Kitobni o'qish: «Департамент «Х». Прицел бога»
ПРОЛОГ
Генерал-лейтенант Апраксин дожидался группу на базе, несмотря на позднее время и задержку самолета на четыре часа – метеоусловия, как это часто бывает, подвели. Черный микроавтобус «Фольксваген Каравелла» остановился у самого крыльца. Дежурный по Департаменту «Х» сразу предупредил полковника Кирпичникова, что его дожидается генерал. И Владимир Алексеевич задержался только для того, чтобы сдать оружие. Разгрузка оборудования проходила уже без командира и, как обычно, под присмотром заместителя по хозяйственной части Гималая Кузьмича Слепакова. Группа осталась ждать Кирпичникова в кабинете, чтобы выслушать дальнейшие распоряжения. Перед последней командировкой оперативной группе не дали отдохнуть, и сейчас все ждали, какое время будет выделено оперативникам на отдых. Сам полковник пока ничего не знал и тоже ждал распоряжения генерала. Впрочем, и это распоряжение могло стать предварительным, как было и в прошлый раз, когда отпущенный предварительно срок был предельно укорочен1...
В приемной, как всегда, сидел помощник генерала майор Лазуткин. Владимиру Алексеевичу иногда казалось, что он постоянно живет на базе, потому что, сколько полковник ни заходил к генералу – причем бывало это и днем, и ночью, – Лазуткин всегда сидел в приемной. Но такова участь помощника, и майор с ней стоически мирился. Он даже во время празднования Нового года работал на генеральской даче и был этим доволен. Кирпичников знал, что есть такие люди, которые готовы трудиться день и ночь, а от отдыха лишь устают. Видимо, Лазуткин тоже был из этой категории.
Майор молча показал на дверь, объясняя этим, что Кирпичникова ждут.
– Здравия желаю, товарищ генерал, – сказал полковник, переступив порог просторного кабинета Апраксина.
– Здравствуй, виновник торжества! – Генерал встал и рукой показал Кирпичникову на стул справа от стола заседаний. – Могу «с разбегу» сообщить, что антитеррористический комитет написал отношение о представлении тебя и членов твоей группы к государственным наградам. А с действиями профессора Огурцова сейчас разбирается следственный комитет. Не знаю, чем там закончится, но статью могут применить серьезную. И не за убийство твоего бывшего подопечного объекта, а за отключение тебя от системы контроля. В Департаменте «Y» изъяли жесткие диски с нескольких компьютеров. Сам Владимир Вадимович пытается часть вины переложить на тебя, но это пока не прошло, и едва ли пройдет. Вероятно, тебя несколько раз вызовут на допросы по поводу твоих разговоров с профессором. У нас все эти разговоры записаны, так что, в случае чего, ты имеешь возможность предоставить официальную запись. Они даже проходят в журнале регистрации, поэтому могут рассматриваться как доказательства.
– Прослушивались все мои разговоры?
– Трубка служебная. При осуществлении контроля прослушивания со стороны запись разговоров производится обязательно.
– Понял, товарищ генерал.
– А как вообще настроение?
– Стараюсь быть в тонусе.
– С сыном перед отъездом пообщался?
– Только по телефону.
– И то ладно... Расстались, возможно, ненадолго. Придется, может быть, снова его навестить. Но это после короткого отдыха.
– Новая операция?
– Так точно.
– В Дагестане?
– Не только. В Дагестане ты только познакомишься с отечественными образцами современной техники. Там минометный дивизион взаимодействовал с отрядом твоего сына. Это были полномасштабные испытания, и ты должен будешь собрать все данные, какие удастся. Если повезет, поучаствуешь и в боевых испытаниях. Это, так сказать, начало твоей деятельности, вводная часть операции. Основная часть должна пройти в Афгане. Ты, я знаю, там бывал...
– Две ротации, лейтенантом и старшим лейтенантом.
– Впечатления от Афгана?
– Скверные, товарищ генерал.
