Kitobni o'qish: «Тройная зачистка»
Часть I
РАБОВЛАДЕЛЬЦЫ
ГЛАВА 1
1
В этот день обещали выдать «боевые» за командировку в Чечню, из которой он вернулся два с половиной месяца назад. И хотя вчера, после проведения операции, капитан Александр Басаргин домой вернулся только около трех ночи – подвезла дежурная машина прямо с места проведения – и вполне мог сегодня позволить себе отсыпаться до самого обеда, как разрешил всем участникам серьезного ночного мероприятия начальник отдела полковник Баранов, он предпочел отправиться в управление с утра. Хотя знал, что касса начинает выдавать деньги только после одиннадцати. Нетерпение...
Ну, пусть и не совсем с утра, не к половине девятого, как всегда, а минут на двадцать задержался. Спорили с женой относительно того, как деньги, еще не полученные, потратить. Александр мыслил по-мужски, хотел еще немножко подкопить и поменять машину на более приличную. Пусть на старенькую, но иномарку. Потому что иномарки, даже старенькие, могут дать солидную фору новеньким «жучкам» и уж тем более изношенным «Москвичам». Александре же хотелось съездить в мужнин отпуск за границу. Мечтой о Японии она жила давно, а совсем вот недавно нашла где-то рекламное объявление туристической фирмы. Туристические фирмы поездками в Японию народ не балуют, потому что удовольствие это дорогое, Токио – вообще самый дорогой город мира, и желающих такие поездки совершить немного.
Так и не разрешив спора, он собрался уже выходить, когда зазвонил телефон.
– Тебя... – сказала Александра, взяв трубку. – Голос узнала – Баранов.
– Здравия желаю, товарищ полковник, – сразу поздоровался Александр.
– Саша, извини, что беспокою после бурной ночи. Я помню, помню, что сам разрешил отоспаться... Только тут с тобой один человек желает поговорить. Бывший наш сотрудник, а сейчас... Короче, приезжай... Неудобно солидного человека долго держать.
– Еду, Сергей Иванович. Я уже одет.
Кто мог ждать его в кабинете полковника, какой бывший сотрудник, Басаргин не знал. Мог только предположить. Недавно заходил разговор о том, чтобы провести какую-то встречу нынешних сотрудников, вернувшихся из Чечни, с ветеранами. Должно быть, вопрос в этом.
Он кивнул жене на прощание приветливо, словно и не обиделся совсем из-за спора, чуть не переросшего в ссору. Ссоры в их семейной жизни тоже не редкость, но это только издержки темпераментов, потому что семейной жизнью оба они довольны. Жена – художник, работающий в японской манере – цветной тушью кистью по шелку. Для нее, конечно, поездка в Японию значит много – это изучение символики, традиций, вхождение в мир образов, как она выражается, и вообще большой творческий толчок. А для него машина – рабочий инструмент, который, если подведет в критический момент, может стоить жизни и самому, и другим. Он бы не возражал, пожелай она поехать на деньги, которые получила после выставки, когда удалось за приличную цену продать несколько картин для элитного японского ресторана. Но тогда она предпочла потратить их на мастерскую.
– Сам же говорил: тебя уже тошнит от запаха туши...
Аргумент стопроцентный. Жить все-таки хотелось в квартире, а не в мастерской, и он часто говорил ей об этом, намекая, что творческий беспорядок, сплюсованный с теснотой, не всегда создает уют. А уж про запах и говорить не стоит. Японская тушь спиртовая. Домой возвращаешься, словно в грязную забегаловку. И пахнет почему-то не спиртом, а прокисшим пивом и мокрыми гнилыми тряпками. Александра объясняла, что это от колерных клеевых добавок.
Александр вышел. Александра закрыла дверь. Слышно было, как провернулись два оборота ключа. Кнопка лифта обидно не загорелась. Лифт опять не работает. С пятнадцатого этажа пешком спуститься нетрудно. Вот подниматься бывает не всегда приятно. И часто случается, что, сломавшись утром, лифт и вечером не функционирует.
Капитан пошел пешком.
«Вот так и работают киллеры... – продумался классический вариант. – Заклинивают дверь лифта на верхнем этаже и ждут жертву на лестнице».
