Kitobni o'qish: «Кому на МФ жить хорошо»
Глава 1
Жизнь на волоске.
Началось всё именно тогда, когда у большинства людей и должны начинаться все серьёзные изменения в жизни… Окончание школы.
Год был, прямо скажем, нестандартным, замечательным был год!
В Германии прошли Олимпийские игры.
Советский Союз впервые посетил Американский президент.
В кинотеатрах был ажиотаж от желающих посмотреть фантастический фильм «Солярис».
Весь народ напевал песню Ободзинского «Эти глаза напротив» и насвистывал мелодию из «Крестного отца».
Все как один стремились встретить пятидесятилетний юбилей родного государства.
Ночи напролет смотрели по черно-белому «ящику» великую битву народов – хоккейную баталию: серию матчей Канада – СССР. Причем за хоккей болели все: и мужчины, и женщины, и старики, и дети, и те, кто знает, что такое хоккей, и те, кто понятия в нем ни малейшего не имели! Но после каждой победы выходили на целые демонстрации в едином порыве. Примерно так же, как когда-то вся страна приветствовала полет в космос Ю. А. Гагарина. Только все эти демонстрации происходили ночью, потому что играли в Канаде, а у нас с Канадой практически полсуток разница во времени.
Ровно в таком же едином порыве, все как один, изгнали из страны двух великих представителей своего отечества: А. Солженицына и И. Бродского.
Всё происходило по известному, ранее отработанному сценарию: «Лично я не читал, но я осуждаю!..»
Американцы, наконец-то, прекратили воевать с ничем не повинными вьетнамцами, совершили свой последний полет к Луне…
На танцплощадках твист был уверенно вытеснен шейком. «Клеши» с клиньями и бубенчиками превратились в более скромные брюки, расклешенные от бедра у ребят, а девочки дефилировали, обнажив свои красивые ножки «до самой розетки», при этом, надо сказать, что самые модные уже перебрались в «макси»…
Именно в такой социально-политической обстановке мы закончили учиться в своих средних школах и дружно, не сговариваясь, устремились в старинный Томск, чтобы поступать учиться в самый большой и известный в стране политехнический институт.
В это время в институте обучалось примерно восемнадцать тысяч студентов, из которых, около пяти тысяч на Механическом факультете.
В этот же год старейший факультет нашего института решил поменять своё старое, примелькавшееся всем, «не модное» название «Механического» на более современное, звучное и модное «Машиностроительный».
Но многолетняя привычка сказывалась ещё очень долго и нас, студентов этого факультета, постоянно называли либо «машиностроители», либо «механики».
И принципиальной разницы в этом никогда не было, потому что в дипломах, которые мы в конце – концов получили по окончании учебы, было написано, что закончили машиностроительный факультет и получили квалификацию «инженер-механик». Никакой принципиальной разницы не было и для всех остальных студентов политеха, которые нас между собой называли «болтами», а наших девушек «гайками»
Не оставались в стороне и другие факультеты. У каждого было свое не обидное прозвище. Так химики были «колбами» и «пробирками», теплоэнергетики – «котлами», электроэнергетики –
«утюгами», геологи – «мешочниками», электрофизики были «лампочками». И только у будущих физикотехников, чьи выпускники точно уходили работать в атомную энергетику или такую же оборонку, было обидное, но произносимое с огромным пиететом, прозвище – «лысаны» по вполне серьезной причине.
В процессе обучения они проводили свои лабораторные на учебном ядерном реакторе, который был «учебный» только по предназначению, а на самом деле реактор как реактор, в общем, будь здоров!..
Да и работать им в последствии предстояло на таких же производствах. Так что на третьем курсе им предлагали создавать семьи и рожать детей, пока это возможно.
В лоно этого старинного ВУЗа ежегодно поступает сотни ребят, и, спустя пять лет, выходят такими специалистами, от услуг которых не отказывалось ни одно промышленное предприятие страны.