– Другого и быть не может. Мы все там себя скверно чувствовали... Но придется обновить впечатления. И контачить будешь с теми, с кем когда-то воевал. Будь готов. На отдых дается три дня, потом собирай группу. Сейчас свободен. И я свободен.
– Вопрос, товарищ генерал...
– Понимаю. Жена?
– Так точно.
– Ей осталось долечиться несколько дней. Матушку Александру и Юрия Павловича уже выписали, они разъехались по домам. Департамент «Z» приказал, кажется, долго жить, равно как и Департамент «Y»... Значит, опасаться пока нечего.
– Только «кажется»?
– Люди из ФСБ, из которых формировался личный состав этих департаментов, в коммерческие структуры не уходят, как было с офицерами КГБ, а возвращаются на старые места службы. Научились же. А то – разбросали то, что было наработано, потом создавали заново... Но теперь наработанное берегут. И мне не дано знать, чем они там будут заниматься. Возможно, под той же «крышей» продолжат поиски так и не найденных документов, ставших для тебя причиной многих неприятностей. Вполне логичное продолжение истории. Я этого не знаю, и потому прошу тебя быть внимательным, как в самые сложные времена. Не мне тебя учить, как ощущать опасность. Может быть, ее и нет, но не исключено и обратное. Так что ориентируйся по обстановке. Помощь будет предоставлена. А появятся у меня данные, сообщу незамедлительно. В любом случае, как мне кажется, до начала конкретных действий они сначала отправят запрос мне. Это вначале они пытались наглеть. Теперь научены, будут вести себя осторожнее и постараются уместиться в рамки закона. Тем не менее ты хорошо должен знать, что закон у нас очень вертлявый, сделанный второпях, и щелочек имеет превеликое множество. И это тоже должно накладывать на твое поведение определенный отпечаток. Еще что?.. Жену навестить тебе пока не удастся, там какой-то сложный процесс лечения. Необходимо полное отсутствие эмоциональных всплесков. Она считает, что ты в командировке, как и ваш сын, и потому спокойна. Наверное, привыкла к такому положению. Но врачи оберегают ее от любого волнения. Я сам хотел навестить Юрия Павловича, когда он там лечился, а меня, понимаешь, не пустили... И тебя к Надежде Павловне не пустят. У Юрия Павловича, как и у матушки Александры, состояние здоровья было совсем другим. Его случай несравненно легче. Дождись, пока ее выпишут. Забирать поедем вместе, если еще на месте будешь. А вообще, не переживай зря: я присмотрю за ней и обеспечу всем необходимым, в том числе и охраной. Вот теперь, кажется, всё... Нет, не всё. А я катастрофически засыпаю... Но есть еще один вопрос. Важный. У тебя осталась «глушилка» для сотовых сигналов?
– У Гималая Кузьмича в сейфе лежит.
– Передай ее майору Старогорову, пусть постоянно держит с собой. Естественно, при включенной «глушилке» сотовым телефоном ему пользоваться не придется. А после выхода на службу ляжет на операцию по удалению микрочипа. Мне не нужен офицер, управляемый со стороны и контролируемый сторонней системой. Прямо так и передай. Можешь сказать предельно жестко, это будет уроком для всех. И постарайся, чтобы все слышали. Удаление микрочипа – операция более сложная, чем вживление, и со следующей боевой операции я Старогорова снимаю. Будет поправлять здоровье... А вот теперь – всё. Я на пределе, сам чувствую. Придется брать служебную машину, чтобы добраться домой. Я дома уже три дня не был...
Генерал встал, показывая, что разговор окончен. Вид у него и в самом деле был измученный.
* * *
Группу развезли по домам. Полковника доставили прямо к подъезду. Свет в нем уже был исправлен в отличие от недавних дней, предшествующих командировке. Кирпичников вышел из машины, и микроавтобус двинулся дальше.