Он спустился на два этажа, повернул с очередной площадки на лестницу и увидел на следующей площадке, между этажами, рядом с трубой мусоропровода чернявого молодого человека. Незнакомого.
«А вот и киллер...» – усмехнулся Басаргин своим мыслям.
И тут же поймал взгляд чернявого. Тот отвел глаза почти испуганно. Так испуганно, что оперативника ФСБ это не могло не насторожить. Игра глаз – это целая наука, которую должен знать всякий человек, делающий аналогичную с Александром работу. И сейчас это знание помогло ему не оставить без внимания появление в подъезде чужака.
Александр почувствовал нечто...
И сразу, без ненужной траты времени на раздумья, потому что в жизни немало ситуаций, когда этого времени просто не бывает отпущено, стал прикидывать, как вести себя в этом случае, даже не будучи уверен в своих подозрениях.
Конечно, удачно, что ночью подвезли до дома сразу с операции. Не успел пистолет в сейф положить. Хотя обычно домой его не берет. Дома два сорванца, близнецы-сыновья, быстро доберутся до оружия, стоит только отвернуться. Сейчас сыновья на даче у бабушки в Ленинградской области. И пистолет можно носить с собой. Но привычка работала, и Басаргин предпочитал держать его всегда в рабочем сейфе.
Помогла случайность.
Он за секунды, которые ушли на преодоление ступеней, успел вспомнить свое вчерашнее поведение. Затвор передергивал, досылал патрон в патронник. Значит, стоит только опустить предохранитель, и можно стрелять.
На повороте Александр задел чернявого локтем, хотя мог бы и не задеть.
– Извините, – сказал с короткой, ничего не значащей улыбкой.
Чернявый вынужденно посторонился. Но именно для этого-то капитан и задевал его. Посторонился парень не в ту сторону, в которую ему было бы удобнее и естественнее. Если бы в ту, он откинул бы полу пиджака с левой стороны. А он не хотел ее откидывать. Значит, есть причины не откидывать. Что может быть под полой пиджака? Подмышечную кобуру Александр уже рассмотрел бы. Она всегда стягивает плечо, и это видно даже под пиджаком. Но стандартная подмышечная кобура не приспособлена для пистолета с глушителем. А в подъезде будут применять только такой. Пистолет с глушителем удобнее засунуть за пояс и спрятать под полой пиджака. Опять же, Басаргин сразу отметил, что поясной ремень парня стягивает туго. Это усилило подозрение, что под ремень что-то припрятано. И еще это значит, что могут быть проблемы с доставанием оружия. Глушитель имеет обыкновение цепляться и за кобуру, и за ремень, если только кобура не специальная, какая бывает, например, у профессиональных ликвидаторов.
Все это сразу созрело в голове. Такие мысли не думаются. Они пролетают за малые доли секунды искрами, мини-молниями, разрядами электрического тока, представая уже готовыми формами, выводами. И Басаргин повернул на следующую лестницу, подставляя спину человеку, в котором заподозрил киллера.
Конечно, это опасно. Но только такой поворот позволил неприметно для постороннего глаза засунуть руку себе под мышку, обхватывая ладонью рукоятку пистолета, отстегнуть большим пальцем клапан и одновременно положить его на предохранитель. И только после этого с любопытством посмотреть через плечо. Обязательно через левое. Так удобнее стрелять, меньше тратится времени на подготовку, потому что уже небольшой доворот корпуса сам по себе освобождает оружие из кобуры.
Интуиция не подвела, не подвели и другие наблюдения, схваченные целиком и позволившие сделать правильный вывод. Чернявый доставал из-за пояса пистолет с глушителем, глушитель, естественно, цеплялся, хотя и неосновательно. Но рука парня не успела еще поднять ствол, когда Александр выстрелил с уровня груди.
Он умел стрелять с любого уровня. Но поднимать оружие до уровня глаз доводится далеко не всегда. С уровня глаз стреляют, как правило, по удаляющейся мишени. Для предельной быстроты выстрела требуется наименьшая траектория движения руки с пистолетом. Это теория, прочно вошедшая в практику.
Пуля попала чернявому прямо в середину лба. Колени подогнулись, голова откинулась, словно надломилась шея, и парень упал назад, так и оставив ноги подогнутыми.
Капитан вздохнул, помедлил секунду, прислушиваясь к звукам в подъезде, и, достав сотовый телефон, набрал номер.