Осознание величия заведения, в которое мы все попали учиться, пришло со временем, а пока предстояла тяжелая борьба за право учиться, и борьба за выживание в студенческой среде.
Вступительные экзамены при этом были только первым незначительным этапом.
Нынешние абитуриенты не вкушают столь экзотическое блюдо, как вступительные экзамены.
Ну, это же совсем неинтересно: окончил школу, там тебе прописали уровень твоих знаний в виде оценок за ЕГЭ и с этими данными иди и выбирай то заведение, в которое тебя примут.
В прежние времена все приезжали равными: и хорошисты, и троечники, только круглым отличникам была поблажка. Те должны были на первом экзамене подтвердить свой высокий уровень знаний, сдав его на «отлично» и тогда для них сразу открывалась дверь ВУЗа. При ином исходе все, включая отличников, шли с
равными правами на поступление.
На письменном экзамене по математике сразу отсеивалось около трети поступающих. Следующий «драконовский» экзамен был «математика устно», на котором проигрывало ещё примерно треть из оставшихся, третьим экзаменом, дававшим вступительные баллы, был физика. Уже после физики оставалось такое количество абитуриентов, которое, фактически, образовывало первый курс.
Правда, ещё был письменный экзамен по литературе, то есть сочинение, но там ходили проверяющие, которые отводили себе роль, скорее, помогающих. Они прохаживались между рядами, смотрели, чтобы никто не списывал, но при этом, пристроившись за плечами у экзаменуемого, быстро пробегали глазами по тексту и тихонько говорили:
– Достаточно! Тема раскрыта! И посмотрите внимательно пятую, восьмую и семнадцатую строки. И сдавайте своё сочинение!
Значит, в этих местах находились ошибки. В такой ситуации найти ошибки значительно легче. После исправления сочинение сдавалось на заключение комиссии.
На следующий день результаты вывешивались на всеобщее обозрение. И было удивительно, что при таком подходе находились люди, которые умудрялись «завалить» и этот экзамен. Ну что поделаешь? Стране были нужны специалисты грамотные не только профессионально.
Проходило ещё два-три дня ожидания и вот они – долгожданные списки студентов – первокурсников, в которых каждый мечтал себя увидеть!
Конец августа, всё страшное, что было запланировано на это лето, осталось позади. В приёмной комиссии новоявленных первокурсников собрал деканат факультета, распределил по учебным группам, представил старост, кураторов и объявил день отправки на сельхоз работы.
Странно, наверное, нынешней молодежи об этом подумать, да и не понятно: зачем это куда-то на село ехать и что-то там делать, да и за что? Сколько заплатят за работу?
И невдомек им, что это именно то место, где образовывались компании будущих друзей, где зарождались отношения, которым тянуться пять лет, а может быть и всю жизнь, где появлялись первые взаимные симпатии.
А ведь именно в трудовом коллективе человек проявляет всего себя, свою сущность: там видно простака и хитреца, трудягу и лодыря, способного прийти к товарищу на помощь в трудную минуту или ретироваться от опасности.
Проживать в протекающем хлеву, спать на тюфяках, набитых соломой, мокнуть под осенними дождями и встретить первый снег в летней одежде… Ходить месяц в промокшей обуви, но при этом даже не простудиться… И всё это время помогать убирать урожай, собирать траву на силос, ремонтировать коровники или строить новую школы, дома, кирпичный завод…
Питаться тем, что умудрились смастерить из продуктов, жившие под мамиными крылышками и не умеющие ничего готовить, девочки. Соскребать с сапог грязь только потому, что уже невозможно поднять ногу …и работать, работать, работать… Целый месяц! Потому что институт обязан помочь государству в лице совхозов, так как эти совхозы будут зимой кормить город и институт. А мы должны помочь в этом деле своему институту, поскольку он решил принять нас в свои ряды.
