Kitobni o'qish: «Прощание с империей»
Фёдоровский Государев собор в Царском Селе
В поисках света
Осенняя мозаика
Урну с водой уронив, об утёс её дева разбила.
Дева печально сидит, праздный держа черепок.
Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;
Дева, над вечной струёй, вечно печальна сидит.
А. С. Пушкин, 1830 г. «Царскосельская статуя»
Жизнь, которая не бьёт фонтаном, но звучит, словно тонкая натянутая струна. Не знаю, как должно быть на самом деле. Потому что это совсем не твой выбор, а посланная судьба…
Передо мной оторвавшийся берёзовый листок. Он большой, со сложной поверхностью, на которой замечаю какое-то изображение. Ясно вижу чьё-то лицо, кто-то смотрит и кивает мне головой, зовёт. Я беру тебя за руку, и мы вместе идём туда. Нам немного страшно, но впереди так много яркого света… Мы машем крыльями и летим к нему. Потом берёзовый лист начинает покрываться пятнами, сохнуть и сворачиваться. Мы оказываемся в каком-то замкнутом пространстве, а затем проваливаемся и летим вниз…
– Что сегодня за окном, любимый?
– Осень…
– Как хочется куда-нибудь сейчас…
– Давай, поедем в Царское Село? Сегодня не воскресенье и так будет даже лучше.
Свободны, ветрены и пьяны,
Там улыбаются уланы,
Вскочив на крепкое седло…
– Кто этого не помнит? Там ещё есть: казармы, парки и дворцы…
– Только эти дворцы и казармы давно пустуют.
– У нас больше нет гусаров в красивых ментиках, усатых уланов и императорской лейб-гвардии.
– Зато остались полковые храмы.
– Это, как волшебный сон. Потом он забывается, но помнишь, что тебе было хорошо.
В воздухе пахнет свежей смолистой хвоей от вороха привезённых рубленных еловых веток. Парк готовят к зиме, на клумбах укрывают коротко стриженые кустики роз. Привезли и сколоченные из досок домики для мраморных статуй. У обнажённых фигур не зябнут ноги, но их всё равно скоро закроют и защитят от холода и снега. После этого Царскосельский парк изменится и станет похож на закрытую книгу.
Мы намеренно выбираем для своих маршрутов неубранные от листьев аллеи. Здесь их можно собрать целую охапку, и устроить для себя фейерверк. Из этого у нас ничего не получается. Листья сегодня мокрые и тяжёлые, от них исходит горьковатый запах тлена…
– Как здесь тихо сегодня. Только шорох листьев под ногами…
– Сюда ещё не приехали автобусы с туристами из Китая. Интересно, какие чувства они испытывают, увидев в этом парке царские фантазии в китайском стиле?
– Наверное, гордость за величие своей национальной культуры.
– Для меня это, каждый раз, как испытание на преданность своему городу. Туристы из Поднебесной подобны большой воде, регулярно затопляющей невские берега.
– Они наши гости…
– Конечно, гости, но мне хочется иногда приезжать сюда, чтобы слушать в парках тишину и читать на этих дворцовых стенах свою историю.
– Какое ровное серое небо сегодня…
– Будто до самых краёв заполненный стакан.
– Октябрьский коктейль осени…
– Его красиво разбавляет золото и багрянец листвы. Мне сейчас кажется, что здесь каждое дерево находится на своём месте. Словно это большая, тщательно выписанная умелой кистью мастера картина.
– Хорошее сравнение. Дворцовый садовник действительно похож на прилежного художника, который день за днём рисовал здесь огромное полотно. Он видел его в своей голове завершённым, наполненным красками каждого времени года.
– Только картина у него самая необычная. На ней всё настоящее: беседки, деревья и цветы, а птицы и белки без страха кормятся из рук.
– Без этих дворцов, павильонов, каналов и мостов парки были бы совсем другими. Потом всё это связано с долгой человеческой историей.
– Получается немного грустная картина. Изысканный мир, населённый тенями из прошлого.
– Раньше здесь было много праздников и интересных событий. Просто всё это когда-нибудь заканчивается. Как времена года…
– Неужели, всё? Почему ты улыбаешься?
– Потому что мы сейчас думаем об одном и том же. Это точно, не про нас. Мы с тобой – всегда совсем другие. Скажи, Царское Село для тебя, это что?
