Kitobni o'qish: «Забытые бастарды Восточного фронта. Американские летчики в СССР и распад антигитлеровской коалиции»

Shrift:

Издательство CORPUS ®

Предисловие

В 1950 году Уинстон Черчилль назвал третий том своих воспоминаний “Великий союз”. Это наименование он позаимствовал из истории – так назывался альянс Англии, Шотландии и европейских держав против Франции в конце XVII – начале XVIII веков: результатом слаженных действий союзников Англия возвысилась, Франция ослабела. Великий союз ХХ столетия, как и его предшественник, привел к потрясающим успехам в достижении ближайших целей. Американцы помогли Великобритании и СССР через программу ленд-лиза, в июне 1944 года в Европе открылся второй фронт, в августе 1945 года Советский Союз объявил войну Японии – вот три ярчайших достижения союзников. Встречи Рузвельта, Сталина и Черчилля – Большой тройки, как их прозвала пресса, – в Тегеране (1943) и Ялте (1945) внушили уверенность в единстве союзников в годы войны, привели к поражению стран Оси и помогли создать новый международный порядок и институцию, ставшую его воплощением, – Организацию объединенных наций, самую долговечную координирующую организацию в мировой истории.

Но важнее, чем военный успех второго Великого союза, было ожидание того, что он продолжится в послевоенной эпохе, и оттого еще большим разочарованием стал его крах несколько лет спустя. К 1948 году мир, в сущности, разделился на два лагеря: к одному принадлежали Соединенные Штаты Америки и Великобритания, к другому – Советский Союз и его восточноевропейские сателлиты. Еще через год возникла Организация Североатлантического договора (НАТО) – военный альянс западных держав, а вслед за ней, в 1955 году, – Организация Варшавского договора, союз коммунистических режимов Восточной Европы под предводительством СССР. Мир столкнулся не просто с угрозой новой войны, а с перспективой ядерного уничтожения. Великий союз завершился великим провалом, олицетворением которого, по меткому выражению того же Черчилля, стал железный занавес, разделивший послевоенную Европу пополам.

Что же пошло не так? – вопрошал весь мир. Кто в ответе за начало холодной войны? Одни винили Сталина – говорили, что он хочет расчленить Иран, захватить черноморские проливы, насадить коммунизм в Восточной Европе… Другие возражали: нет, виновата Америка – это она сместила равновесие сил в мире, когда в августе 1945 года изготовила атомную бомбу и отказалась делиться новой технологией с Советским Союзом. Сталину ничего другого не оставалось, кроме как бросить еще больше сил на воплощение геостратегических планов военных лет. В этой книге мы не станем никого винить: мы пойдем по другому пути и раскроем истоки конфликтов и кошмаров холодной войны, восходящие к истории Великого союза. Мой главный аргумент довольно прост: он был обречен из-за внутреннего конфликта между культурами и политическими традициями СССР и США и начал распадаться не после Второй мировой войны, а еще до ее завершения.

Это история распада изнутри, и в ее фокусе – единственное место, где советские и американские солдаты жили и сражались плечом к плечу, – три базы американских ВВС, устроенные в апреле 1944 года на территории Полтавской области, бывшей тогда частью СССР. На этих базах приземлялись американские бомбардировщики, вылетавшие на задания с аэродромов в Великобритании и Италии и на обратном пути устраивавшие повторные бомбардировки. В последний год войны в Европе американцы тесно сотрудничали с Советским Союзом, и полтавские базы нельзя назвать незначительными или малозаметными: в операциях, связанных с челночными бомбардировками, принимали участие тысячи летчиков, авиационных механиков и рядовых. Более того, десятки тысяч советских граждан могли встречаться с американскими летчиками и иногда вступали с ними в очень близкие отношения. Так что история эта прежде всего повествует о людях: их жизни, чувствах, восприятии мира…

Об истории авиабаз на Украине в 1944–1945 годах написано немало. С американской стороны сохранилось множество источников, доступных в архивах и библиотеках США. Прежде всего – четыре подробных, более-менее современных описываемым событиям официальных отчета об операции “Фрэнтик”¹, как командующие Стратегическими ВВС США в Европе назвали серию американских челночных бомбардировок, проходивших в разное время. Архивы американского Агентства исторических исследований ВВС (база ВВС “Максвелл”, Алабама), документальная коллекция Военной миссии США в Москве (Национальное управление архивов и документации, Мэриленд), архив Аверелла Гарримана в Библиотеке конгресса, а также бумаги президента Рузвельта в Президентской библиотеке и музее в нью-йоркском Гайд-Парке – вот изобильные источники сведений и для моего повествования, и для рассказов тех, кто писал о базах прежде¹.