Через месяц сдружившиеся, уставшие, но окрепшие, повеселевшие и, что самое главное, соскучившиеся по учебе, мы прибыли в Томск. Ввалились в общежитие, а там ещё ничего не готово нас принять: в окнах много рам с разбитыми стеклами, отопление отключено, горячую воду ещё не пустили после летнего ремонта теплотрасс.
Студсовет распределил нас по комнатам, но матрасы, одеяла, постельное бельё получить не у кого, так как сейчас суббота вечер, а комендант и кастелянша будут работать только в понедельник с утра, а через день первое занятие.
В связи с сельхоз работами у первокурсников «Первое сентября» традиционно происходило первого октября.
Итак, первое октября, первое занятие – лекция по начертательной геометрии.
Сходив в баню и отмыв месячную грязь с тела, найдя в чемоданах с вещами ещё сложенными мамами что-то чистое и не очень мятое, сплошным нескончаемым потоком шириной во всю улицу мы, первокурсники, дружно двинулись на занятия.
Откуда мы все узнали об этой лекции, какой учебный корпус и номер аудитории, даже не берусь представить, так, как только там нам рассказали где искать расписание, что такое четная и нечетная неделя, с какого времени начинаются занятия… Думаю, что собрали через старост.
В начале семидесятых годов в Томске ещё существовала трамвайная линия, которая соединяла площадь Южную с Центром города. И проходил маршрут так, что пересекал улицу Усова, по которой по утрам, в одно и то же время огромная масса студентов бежала на занятия. В этом месте сконцентрировано располагается много учебных корпусов института, и поток студентов шел непрерывно в течении нескольких десятков минут. Бедные пассажиры были вынуждены всё это время отсиживаться в стоящем трамвае и ждать завершения этого потока, потому что традиционно никто и не думал пропускать идущий транспорт. Начало студенческой жизни это, по большому счёту, испытание на прочность и зрелость. Так, кто, поступив в институт, сразу начинал упиваться личной свободой и бесконтрольностью со стороны
родителей или просто взрослых – не дотягивали до первой сессии.
Беда, так же, зачастую, подстерегала и школьных отличников. Они «по инерции» заданной ещё родителями в школе учились «на отлично» первый семестр, во втором у них появлялись четверки, в третьем – «уды», а по окончании второго курса многие отсеивались. Причиной при этом было отсутствие «направляющего пинка» со стороны родителей. Очень живучими оказывались студенты из числа школьных троечников, но тех, которые в школе могли запросто наряду с пятёрками получить трояк.
Эти ребята вполне усваивали школьный материал, но помимо учебы у них была масса всевозможных увлечений. Они посещали авиамодельные, автомодельные, кораблестроительные, радиотехнические кружки, причем, все одновременно! Им было всё интересно!
Они же всегда посещали спортивные секции и тоже по нескольку одновременно. Учить уроки на «отлично» им просто не хватало времени, зато они обладали очень широким кругозором, и они же постоянно отстаивали честь своей школы на предметных олимпиадах и спортивных соревнованиях.
Проживая свою жизнь в постоянном цейтноте, эти «троечники» выработали своеобразный иммунитет к учебе, обладая способностью по нескольким фразам уловить суть предмета и, благодаря своему широкому кругозору, наговорить ответ на любой вопрос любого предмета. Такая способность им очень пригодилась и для самостоятельного проживания, и для скорейшего приспособления к условиям обучения в институте. Умение быстро ориентироваться в любых предметах им помогла легче усваивать материал, зачастую сразу при прослушивании лекции. Большинство таких «троечников» доучились до получения диплома, а, начиная где-то с третьего курса, они, вообще, выдвигались на передовые позиции в учебе.
И все эти свои способности к выживанию в любых, самых трудных условиях, нередко приходилось демонстрировать при сдаче сессии.
* * *
Этот день предстоял не из лёгких!
В этот день мы сдавали экзамен по высшей математике. Конечно, это не Госэкзамен, но нам от этого не легче, потому что читали нам этот курс три семестра и в каждом сдавались экзамены. Но на этом экзамене заканчивалось изучение предмета. А посему в билеты включались вопросы с самой первой темы и до последней лекции.
