Kitobni o'qish: «Лагос»

1. Капитан однажды – капитан всегда

– Доброе утро, капитан Сахнов, – слышу я в телефонную трубку голос вице-президента греческой судоходной компании «Николакис-шипинг».

– Простите, сэр, я старший помощник капитана, – отвечаю я.

– С этого момента вы – капитан балкера «Н. НИКОЛАКИС». Примите мои поздравления, добро пожаловать в капитаны западного мира.

– Но на борту судна есть капитан, и я не понимаю, что происходит, – отвечаю я.

– Это не ваши проблемы, капитан, – продолжает вице-президент. – Вы прекрасно справлялись с обязанностями старпома в течение 6 месяцев, поэтому мы и назначаем вас на должность капитана теплохода «Н. Николакис». Я ознакомился с вашим послужным списком и обнаружил, что у вас стаж работы капитаном на крупнотоннажных судах в России более 10 лет, и это нам весьма нравится. Давайте не будем терять времени и согласуем вашу месячную зарплату. Для начала предлагаю вам 2300 долларов и минимальный срок контракта 9 месяцев, – бархатным голосом продолжает вице-президент.

Услышанное ввергает меня в странное состояние: смесь крайнего удовлетворения и крайнего недовольства одновременно. Сейчас бы сказали: «два в одном». Удовлетворение – от успешного продвижения на капитанский мостик в иностранной компании, а недовольство – предложенной низкой зарплатой. Поляк – капитан балкера (судно, предназначенное в основном для перевозки навалочных грузов) – получает 3500 долларов, а мне предлагают за ту же работу 2300 баксов, я старпомом получаю здесь 1800 долларов. Вот чёртов грек; и на язык мне просится крепкое русское словцо.

– Мне нужно обдумать ваше предложение, – говорю я.

– Хорошо, – соглашается он, даю вам 10 минут, судно на отходе и время дорого.

Мы стоим в порту Антверпен в грузовом доке и заканчиваем погрузку десяти тысяч тонн серы на западную Африку, а точнее, на Нигерийский порт Лагос.

Экипаж состоит из 23 поляков, только я один из России. Захожу в каюту капитана, он нервно курит и укладывает свои вещи в дорожную сумку. Вместе мы проработали почти 6 месяцев, не скажу, что мы были друзьями, но врагами точно не были.

– Что случилось? – спрашиваю я его.

Тирада капитана на польском языке, уже понятном мне достаточно хорошо из-за долгого общения с польскими моряками, состоявшая из отборных ругательств, ничего мне не прояснила. Только позже уже от суперинтенданта компании я узнал, что капитан отказался идти в рейс перед самым отходом, мотивируя отказ крайней усталостью, чем поставил судоходную компанию в тяжёлое положение.

Вице-президент перезвонил ровно через 10 минут, и я назвал ему сумму в 3500 долларов в месяц. Он чуть не задохнулся от негодования по поводу моих завышенных, с его точки зрения, требований.

– Вам даётся шанс стать капитаном в западном мире, – напирал он на слово «западный». – Вы всю жизнь работали за гроши в Советском Союзе, и сейчас перед вами открываются огромные перспективы, не упустите момент.

Конечно, он был прав, особенно про гроши, но я принципиально не хотел получать за одну и ту же работу меньше, чем польский капитан.

Судно было на отходе, прежний капитан уже уехал в гостиницу, посылая проклятия на голову всех греков без исключения. Найти срочную замену капитану и организовать его доставку в нужный порт – дело не одного дня, а простой большого судна да ещё в аренде у испанского фрахтователя обойдётся в копеечку, так что моя позиция была непробиваема и поэтому сильно нервировала вице-президента. Переговоры шли почти весь день и измотали меня вконец, после каждого звонка грек подвигался на 100 долларов, но я стоял на своём. Только когда до отхода судна в рейс осталось меньше суток, вице-президент, наконец, сдался. «Хорошо, я согласен с вашими требованиями», – сказал он раздражённо.

Срок контракта был согласован на 9 месяцев, хотя я уже находился на борту судна 6 месяцев, и более полутора лет как я покинул Россию и, признаться, ощущал сильнейшую усталость, но деньги есть деньги. Во-первых, шёл 1991 год, в России была сплошная разруха, и я за три месяца при такой зарплате мог купить двухкомнатную квартиру во Владивостоке. Во-вторых, даже такая относительно небольшая капитанская зарплата в греческой компании превышала в десять раз то, что я получал на российских судах. Как говорится, почувствуйте разницу, и поэтому игра стоила свеч.

И игра началась. Более тяжёлого рейса в моей морской карьере не было ни до и ни после.

2. Час Бонго

– Капитан, Бонго сбежал! – заглядывает в мою каюту старший механик. «Так, началось», – отмечаю я автоматически.