Полковник привычно не пожелал пользоваться лифтом и поднялся до двери по лестнице. Квартира была пустой, казалась пыльной и прохладной, хотя топили по сезону, да и пыли много накопиться не успело – командировка в Дагестан была короткой. Тем не менее в воздухе витал дух нежилого помещения. Чувствовалось, что в доме не было хозяйки, давно уже не было. Конечно, Геннадий взял на себя обязанности матери, и за время своего присутствия в Москве следил за квартирой; но мужская рука никогда не сможет заменить руку женскую во всем, что касается наведения порядка. Владимир Алексеевич зажег свет везде, где только было можно, даже в ванной комнате и в туалете. Так больше похоже на нормальное жилье...
Была уже глубокая ночь. Тем не менее Кирпичников взялся делать уборку. Старался убираться тщательно, как это всегда делала Надежда. Он не торопился, потому что успел выспаться в самолете, и никто не подгонял его.
Во время уборки вспомнилось, как покраснел майор Старогоров, когда полковник передал ему слова генерала. При всех передал, почти дословно, без желания смягчить. Скорее всего, майор уже осознал свою ошибку, как и понял никчемность стараний прыгнуть выше собственной головы. Кому-то это дается, кому-то не дается; главное – вовремя понять и не делать попыток повторения. Выслушав полковника, Старогоров принял из его рук коробку с «глушилкой» и щелкнул каблуками, подтверждая, что приказ уяснил. Но сказать ничего не смог. Видимо, спазм обиды заткнул горло.
Желание майора ходить с микрочипом в бедре не поддерживал никто из оперативной группы, как никто не поддерживал и стремления Станислава Юрьевича стать командиром группы. Любой из бывших спецназовцев ГРУ – а именно они составляли большинство – мог бы претендовать на это место с большими основаниями. Даже капитан Радимов имеет больше боевого опыта, чем Старогоров. Все основания майора, все его претензии на главенствующую роль сводились к тому, что он командовал первой операцией, которая окончилась успехом. Но тогда в группе не было такого количества старших офицеров. Подразделение, грубо говоря, стало более высокого уровня; следовательно, и командир уже требовался другой. Спорить с этим было глупо, хотя Старогоров, наверное, мысленно и спорил. Кроме того, опытные офицеры спецназа в любом случае были на стороне такого же, как они сами, спецназовца военной разведки, и уж никак не пограничника. Единственный человек, кто, кроме Старогорова, не имел отношения к ГРУ, – это майор Ставрова; но и она, как казалось командиру, бывшего начальника погранзаставы не поддерживала и даже порой прерывала его попытки завести соответствующий разговор. Конечно, желание офицера перейти на более высокую должность нормально. Но в армии не бывает разнотолков по этому поводу. Командир всегда тот, кого назначили таковым. И пусть погранвойска – это не армия, но они живут по тем же армейским законам. Поэтому поведение Старогорова было не совсем понятно, и эта непонятность нервировала. Ведь группа работала в сложных условиях, которые требовали наличия рядом надежного человека...
Сигнал трубки спутниковой связи оторвал Кирпичникова от уборки помещения и от мыслей о Старогорове. Звонок среди ночи, уже ближе к утренним часам, был весьма странным явлением. И номер спутниковой трубки знало ограниченное число людей. Это могло быть только что-то срочное. Владимир Алексеевич поспешил в прихожую, где не сразу нашел в кармане бушлата чехол с трубкой. Определитель показал номер сына.
– Привет, сынок. Давно не виделись, – сказал полковник привычно строго.
Он всегда, с самого детства разговаривал с сыном именно так, приучая Геннадия к аскетичности и армейскому порядку. Строгий тон разговора вполне вписывался в ту систему воспитания, что применял отец.
– Извини, что разбудил...
– Не разбудил. Я еще не ложился. До дома добрался, начал уборку делать. Не люблю дышать пылью, а уж спать в пыльном помещении – тем более... Мама еще недельку, говорят, лечиться будет. Не ждать же! Да и к ее возвращению нужно порядок навести. В общем, всегда лучше разгребать понемногу, чтобы потом не пришлось сразу бульдозер заказывать... А ты когда вернулся?