Предлагаемое вашему вниманию исследование отличает то, что в работе были использованы ранее недоступные источники – это документы КГБ и его предшественников, в которых отражена деятельность советской военной контрразведки и госбезопасности, следивших за американцами и их контактами с военнослужащими ВВС РККА и мест ным населением. Документы охватывают период от открытия баз до середины 1950-х годов, начала холодной войны, и отражают возраставшее с каждым годом напряжение. Революция достоинства на Украине (2013–2014) привела, помимо прочего, к архивной революции: впервые в истории раскрылись хранилища бывшего КГБ и с документов времен Второй мировой войны, унаследованных от военной контрразведки, сняли гриф секретности. Рапорты разведчиков, служебные записки их начальников, донесения тех, кто “шпионил за шпионами”, – более 20 пухлых томов теперь доступны исследователям и широкой публике. Как и подозревали американцы, советская сторона неусыпно следила за союзниками, фиксируя не только действия, но и убеждения последних.

С невероятными ясностью и точностью, несвойственными другим источникам, документы КГБ описывают отношение советской стороны к американским военным: как развивалось взаимодействие советских и американских солдат на полтавских базах и как со временем преобразилось мнение гостей о принимающей стороне. Американские военные хроники и рапорты советской контрразведки – своеобразный тандем, создающий прочный фундамент для понимания той роли, которую играли политика, идеология и культура в формировании отношений союзников в годы войны. Благодаря ему не остается сомнений, что отношения ухудшались не только из-за исчезновения общего врага или из-за идеологической несовместимости и не оттого, что по мере приближения окончания войны переменились советские и американские геополитические расчеты. Не менее важны впечатления американских военных, служивших на авиабазах: даже изначально самые просоветски настроенные американцы стали непримиримыми противниками коммунистического режима. Конфликт глубоко различных мировоззрений и ценностей рядовых участников советско-американских контактов подорвал Великий союз еще до того, как исчезли высшие геополитические причины его существования, – причины, которые этот конфликт предвосхитил и отразил.

С каждым днем становятся все сильнее ветрá новой холодной войны, и нам стоит обратиться к прошлому, увидеть, как Великий союз действовал на американских базах на Украине в 1944–1945 годах, и поучиться у тех, кто всеми силами пытался продлить ему жизнь. Главный урок для будущих поколений – партнерство продолжается, пока необходимо сокрушить общего врага. Но ни взаимного доверия, ни долгих отношений между союзниками не будет никогда, если несовместимы их взгляды на справедливое политическое устройство и, в конечном итоге, – на свободу и тиранию.

Пролог

Теплым майским днем 1958-го – в том самом году, когда разразившийся кризис привел к возведению Берлинской стены, – бригада наружного наблюдения КГБ следила за объектом под кодовым именем Турист. Это был мужчина среднего роста, худощавый, на вид лет тридцати пяти, с чуть вытянутым лицом, в очках и с крупным прямым носом. Субъект был одет в зеленоватую рубашку и темно-серые брюки, слишком узкие по советским стандартам. Следовало ожидать, что это был иностранец.

Турист ехал в советской “Волге”. От съезда с Киевского шоссе на Полтаву в паре десятков километров от города его вели “топтуны”. В Полтаве Турист проявил особый интерес к Корпусному саду, монументу Славы, местному музею и театру. Как любой путешественник, везде делал снимки. Но интерес гостя к самому обыкновенному дому в центре города вызвал подозрения. Мужчина приехал к номеру 28 на Пушкинской улице и постучал в дверь. Никто не ответил. Вошел во внутренний двор, где встретил женщину из соседнего дома, что-то спросил у нее. “Наружке” удалось разобрать лишь одно слово: “Нина”. Женщина указала на одну из дверей со двора. Незнакомец постучал – снова ничего. Сел в машину и уехал. Весь визит в Полтаву занял три часа. Бригада наружного наблюдения заполнила отчет. Они не знали ни кем был Турист, ни зачем он приезжал в город. Знали лишь, что он не нашел того, кого искал¹.