Бонго, африканец с острова Ямайка, старожил судна, так как уже почти год находится на борту. Попал он на балкер «Н. Николакис» «зайцем» во время стоянки судна в порту Кингстон. Остров Ямайка находится немного южнее Кубы в Карибском море. Если сказать точнее, то «зайцев» было 7 человек, которые попрятались по различным уголкам судна во время погрузки в надежде добраться до Европы и начать новую жизнь. Экипаж балкера нашёл шесть человек и выдворил с борта ещё до отхода, но Бонго умудрился залезть в грибок большого вентилятора машинного отделения, обмотавшись, как змея, вокруг вентиляционной трубы, и находился там до темноты, пока судно не вышло в море. Попался он через четыре дня на камбузе, когда пытался найти что-нибудь поесть и попить воды.

С тех пор этот добродушный парень с остров Ямайка 27 лет от роду находился на борту судна, выполняя грязную работу в машинном отделении за харчи. В портах мы по требованию властей запирали его на ключ в каюте, и, как правило, полиция не менее двух раз в сутки проверяла его наличие на борту.

Всё это доставляло нам дополнительные хлопоты, судовладелец не хотел тратить деньги на его репатриацию на родину, так как это стоило бы ему 8–10 тысяч долларов. Наконец, греки нашли выход, капитан подписал контракт с Бонго о найме его за 200 долларов в месяц в качестве ученика моториста, и он был официально внесён в судовую роль как член экипажа, а не как «заяц». Несмотря на изменение статуса, экипаж продолжал называть его по кличке Бонго, по названию ударного инструмента (небольшого кубинского барабана) под названием бонго, на котором парень с Ямайки виртуозно играл.

Вот теперь пришёл час Бонго, он добился-таки своей цели и теперь явно где-то у своих ушлых чернокожих соплеменников в Антверпене. Искать его особенно никто и не будет, и наверняка через несколько лет он легализуется и перетянет сюда свою семью с Ямайки, а потом и всех ближайших родственников.

Утром он, кстати, получил у меня свою зарплату наличными и выпросил аванс в 70 долларов. Аванс, конечно, тю-тю. Судовой агент при оформлении отхода весьма спокойно отнесся к моему нервному сообщению и предложил заполнить бланк, в котором судовладелец обязывался нести расходы по репатриации сбежавшего Бонго в случае его поимки.

– Если не поймают? – спрашиваю я агента.

– На нет и суда нет, – засмеялся он.

Скорее всего не поймают, да искать его никто и не будет, разве что случайно попадётся в облаву на нелегалов. Если честно, то я очень симпатизировал Бонго, поскольку сам нелегально приехал во Францию из Польши, чтобы попасть на борт балкера «Н. Николакис» 6 месяцев назад, стоящего под погрузкой в порту Дюнкерк. Нанялся я на это судно старпомом через крюинговую компанию в Гдыне и вместе с восемью новыми членами экипажа выехал на небольшом автобусе во Францию без визы. Времени для оформления транзитной визы у меня уже не было, и поэтому я решил нахрапом проскочить половину Европы налегке, как говорится, уповая на то, что на границах европейских стран нет почти никакого паспортного контроля. Поздно вечером мы пересекли границу Польша – Германия, затем Германия – Франция, проскочили Бельгию и снова попали во Францию. Только на одном пограничном пункте Германия – Франция в автобус заглянул немецкий пограничник.

«Всё, приехал, с вещами на выход», – похолодел я.

Немец что-то спросил у водителя. «А, моряки, – и махнул рукой, – проезжайте», – и захлопнул дверь автобуса.

На парном сиденье со мной моторист с сочувствием смотрит на меня и протягивает полный пластиковый стаканчик польской водки «Выборова» и кусок колбасы.

– Выпей, расслабься, а то тебя на следующей границе инфаркт хватит.

Пара стаканчиков меня успокоила, и ехать стало значительно комфортней.

Только уже на отходе судна из Дюнкерка в рейс назначением на африканские порты меня пригласили в каюту капитана, и эмиграционный офицер, листая мой паспорт моряка, озадаченно спросил, каким образом я попал во Францию, поскольку в моем паспорте ни визы, ни каких-либо отметок о пересечении мною границы вообще не было. Тогда я прикинулся дурачком и заявил, что я приехал из Польши на автобусе и меня никто и не спрашивал, есть ли виза у меня или нет. «Ладно, не проблема, – после недолгого раздумья заявил офицер, – всё равно вы уже покидаете пределы Франции, так что и смысла арестовывать вас и официально депортировать из страны нет никакого».

Я вышел из каюты капитана на ватных ногах и облегчённо вздохнул. Кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Тогда я ещё подумал, а ведь никакой особой принципиальной разницы между мною и чернокожим Бонго нет, ибо оба мы пытаемся как-то улучшить свою жизнь и предпринимаем для этого весьма рискованные шаги.

3. Год за три

Начинаю успокаиваться немного, но тут новый старпом, тоже поляк, нанятый прямо в Антверпене на мое прежнее место, сообщает мне, что у нас перегруз в 300 тонн и грузовая марка утоплена значительно. Причина мне ясна и без его доклада, старший механик не смог откачать воду из балластных танков вовремя, а груз был доставлен на баржах в расчёте на полную грузоподъёмность – и вот результат. Теперь нужно гадать: пронесет – не пронесёт, всё теперь зависит от портового надзора, если заметят, то могут заставить отгружать, а это такие расходы – просто думать не хочется. Продукты, техническое снабжение, топливо, ремонт навигационного оборудования и ещё множество всяких неотложных дел не давали мне продохнуть все последние часы перед отходом.