– Да вот только что, часа не прошло. А тут меня встретили какие-то старшие офицеры и потребовали написать беспристрастный рапорт о том, как работали минометы. И поинтересовались, не родственник ли капитан Кирпичников полковнику Кирпичникову. Они тебя не знают, но в курсе, что ты скоро приедешь к нам для продолжения испытаний. Оказывается, минометы, которыми мы додавили банду, были экспериментальными. Ты сам-то в курсе? Или тебя, как полагается, «без тебя женили»?
– Я в курсе. Мне два часа назад об этом наш генерал сказал. Кстати, сынок, у моей трубки, скорее всего, уже отключен контроль за прослушкой. Так что будем придерживать языки...
– Понял, папа. Но я о других делах, несекретных. Мы на днях проводим пятидесятипроцентную ротацию, и у меня есть возможность вернуться в бригаду вместе с половиной отряда. Смена прибывает завтра. Вопрос возвращения оставлен на мое усмотрение. В связи с внеочередным присвоением звания я мог бы вернуться, чтобы заступить на новую должность в штабе батальона. Там я буду курировать все кавказские командировки, осуществлять планирование и подготовку. А могу остаться, чтобы здесь более плотно входить в дело; должность же останется за мной. Приказ уже подписан, осталось только получить новые документы. Я уже собрался было ехать, когда меня предупредили о твоем предполагаемом приезде. Сказать, когда это будет, по телефону не можешь?
– И не могу, и не знаю. Думаю, что не раньше чем через неделю. Три дня мы отдыхаем, потом будет обязательное введение в курс. И только после этого начнется подготовка. Сколько она продолжится, не известно никому; но это не вопрос часа или даже одного дня. В общем, ориентироваться тебе следует на период от недели до десяти дней. Да и наш генерал говорил, что я должен у тебя кое-что узнать и по возможности поучаствовать в реальной операции с привлечением новой техники.
Несмотря на то что полковник сам предупредил сына о том, что его трубка работает без контроля за прослушкой, он невольно разговорился. Впрочем, ничего секретного Кирпичников-старший и не знал.
– Я в курсе. Уверяю тебя, посмотреть есть на что. Такое мало кто видел. Приезжай, я тебя обязательно дождусь. И хорошо, что ты предупредил об операции. Постараюсь подготовить тебе такую. У нас уже есть наметки. Но мы хотели форсировать дело. Значит, форсировать не будем...
– Постарайся подготовить наглядную базу данных.
– Обещаю. А потом уж и в бригаду отправлюсь. Там уже стол накрыли, чтобы звездочку обмыть – и дома, и на службе...
– Водка в холодильнике лишь вкус приобретет.
– Ты предполагаешь задержать меня надолго?
– Хочу провести для тебя экскурсию по местам боевой молодости отца. А если серьезно, то предстоит командировка. Возможно, возьму тебя в сопровождающие. Но не уверен, что получится взять.
– Я буду готов... Ну, ладно, хватит о делах грядущих. Что там с делами настоящими? Как мама? Ты узнавал?
– Генерал узнавал. Выпишут через неделю. Генерал обещал за ней присмотреть. Пока меня к ней не пускают, чтобы не волновалась. Там лечение особое, требует полного спокойствия.
– На вашего генерала, кажется, можно надеяться.
– Можно.
– Тогда у меня всё.
– Будет что-то конкретное, я тебе сообщу...
ЧАСТЬ I
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
За три дня отдыха Владимир Алексеевич, которого даже по телефону никто не беспокоил, измучился от безделья. Его натура требовала движения, действия – физического, насыщенного нагрузками, но сопряженного с умственной деятельностью, иногда достаточно тяжелой. А тут самое большее, что он мог себе позволить, – это сходить в магазин за продуктами. Все остальное время Кирпичников проводил за рабочим столом в кабинете, где читал книги, которые любил еще в детстве, – приключенческую и романтическую литературу. Он совсем не читал современных авторов, считая их скучными и безвкусными, и уж тем более презирал электронные форматы книг, будучи твердо уверен, что, если не держать в руках настоящий бумажный том, от книги невозможно получить удовольствие. Получить информацию можно, но нельзя путать информацию с удовольствием...
