Kitobni o'qish: «Мертвая армия»
Пролог
Осень 2012 года
– Почта, герр Огервайзер. – Секретарша Эльза положила на стол целую пачку конвертов, газет, счетов и всего прочего, что приходит по почте и что приносят на просмотр генеральному менеджеру научного отдела фармакологической компании «Пфайфер Лоок» два раза в неделю. Она же взяла со стола маленький серебряный поднос с сахарницей и двумя сложенными квадратиком салфетками, на которых лежала маленькая кофейная ложка.
Профессор поставил на поднос пустую чашку из-под кофе и кивнул секретарше, показывая, что она свободна. Эльза направилась к двери, энергично размахивая тяжелым задом. Профессор предпочитал на это не смотреть, потому что в его вкусе были женщины худощавые и даже слегка жилистые, внешне и по характеру жесткие и слегка злые.
– Ну-ну, посмотрим, что нам пишут, – сам себе сказал он и вытащил из верхнего ящика стола очки в мягком замшевом футляре. Разговаривать сам с собой профессор начал четыре года назад, когда трагически овдовел и когда стало некому сказать даже слово. Пришлось это слово говорить себе. При людях герр Огервайзер старался вести себя без таких вольностей. Но постепенно привычка устоялась и прорывалась порой в любом месте и в любое время, даже во время пешей прогулки по городу, и его манеру разговаривать с самим собой сотрудники считали лишь стариковским чудачеством.
Нацепив очки на нос, профессор взял в руки и распаковал первый счет на оплату.
Вообще-то на людях Огервайзер не носил очки, пользуясь контактными линзами. Но в линзах у него уставали глаза, особенно если приходилось читать при ярком освещении или на улице, освещенной солнцем, поэтому в рабочем кабинете и дома профессор предпочитал пользоваться очками. Причем держал абсолютно одинаковые очки в одинаковых оправах и однотипных очешниках и дома, и на работе. Он был по натуре своей консервативен и привычки менять не любил. А в очках профессор чувствовал себя комфортнее, хотя терпеть не мог это слово – комфорт, считая, что человек создан не для того, чтобы искать себе комфорт, а скорее для того, чтобы по возможности избегать его, если хочет чего-то в жизни добиться.
Расписав для начала финансовые счета по отделениям своего отдела, где их должны были завизировать перед передачей в финансовый отдел, Огервайзер занес в свой персональный компьютер все суммы, подлежащие оплате, чтобы знать, как расходуется бюджет отдела. С финансированием новых работ постоянно возникали проблемы, кризис бил по рукам даже сотрудников научного отдела. Часть счетов, в целесообразности оплаты которых сомневался, он отложил до выяснения вопроса с конкретными сотрудниками и стал распечатывать конверты с письмами. Конвертов, как обычно, было много. Он всегда поступал так – сначала распечатывал все конверты и только потом принимался за чтение. Работу с газетами как самую порой интеллектуальную и лично для него приятную, профессор оставлял, как сам говорил, на «почтовый десерт». Их присылали со статьями, касающимися деятельности всей фармакологической компании, а не только научного отдела. В совете директоров компании Огервайзер отвечал за имидж и потому своей подписью визировал оплату имиджевых статей. Следовало же знать, за что компания платит…
Письма в большинстве своем носили одинаковый характер. Чаще всего писали пользователи, как в компании называли людей, употребляющих в процессе лечения лекарства производства «Пфайфер Лоок». Как правило, это были жалобы на то, что лекарства, несмотря на заоблачную стоимость, не помогают, но это уже вопрос не к компании, а к врачам. Не помогают одни, требовалось прописать другие. Но люди винят именно производителей лекарств. В последнее время это стало модным. Приходило несколько писем с просьбами предоставить какому-то неимущему человеку лекарство бесплатно. Такие профессор обычно сразу, не читая, отправлял менеджеру по благотворительности. В этот раз попалось три таких письма, Огервайзер отложил их на край стола и взялся за последний из уже разрезанных конвертов, самый толстый…
Тонкие холеные пальцы профессора вытащили не обычный для письма лист с от руки написанным или напечатанным на принтере текстом, а какие-то вырезки из газет. Причем газеты эти были не немецкими. В каждой вырезке определенный кусок текста был выделен маркером, а в верхнем углу степлером приколот листок бумаги с переводом. Последняя бумажка представляла собой просто визитную карточку с именем и фамилией, видимо, автора письма, и от руки надписанным номером телефона. Доктор Алоис Матиссе Гросс. Имя, ничего не говорящее Огервайзеру. Имя и фамилия вроде бы немецкие, но с испанской привязкой. Матиссе – явно что-то испанское.