За три семестра пройдено столько тем, столько законов и теорем изучено, что в голове они точно все перепутались. И, если решить любую задачу особой проблемы не представляло, то ответить теоретический вопрос сложно!
В данной ситуации каждый сам оценивает свои возможности. И, поэтому кто-то делает шпаргалки, а кто-то несёт с собой даже учебник в надежде что-то оттуда почерпнуть на экзамене.
Калдыров решил сделать шпаргалки по наиболее сложным вопросам в виде готового ответа, написанном на целом тетрадном листке.
Он пришил внутри пиджака носовой платок в виде кармана, листки с ответами пронумеровал, сделал на маленьком клочке бумаги каталог к своим шпаргалкам и так, во все оружие, прибыл на экзамен. В аудиторию мы зашли с ним вместе.
Аудитория оказалась большой, в таких, обычно, мы экзамены не сдавали. Обычно это происходило камерно. А тут аудитория человек на сто и мало того, с нами в другом конце этой же аудитории тоже экзамен по математике сдавала ещё одна группа,
даже не нашего факультета.
Экзаменаторы сидят в разных концах аудитории и своими взглядами «простреливают» её насквозь!
Мы с Николаем сидим за одной партой, готовимся к сдаче. Мне помощь его бумажек не потребовалась. Слава Богу! Сижу, пишу на листке ответы на теоретические вопросы, решаю выданные задачи…
Со стороны идет шёпотом просьба к Николаю помочь с ответом на теоретический вопрос. Тот глянул в свой каталог и без труда достал и аккуратно передал листок с ответом.
Сзади та же просьба…
Он смотрит в каталог, достает листок с ответом и вновь передает вопрошавшему…
Звучит новая просьба.
Коля вначале смотрит какой ему вопрос достался, чтобы не отдать ответ на свой вопрос, глядит в каталог, немного по соображав, он достаёт из кармана совершенно не то, что его просили.
Несколько растерявшись, он вновь лезет в карман, отсчитывает, как ему кажется, правильное количество листков и вновь достает ответ на совершенно другой вопрос. Вопрошающий его торопит, а Николай в растерянности! Он понял, что, выдернув правильно два первых листка, он нарушил порядок нумерации и как ему помочь товарищу, а, главное, где искать ответ на свой вопрос он не знает?!
В таком запале он вытаскивает один листок за другим, но не может найти необходимые. На парте около него скапливается недопустимо большое количество исписанных листков. Они могут в любой момент привлечь внимание экзаменаторов.
Николай пытается прятать листки, но аккуратно их сложить не представляется возможным, поэтому он запихивает их
скомканными в карманы пиджака. А сколько можно спрятать в карман скомканных тетрадных листков, не привлекая внимания к виду этих самых карманов? Ну два, ну три от силы! Всё! Если больше, то карманы будут сильно выделяться и привлекать внимание заинтересованных лиц.
Николай стал подсовывать мне ненужные листки, я тоже их стал прятать в карманы брюк, где листки под полами пиджака почти не видно, поэтому я набрал этих листков значительное количество.
По ходу этой сложной операции Коле удалось – таки найти ответы на свой вопрос и на тот, который от него ждали. В этот момент я понял, что нас спасло от пристального внимания экзаменаторов.
Дело в том, что сидящей параллельно мне на другом ряду Остроносов Слава обратил на себя внимания экзаменатора соседней группы. Та увидела, что Слава пытается списать. Уверенной походкой она пошла к Славе, увлекая за собой и нашу преподавательницу и потребовала отдать то, с чего он списывает: лекции или учебник.
Слава, с лицом наивного трехлетнего ребенка, очень удивлен такому обвинению. Экзаменаторам на глаза, на самом деле, ничего не попалось. Они вынуждены были отойти от обвиняемого…
Но стоило им только отвернуться от Славы… и что я вижу!? На коленях у него лежит конспект лекций, открытый на необходимой странице, и он списывает!