Но даже чтение старых и некогда любимых книг не могло снять состояние, от которого накапливалась усталость. Мысли от прочитанного порой уходили в настоящее, порой в прошлое, порой в будущее, и радости они не доставляли. Владимир Алексеевич догадывался в глубине души, что такое настроение создается одиночеством. Привыкший к тому, что жена постоянно рядом, он с трудом выносил одиночество, хотя умел выносить многие тяготы, гораздо более мучительные в физическом и моральном плане. Поэтому Кирпичников стремился как можно быстрее попасть на службу, чтобы за делами забыть о семейных проблемах.
Ночью опять позвонил Геннадий, только теперь раньше на три часа, прямо накануне выхода на службу. И в этот раз он разбудил отца.
– Да, сынок, слушаю.
Владимир Алексеевич намеренно постарался сделать голос бодрым, чтобы не показывать капитану свою усталость и кислое настроение. Подобное состояние заразно, оно способно перейти к другому человеку, словно вирус. А передавать его сыну вовсе не хотелось.
– Можешь меня поздравить, отец. В меня только что стреляли из «дальнобойки». Пробили окно в канцелярии, но пуля только щетину на щеке задела.
– Рад за тебя. Легко отделался... Как же ты так неосторожно подставился?
– А как тут не подставиться? Кто мог предположить, что с горы в паре с половиной километров от нас могут стрелять снайперы? Расстояние-то какое... Было бы расстояние меньше, снайпер не промахнулся бы. Да он и так чуть не попал.
– Чуть – это уже не попал, и ты должен свечку богу поставить в благодарность. В этот раз он тебя защитил, в следующий раз уже может не успеть... Сам не подставляйся.
– Теперь буду осторожнее. Завтра возьму на складе клеящуюся пленку. Я видел ее раньше, только не находил ей применения. Заклеим все окна. Сейчас послал группу солдат прочесать гору. Хотя, пока они туда добегут, никого уже не будет. Там рядом дорога проходит, сел на машину и уехал. Я вызвал следственную бригаду из ФСБ.
– Следственную бригаду вызывают, согласно организационным играм в силовых структурах, кажется, уже из Следственного комитета, – поправил полковник сына. – Хотя я точно не знаю.
– Ну, оперативную бригаду... Факт следует зафиксировать. Пусть пулю из стены выковыряют; хотя бы определят, из какой винтовки стреляли. Это тоже след. Я не уверен, что стреляли специально в меня. Скорее просто в офицера спецназа. На второй выстрел я им времени не дал, спрятался за простенок. «Дальнобойка» страдает отсутствием скорострельности – после ее выстрела снайперу еще прочихаться надо. Много газов. Я этим моментом и воспользовался.
– Молодец. Будут данные следствия, сообщи. Я ложусь спать, но ты не стесняйся звонить, если что. С утра выхожу на службу. Трубка у меня, естественно, с собой. Звони...
Как опасны могут быть снайперы, Кирпичников-старший знал хорошо. А хороший стрелок, вооруженный к тому же хорошей дальнобойной крупнокалиберной винтовкой, способен создать серьезнейшие проблемы.
Опасное положение, в которое попал сын, взволновало полковника, но, будучи человеком военным, часто встречающимся с различного рода угрозами и сложными положениями, он смог заснуть уже через несколько минут и спокойно проспал до самого утра.