– Товарищ полковник, это Басаргин. Меня сейчас в подъезде пытались застрелить.
– И что? – голос Сергея Ивановича встревожен.
– Кажется, я еще жив... Я стрелял на опережение.
– Высылаю бригаду. И... – он несколько секунд помолчал, очевидно, с кем-то разговаривая, зажав микрофон рукой. – И сами сейчас подъедем...
Кто «сами», почему во множественном числе – не уточнил...
* * *
Захлопали, стали открываться двери на всех верхних и на ближайших нижних этажах. Выстрел в узком пространстве звучит громом, грохнувшим над подушкой. Но не сразу появились любопытные лица. Подъезд ждал, затаившись, что произойдет дальше. Крик, зов, просьба о помощи, новый выстрел – это и будет развитием событий. Послышалось только быстрое знакомое шлепанье тапочек по ступеням. На выстрел спешила Александра. Торопилась, испуганная. Понимала, что только вот закрыла за мужем дверь. И если прозвучал выстрел, то муж ее должен быть там.
Из-за поворота, с тринадцатого этажа, она увидела чернявого. И остановилась.
– Я здесь, Саня, все в порядке... – глухо сказал Александр со следующей лестницы.
Она пробежала еще пролет, на несколько секунд остановилась рядом с трупом, всматриваясь в него, потом боком проскользнула рядом с перилами, словно боялась приблизиться к убитому, до которого было добрых полтора метра, и каким-то скользящим движением шмыгнула, чуть не прыгнула к мужу с верхних ступеней, прильнув к его плечу.
– Кто это?
– А я знаю? – вопросом на вопрос ответил он и не добавил привычное в своем лексиконе: «В Одессе так говорят». Сейчас не до шуток, хотя шуткой можно было бы жену подбодрить.
Услышав разговор, достаточно негромкий, но не услышав ни криков, ни новых выстрелов, соседи стали выходить. Сначала выглядывали из-за дверей, потом из-за углов. Потом стали собираться на лестнице, недалеко от трупа.
Говорили шепотом, посматривая на Басаргина. Соседи знали, конечно же, что он капитан ФСБ. И не понимали, что случилось.
Александр отстранил жену и шагнул на несколько ступенек вверх.
– Не подходите близко. Здесь могут быть следы, улики... Сейчас следственная бригада приедет. Кто-нибудь проходил здесь недавно? Видел этого человека?
– Господи, да что же это делается... – единственно прозвучало в ответ на вопросы.
– Где-то на верхних этажах заблокированы двери лифта. Не трогайте блокировку, – громко распорядился Басаргин. – Это улика, необходимая следствию.
– Может, «Скорую» вызвать? – спросил кто-то.
– Труповозку, а не «Скорую», – усмехнулся солидный немолодой голос.
Уверенные команды выводили людей из растерянности. Спустился Юра Соснович, сосед с семнадцатого этажа, фотограф-репортер, с неизменным кофром на плече. Ему на работу пора. Всегда минуты на деньги считает. Однажды застрял на три часа в лифте и на весь подъезд кричал, считал, сколько он денег потерял за это время. Над трупом наклонился, всмотрелся, покачал головой:
– Я вчера его видел. Вечером, часов в восемь. Около подъезда стоял. С ним еще один был. Маленький такой, зашуганный.
– Не ошибся?
– Стари-ик... У меня глаз – сам понимаешь, профессиональный. Я лица никогда не путаю. Взгляну раз – через пять лет узнаю и вспомню: где и с кем видел, и когда, и сколько он мне остался должен.
– Показания дашь, – распорядился капитан.
– Ну, ты даешь... Мне на работу надо. Буду я тут ваших ждать... Пусть вечером домой ко мне заскочат. Я в семь сегодня возвращаюсь. Со съемки. Ладно, я полетел...
– Второго описать сможешь?
– Без проблем... У меня в лаборатории программка стоит – фоторобот. Время будет, к вечеру сделаю портрет. Сам, без вас...
– Договорились.
И он прошмыгнул мимо Александра с Александрой. Скрип тяжелых башмаков удалялся, но одновременно слышался стук другой обуви. Несколько человек, шумно переводя дыхание, поднимались.
Прибыла наконец-то следственная бригада.