– У нас с ним многое связано. Каждый раз вспоминаешь что-нибудь хорошее. Потом здесь можно отключаться и ни о чём не думать.
– Разве этого мало? Получается, что у нас с тобой в Царскосельском парке есть своя собственная история, которую мы каждый раз вспоминаем и придумываем новую.
– Хочется не повторяться. Если сильно захотеть, то всегда можно увидеть необычное. Давай закроем глаза и представим себе что-нибудь, а теперь откроем. Что ты заметил в конце аллеи?
– Ничего…
– А я видела.
– Что ты видела?
– Не скажу. Ты опять будешь смеяться.
– Хорошо, можешь сейчас ничего не говорить. Всё равно когда-нибудь не удержишься и сама расскажешь. Я же так не умею.
– Ладно, скажу. Это был один молодой человек в мундире лицеиста…
– И в руках он, конечно, держал ветку сирени.
Мы оба смеёмся…
– Мне здесь сегодня что-то напомнило Тригорское.
– Что-то? Наверное, эти белые скамейки…
– Куда пойдём сегодня? Арсенал?
– Нет…
– Тогда Шапель, к нашему старому дубу?
– Пожалуй, да. Только нашего дуба больше нет. Ещё летом его сломала буря. Говорят, что в Палестине недавно упал такой древний дуб, и люди посчитали это началом конца света.
– Наш дуб тоже очень жалко. Словно теряешь близкого тебе человека.
Потом с нами что-то происходит, и мы долго идём молча. Пауза становится мучительным испытанием. Так мы медленно обходим весь парк…
Незаметно для себя, оказываемся возле круглой беседки у павильона Концертного зала. Это самая любопытная постройка Джакомо Кваренги, которая создавалась «руиной», с трещинами и битой обнажённой кладкой. Сюда добавили привезённые из Италии мраморные элементы исторического декора. Здесь это буднично называлось «Кухней», хотя по виду больше напоминало италийский погребальный склеп. Причудливая забава стареющей русской императрицы. Мы берёмся за руки и обходим его вокруг. Почти сразу сталкиваемся с обезглавленной фигурой римского консула. Это не акт вандализма по отношению к высшему государственному лицу. Консулы в Риме избирались сроком всего на один год, и здесь ему просто меняли голову. Такой непривычный для нас пример вдумчивого европейского прагматизма. В Царскосельском парке консула можно было оставить без головы. Мы посмотрели на его укороченную мраморную фигуру и стали думать, на кого он таким сегодня похож…
Нам захотелось заглянуть внутрь этого чудного павильона. Дальше не было никакой тайны. За его дверью сидел толстый охранник и пил чай с бутербродами. Уютно устроиться можно даже в могильном склепе…
Темнота опустилась быстро, потом пошёл сильный дождь. На лобовом автомобильном стекле потоки воды из жидкого цвета фонарей. Дворники с трудом двигались в своем синхронном танце. Чем дальше вперед, тем больше яркого света. Он ударил нам в глаза ослепительной вспышкой, звуком автомобильного сигнала вонзился в уши. На вантовом мосту колёса внезапно оторвались от земли, и мы как бабочки снова полетели к свету…
Подснежники февраля
Они встретились в метро на «Садовой», где собирались ехать в разные стороны. Неизвестно, кто из них тогда увидел друг друга первым, что испытал при этом. Теперь он не отпускал её руки. Ему казалось, что если сделает это, она снова исчезнет. Во всём остальном они не отличались от окружающих. Так же, как все, обменивались ничего незначащими фразами. Правду за них говорили глаза. Ведь они не виделись пять лет…
– Не исчезай, любимая…
– Конечно, он ждал этой встречи.
– Она по-прежнему любит меня…
– У него появились новые морщины возле глаз. Наверное, опять много работал за компьютером.
– Кажется, она стала по-другому красить свои волосы.