Такое письмо, естественно, не могло не заинтересовать. Профессор еще раз посмотрел на конверт и только сейчас обнаружил, что оно адресовано не просто компании «Пфайфер Лоок», а лично ему. Это было тем более интересно. Не на домашний адрес, а на служебный, но конкретно профессору Отто Огервайзеру. Всего вырезок из газет было шесть. Причем четыре из них – об одних и тех же событиях, произошедших в Японии полгода назад. Историю эту профессор хорошо знал. В течение месяца после поступления в продажу нового препарата-антидепрессанта, производимого компанией «Пфайфер Лоок», примерно в один и тот же период времени, через неделю после начала приема препарата, шесть пациентов сошли с ума, и помешательство их было буйным. Эти шесть японцев не просто потеряли разум, они убивали других. В общем итоге шестерыми больными были убиты четырнадцать человек. Причем убиты самым зверским, садистским образом. Следствие объединило все шесть случаев потому, что все шестеро принимали один и тот же препарат. Японцы проводили обширное исследование, была создана целая комиссия, в которую включили и профессора Огервайзера, и его коллег из Франции и США. Но исследование ни к чему не привело. Ничего такого, что могло бы подействовать на психику больных, в препарате найдено не было. Тем более что препарат активно продавался в других странах, в Европе вообще пользовался большой популярностью, и никаких подобных эксцессов зарегистрировано не было. Но в самой Японии во время расследования произошло еще два подобных случая, опять больные применяли тот же антидепрессант. Ученые-фармакологи не знали, что и думать. Вполне возможно, что лекарство так действовало, но действовало почему-то выборочно, только на японцев. И компания «Пфайфер Лоок» на всякий случай написала на упаковке, что препарат не рекомендован к применению на территории Японии.
Что хотел сказать своим посланием неизвестный человек? Об этом можно было спросить только у него самого.
Следующая вырезка была из какой-то американской газеты. Причем ни названия газеты разобрать было нельзя, ни определить какую-то географическую привязку. Кроме страны, где она выходила. Профессор, прекрасно владеющий английским языком, прочитал несколько строк в не выделенном маркером материале и понял, что это американская газета. Так вульгарно пользоваться английским могут только американцы. Чтобы не терять время, сам выделенный материал Огервайзер читать не стал. Зачем себя утруждать, когда можно прочитать перевод. Там говорилось о том же препарате. И опять принимали его два японца, живущих в США. Причем между собой они знакомы не были, но оба после недели приема антидепрессанта устроили резню. Один – в своей семье, до этого считавшейся катастрофически благополучной, второй – в ресторане. И опять с многочисленными жертвами.
Этот факт был неизвестен профессору и весьма его заинтересовал. Поэтому он схватился за последнюю вырезку, уже заранее предполагая, что речь пойдет об антидепрессантах и японцах. Все так и было. Опять два японца через неделю после начала приема лекарства сошли с ума. Теперь это были торговый агент и дипломат в Мехико. И опять повторилась кровавая драма…
Отложив материалы в сторону, Огервайзер задумался. Сноска на упаковке антидепрессанта была поставлена по той простой причине, что кто-то из членов научной комиссии высказал предположение, что лекарство, возможно, активно взаимодействует с каким-то характерным и популярным продуктом японской традиционной кухни, что и приводит к подобному результату. Японская кухня вообще особая. Например, нигде, кроме Японии, не едят жутко ядовитую рыбу фугу, из которой на Гаити, кстати, добывают яд тетродотоксин – основу для ритуального зомбирования людей в религии вуду. Японцы же из этой рыбы делают свои знаменитые фугусаши. Фугусаши – это картина на тарелке, выложенная из сырых кусочков фугу. В момент употребления рыбы фугу у человека наступает временный паралич. Сначала отказывают ноги, потом руки, потом и все тело, и человек в состоянии только водить глазами. Через некоторое время паралич полностью проходит, не оставляя следа в здоровье, но оставляя след в психике. В традиционной японской философии уход из жизни считается апофеозом красоты. А рыба фугу дает возможность прикоснуться к этому моменту и вернуться обратно. Есть и еще много продуктов традиционной японской кухни, которые не встречаются больше нигде в мире. Предположение было принято, и «Пфайфер Лоок» согласилась добавить на упаковке надпись…
* * *
Если профессору Огервайзеру прислали все эти вырезки из газет разных стран, то, скорее всего, этот человек не намеревается проводить публичный анализ, но хочет кое-что сообщить по данному поводу. И профессор, решительно сняв трубку, набрал номер. Но тут же положил трубку обратно. Он знал, что все служебные телефоны компании прослушиваются во избежание случаев промышленного шпионажа. На фармакологическом рынке конкуренция большая, и каждая компания имеет свой собственный штат промышленных шпионов, как и свою собственную службу безопасности. Еще не зная точно, о чем пойдет разговор, Огервайзер решил позвонить со своего личного сотового телефона и набрал номер уже с трубки.