Позавтракав, как обычно, плотно, Владимир Алексеевич быстро собрался и хотел уже было двинуться к двери, когда заметил на полу закладку, выпавшую из книги. Он наклонился, чтобы поднять ее, и в это время в окно влетела пуля. В сдвоенных стеклах зазияли аккуратные сквозные дыры. Значит, пуля была не на излете. Но дыры были слишком большими для обычной пули. И мысль, что этот выстрел аналогичен выстрелу в Геннадия, появилась сразу. Пуля, несомненно, летела полковнику в голову, и угодила бы туда, не пожелай он наклониться за закладкой. Так пристрастие к бумажным книгам, по сути дела, спасло Кирпичникову жизнь.
Выключать свет в комнате смысла уже не было. Пуля пролетела до противоположной стены, выбила основательный кусок кирпича, срикошетила, ударила в шкаф, стоящий у боковой стены, но уже плашмя, и отлетела на середину комнаты. Брать ее, горячую, голыми пальцами не было необходимости. И так возможно было увидеть, несмотря на ее естественную деформацию, что она вылетела из дула крупнокалиберной дальнобойной снайперской винтовки. А таковые, как правило, имеют оптический прицел с тепловизором, для которого наличие или отсутствие света роли не играет. Дальности полета пули хватало, потому что стреляли, скорее всего, из лесопарковой зоны – ближе места для стрелка найти было невозможно. А это уже дистанция около двух с половиной километров. Тем не менее выстрел был вполне удачным. Даже очень удачным, если учитывать расстояние, с которого он был произведен. И помогла только случайность.
Бросаться самому на поиски неизвестного снайпера было бы глупо: снайпер преспокойно уйдет пешком, пока Владимир Алексеевич добежит до лесопарковой зоны. Хотя большинство «дальнобоек» имеют такие габариты, что гулять с этой винтовкой невозможно...
Сев в кресло в углу комнаты, где никакая пуля со стороны достать его не могла, Владимир Алексеевич позвонил генерал-лейтенанту Апраксину и доложил ему о происшествии. Не забыл сообщить и о том, что этой же ночью, только несколькими часами раньше, причем тоже с использованием КСВ2, было совершено покушение на капитана Кирпичникова. Не связать эти два выстрела один с другим было просто нельзя. Таким образом, сам собой напрашивался вывод, что Департамент «Y», несмотря на свое расформирование, продолжает свою работу в каком-то другом правовом статусе.
Виктор Евгеньевич отнесся к сообщению спокойно и по-деловому, пообещав сразу же прислать экспертную группу ФСБ и машину Департамента «Х» вместе с дополнительной охраной, чтобы после завершения работы экспертов отвезти Владимира Алексеевича к месту службы в целостности и сохранности, без лишних отверстий в теле. Естественно, порекомендовал сразу же занять в квартире такую позицию, которая исключала бы возможность увидеть хозяина в прицел. Оперативники ФСБ, в свою очередь, должны были обезопасить квартиру, проведя осмотр лесопарковой зоны, о чем решил позаботиться сам генерал. Владимиру Алексеевичу осталось только ждать. А ждать пришлось долго – по утрам автомобильное движение в Москве напряженное, и оперативная группа ФСБ никак не могла добраться до квартиры полковника.
Устав ждать, через полтора часа Кирпичников-старший не выдержал и позвонил сыну. Геннадий ответил сразу, словно держал трубку в руках.
– Здравия желаю, товарищ полковник. Я на плацу, занятия провожу...
– Я надолго не оторву.
– Я не о том. Меня только что уже оторвали. Сообщение передали.
– То-то, я вижу, ответил быстро...
– Даже трубку убрать не успел. Я сейчас задание дам – и перезвоню.
– Перезвони. У меня тоже только сообщение, но оно требует анализа.
Владимир Алексеевич успел перейти на кухню, окно которой выходило во двор, на другую сторону дома, и поставил на газовую плиту чайник. Здесь, как казалось, можно было без опасений прогуливаться перед окном – сложно предположить охоту на полковника двумя снайперами с разных сторон. После этого Кирпичников еще и разделся, потому что ему стало жарко.
Геннадий позвонил раньше, чем успел закипеть чайник.
– Всё, папа, я пока свободен. Оставил за себя командира взвода, он проведет занятие. Кто будет передавать сообщение, я или ты?