– Ему идёт эта борода, новый образ…
– Нет, она совсем не изменилась…
Наверное, их глаза тоже немного лгали, потому что они оба успели за это время постареть и прекрасно знали об этом. Другое дело, что их любовь многого не замечала, ей просто не было до этого никакого дела. Тогда у них случилась странная размолвка. Господи, у кого в жизни этого не бывает? Её причину сейчас даже трудно вспомнить. Кажется, она немного задела его самолюбие. Так ли это важно было теперь? Люди всегда умели объясняться и прощать друг другу. Она решила для себя, что позвонить первым должен обязательно он. Она вообще никогда не звонила ему первой, и это было одним из её многих жизненных правил, через которые никогда не переступала. Он тогда ей не позвонил. Может, не считал её правой? Потом обида легко забылась, но к тому времени прошла уже целая неделя. Звонить становилось неловко, как он ей объяснит? Каждый день он придумывал себе веские причины и обстоятельства, потом сам же отвечал себе за неё и вся сооруженная им конструкция, сразу разваливалась. Для начала разговора ему опять был нужен какой-то повод. День шёл за днём, возобновлять общение становилось труднее. В общем, он ей тогда больше не позвонил.
С тех пор они совсем перестали видеться. В большом городе такое сделать не трудно. Люди в мегаполисе легко растворялись среди улиц и терялись каждый день. Теперь они сидели рядом в кафе, а мимо них за стеклянной стеной куда-то деловито спешили незнакомые им люди. Они нечего не теряли, никого не искали и твёрдо знали, куда сегодня следовало дальше идти. Он и она никогда не были уверены в себе, часто ошибались и путались. Он по-прежнему держал в руках её ладонь, она была мягкой и послушной ему. Так им было лучше, и это сейчас оказалось единственным, что они оба знали наверняка.
– Знаешь, всё это время я продолжала говорить с тобой. Даже написала тебе одно очень длинное письмо, которое потом так и не отправила.
– Почему ты просто не позвонила мне?
– Я не была уверена, что нужна тебе.
– Мы же всегда любили друг друга.
– И при этом могли расстаться и легко всё потерять.
Он хотел спросить, как она жила без него все эти годы, но не сделал этого. Такого не спрашивают, это было нужно чувствовать самому. Он вздохнул и повернулся к официанту: «Нам, пожалуйста, два «американо». Нет, спасибо, больше ничего не нужно».
– Теперь ты сам можешь прочитать моё послание. Называй его, как хочешь, дневником или продолжением нашего диалога. С ним мне казалось, что расставания не было.
Она положила перед ним листы бумаги, исписанные её мелким красивым почерком. Его внезапно охватило волнение, словно он вторгался в чужую тайну, но здесь в каждой строчке говорили только с ним. Значит, это было продолжением их мысленного разговора, который он всегда вёл с ней на страницах своих книг. Каждый раз это было посвящением любимому человеку.
«…Я давно хотела поговорить с тобой, но у нас всё неожиданно и странно оборвалось, так и не начавшись, по-настоящему. Ты, в хорошем смысле слова, невольно спровоцировал меня на этот разговор своим новым опубликованным рассказом. Мы оба любим читать и писать. Сейчас, «прочитав тебя», мне захотелось написать, ответить тебе. Только начав читать «Рождествено», про старую дворянскую усадьбу и её парк, сразу же попала под обаяние первого абзаца, точнее, под обезоруживающее обращение: «Свой родной, дорогой человек»… Неспешный разговор между близкими людьми о счастье… «Так не бывает»… «Бывает, один раз в тысячу лет»… Я совсем не уверена, что всё это мне следовало принимать на себя в буквальном смысле. Это же литературное произведение, но я почувствовала своей каждую написанную там строчку. Потому что раньше у тебя никогда не было таких важных для меня слов. Появились совсем другие интонации и рада, что смогла дополнить твою жизнь, которая и без меня всегда была наполнена событиями, чувствами и творчеством. Нет, всё это ты здесь говорил именно мне. Оттого на душе становилось тепло и уютно, хотя и немного грустно. Слишком многое в жизни уже было пройдено без тебя.
Теперь ощущение времени до и после встречи с тобой всегда держит меня в состоянии дрожащей, натянутой струны. Речь идёт уже не о нашей с тобой прошлой жизни, для меня это совсем другие этажи отношений. Там везде находятся родные и близкие люди: родители, дети и внуки. Но для нас есть и другая своя система измерений: «я» и «ты», «мужчина» и «женщина». У меня в жизни нет, и никогда не было такого другого человека.