Гостем был 39-летний Франклин Гольцман, бывший радар-механик американских ВВС. Большую часть 1944 года и половину 1945-го он служил на базах ВВС США в Советской Украине. Гольцман, автор книги о советской налоговой системе, посещал Москву и Киев и решил ненадолго заехать в Полтаву, где провел восемь месяцев. Это был памятный период, благодаря которому он определился с будущей профессией – изучением экономики СССР. Он искал Нину Афанасьеву: они впервые встретились в Полтаве в декабре 1944 года, а весной 1945-го она по требованию чекистов прекратила общение с ним. Полтавский отдел КГБ искал ее весь 1958 год и большую часть следующего, 1959-го. Ее нашли на юге Украины, в Николаеве. Расследование показало, что она не вступала в контакт с Гольцманом, и ее оставили в покое².

В 1958 году, когда Гольцман второй раз приехал в Советский Союз, война закончилась уже более десяти лет назад, а другая война, холодная, приближалась к апогею. Прежние союзники стали врагами. Гольцман ничего не знал ни о слежке КГБ, ни о подозрениях и до конца своих дней – умер он в сентябре 2002 года – с теплотой вспоминал службу в СССР. У себя дома в Лексингтоне, штат Массачусетс, он хранил фотографии, письма и украинские вышитые скатерти, напоминавшие ему о днях, когда американские и советские бойцы сражались плечом к плечу. Но даже разобравшись в хитросплетениях советской экономики, Гольцман так и не смог объяснить некоторые из своих впечатлений военных лет. И прежде всего он не знал, почему Советы вообще позволили американцам устроить военные базы на своей территории³.

Часть I. Великий союз

Глава 1. Миссия в Москве

Принимающая делегация прибыла на Центральный аэродром задолго до прилета гостей. Близился вечер 18 октября 1943 года. По ночам уже подмораживало, было холодно даже для Москвы. Вячеслав Молотов, нарком иностранных дел, – коренастый, с квадратной челюстью и маленькими усами, в очках, плотно сидевших на крупном носу, – уже продрог. Замерзали его многочисленные помощники, офицеры и солдаты почетного караула, музыканты духового оркестра… Аэродром был меньше чем в восьми километрах от Кремля, правительственный кортеж мог доехать до него максимум за четверть часа, но Молотов явился рано – не хотел рисковать. Гостями, которых ему предстояло встретить, были госсекретарь США Корделл Халл и британский министр иностранных дел Энтони Иден¹.

Время позволяло, и Молотов с сопровождающими укрылись от холода в здании первого в СССР аэровокзала. Этот аэродром, прозванный в народе Ходынкой, – по названию Ходынского поля, где в мае 1896 года толпа, собравшаяся на празднования по случаю коронации последнего российского императора Николая II, затоптала насмерть более 1 300 человек, – был колыбелью советской авиации. В 1922 году, через пять лет после революции и через год после окончания гражданской войны, с этого аэродрома победители-большевики организовали первый международный перелет в Кёнигсберг и Берлин. Россия и Германия, ставшие по итогам Первой мировой войны мировыми изгоями, смотрели в будущее вместе – и небо не ставило препятствий их сотрудничеству, а напротив, давало возможности для укрепления отношений. В августе 1939 года, 17 лет спустя, Иоахим фон Риббентроп, министр иностранных дел в правительстве Гитлера, прилетел в Москву тем же путем, чтобы подписать с Молотовым пакт, означавший раздел Европы. С этого пакта и началась Вторая мировая война².

Теперь на том же самом аэродроме, где четыре года тому назад приземлился самолет Риббентропа, Молотов ждал прибытия новых друзей. Советский Союз нуждался в помощи Корделла Халла и Энтони Идена, чтобы разгромить былого “товарища” – Германию. Несмотря на все обещания, Гитлер в июне 1941 года вторгся в СССР и к декабрю его войска дошли до Москвы, остановившись в нескольких десятках километров от столичного аэродрома. Но теперь положение было не настолько отчаянным. В декабре 1941 года Красная армия отбросила немцев от Москвы, а в феврале 1943-го, когда в СССР в рамках рузвельтовской программы ленд-лиза хлынула американская помощь, советские войска разбили немцев под Сталинградом. Удача повернулась лицом к русским.