– У тебя сообщение, касающееся нас двоих?
– Нет, касающееся меня и командира минометного дивизиона.
– Интересно. Говори...
– Его сегодня утром зарезали при выходе из магазина. Он всегда рано выходит, еще в темноте. По дороге на службу подкараулили. Нож прямо в сердце, со спины. Мне позвонил следователь, который выезжал в городок после того, как в меня стреляли. И новая версия появилась: мстят оставшиеся на свободе члены банды амира Абдулмуслима Газалиева. Попросили меня соблюдать особую осторожность.
– Твои парни нашли место, откуда в тебя стреляли?
– Нашли. И даже гильзу нашли. 12,7х99. Винтовку стрелок на большой валун устанавливал. Снег там утоптал. Башмаки с рифленой подошвой, но не армейские. Сфотографировали рядом с «масштабом». Линейки не было, положили спичечный коробок. Можно высчитать размер. Дальномером определили расстояние до моего окна – километр девятьсот девяносто шесть метров. Я, как видишь, переборщил с двумя с половиной тысячами. Но на такое расстояние могут только стрелять редкие винтовки. Основной предел – две тысячи метров. Это считается стандартом.
– Это, однако, тоже дистанция, причем для специалиста... Среди боевиков такого еще поискать. Я вот ни разу не встречал. Валеев может с такого расстояния попасть, но он один такой на весь спецназ ГРУ. Подскажи следакам, пусть ищут снайпера. Пусть слухи ловят, осведомителей тормошат. Это реальный след. Но я боюсь, что им не найти стрелка, даже если искать будут хорошо и всеми наличными силами.
– Ты что-то знаешь? – удивился Геннадий.
– Ничего не знаю. Только сегодня, меньше часа назад, стреляли и в меня. Через окно, как в тебя. Стиль один, калибр примерно такой же. Более точно сказать не могу. Я, честно говоря, предположил, что это Департамент «Y» огрызается перед кончиной. Но ты дал новое направление моей мысли. Хотя это может быть просто совпадением...
– Новое направление? – переспросил капитан. – Ты в него вообще-то вписываешься, поскольку уничтожение самого Газалиева – на твоем лицевом счету.
– Новое направление дало твое сообщение о командире минометного дивизиона. Большего пока сказать по телефону не рискну. Хотя мысль интересная... Однако мне требуется проверка. Если моя трубка в момент твоего прошлого звонка не контролировалась, вполне может оказаться, что я прав и дело значительно серьезнее.
– Объясни хоть намеком.
– Я и сейчас не знаю, контролируется ли моя трубка, поэтому разговаривать не буду. Позвоню тебе после обеда. Жди. И соображай. Вспомни наш прошлый разговор. В деталях вспомни. Возможно, именно в нем причина. По крайней мере, у меня начинает складываться как раз такое впечатление.
– Испытания...
– Возможно. Ладно, до связи, ко мне приехали «опера». Наконец-то добрались...
– До связи. Жду звонка.
– Просчитай все варианты. Из того, что ты знаешь, тоже можно сделать выводы.
* * *
Дверь Кирпичников-старший открыл не сразу, понимая, что после неудачного выстрела снайпера может последовать продолжение – кстати, под видом тех же оперативников ФСБ, приезд которых обещал генерал-лейтенант Апраксин. Дверной глазок показал на лестничной площадке группу людей, из которых двое были в военной форме, а четверо – в штатском. Владимир Алексеевич внимательно рассмотрел каждого из пришедших в дверной глазок. Все были слишком холеные, чтобы казаться и быть опасными.
– Кого господь послал? – спросил Кирпичников.
– Оперативная группа ФСБ по вызову генерала Апраксина. Без господа обошлось...