В чём твоё ощущение счастья? Деревянный дощатый стол в осеннем парке, вкусный, настоянный на травах чай, тепло руки и желание, чтобы всё это продлилось вечно. Я всё это могу сказать и про себя. Нет, это совсем не сентиментальность, а любовь, ради которой стоит жить и испытать, как поёт о ней бард и художник Александр Тимофеев: «Ещё бы чуть-чуть и оставил сей мир, так и не узнав, что бывает такое». Вот, я снова пишу о себе. Такой внутренний диалог с тобой идёт у меня, почти не прерываясь. Наверное, ты услышал его именно здесь, в этой старой дворянской усадьбе. Сколько ещё их было на нашем пути прежде? Там тоже жили какие-то люди, страдали, мечтали и любили. Всё это происходило не в замкнутых стенах квартир и узких городских переулках, а на этом вольном просторе, среди лесов, полей и рек. Здесь было другое небо, воздух и отношения у людей тоже получались другими, сильнее и чище. Я шла и говорила во весь голос: «Я люблю тебя больше природы». Это звучало как заклинание, потому что больше и сильнее любить уже нельзя.
…Помню, как ты на мгновение остановился, посмотрел мне в глаза и ушёл в лесную пещеру. Было бы странным, если не сделал этого. Тебе же нужно везде и всегда всё почувствовать на себе. Я не пошла следом, а просто позвала тебя. Пещера не отвечала, и тогда мне стало по-настоящему страшно. Потом ты снова вышел на свет и рассказал миф про Орфея и его возлюбленную нимфу Эвридику.
…А ещё вспомнила, как мы с тобой вдвоём смотрели в тёмном пустом кинозале «Солярис» Андрея Тарковского. Это было поздней осенью, в старом пансионате, где мы остановились всего на одну ночь. Ты тогда закутал меня в плед, а в это время Хари умирала на экране каждый раз, когда не видела рядом с собой Криса. Потому что она всегда оставалась его совестью и любовью одновременно. Разве от этого можно освободиться, если было в тебе? «Человеку нужен человек, а не далёкие миры», – сказал тогда ты. Мы оба любили этот фильм, и ты решил устроить этот праздник для меня. Нет, я совсем не Хари, но тоже отвечала за ту часть памяти, которая связана с тобой. Для этого мне не нужно было ничего запоминать. Спроси меня про любой наш день, и я расскажу тебе о нём всё.
Может у меня сейчас родился новый рассказ. Тогда пусть кто-нибудь прочитает его как интересную историю любви, другой увидит в нём любопытные мысли и размышления, а кто-то и сам задумается о своих чувствах. Любовь, она у каждого своя и неповторима.
Тебе всё ещё нужен ответ, куда у меня уходит всё второстепенное, когда ты рядом? А ещё главное, почему это так происходит? Но я не сказала тебе и сотой доли того, что чувствовала. Не знаю, каким будет завтра, потому что мне сейчас ценна не сама жизнь, а та её часть, в которой мы были вместе. Пусть этот мир немного подождёт, пока мы будем гулять в парке старой усадьбы, где золотыми фонтанами взрывается сумасшедшая осень»…
Он оторвался от чтения письма и с ужасом подумал, что никогда не помнил в их отношениях таких подробностей и деталей. Теперь получалось, что без них жизнь больше не складывалась: оставалась только голая последовательность, череда случайных событий без души, дерево без листьев. Неужели так можно было упустить самое важное? Это ему, «признанному литературному знатоку тонких человеческих отношений». Наверное, разводить здесь sentiment и излишнюю чувствительность всё же не следовало. Главное, что они опять были вместе. Теперь он обязательно будет внимательнее и постарается что-то исправить в их отношениях.
Как хорошо гулять в эту февральскую пору за городом! Морозы всю зиму обходили эти места стороной. Чёрной змейкой струилась нескованная льдом лесная безымянная речка, рядом пугливо прыгали по веткам надутые розовато – красные снегири. Он улыбнулся и сказал, что по такому сезону здесь можно поискать подснежники. «Я покажу тебе их сегодня, – рассмеялась она. – Они уже расцвели возле моего дома». Вот так. Клумбы, цветочки – подснежники. Казалось, что здесь тоже была случайная мелкая деталь, чьё-то шутливое рукотворное чудо, но с него начиналась весна и их новая жизнь. Им обоим очень хотелось этого…
Спи, моя крошка…
– Будем ложиться спать, внученька, переворачивайся на животик, я тебе сейчас на спинке «паровозик» сделаю:
Рельсы, рельсы. Шпалы, шпалы.
Едет поезд запоздалый.
Из последнего окошка вдруг посыпались горошки.
