней, чем Ярила – сын Велеса, да вот беда – эволюционный путь развития неизбежно заканчивается энтропией, застоем, а следовательно, гибелью мира Яви и разгулом мира Нави. Вот тогда и возникает необходимость в революционере, способном вырвать Землю-Ладу из рук Дракона и оплодотворить ее. Время короля Хлодиона – это время глобальных перемен. С этим утверждением, думаю, никто не будет спорить. Великое переселение народов завершилось крахом Римской империи, и последствия этого грандиозного события Европа переваривала несколько веков.

Вернемся к Хлодиону, породившему Меровоя. О первых франкских королях сохранилось мало сведений. Тем не менее мы знаем, что Меровой был участником битвы на Каталаунских полях, где союзная армия галло-римлян, франков, вестготов и бургундов отразила нашествие на Галлию гуннских полчищ Аттилы. Имеются сведения, что Меровой не единственный сын Хлодиона. Об этом сообщает Карпец:

«А вот еще более любопытное свидетельство о Каталаунском сражении. Принадлежит оно Юрию Ивановичу Венелину, исследовавшему события эпохи «Великого переселения» не только по летописям и хроникам, но и преданиям собственного народа – русинов – сохранившего в памяти предания своих непосредственных предков – русов-венедов: «В то время (448 г.) скончался верховный правитель Вандальских владений во Франции или, быть может, настоящий Монарх над Вандалами, Клодовой или Кладовой (Cladoveus), оставя двух сыновей, Мировою (Meroveus) и Кладовлада (Cladovaldus, Klodobalolus, пишут Латины). Римскими же владениями в Галлии управлял храбрый Аетий. Молодой князь Мировой посещал Аетия и даже поехал было в Рим». Далее Ю. И. Венелин пересказывает в целом ту же версию разделения среди франков – Кладовлад (Хлодобальд) переходит на сторону гуннов, Меровей – тогда еще единой (она падет в 476 г.) Римской империи. При этом, однако, интересен конечный вывод ученого: «Не известно, куда девался претендент Вандальского престола во Франции, Кладовлад; убит ли на сражении, или, может быть, пренебрежен Аттилою, или вознагражден чем-либо; подробности Вандальской современной Истории до нас не сохранены. Известно, по крайней мере, что Мировой (Miroveus, Meroveus), согласившись на требования Аттилы и перешед от Римлян (другая версия! – однако такое балансирование естественно, ибо и римляне, и гунны венедам-франкам были чужды в одинаковой степени. – В.К.), остался на престоле, на коем царствовал довольно хорошо еще 10 лет. Потомки его, под именем Мировичей, царствовали с 458 по 754 г. …Заметьте, что во время Аттилы сей народ называли Вандалами и Аланами; сей же самый Царский дом и народ впоследствии переименовали во Франков». Римско-меровингский союз V в. Венелин называет очень прямо и просто: «Римляне и союзные Россы». Конечно, это кажется экзотичным. Но до сих пор и европейские историки не могут определить истоки и происхождение своей первой расы – до такой степени, что неоспиритуалисты выдумывают самые странные гипотезы, например, о том, что Меровинги – «внеземные существа». Конечно, это более привлекательно, чем признать общие корни с Царским домом «русских медведей»». («Русь Мировеева»).