Не доходя до своих столов, экзаменаторы резко повернулись назад и почти бегом устремились к их объекту внимания, но их вновь ждало разочарование. Конспекта они не увидели. Тогда они
заглянули в парту, за батарею отопления…ни чего!
Только направились они к своим рабочим столам, а у студента на коленях вновь конспект и он, как ни в чем не бывало, продолжает списывать!
Вернувшись тут же назад, преподаватели устроили настоящий обыск: вновь заглянули в парту, осмотрели все предметы вокруг, предложили снять пиджак – Слава соглашается, снимает, нет ничего! Последнее на что пошли поисковики – заставили экзаменуемого подняться с парты. Тот спокойно встал и вместе со всеми устремил свой недоуменный наивный взгляд на то место скамьи, где он только что сидел – пусто!
Махнув рукой на свои неудачные попытки отловить списывающего, экзаменаторы придумали герою другую экзекуцию.
Когда подошла его очередь сдавать экзамен, они посадили его на стул между собой и начали заваливать задачами.
Теория им на дух не нужна была, ведь без знания её решить задачи невозможно!
Но они заблуждались очень сильно. У Остроносова был просто гениальный дар к точным наукам. Он решал любые задачи из любой области науки, совершенно не зная теории. Причем, решая задачи по сопротивлению материалов он, не зная теории и,
соответственно, не зная названия коэффициентов прочности или пластичности материалов, вводил их при решении задач просто как поправочные, которых, возможно нет, но которые обязательно должны быть учтены, иначе задача решения не имеет…
Примерно таким образом он сидел на экзамене по математике между двумя преподавателями и решал то, что они ему дадут.
А получалось у Славы примерно так: две – три задачи решит, на следующей ошибется. Решив, что его подловили, экзаменаторы тут же дают ему другие задачи на эту же тему, а Слава, не моргнув глазом, легко их решает. Тогда дают задачи из другой темы. Происходит, примерно, то же самое. И так он сдавал экзамен четыре часа без перерыва. Удостоверившись, что этот человек на самом деле самостоятельно решает задачи, общим мнением
экзаменаторы выставили Остроносову оценку «хорошо».
Дождавшись героя у двери аудитории, мы дружно пошли домой через магазин, чтобы отметить этот удачный день.
Там за рюмкой чаю я ненароком поинтересовался у Остроносова, куда же он всё-таки девал конспект, ведь я его созерцал собственными глазами и неоднократно. На это Слава буднично ответил:
– Ни куда я не девал, он всё время был со мной.
– Позволь! Но ведь тебя обыскивали, но не нашли, я же видел!
Когда меня обыскивали, то конспект я положил на лавку и сел на него.
Это вызвало весёлый смех у всех, кроме меня.
–Славик! Но ведь тебя вначале заставили снять пиджак, а потом и вовсе подняться с лавки, а там конспекта не было, я точно видел!
– Да был он там! Просто, когда мне сказали подняться, я конспект прижал к заднице и со всеми вместе повернулся лицом к лавке. На лавке на самом деле конспекта не оказалось, но он был постоянно при мне!
Такую находчивость и сообразительность мы отметили отдельно, выпив по стакану «Рубина
* * *
Рассказать, как Слава сдавал математику и при этом не рассказать, каким образом он сдавал экзамен по сопротивлению материалов было бы несправедливо!
Но начнем с нашего преподавателя.
Геннадий Адольфович Дощинский. Человек, который прекрасно знал то, о чем он рассказывал. Иначе и быть не может. Поскольку он всё доносил до студентов исключительно доходчиво, и, казалось, что проще предмета быть не может, а когда самостоятельно начинали решать задачи, тут и понимали, что в его руках и в наших руках сопромат – совершенно разные вещи!