Вышли куры поклевали. Вышли гуси пощипали…
– Дедушка, у тебя борода, как зима в этом году: тут белая, а там чёрная…
– Ничего, деточка. Скоро холода пройдут, и зима кончится. Опять наступит весна, снег растает, и только моя борода останется такой же «зимней». У меня и жизнь была похожа на неё, чёрно-белая, как верстовой столб…
– Ты не расстраивайся, дедушка, мы для тебя тоже что-нибудь придумаем.
– А может, не надо ничего придумывать? Это дело среди людей известное. Зима к ним долго – долго собирается, а потом приходит и остаётся навсегда. Ты знаешь, эта борода у меня немножко волшебная. С её помощью я делаю разные чудеса и рассказываю интересные сказки.
– Ты что, как старик Хоттабыч выдёргиваешь из неё волоски?
– Нет, у меня тогда давно бы остался голый подбородок. К старости люди успевают многому научиться. В общем, тут борода уже не самое главное.
– Значит, я тоже смогу стать настоящей волшебной феей?
– Конечно, обязательно.
– А долго придётся ждать?
– Вначале тебе нужно стать по-настоящему взрослой. Тогда когда-нибудь с тобой произойдёт очень важное, у тебя появится свой собственный ребёнок, мальчик или девочка.
– Это про «baby born»?
– Нет, у тебя будет настоящий живой ребёнок, и ты непременно захочешь видеть его счастливым. Если для этого понадобится чудо, ты обязательно сделаешь его. Знаешь, для чудес совсем не обязательно искать в декабре подснежники или строить замок.
– Наверное, очень трудно сделать кого-то счастливым.
– Да, но вначале ребёнку для этого достаточно даже мамы.
– Эх, дедушка – дедушка, у меня сейчас одни сплошные неприятности, и все они случились в один день.
– Значит, тебе осталось только дождаться, когда он закончится. Кто знает, может дальше жизнь будет счастливая…
– Хорошо бы, только не очень верится, дедушка. У тебя все сказки хорошо заканчиваются, а так не бывает.
– Думаешь? Твоя жизнь только начинается, а утро вечера мудренее. Поверь, всё перемелется, и завтра огорчения покажутся совсем маленькими. Во-первых, они были вчера, а во-вторых, у тебя впереди замечательный день.
Спи, моя крошка. Так, что тут дальше написано? Господи, и здесь все нас топчут. Не жизнь, а какой-то зоопарк…
Вышел слон. Потоптал. Прошла слониха. Потоптала.
Прошёл маленький слонёнок, потоптал.
Пришёл дворник всё подмёл.
Пришёл директор зоопарка…
Ну, вот, уснула моя крошка. Посмотрим, что будет завтра…
Старые вещи
Хорошо коротать вечера в усадьбе Приютино после долгой зимней прогулки в парке. В такую пору темнеет рано. Едва гости отобедают, и уже начинается длинный вечер. Сумерки скроют за окнами современный городской ландшафт с убогими постройками и шумную, оживлённую автостраду. Мир за окнами кирпичной усадьбы сужается до его сохранившейся исторической части. Немного воображения и можно почувствовать себя в XIX веке. Скрипят под ногами ступеньки деревянной лестницы, хлопая, разговаривают двери комнат, в которых давно уже никто не живёт. Приютино, быт дворянского поместья ушедшего времени, мир заботы и любви, для соединённых небесами сердец. Как часто нам будет этого не хватать в жизни.
Старый дом дышит тяжело и вздыхает. Прожитые годы и лихолетья давят на него тяжёлым грузом, паутиной коварных трещин движутся по стенам. Теперь он, как Фирс из «Вишнёвого сада», в суете забытый уехавшими хозяевами. Старый слуга ложится и ждёт, что за ним придут. Он символ уходящего времени со всеми его недостатками и добродетелями. Жизнь прошла…
В усадьбе отапливают не все комнаты, и мы перебираемся на её тёплую половину. В нашей компании главная хранительница музея Нина Антонова, научные сотрудники и её близкие друзья, люди свободных творческих профессий, которых и спустя более двести лет тянет в усадьбу семьи Олениных погреться у чужого очага, снова поймать искру божию для своих занятий. Общение в таком кругу происходит непринуждённо, без вынужденных мучительных пауз. Оно движется мягкими волнами и, растекаясь, наполняет наши сердца.