На сей раз ему ответили сразу, и даже, на удивление, поприветствовали, словно знали, кто звонит, что его неприятно удивило, значит, кто-то и его личной жизнью интересуется.
– Я рад, профессор, что вы позвонили мне.
– Мне нужен господин Алоис Матиссе Гросс.
– Это я и есть…
Голос собеседника был гибкий и эластичный, но какой-то ледяной, бесчувственный, что ли, хотя сам герр Гросс пытался показать свою приветливость.
– Что вы от меня хотите? С какой целью, герр Гросс, вы прислали мне эти газетные вырезки.
– Это не телефонный разговор. Если вы выделите мне какое-то время для разговора, я приеду, и мы поговорим.
– Возможно, я соглашусь, но только при одном условии: если ваш разговор не сводится к попытке шантажа компании.
– Нет, не сводится. Я хочу сделать вам деловое предложение.
– Хорошо. Лабораторные работы у меня начинаются… – Профессор посмотрел на часы и добавил: – Начинаются через два часа тридцать пять минут. Если за это время вы успеете приехать, я распоряжусь, чтобы снизу вас проводили ко мне.
– Я буду у вас через двадцать пять минут.
– Договорились. Я прикажу сварить кофе. Моя секретарша варит удивительный кофе. Внизу сразу подходите к дежурному охраннику. Он будет в курсе и вызовет коллегу, который проводит вас ко мне. Я жду…
Поиск по Интернету показал только одного Алоиса Матиссе Гросса, доктора права, но чем этот доктор права занимается – сказано не было. Однако было указано место службы – министерство обороны. Фотография отсутствовала. И никаких данных. Даже даты рождения не было. Тот ли это человек или другой, носящий такое редкое для Германии сочетание имени и фамилии, определить пока не удалось, но ждать оставалось недолго. Когда охранник привел в кабинет Огервайзера высокого сухощавого человека с холодным и каким-то коварным взглядом водянистых, мало что выражающих глаз, профессор про себя подумал, что отнес бы этого человека скорее не к министерству обороны, а к БНД1. Хотя это, в принципе, значения не имело, потому что разговор должен был идти, несомненно, о профессиональной деятельности профессора Огервайзера, а не о чем-то другом.
Эльза принесла поднос с двумя порциями кофе. Профессор жестом усадил гостя в кресло, вышел из-за стола и сел в кресло напротив. Так разговаривать было удобнее, лучше видно глаза человека. А сам он сел спиной к окну, чтобы свет мешал рассмотреть его лицо.
– Вы искали встречи со мной. Я готов вас выслушать. Времени у меня немного, поэтому не будем затягивать разговор.
– Во-первых, я представлюсь. Имя, указанное на визитной карточке, вы уже прочитали. Это мое имя. Я – полковник одного из управлений министерства обороны и к вам пришел не по личным, а по служебным делам. Вы ознакомились с материалами, которые я вам прислал?
– Да, я прочитал, – вяло признался профессор. – Нового вы мне ничего не открыли. Я входил в состав комиссии, изучающей японские случаи…
– Я в курсе. Даже в курсе выводов той самой комиссии, которые вам подсунул американский коллега, чтобы увести вас в сторону от действительного положения вещей.
Доктор Гросс попробовал кофе и зачмокал губами, одобряя способности Эльзы.
– Увести в сторону? В какую сторону? Зачем? С какой целью?
– Чтобы ваши работы не перехлестнулись с его работами.
– То есть? – не понял Огервайзер.