– Что здесь?.. – не поздоровавшись, спросил энергичный следователь майор Лысцов. – Граждане, граждане дорогие, попрошу не мешать следствию. Разойдитесь. Мы обойдем все квартиры и с каждым поговорим отдельно. Обязательно. И с вами, бабушка, и с вами тоже, я лично поговорю. Разойдитесь, вы так шумно смотрите... Лифт проверил? – спросил у Александра.
– Не успел, – ответил Басаргин. – Наверное, заблокированы двери.
Обычно это делается просто. Приезжают на верхний этаж с заранее заготовленным клином. Дверь открывается, вставляется клин, и лифт вышел из строя до тех пор, пока клин не вытащат.
Лысцов кивнул одному из своей группы. Тот, сообразив, тяжело вздохнул и заспешил выше. Через пару минут раздался звук ожесточенно хлопнувших дверей, и лифт двинулся вниз, повинуясь отложившемуся в памяти вызову.
Последними, не дождавшись лифта, поднялись полковник Баранов и с ним какой-то человек в светлом костюме. Полковник, проходя мимо, мягко положил руку Александру на плечо, то ли опираясь на него, то ли поддерживая таким жестом. Склонился над трупом:
– Точно в лоб. Авторский выстрел... Когда меня так стрелять научишь?..
Александр не ответил. Он не любил разговоров о своей стрельбе, хотя знал, что стреляет из пистолета лучше всех в управлении. И никогда не рассказывал об этом жене, не говорил, что ему доводилось стрелять в людей, кроме первого случая, когда на него наводились два автоматных ствола, а он стрелял, как и сегодня, на опережение – в лоб. Вечером того дня, чтобы расслабиться и сбросить стресс, выпил граммов двести коньяку. Язык слегка распустил. Рассказал. Но случай этот застрял в памяти не у него, а у нее. И Александра долго размышляла над вопросом, который ее мужа совсем не волновал:
– Как же так?.. Создал бог человека для каких-то дел по образу и подобию своему. Сотворил человека... Для чего он его сотворил? Чтобы и тот, в свою очередь, тоже творил... Потому что – по образу и подобию... Бог творца создал, подобного себе, маленькую такую свою голограммку... А люди, вместо того чтобы творить, просто убивают друг друга. И это становится таким обыденным, что просто растерянность чувствуешь, гибель чувствуешь...
Чью гибель, она не уточнила.
– Такова жизнь. Или ты – или тебя...
– Это – глупость, это – Энгельс... В жизни все не так должно быть...
– Ребята, давайте жить дружно... – голосом кота Леопольда произнес тогда Басаргин и добавил: – Тебе было бы легче, если бы застрелили меня?
– Что ты глупости говоришь... Я совсем не о том... Как ты можешь вообще так говорить...
– А я о том. Служба у меня такая, где иногда стреляют. Я к этой службе с детства шел, я этой службе учился и научился. И ничего другого не умею. Вот и служу...
– Убиваешь? – Она начала заводиться и стала специально утрировать понятия.
– Моя служба состоит не в том, чтобы убивать, а в том, чтобы защищать. И тебя в том числе. И сыновей наших. И соседей. Но если уж на то пошло, то и себя тоже. И здесь твой Энгельс подходит в самый раз.
– Энгельс не мой.
– Не в этом дело. Дело в том, что в данном конкретном случае он прав.
Сейчас убитый мужем человек лежит здесь же, в подъезде, перед Александрой. Она еще не осознала, наверное, этого, потому что испуг за мужа переборол остальные чувства. Никто ведь не побежал по лестнице на выстрел. Она побежала. А если бы Басаргин не успел? А если бы он не распознал, не прочувствовал во взгляде этого чернявого парня испуг и подлость? Тогда следующий выстрел достался бы Александре. Свидетелей киллеры предпочитают не оставлять.
Бригада делала свое дело молча и сосредоточенно. Никто не давал указаний специалистам, потому что указания специалистам не нужны. Полковник вернулся к Басаргиным:
– Как ты, Санька?
– Страшно... – только и ответила она.
Александр видел, как у жены расширились зрачки. Верный признак сильнейшего стресса, который может перейти в затянувшийся. Полковник тоже это состояние знал.