И все же будущая победа была еще далека. В октябре 1943 года Красная армия еще сражалась с немцами в центральной части Украины и готовилась штурмовать гитлеровский Восточный вал – линию обороны на Днепре. Ширина реки во многих местах превышала 700 метров, это было серьезное препятствие. Николай Гоголь писал: “Редкая птица долетит до середины Днепра” – это было художественным преувеличением, но отражало силу и значительность этой водной артерии. Битва за Днепр, которая длилась с августа 1943 года до начала зимы, стоила Красной армии 350 тысяч погибших солдат и офицеров, а общее число потерь составило 1,5 миллиона человек. С такими “победами” в Красной армии скоро закончились бы бойцы. Советскому руководству была нужна помощь американцев.

Молотов летал в Лондон и Вашингтон в мае 1942 года, настаивал на открытии совместного англо-американского фронта в Западной Европе. Рузвельт обещал помочь, англичане тянули. Операция началась в июле 1943-го, но не в Западной Европе, а в Южной. Союзники высадились на Сицилии: план, одобренный англичанами, подразумевал оборону их средиземноморского пути в Индию. К началу сентября бои велись на итальянской земле. Иосифа Сталина это совершенно не устраивало: немцы могли оборонять Апеннинский полуостров, не перебрасывая сил с Восточного фронта. СССР считал, что это не второй фронт. Лишь высадка во Франции могла заставить Гитлера перебросить дивизии с востока, и Советский Союз жаждал, чтобы это произошло как можно скорее. Кроме того, советские вооруженные силы нуждались в ленд-лизе и постоянных поставках оружия, в том числе новейших самолетов, которые могла производить и поставлять только Америка. В СССР надеялись, что Корделл Халл поможет решить обе проблемы³.

* * *

Наконец Молотов и его свита узрели в небесах совершенное воплощение американской мощи и технологического превосходства: после 16:00, блистая в вечерних лучах осеннего солнца, над Ходынкой появились и зашли на посадку три огромных серебристых Дугласа C-54 “Скаймастер”.

Советский Союз желал получить “скаймастеры” по ленд-лизу, но американцы еще не решались поставлять новейшие самолеты, летавшие менее двух лет. Вашингтону они были нужны для войны в Тихом океане и предстоящего вторжения в Европу. Длина фюзеляжа “скаймастера” превышала 28 метров, размах крыльев – почти 35 метров, четыре двигателя позволяли преодолеть до 6,4 тысяч километров на высоте до 7 тысяч метров на крейсерской скорости свыше 300 километров в час. С экипажем из четырех человек самолет мог принять на борт до 50 бойцов. Изначально самолет проектировался как пассажирский, затем был трансформирован для военных целей. Однако можно было вернуть и изначальное устройство, и тогда “скаймастер” становился летающим штабом для американского руководства и командующих войсками. В январе 1943 года Франклин Рузвельт для полета в Касабланку на встречу с британским премьер-министром Уинстоном Черчиллем выбрал именно президентский C-54. Самолет оберегали как зеницу ока и потому прозвали Священной коровой.

К немалой радости Сталина, западные союзники решили вести войну до окончательного поражения или безоговорочной капитуляции Германии⁴. Госсекретарю Халлу и его сопровождающим на долгом пути в Москву требовались все удобства, которые могла предоставить усовершенствованная версия “скаймастера”. Седьмого октября они вылетели из Вашингтона в Пуэрто-Рико, потом на теплоходе дошли до Касабланки, там погрузились в самолеты, перелетевшие через Атлантику без пассажиров, и направились в Алжир, затем в Каир, Тегеран и, наконец, прибыли в Москву. Халлу незадолго до полета исполнилось 72 года, он явно чувствовал себя неважно и никак не был счастливым путешественником. Американцы, опасаясь, что на высоте 2,5 тысячи метров у Халла случится сердечный приступ, включили в делегацию военного врача, который подавал Халлу кислород из баллона – госсекретарь должен был долететь до Москвы живым.