Прежняя моя должность старшего помощника начинает казаться мне райским местом под градом проблем, свалившихся на меня. «Ничего, выстоим», – думаю я и впервые за последние десять лет закуриваю сигарету. В грузовых доках порта Антверпен шлюзовая система, и мы ждём полной воды для выхода в реку для следования в Балтийское море. Рядом с нашим перегруженным судном стеклянная вышка портового надзора и оттуда в бинокль на нас смотрит служащий в униформе, а затем начинает спускаться вниз по трапу. Моё сердце начинает учащённо биться, нехорошее предчувствие тяжёлым туманом расползается по всему телу.

Стук в дверь моей каюты – и молодой весёлый парень в форме служащего порта протягивает мне руку для пожатия.

– Капитан, вы любите музыку? – неожиданно спрашивает он меня.

В результате дальнейших «музыкальных» переговоров мне пришлось купить за наличные 30 старых пластинок классической музыки по 10 долларов за штуку, согласитесь, это небольшая цена за перегруз в 300 тонн. От пластинок я отказался, взял только одну с музыкой и песнями Луи Армстронга, хриплый голос знаменитого певца всегда действовал на меня завораживающе и наполнял какой-то лёгкой, светлой грустью. Я ещё не знал тогда, что двумя месяцами позже на борту моего судна в далёкой африканской стране при довольно драматических обстоятельствах появится ещё один Армстронг, чернокожий молодой нигериец, однофамилец певца, но об этом позже. Когда мы проходили шлюз во время полной воды, любитель классической музыки дружески махал мне с вышки как старому доброму знакомому, неплохо парень «зарабатывает», тут почти все суда с перегруженной маркой. Я подсчитал свои убытки за первые сутки моего капитанства, всего получилось 370 долларов: 300 долларов за пластинки (вернее за одну) и 70 долларов – аванс Бонго. Неплохое начало.

Написал радиограмму в компанию, греки никак не отреагировали на побег Бонго, так же и на мою просьбу компенсировать экстрарасходы.

В судоходной компании «Николакис-шипинг» шесть судов, все по возрасту далеко за 25 лет, судя по техническому состоянию моего балкера компания еле сводит концы с концами и экономит на всём, включая наши желудки. Пять долларов в сутки на члена экипажа на питание – это едва не умереть с голоду при европейских ценах на продукты.

«Но ничего не поделаешь, другой работы пока нет и этому надо радоваться», – думаю я. Чтобы наняться в приличную иностранную судоходную компанию капитаном самостоятельно, нужно иметь опыт работы в западном мире несколько лет, и греческая небольшая компания подходит идеально для этого, здесь, как на фронте, год за три. Выдержишь здесь, везде сможешь работать.

Итак, что имеется на данный момент: греческий судовладелец, панамский «удобный» флаг, русский капитан, польский экипаж, японской постройки старый балкер, водоизмещением 14 тысяч тонн.

Вторые сутки на ногах без сна, в Ла-Манше густой туман, и судов на экране радара не перечесть. Пытаюсь определить способность нового старпома управлять судном в сложных навигационных условиях самостоятельно и к своему удовлетворению вижу – парень молодец, дело своё знает. Светает, спускаюсь в каюту отдохнуть немного, как слышу над головой грохот, похожий на характерный клекот винтов вертолёта. «Это что ещё за чертовщина?» – лихорадочно соображаю я, поднимаясь на мостик.

Точно, вертолёт береговой охраны Франции месит винтами воздух по левому борту от нашего судна на уровне ходового мостика. Правая дверь вертолёта открыта, и мужчина в шлеме и гидрокостюме показывает транспарант с цифрой 67. Переключаю УКВ радиостанцию на 67 канал и слышу распоряжение пилота сбавить ход до малого и приготовиться принять на борт человека. Мне всё ясно, ищут судно, разлившее топливо в проливе, и, вероятно, сейчас будут брать образцы топлива из наших танков. Вертолёт заходит с кормы и с помощью лебёдки опускает к нам на палубу офицера береговой охраны Франции. Коснувшись палубы, человек отстёгивает карабин и бежит в каюту старшего механика. Прежде всего его, конечно, интересует журнал нефтяных операций судна, записи в который должны делаться каждый день. Я тоже в свою очередь бегу с мостика в каюту стармеха. «Записал – не записал сегодня», – бьётся в мозгу тревожная мысль. По лицу стармеха вижу, что у него все в порядке. Через пять минут офицер покидает судно, сделав незначительные замечания по ведению записей в журнале. Французов можно понять, побережье Франции уже неоднократно загрязнялось топливом с аварийных танкеров, да и более мелких сбросов с обычных судов тоже достаточно. Грохот винтов вертолёта стихает, и мне удаётся несколько часов спокойно поспать.