– Да... – он вздохнул и резко выдохнул, словно к чему-то серьезному приготовился. – Надо бы, Саша, в управление проехать, но тебе сейчас, мне кажется, жену лучше одну не оставлять. Пойдем в квартиру, там поговорим накоротке.
– Может, в квартире даже и лучше... – сказал человек в штатском, и капитан понял, что именно на встречу с этим человеком приглашал его полковник утренним звонком.
Александр взял жену под локоть, направляя, но не подталкивая. Лифт вызывать не стали. Два этажа подняться. Дольше сам лифт ждать. Тапочки Александры громко шлепали по ступенькам в наступившей вдруг тишине. Это показалось странным Басаргину, потому что такой тишины в подъезде не бывает даже тогда, когда один идешь. Тогда из разных квартир разные звуки доносятся, телевизоры и швейные машинки и прочее... Сейчас все квартиры притихли. Соседи все еще выглядывали из приоткрытых дверей, но не открыто. Стояли где-то в темноте и прислушивались.
Прошли мимо трупа. Дальше Александра сама стала двигаться быстрее, словно стремилась скрыться за металлической дверью от подъездного ужаса.
За ними двинулись полковник и приглашенный полковником человек в штатском.
2
Они зашли в квартиру, оставив дверь приоткрытой на случай, если что-то понадобится спросить спецам из следственной бригады.
– Коньяк у тебя есть? – спросил полковник.
– Есть, – Александр кивнул, достал из бара в старом серванте черную бутылку армянского «Карса» и четыре пузатые рюмки из граненого хрусталя, подсвеченного матовой зеленью.
– Нам не надо, – усмехнулся полковник, – не пытайся подкупить следствие даже «Карсом». Я понимаю твое состояние. Сане налей и сам выпей. Только немного, потому что нам предстоит еще один вопрос решить. Вот, познакомься, – показал Баранов на человека, которого привел в дом. – Некогда мой прямой руководитель, был он тогда полковником КГБ, но его Андропов «продал», и теперь, кажется, он называется... Как ты, Станислав Сергеевич, называешься?
– Теперь я называюсь комиссаром.
– Вот-вот, комиссаром, только большевистские красные портянки не носит...
Александра взяла рюмку, налитую мужем, поймала его взгляд и вышла в соседнюю комнату. Она всегда была деликатной и уходила, когда понимала, что разговору мужчин может помешать. Круг общения у Александра в основном служебный. И не все разговоры положено слушать посторонним.
– Станислав Сергеевич Костромин, – повторил гость. – Комиссар Интерпола, руковожу новым в нашем ведомстве сектором «G» по борьбе с международным терроризмом.
– Капитан Басаргин, – ответно представился Александр, вытянувшись по стойке «смирно», как и положено капитану перед двумя начальниками во время представления.
– А я бы выпил рюмочку... – сказал комиссар.
Капитан налил ему, посмотрел на Баранова, налил и полковнику.
– Но у вас же, товарищ комиссар... Извините, господин комиссар...
– Ничего, все ваши офицеры еще не привыкли, в том числе и ваш непосредственный начальник... Это я привык к тому, простите за каламбур, что вы не привыкли. Продолжайте...
– У вас же давно существует антитеррористический отдел. Я помню, готовил сам материалы для вас по Карлосу1. Он тогда приезжал в Москву, но мы об этом узнали только на следующий день после его отъезда. И проходила информация по нашему отделу, потому что он встречался с чеченской диаспорой. Правда, тогда разговор шел не о терроризме, а о наркоторговле.
– Есть такой отдел. Вернее, он называется у нас подотдел. Еще в восемьдесят пятом был создан. Занимался сначала только борьбой с угонщиками самолетов, незаконной торговлей оружием и взрывчатыми веществами, морским пиратством и попытками нелегального оборота оружия массового поражения. Чуть позже начал более широко действовать. Против людей, типа Карлоса. А сегодня назревает несколько иная ситуация, и создан наш сектор. Особый сектор, хотя во многом спорный и экспериментальный.
– И чем он занимается?
– А вот об этом я имею право рассказать только человеку, который согласится с нами сотрудничать.
Басаргин посмотрел на полковника Баранова. Тот любовался коньяком в рюмке и глаз не мог оторвать от игры напитка в лучах солнца, пробивающегося сквозь легкие шторы.