Вторым по важности человеком в команде Халла был новоиспеченный посол США в Москве Аверелл Гарриман. Уроженец Нью-Йорка, высокий, худощавый, Гарриман готовился отметить свой 52-й день рождения, но выглядел намного моложе. Открытое лицо, мужественные черты и широкая улыбка снискали ему популярность у женщин и помогли создать репутацию успешного переговорщика. Как и многие другие в президентской администрации времен войны, некогда Гарриман был бизнесменом, а в администрацию пришел весной 1941 года благодаря Гарри Гопкинсу, другу и правой руке президента. Рузвельт искал человека с опытом предпринимательства, способным вести с Великобританией дела по ленд-лизу. Гарриман съездил в Лондон в качестве специального представителя президента в Европе. Ему доверили многомиллиардную программу, по которой Великобритания получала поставки из США, позволившие ей остаться на плаву во время войны с Германией. В сентябре 1941-го Гарриман летал из Лондона в Москву и договаривался со Сталиным о расширении программы ленд-лиза на Советский Союз, а в октябре 1943-го был назначен послом США в Москве.

Рузвельт желал, чтобы Гарриман, оказавшись в Москве, убедил Сталина в доброй воле Америки, установил тесные отношения в военной сфере накануне открытия второго фронта, а также – что не менее важно – провел переговоры о будущем Восточной Европы, особенно о советских планах по расширению территорий за счет Балтийских государств, Польши и Румынии на основе пакта Молотова – Риббентропа 1939 года. Американский президент ожидал, что СССР умерит амбиции в обмен на будущее сотрудничество с Соединенными Штатами и Великобританией. Взамен Рузвельт был готов на многое: предложить Сталину право на равных вести переговоры с западными державами; предоставить Советскому Союзу доступ к портам на Балтике, закрепив это в международных соглашениях; обеспечить финансовую и техническую поддержку в восстановлении территорий СССР, разоренных войной⁵.

Прежде чем покинуть Вашингтон и отправиться сначала в Лондон, а затем в Москву, Гарриман заручился уверениями Рузвельта в том, что он будет осведомлен обо всех аспектах американо-советских отношений, включая военное сотрудничество. Его желание не просто исполнилось – вдобавок он получил право выбрать главу военной миссии. Гарриман предложил двоих кандидатов, и генерал Джордж Маршалл, начальник штаба армии США, согласился отправить в Москву одного из них. Это был 47-летний генерал-майор Джон Рассел Дин, секретарь Объединенного комитета начальников штабов США и Великобритании, человек весьма способный и авторитетный в Вашингтоне. И теперь генерал Дин, для друзей просто Расс, летел в Москву в одном самолете с Гарриманом и Халлом. “Я был полон сил и надежд, уверен и счастлив”, – позже писал Дин о своих чувствах во время перелета. Как и Гарриман, он верил, что сумеет поладить с советскими коллегами. В конце концов, дружба с американцами была и в их интересах! Он был рад оставить свои обязанности в Вашингтоне, возглавить собственную команду и поработать с Гарриманом, которого уважал и которым восхищался⁶.

Если Гарриман своей главной задачей в Москве видел обсуждение послевоенного порядка в Европе, то Дин в основном должен был координировать советско-американские усилия, конечной целью которых был разгром Германии. До открытия второго фронта – высадки во Франции – оставались долгие месяцы. Но возможность начать немедленное сотрудничество с Советским Союзом существовала уже сейчас. Перед тем как Гарриман и Дин отправились в Москву, с ними связался генерал Генри Арнолд, командующий ВВС США, имевший в армии прозвище Счастливчик. В то время он занимался организацией совместных с британскими ВВС воздушных бомбардировок Германии и ее европейских союзников: американские летчики вылетали с английских баз, поражали цели на территории противника и возвращались в Великобританию. Арнолд ожидал, что Гарриман и Дин убедят руководство СССР позволить устроить американские авиабазы на советской территории. Тогда бомбардировщики смогли бы залетать гораздо глубже за линию фронта. Они бы поднимались в небо в Великобритании и заходили на посадку в Советском Союзе, а через несколько дней, пополнив боеприпасы, возвращались бы обратно. Таким образом можно было не только уничтожить германские промышленные предприятия в Восточной Европе, но и ослабить позиции немцев на Восточном фронте.