За чаем разговор зашёл о редких экспонатах, которые находились в комнатах музея-усадьбы, воспроизводивших интерьеры поместного дворянского быта первой половины XIX века. Внимание гостей привлёк золочёный бронзовый бюст Петра I. Кто-то из присутствовавших гостей увидел в нём копию работы обрусевшего немца, известного ваятеля К. А. Тона, создателя русско-византийского стиля храмового зодчества. При этом ссылались на имеющиеся сведения из известного печатного источника. Мнения разделились, нашлись те, кто считал данные этого источника ошибочными. Точным было только то, что этот бронзовый бюст долгое время находился в Бельгии и оттуда попал в какую-то частную коллекцию.
Нина Антонова, на правах хозяйки, постаралась внести ясность: «Экспонат действительно поступил к нам из коллекции частного лица ещё в 1976 году. Оригинал этого портрета был изваян неизвестным скульптором в 1718 году. Перед нами его точная копия, так же сделанная неизвестным автором, предположительно, к столетнему юбилею посещения императором городка Спа в валлонской части Бельгии. После излечения Петра I от тяжелого недуга на местном курорте, он приобрёл всемирную известность».
С Ниной никто не спорил, и слово взял сидевший в углу художник Алексей Маскальский. В течение всего вечера он не участвовал в разговоре, и только блестевшие глаза говорили, что ему давно не терпелось высказаться: «Не позволю себе возразить против сказанного. Всё верно. Очень любопытный экспонат, за которым стоит цепочка интересных событий. Опять же, государь император исполнен в приличной золочёной бронзе. Жаль, что авторство работы точно не установлено. Полагаю, такая вещица имеет немалую стоимость в денежном эквиваленте. И всё же ценность старых вещей для нас возрастает в соединении с людьми, которые нам особенно дороги. Помню, как в прошлом году из Москвы приезжала младшенькая, общая любимица, Елена с дочерью Сашенькой. У нас это запросто, дом большой, просторный, да и комната её девичья всегда сохранялась в неприкосновенности. Значит, здесь этого родного человека всегда ждали. Похоже, моей дочери такое было приятно видеть. Заглянула она и в комнату своей бабушки, моей покойной матушки:
– Папа, да у тебя здесь как в музее, ничего не изменилось. Пыли, пыли-то, боже мой! Вон сколько её в углах.
– Вот ещё, скажешь! Да я её каждый день здесь мету, хожу и вытираю. Даже не знаю, откуда она потом берётся.
– И ещё, тебе не кажется, что здесь пора менять обои? А эти старые разбитые шкафы пора выбросить и купить новые.
Лена у меня человек энергичный и деятельный. Она, как маленькая птичка – синичка, никогда не сидит на одном месте. Прыг – скок, с ветки на ветку, вечно суетится, хлопочет и чистит свои перышки. А самое главное, в ней присутствует неуёмное желание вить своё гнездо. Дочка у меня из себя видная, а теперь даже ещё краше стала. В ней с годами проявилось женское достоинство, какой-то особый запрос на своё место в жизни. Судьба её тоже била, но она не сломалась и жестче не стала. Странно, но это ещё больше притягивало окружавших мужчин. Если честно, то она и в этом вся в свою покойную бабушку, учительницу. За ней мужчины до глубокой старости пытались ухаживать, только она себя высоко держала. Дочка и лицом, и характером бойким на неё похожа.
Отпуск – отпуском, а дело – делом. Работа у Елены закипела, моет, чистит. Едва успевал отшучиваться, что у творческого человека беспорядок – дело обыкновенное. Бросился защищать бумажный хаос на своём рабочем столе, уверяя, что он помогает моему творческому мышлению. Если честно, то мне вообще нет никакого дела до того, что творится вокруг, когда работаю. Навела она в доме порядок, даже уютней стало. Только смотрю, что со старого бабушкиного трюмо исчезли её деревянные коробочки, разные фигурки, деревянные доски с лубочными рисунками. Понятно, спрашиваю про них у неё. Елена мне спокойно отвечает: «Папа, о чём ты говоришь? Они же все старые, только пыль на себя собирают. В магазине такие вещи ничего не стоят. Я их сюда, в коридоре сложила, посмотри. Всё это теперь можно выбросить».