– Хорошо. Давайте подумаем вместе. Шесть случаев в Японии списали на взаимодействие с традиционной японской кухней. Но ни в США, ни в Мексике другие японцы традиционной кухней не злоупотребляли. Я допускаю мысль, что они время от времени имели возможность съесть что-то японское у себя дома, но в целом они питались так, как питаются американцы и мексиканцы. Это проверенные данные от нашей разведывательной службы.
– К этому делу даже разведка подключена. Я польщен. Тем не менее не вижу причины…
– Ваш американский коллега профессор Стоцки… Кажется, его зовут Джордж…
– Да, Джордж Стоцки, профессор из университета в Южной Каролине. Так чем мистер Стоцки вам не угодил?
– Правительство США выделило только в этом году сто двадцать миллионов долларов на его исследования…
– Хорошая сумма. Мне бы такое финансирование.
Профессор увидел, что в глазах Гросса мелькнули искорки интереса, и подумал, что ему в самом деле предложат финансирование какого-то проекта. Блеск в холодных равнодушных глазах – верный признак большой заинтересованности.
Но он ошибся.
– Наше федеральное правительство готово выделить средства большего масштаба, если вы согласитесь возглавить лабораторию, которую мы создадим специально для вас. Тем более вы уже имеете результат, которым пока воспользовался только ваш заокеанский коллега.
– Ничего не понимаю. Чем воспользовался профессор Стоцки? Какой результат я имею?
– Профессор Стоцки, – торжественно произнес Гросс, – обещал американскому правительству создать в две тысячи четырнадцатом году генетическое оружие2. А вы уже сделали его нечаянно, и Стоцки воспользовался кое-чем из вашей методики.
– Я никогда не занимался созданием оружия.
– И тем не менее создали то, что в состоянии уничтожить японскую нацию. Работы над таким видом оружия ведутся уже не первый год во всех интеллектуально развитых странах мира, и мы просто не имеем права отступать. Я не знаю, Стоцки или кто-то другой испытывал на китайцах птичий грипп, но мы точно знаем, что это дело рук американских специалистов. По нашим данным, уже готовы испытательные образцы у русских. Ведутся работы и в самом Китае, и в Великобритании, и во Франции, и даже Болгария в настоящий момент способна уничтожить всю турецкую нацию, всех носителей турецкого гена. Израиль, согласно нашим прогнозам, в течение ближайших пяти лет создаст штамм бактерии, которая уничтожит арабов, но не евреев. Даже в том случае, если они будут жить рядом. Даже в случае, когда, к примеру, муж-еврей имеет жену-арабку. Неизвестно, правда, что будет с их детьми, но это дело израильтян. У них же, кажется, национальность передается по матери… В настоящее время науке известны генетические коды около пяти десятков этносов, различимых на генетическом уровне. Это открытый материал, но есть еще и закрытые. Если, скажем, американцы вплотную будут заниматься изучением генетических структур китайцев и открывать эти данные, Китай заявит, что США готовит против него генетическое оружие, и будет готовить контрмеры. Поэтому многие исследования носят закрытый характер. И над многими из этих кодов работают талантливые специалисты, ищут возможность внести в них катастрофические изменения. Так вот… Может ли Германия в такой обстановке остаться единичным исключением из числа крупнейших и развитых государств мира?
– И вы мне предлагаете…
– Я не предлагаю вам возглавить только еще создаваемую лабораторию, самостоятельно подобрать для нее опытные и перспективные кадры, а просто предлагаю стать автором системы немецкого генетического оружия.
– А моральная сторона вопроса вас не волнует?
– Об этом я хотел бы сказать несколько слов особо. Как раз о моральной стороне вопроса. Когда вы стоите на железной дороге, а на вас едет поезд, что вы сделаете?
– Уйду с рельсов, и все.
– Резонно. Железная дорога это позволяет. Теперь второй вариант. Вы не спеша едете в своей машине и видите, что на вас сзади на огромной скорости несется тяжелый грузовик. Что вы сделаете?
– Скорее всего, если нет возможности свернуть…
– Нет у вас такой возможности. Нет ни одного поворота, нет ни одного съезда с дороги. Вы вообще на высокой эстакаде.
– Тогда я могу только резко добавить скорости, чтобы оторваться от грузовика.
– Но для этого что вы должны уметь?
– Управлять автомобилем.
– Вот именно! А чтобы уметь им управлять, необходимо его иметь, необходимо изучать его возможности. То же самое с генным оружием. Если кто-то создаст такое оружие, которое будет истреблять выборочно только представителей немецкого народа, чем мы сможем ответить?