Казалось, от этого выиграют все. “И я, и Гарриман, – вспоминал Дин, – восхитились идеей Арнолда и отправились в Россию, уверенные в том, что чистая логика позволит воплотить в жизнь его план”. Они полагали, что базы на советской стороне Восточного фронта подготовят почву для создания аналогичных на Дальнем Востоке: там американские командующие рассчитывали не только на советские силы, но и на обустройство своих площадок для совершения налетов на крупнейшие из Японских островов. Дин не был человеком из авиации, но как секретарь Объединенного комитета начальников штабов вел немало дел с Арнолдом и Стратегическими ВВС США в Европе, а потому собирался сделать предложение о постройке авиабаз своим приоритетом в Москве. На пути из США в СССР через Ближний Восток он ненадолго остановился в Лондоне, посетил штаб 8-й воздушной армии США, бомбившей германские объекты в Европе, встретился с командованием и принял доклады о результатах стратегических бомбардировок, в том числе получил список объектов, до которых американские летчики могли долететь, если бы имели возможность приземлиться на территории Советского Союза. Задача была ясна, и Дин с нетерпением ждал начала своей московской миссии⁷.

Полет “скаймастера” из Тегерана в Москву был своеобразной демонстрацией желания работать вместе. В Тегеране советская сторона придала американскому экипажу радиста и штурмана, чтобы самолет не затерялся в воздушном пространстве России и не был по ошибке принят за вражеский. Но даже несмотря на взаимное желание, возможности совместной работы были весьма ограничены. Дочь посла Гарримана, Кэтлин, сопровождавшая отца, писала своей сестре Мэри: “Вскоре после того как мы отправились в путь, мне передали записку от пилота Халла… В ней говорилось, что в кабине совершенно необходимо мое присутствие”. Пройдя туда, Кэтлин увидела, что американские летчики ругались с советскими: те хотели лететь на большой высоте, а американцы отказывались, поскольку врачи запретили Халлу подниматься выше 2,4 тысяч метров. Проблема, как писала Кэтлин, состояла в том, что “у них не было ни одного общего языка для всех”. Не знала его и Кэтлин, американские пилоты просто поставили ее между собой и советскими коллегами. Присутствие юной девушки успокоило и тех и других.

Кэтлин Гарриман, для друзей и семьи просто Кэти, присоединилась к отцу в Лондоне в мае 1941 года. Сперва она работала в Международной службе новостей (International News Service, INS), а потом в журнале Newsweek. Кэти было 26 лет, она была высокой прекрасно сложенной девушкой, увлекалась верховой ездой. Ее улыбка и очарование привлекали внимание мужчин. В отличие от хворавшего госсекретаря Халла, она предвкушала приключения в Москве. В будущем она выучит русский язык и станет хозяйкой в американском посольстве, сгладит немало конфликтов между советскими и американскими дипломатами и военными чинами, которые в присутствии женщин становились намного сдержаннее. Этот талант она проявила уже во время полета в Москву. “Мы приближались к Сталинграду, к этому времени все напряжение ушло, сложности исчезли, и наша «Сталинградская битва», которую мы вели на языке жестов, завершилась, – писала Кэти сестре. – На подлете к Москве мы все уже были накоротке”⁸.

Американцы не верили своим глазам, но советский штурман вел “скаймастер” к пункту назначения, ориентируясь по рекам, железнодорожным веткам и трассам. Прежде чем приземлиться на Центральном аэродроме в Москве, они пролетели над Кремлем. “Из окна самолета, – писал позже Джон Дин, – я видел купола кремлевских храмов, перекрашенные в черный ради маскировки, видел сияющие воды Москвы-реки, Красную площадь, собор Василия Блаженного и блестящие штыки почетного караула, ожидавшего внизу, на летном поле: Советский Союз готовился приветствовать Корделла Халла, нашего прославленного госсекретаря”. Cделав круг и нацелившись на взлетно-посадочную полосу, “скаймастер” зашел на посадку. Долгий перелет из Москвы в Вашингтон наконец-то был завершен⁹.

* * *

Вячеслав Молотов и его сопровождающие, которые, по свидетельству Дина, “уже посинели от холода, пронизавшего их до мозга костей”, приветствовали американскую делегацию, радуясь тому, что их ожидание наконец-то подошло к концу.