Владимир Алексеевич открыл дверь, готовый на всякий случай отпрянуть за косяк и выхватить пистолет из уже расстегнутой кобуры. Конечно, в малом пространстве рассчитывать на победу одного ствола над несколькими было бы трудно, однако возможно для человека, имеющего определенную подготовку. Всегда есть вероятность прикрыться телом первого, кто получит пулю, и стрелять из-за него, как из-за щита. Рассеивая внимание входящих, полковник сказал:
– Без господа ничего не обходится. Всему, даже плохому, есть его попустительство.
– Мы не будем вступать в диспут о силе и возможностях бога, – заметил старший из пришедших. – У нас другая задача. Для начала представлюсь: полковник Солнцев. Вы можете не представляться – мы знаем, кто вы. И без генерала Апраксина, кстати, знаем.
Это прозвучало как намек. Кирпичников мимо ушей его не пропустил, но заострять внимание на нем не стал.
– Тем не менее могу вас уверить, и дьявол ничего не может сделать без попустительства господа, – сказал полковник последнее слово. – Если он готовит нам какую-то гадость, значит, господь разрешил ему испытать нас на вшивость.
– Где? – Солнцев предпочитал сразу перейти к исполнению своих обязанностей.
– Проходите, – Владимир Алексеевич с сомнительным гостеприимством показал рукой, в какую комнату следует пройти. – А в лесопарковую-то полосу...
– Туда другая группа выехала. И включена операция «Перехват» на дорогах. Генерал сказал, что стреляли из КСВ, а ее в руках носить никто не будет. Если на месте не бросили, – а таких дураков тоже еще поискать, – то повезли на машине.
– Можно и тайник в лесопарковой зоне сделать, – возразил Кирпичников. – Если делал специалист, найти такой будет трудно. Просто установить контейнер под снегом, и всё. Снег лежалый, подтаявший, закрывается выпиленным снежным кирпичом. Я сам такие штуки на Кавказе делал.
– Специалисты-поисковики ищут, – дал гарантию старший группы. – Они у нас тоже есть. Ага... Вот и пуля... Двенадцать и семь. Интересно, гильза какая?
– Предполагаю, что «двенадцать и семь на девяносто девять». Значит, стреляли из импортной винтовки3.
– На чем может основываться такое предположение?
– Около шести часов назад в Дагестане из КСВ стреляли в моего сына. Поисковая группа нашла гильзу и отпечатки обуви стрелка.
– Это уже след... Куда можно сделать запрос?
– В республиканское управление ФСБ Дагестана. Предполагаю, можно поискать и ближе. Наверняка те же данные запросило управление спецназа ГРУ. Думаю, есть смысл обратиться напрямую к командующему.
– Полковнику Мочилову?
– Да. Мочилов заинтересован в том, чтобы подобные случаи не повторялись.
– Нет уж, спасибо, нам по своим каналам легче. Эксперты начали, начнем и мы.
– С чего?
– С рапорта.
– Могу высказать исключительно фактическую составляющую сегодняшнего инцидента. Предполагаю, что с вашей стороны должны прозвучать вопросы о возможных причинах покушения.
– Обязательно. У вас наверняка есть версии.
– Даже целых три. Имею право высказать вам единственную, а остальные две – только после разрешения со стороны своего руководства. То есть после разговора с генерал-лейтенантом Апраксиным.
– Можно до написания рапорта высказать версию устно? – спросил полковник Солнцев. – Чтобы я имел время на обдумывание наводящих вопросов.
– Бога ради. Три с небольшим дня назад моей оперативной группой при поддержке отдельной мобильной группы спецназа ГРУ под командованием подполковника Вельчанинова и сводного отряда спецназа ГРУ под командованием капитана Кирпичникова, а также минометного дивизиона... не знаю, кто им командовал, но этот офицер сегодня утром был убит ударом ножа в спину возле магазина по дороге к месту службы... Итак, нами была уничтожена банда амира Абдулмуслима Газалиева, известного в Дагестане террориста. Выстрелом моего снайпера был убит и сам амир, готовивший взрыв в здании ФСБ.
– Я в курсе этого дела. Читал сводку. Значит, это вы там отработали?