Профессор промолчал.
– Не имея опыта работы с таким оружием, мы будем обречены на вымирание. Весь наш народ. Именно потому нам необходимо сначала сделать оружие, а потом уже противооружие, ведь не имея оружия, создать его невозможно. Мы обязаны знать хотя бы технологии его создания.
– Возможно, это аргумент, – согласился профессор. – Но я пока говорю – возможно…
– Я приведу вам еще один аргумент. Лично для вас он должен быть весомым. Случай с вашей женой… Ее нелепая гибель…
Жена Огервайзера ехала на велосипеде, как она делала каждое утро, и ее буквально переехал грузовик, за рулем которого сидел турок-наркоман, даже не заметивший, по его собственным словам, что переехал человека.
– Каждое четвертое преступление в нашей стране совершается мигрантами, – продолжал герр Гросс. – Еще три года назад каждое пятое преступление совершалось мигрантами, а пять лет назад – каждое седьмое. Это о чем говорит? О том, что немцы стали более добропорядочными? Нет. Это говорит об увеличении числа мигрантов, значительная часть которых не может жить у себя на родине из-за своих преступных наклонностей. А как нам закрыть мигрантам путь? Это не позволяют ни законы, ни явно выдуманная мораль. Если ее применять шире, то скоро мы будем считать нормальным, когда мигранты станут заселяться в наши квартиры, а мы будем уступать им место. Нет. С этим бороться можно только тихо, и чтобы никто не подозревал, в чем дело. Ну, вреден вдруг оказался германский климат для мигрантов с юга…
– Да, это аргумент… – Огервайзер вдруг осознал, что доктор Гросс слишком много о нем знает, чтобы не суметь уговорить. Знает о том, что профессор несколько раз делал денежные вклады в пользу неонацистской партии, активно выступающей против миграции, наверняка читал его интервью по этому же вопросу одному французскому интернет-изданию. И как бы профессор ни отказывался, всегда будут появляться новые аргументы, которые заставят его согласиться. Да он уже и не хотел возражать…
– Аргументов много, герр профессор.
– Предложение заманчивое, но мне надо подумать, – начал было мямлить Огервайзер, глотая свой уже остывший кофе. Но тут же решительно добавил: – А что тут думать? Я согласен, хотя это не совсем то, чем я занимался раньше. Но если у меня получилось нечаянно, думаю, может получиться и преднамеренно. По большому счету, я сам уже думал о том, что произошло в Японии, именно в этом русле. Нужно будет только поднять старые материалы, и… И работать над ними. Главное, уяснить систему, и тогда все пойдет… Я согласен…
– Прекрасно, я сообщу результат нашей беседы своему командованию.
– Значит, вы…
– Я – только посредник между вами и бундесвером. И командование будет вести с вами уже конкретный разговор. В том числе и о финансировании. Моя рекомендация в этом вопросе – просите в два раза больше, чем вам требуется. Урежут наполовину, как раз получится…
Осень 2013 года
– По нашим данным, вернее, по данным МВД и ФСБ, там девять бандитов с Северного Кавказа. Натуральная банда, на счету которой несколько убийств предпринимателей. Так вот, эта банда выдвигается на лодках по реке в точку, определенную на карте. Там станом стоят рыбаки из племени ороков. Чем-то эти ороки не угодили кавказским бандитам. Плывут туда разбираться. Задача простая – обезвредить банду. Можно просто уничтожить, чтобы не было возни со сбором доказательств. Так конкретно просили в ФСБ. Я ясно объяснил?
– Так точно, товарищ полковник.
В кабинете присутствовали несколько офицеров штаба, три офицера в погонах, с просветами ярко-голубого цвета, какие носят в ФСБ, и два полковника полиции. И все внимательно слушали, как по-армейски лаконично и без «воды» отдает приказ начальник штаба бригады.
– Тогда готовь свой взвод. Завтра утром выступаете по тревоге.