– Я так понимаю, что мне делается конкретное предложение?
Баранов прокашлялся:
– Вот что, Саша... Интерпол запрашивал нас еще четыре месяца назад. Тогда рассматривалось восемнадцать кандидатур. Устроили маленький конкурс. Ты в списке оказался первым... Хотя был там единственным капитаном. Остальные – два майора, два подполковника и полковники. Уж не обижайся на меня – сам виноват, я тут ни при чем. Умываю, как говорится, руки...
– Новая работа будет проходить...
– Нам нужен человек для создания новой службы в России. Хотя работа предвидится, возможно, по всему миру. По крайней мере, по ближайшим к России странам, это несомненно. Ну и, естественно, предстоят частые поездки в нашу штаб-квартиру в Лион2.
– Но ведь у нас есть НЦБ3... Разве оно...
– Нет. Оно работает само по себе. НЦБ слишком на виду у всех, чтобы делать то, что делаем мы. Я даже не появляюсь там, когда приезжаю в Москву, чтобы не «засветиться». Впрочем, сотрудники НЦБ знают меня как бывшего комиссара сектора по борьбе с наркотиками. В этой должности я Россию посещал и проводил операции на Урале и на Дальнем Востоке.
– Я так и не понял, чем будет отличаться новое подразделение от НЦБ.
– Я о том и веду речь, что смогу рассказать это только своему новому сотруднику, – комиссар улыбнулся. – Единственное, могу сообщить, что новая работа будет напрямую связана с вашей нынешней деятельностью. Тот же профиль, только под другим углом зрения...
А капитан просто растерялся. Предложение поступило слишком неожиданно. Он не планировал в своей карьере таких резких перемен и сразу ответить что-то просто не смог.
– А как же наш отдел? – спросил полковника таким тоном, словно надеялся, что Баранов начнет его отговаривать.
– Ты для нас – большая потеря, не скрою, и не боюсь, что зазнаешься. Но дело того стоит.
– Мне надо подумать. Хотя бы несколько дней.
– До вечера, – категорично сказал Станислав Сергеевич. – Вечером я к вам заеду. Сюда. Надеюсь, господин полковник... Простите... Товарищ полковник... ради такого случая и в связи с семейными обстоятельствами освободит вас на сегодня от службы.
– Он освободит, – сказал полковник и сам налил себе вторую рюмку коньяка. На дорожку. После чего встал. – Только протокол по сегодняшнему делу тебе придется дома подписывать. Я сейчас Лысцова пришлю, составите все, подпиши и будь до вечера свободен. Подумай хорошенько, потому что шаг это рискованный, но не каждому такая возможность предоставляется.
Встал и комиссар.
– Я имею право с женой посоветоваться? – спросил Александр.
– Конечно, – комиссар такому вопросу даже удивился. – Очевидно, это мое упущение – не объяснил... Не только имеете. Это необходимое условие, потому что, в случае согласия, вам вместе с ней предстоит полностью переменить свою жизнь. Полностью и кардинально! Но она должна тоже уметь молчать, потому что жены наших сотрудников автоматически становятся такими же сотрудниками. Так сказать, специфика. Бывает, что становятся и вполне официально... И довольно часто принимают участие в боевых операциях. Это серьезно. Жена должна быть готова к такому повороту событий.
– Молчать она умеет. Ее родители только через три года после нашей свадьбы узнали, что я не в армии служу, а в ФСБ. Для них я был просто офицером.
– Теперь, надеюсь, будете просто полицейским, – улыбнулся Костромин. – Впрочем, в России нет полицейских. Даже налоговую полицию у вас разогнали. Тогда лучше оставаться просто офицером, как и прежде. Итак, мы договорились. Посоветуйтесь... При вашей новой работе, если вы согласитесь – я не буду скрывать! – опасность вы будете делить с женой пополам.
– Я объясню это, – кивнул Басаргин.
– А я ближе к вечеру предварительно позвоню. Может быть, мне и приезжать не надо будет. Я понимаю, что каждый человек вправе сам решать свою судьбу. Не так просто броситься с головой в омут, не зная даже, что тебя там может ждать. И не буду вас обвинять, если откажетесь... Но это все-таки рост и перспектива. Поэтому рекомендую хорошенько подумать.