Молотов и Халл обошли строй почетного караула. Оркестр заиграл “Интернационал”, изначально бывший гимном европейских социалистов, а в это время государственный гимн СССР. Его строки не сулили капиталистическому миру ничего хорошего: “Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим…”. Потом оркестр заиграл “Знамя, усыпанное звездами” – гимн США. И слова “Наш девиз неизменен: «Лишь Богом мы живы»” не могли вызвать никакого замешательства – никто не пел гимны, звучала только музыка. Дин счел исполнение американского гимна “превосходным, но слегка непривычным”¹⁰.

На взлетно-посадочной полосе присутствовала и британская делегация, возглавляемая министром иностранных дел Энтони Иденом. Британцы прибыли в Москву на переговоры и сейчас ожидали своей очереди приветствовать американцев. Это было торжественное событие. Молотов подошел к микрофону и приветствовал союзников, после него кратко выступили Иден и Халл. Госсекретарь США сказал, что он был “особенно рад посетить Москву, столицу государства, вступившего в союз с моей страной ради общего дела”. Позже в тот же день Халл, Иден и Молотов в сопровождении своих сотрудников встретились в кабинете Молотова в Кремле, чтобы четче определить это общее дело и наилучшие пути его воплощения в жизнь. Они решили выпустить краткое коммюнике, перечислив в нем имена американских и английских деятелей, прибывших в Москву, и советских официальных лиц, встречавших обе делегации на аэродроме, хотя никакие цели визита прессе не сообщались¹¹.

Были серьезные причины не только для секретности с учетом военного времени, но и для сдержанности в комментариях для публики о возможных исходах визита. Высокопоставленные дипломаты из союзных держав прибыли в Москву на первую конференцию на уровне министерств, посвященную послевоенному мировому порядку. Участники Московского совещания, как впоследствии назвали эту встречу, были амбициозны, но никто не мог предсказать, совпадет ли видение будущего трех союзных сторон. Двенадцать дней, с 19 по 30 октября, три министра иностранных дел обсуждали создание ООН и учреждение Европейской консультативной комиссии, которая должна была заниматься проблемами освобожденных территорий и странами Европы. На повестке дня было уничтожение фашизма в Италии, восстановление суверенитета Австрии, преследование военных преступников. Так начинался долгий процесс поиска общих оснований для послевоенного устройства мира. Впереди ждали трудности, но намерения были самыми возвышенными¹².

Советско-американское сотрудничество вступало в новую эру, и Гарриман и Дин верили, что она будет выдающейся. На встрече с Молотовым 21 октября Гарриман сказал, что прибыл “как друг” – и даже выразил надежду, что когда-нибудь они полетают вместе на его высокоскоростном самолете. Гарриман, во время пребывания в Лондоне сблизившийся с Черчиллем, теперь пытался завести друзей в Москве и, в частности, установить личные отношения с Молотовым. Отец Гарримана был железнодорожным магнатом и мультимиллионером. На Западе пригласить друзей из числа государственных служащих приятно провести свободное время – прийти на званый ужин, покататься верхом, погонять на автомобилях или совершить полет на самолете – было привычным в бизнесе и политике. Тот же подход Гарриман пытался применить и в Москве, предлагая дружбу и ожидая того же в ответ¹³.

Вскоре Аверелл и Кэти Гарриман прониклись чувствами и к стране, в которой пребывали, и к ее народу. “Я только теперь начинаю понимать, что те давние русские сообщения с их безличной героикой и огромным числом погибших, пропавших без вести и раненых здесь касаются чего-то очень личного – друзей, семьи… – писала Кэтлин своей сестре Мэри 5 ноября. – В этом смысле, даже если их учат, что государство превыше всего, русские – самые обычные люди, и как ни странно, но государство тоже видит это, поэтому порой устраивается салют по случаю новой победы и укрываются разрушенные бомбами здания”¹⁴.

Американская делегация прибыла в Москву, исполненная энтузиазма и решимости вывести советско-американские отношения на новый уровень. Ожидались не только встречи лидеров Великого союза, но и непосредственное сотрудничество американских и советских вооруженных сил. Генерал Дин, которому предстояло решать эту задачу, желал преуспеть как никто другой и верил в то, что может сделать это, прорвавшись через фасад коммунистического государства к скрытой за ним общей человечности.

1.От frantic – неистовый (англ.). (Здесь и далее прим. ред., если не указано иное.)