Говоря честно, операция была совершенно не традиционной. Вообще непонятно было, зачем в таком деле задействовать спецназ ГРУ, когда можно обойтись просто-напросто полицейским спецназом или, в самом крайнем случае, спецназом ФСБ. Но приказы в армии, как известно, не обсуждаются, а выполняются. Причем все знали, как обстояло дело. Начальник краевого управления МВД обратился напрямую в штаб военного округа, и начальник штаба лично распорядился выделить для проведения операции взвод военной разведки. Команда была вниз по инстанции передана начальнику разведуправления округа, от начальника разведуправления приказ ушел еще ниже – в бригаду спецназа ГРУ, а там уже пригласили к себе для уточнения деталей спецов из краевого МВД и почему-то ФСБ и вместе с ними составили план. Штабы для того и существуют, чтобы составлять планы. Там сидят люди, которые это дело делать умеют и, может быть, даже любят. А как план выполняется, это уже штаба не касается. Главное – конечный результат. В штабе хорошо знали, что любое, даже самое минимальное подразделение спецназа ГРУ всегда действует исходя из внешних обстоятельств. Сами так воспитывали офицеров. И они так действовали.
Вообще-то считалось, что на территории России участвовать в боевых действиях приходится только на территории Северного Кавказа. И туда с самого Дальнего Востока регулярно, через каждые три месяца, отправляли на ротацию личного состава по четыре взвода спецназа. Постоянно на Северном Кавказе находился отряд численностью до роты. Половина отряда менялась, проведя в местах, которые раньше считались курортными, а теперь особо опасными, по полгода. Еще через три месяца менялась вторая половина.
В этот раз операцию требовалось проводить на самом Дальнем Востоке. Нонсенс, как назвал это начальник штаба бригады спецназа ГРУ полковник Соловков.
Группу особо не готовили, как обычно готовят перед командировкой на Северный Кавказ. Просто подняли солдат по тревоге. Взвод выехал в путь на грузовике под командованием старшего лейтенанта Гавриленкова. С ним же в кабину сел и капитан полиции Подопригора, поскольку вся операция, как-никак, проводилась под эгидой МВД, хотя и силами армии. Ситуация Гавриленкову казалась странной, тем не менее приказ требовалось выполнить. На выезде из поселка к грузовику, просигналив фарами, присоединилась еще одна машина – большой и тяжелый внедорожник «Тойота Ленд Крузер Прадо» с гражданским номером. Гавриленкова предупредили заранее, что с ними в рейд пойдет и группа оперативников ФСБ. Это были как раз они. В бригадный городок не успели, так присоединились по дороге. Так было обговорено в телефонном разговоре. Все шло по намеченному плану и даже, по мнению старшего лейтенанта Гавриленкова, слегка походило на учения. Разница в том, что солдаты были вооружены недавно полученными бригадой пистолетами-пулеметами «ПП-2000» с боевыми патронами. Причем каждый имел при себе по три магазина, два с обычными патронами по сорок четыре штуки в каждом и один с двадцатью бронебойными патронами. В дополнение каждый пистолет-пулемет имел в комплекте глушитель. Конечно, при использовании бронебойных патронов глушитель автоматически переходил из категории ПБС3 в категорию ПМС4, то есть приобретал звание тактического, но использование бронебойных патронов в такой операции виделось вообще слегка туманно, хотя эти патроны предназначены не только для стрельбы по противнику, защищенному каской и бронежилетом, но и по противнику, находящемуся внутри транспортных средств. Бронебойная пуля легко прошивает обшивку любого автомобиля и поражает водителя или пассажира.
Ехать предстояло долго, около пяти часов. А потом часов двенадцать, в лучшем случае, идти пешим маршем через тайгу. Тайга в тамошних местах никогда, похоже, не чистилась и была завалена гнилыми стволами и всем, что раньше убиралось, но сейчас не убирается. Если при советской власти людям платили за то, что они заберут на дрова сухие стволы из леса, то по нынешним глупым законам людей за это штрафуют, а леса становятся непроходимыми, стволы гниют и гнилью заражают здоровые деревья. Хотя взвод спецназа никогда в этих местах не бывал, общую обстановку он представлял по другим районам округа, которые подчинялись тем же самым законам…
Карту местности старший лейтенант Гавриленков получил в штабе. Карта была хорошая, подробная. Одновременно с получением карты старший лейтенант получил и предупреждение от начальника штаба бригады:
– Осторожнее там. Граница с Китаем официально проходит по руслу реки Сунгача. Вроде бы все закреплено официальными договорами, приближаться к противоположному берегу разрешается, высаживаться – нельзя, это будет нарушением государственной границы. Но главная беда в том, что русло практически каждый год меняется и перемещается то вправо, то влево. Иногда на полсотни метров уходит, даже, случается, старое русло заливает. Там по правому берегу старая Сунгача когда-то протекала. Река состояла из двух рукавов. Граница проходит по левому. Сейчас старое русло – просто ручей, заросший различной растительностью. Значит, имей это в виду, на карту там опираться нельзя. Хотя тебе до Сунгачи, может быть, и добраться не придется. А речка Черная полностью на нашем берегу. Как и Белая. Впрочем, в том месте вообще ничего не поймешь. Но ты разберешься…
– Понял, товарищ полковник, – щелкнул каблуками старший лейтенант.