Спорить с Еленой не стал. Просто собрал все эти вещи и убрал в ящик своего стола. Дочери сказал, что у него другое отношение к старым вещам своей матери. Елена немного обиделась, видно чего-то не поняла. У неё в жизни другой принцип, как в старой японской пословице: прошлого у нас нет, а будущее может не наступить. Нужно жить настоящим. Может быть, так действительно на свете жить легче. Только не забыть, что уже завтра твоё настоящее тоже станет прошлым. Ну, да ладно, среди близких людей размолвок долгих не бывает. Разговор у нас на другую тему ушёл, а о произошедшем случае, мы больше не вспоминали.
Подошла ночь, Елена уложила дочку в своей комнате, а сама легла спать у бабушки. Захотелось почувствовать себя на месте настоящей хозяйки дома. Ей там всё с детства знакомо, от фотографий на стене до старых детских игрушек, с которыми моя матушка всю жизнь не расставалась. Утром на работу уехал, а часа через три у меня в мастерской дочка появилась:
– Ты прости меня, папа. Наверное, я что-то не так сделала. Всю ночь мне на бабушкином диване кошмары снились. Видела я бабушку, как тебя сейчас, возле старого зеркала. Потом кошка чёрная её появилась, был ещё и кто-то третий, тоже чёрный, только не знаю, кто это был. Мне даже почудилось, что все они из этого старого зеркала вышли. Проснулась посреди ночи, так мне страшно стало, что глаза открыть боялась. Потом не удержалась всё же, глянула. В комнате никого, только в зеркале, вроде, движение какое-то было. Пап, а пап, мы же с тобой взрослые люди, неужели мёртвые могут к нам приходить?
Выслушал её совершенно серьёзно, не перебивая, и говорю:
– Успокойся, дочка. Умершие люди по земле не ходят, они на кладбище лежат. Даже если представить, что физическая смерть не означает полного исчезновения человека, то это совсем не так происходит. Если тебе здесь спать некомфортно, то положи сюда на следующую ночь Сашеньку, а сама иди спать в свою комнату.
– Что ты, папа! Разве я после этого смогу положить сюда ребёнка?
– Ничего там с нашей Сашенькой не случится. Она никогда не видела твою бабушку, и такой связи с ней у неё нет. Людей во сне иногда посещают души умерших, чаще всего, чтобы напомнить о себе или предупредить нас о чём-то. Они появляются не из зеркал и приходят не к дивану, а к конкретному человеку. Может она хотела просить у тебя прощения или ждала этого от тебя? Подумай, вот тебе сердце и подскажет. А зеркала, отражения разные в воде – всё это пустое, от лукавого…
Помни, непростая у тебя была бабушка, Леночка. Лекарства она никогда не пила, лечилась только травами, которые сама собирала. Кстати, никогда не болела, ни одного дня больничного за всю свою долгую жизнь не взяла. Только в последний год перед смертью в больнице побывала. Умерла она здесь, дома, под самое утро, на Рождество. Тихо и спокойно простилась со всеми и ушла, уснула и не проснулась. А нас с тобой она очень любила.
У меня через такие старые вещи происходит соединение с родителями, иногда даже мысленно разговариваю с ними. Думаю, что в таких вещах заложена какая-то информация, и она в этот момент перетекает к нам. Прости, но чтобы такое почувствовать, нужно больше прожить. Тебе нужно время. Кто знает, может она сейчас на нас с тобой смотрит, слушает и радуется.
В общем, тогда показалось, что мы с дочерью друг друга неплохо поняли. Признаюсь, что люблю вещи из прошлой жизни. Среди них мне всегда душевно комфортно и лучше думается. Я не говорю про коллекционирование, совсем нет. Есть ещё на земле чудные старинные храмы, дома с длинной историей. Мне так много нужно в жизни, что всё это не поместится ни в никакие самые лучшие хранилища и заповедники. Ради этого каждый год бросаю благополучную городскую жизнь и еду по разбитым дорогам в самую глушь.
Буду снова приезжать сюда, в усадьбу Приютино. Потому что здесь тоже всегда оживает прошлое. Нигде в музеях более не чувствую столько нежности и тепла, не слышу таких рассказов о человеческой добродетели, оживляющих через столетия знакомые поэтические строки, музыку и голоса. Не хочу прерывать для себя эту удивительную ниточку, связь. Она делает нас немного мудрее, чище и лучше. Иногда просто думаю, что так нам даётся ещё один шанс оставаться людьми»…
После этого все долго молчали и слушали ночные шорохи давно уснувшего старого дома…