Вот в те места взводу и предстояло добираться…
* * *
В середине пути, выбрав место между двух сопок, где не было автомобильного движения, старший лейтенант Гавриленков приказал водителю остановиться.
– Солдатам ноги надо размять. В лесок сбегать… – объяснил он капитану полиции в ответ на вопросительный взгляд.
Все вышли на дорогу, и часть солдат удалилась в ближайший заболоченный лесок.
– Около года назад я здесь был, – сказал капитан Подопригора. – Метров на двести дальше, уже после середины подъема на сопку. Там полицейскую машину из райотдела расстреляли.
– Нашли?
– Никаких следов. Стреляли из трех автоматов и охотничьего ружья. Дробью. Из ружья уже сблизи добивали. Место выбрали как раз такое, когда приходится сбросить скорость. Все рассчитали. Когда «уазик» осматривали, коробка была на второй скорости, видимо, водитель только-только переключился. Прочистили всю тайгу, бесполезно. Все текущие дела проверили – зацепки никакой. Пытались сначала дело повесить на «партизан», помнишь, наверное, случай, когда молодые парни полицию расстреливали… Но они все в это время в других местах были. Алиби доказанное. Так и остался «висяк» на нас…
– Сколько человек положили?
– Четверых. Два капитана, старлей и сержант-водитель. Из кустов стреляли сначала в водителя. Машина в кювет и перевернулась. Один человек выскочил, его застрелили. Остальных добили прямо в машине. Мы только гильзы собирали.
– Дагестанские привычки, – заметил Гавриленков. – Это там в полицию стреляют хотя бы потому, что в форме ходят. Но там полиция – еще похуже вас будет. Достают людей сильно, и на взятки аппетиты немереные. Не просто берут, а требуют.
– Все как у людей, – мягко согласился капитан Подопригора.
Из остановившейся позади грузовика «Тойоты» вышел майор в новеньком бушлате. Вопросительно посмотрел на старшего лейтенанта с капитаном и поинтересовался:
– Долго стоять будем?
– Вы представиться забыли, товарищ майор, – напомнил Гавриленков.
– Майор, кажется, Зотов, ФСБ России. Вы можете не представляться. Я вас знаю.
– ФСБ России – это значит, не наше краевое управление? – спросил капитан Подопригора. – Наших я всех хотя бы в лицо знаю…
– Это значит, что я приехал из Москвы специально, чтобы в ваших делах поучаствовать, – довольно холодно произнес майор Зотов. – Надеюсь, не помешаю?
Последняя фраза прозвучала довольно ехидно.
– Я тоже на это надеюсь, товарищ майор, – просто ответил старший лейтенант Гавриленков. – Но все зависит от того, как вы себя будете вести. А почему «кажется, Зотов»? Вы плохо свою фамилию помните?
– Это у меня присказка такая. Юмор, можно сказать, который никто, кроме меня, не понимает. Но мне достаточно, что понимаю я сам.
– Странный у вас юмор…
Майор на это только сердито глазами стрельнул в сторону старшего лейтенанта, который шагнул к солдатам, собравшимся на обочине.
– Все пришли?
– Так точно, все на месте, товарищ старший лейтенант, – доложил замкомвзвода старший сержант контрактной службы Вася Клишин.
– К машине!
Загрузились солдаты взвода в один момент. Машины тронулись в том же порядке, что и прежде. Впереди грузовик, за ним «Тойота Ленд Крузер Прадо» с гражданским номером. По автомобильной дороге предстояло проехать еще вторую половину пути…
Рядом с дорогой пейзаж не менялся. По-прежнему заросшие тайгой сопки чередовались с затянутыми ряской болотинами. Иногда, хотя и не часто, между сопками образовывалось небольшое озеро, со временем тоже обещающее превратиться в болото, потому что его никто не чистил. Однообразие пейзажа не радовало глаз.