Был очень рассеян, никогда не пользовался у доски тряпкой, чтобы стереть записи на учебной доске. Ему вполне хватало рукава собственного пиджака. Зачастую появлялся перед аудиторией с не застегнутыми брюками и в этот момент парни спешили к нему на помощь, подсказывали об оплошности.
Как – то весной он вышел из учебного корпуса, когда на площади перед корпусом перекуривали десятки студентов, наслаждаясь первым, ещё случайным, теплым днём…
Небо голубое, чистое, солнце полыхает во всю свою мощь, отдохнув за длинную зиму, птички поют, радуясь такому солнечному дню, снег тает прямо на глазах! Настроение у человека соответствующее! Он остановился, засмотревшись этой красотой. В расстёгнутом пальто, без головного убора, шарф своей короткой стороной висел на шее, не покрывая её, а второй тянулся по ступенькам корпуса и, поскольку он оказался под ногами у хозяина, то хозяин не преминул на него наступить.
Постояв в такой позе некоторое время Геннадий Адольфович полез рукой во внутренний карман пальто… Лез всё глубже и глубже пока не достиг цели. Что-то ухватив, он начал это извлекать из кармана. И каково же было наше удивление, когда он извлёк оттуда свою шляпу! Надев её в совершенно помятом виде на голову, не сделав даже попытки расправить поля шляпы или сориентировать правильно шляпу на голове, он шагнул вперёд, стянул с шеи шарф и пошел намеченным маршрутом.
Мы всё это видевшие, тут же кинулись за ним, чтобы вернуть потерянный шарфик. Это обстоятельство его не смутило. Приняв свой шарф с благодарностью, он обмотал его себе вокруг шеи и пошел дальше, наслаждаясь весной. Его любовь к студентам и добрые чувства особо проявлялись на экзаменах. А устраивал он экзамены следующим образом.
Всю группу запускал в аудиторию, не раздеваясь, раздавал билеты, которые представляли из себя пару рукописных листков, на одном из них была задача, на другом теоретические вопросы.
Причем написаны задания были шариковой ручкой, а она продавливала листок бумаги так, что с обратной стороны было видно лицевое заполнение. И если текст прочесть было сложно, то эскиз к задаче просматривался очень отчетливо!
Затем собирал зачетные книжки, заполнял экзаменационную ведомость и покидал аудиторию на три часа.
В это время можно было пользоваться всем, чем угодно: лекциями, учебниками, справочниками… не важно. При беседе со студентом он всё равно безошибочно определял уровень знаний каждого.
Если погода в день экзамена была хорошая, то преподаватель с удовольствием гулял три часа по улицам, а если погода не позволяла гулять, то он уходил куда-нибудь на кафедру или садился в соседней аудитории и три часа сам с собой играл в шахматы.
По истечении этого времени он возвращался к месту сдачи экзамена, около двери долго кряхтел, шаркал ногами, прежде чем открыть дверь. Но и это ещё не всё.
Он аккуратно, чтобы не напугать, стучался в дверь, а открыв её, поворачивался спиной вперёд и так входил, снимал пальто, подходил к столу и только здесь он поворачивался, при этом низко опустив голову.
И только умостившись на стуле, он приглашал первого отвечать экзамен к себе за стол.
Ещё одно приятное всем студентам чудачество заключалось в том, что через семестр, на втором экзамене он никогда не ставил оценку ниже той, которую получил студент на первом экзамене. Выше мог, а ниже никогда!
И здесь снова отличился Остроносов Слава!
При раздаче задач он увидел эскиз той, которую не мог решить ни один из сдававших перед нашей группой студентов.
Вытащил, видя эскиз к задаче просто так, из «спортивного интереса». Ну а в «довесок» ему по теории выпал вопрос из самой сложной темы курса.
Трудно вспомнить конкретно, но там был какой-то сложный изгиб с поворотом и срезающим моментом одновременно. Короче говоря, горящих желанием отвечать этот вопрос нашлось бы не больше, чем решать ту задачу, которую Славик сам себе вытянул. Когда Дощинский читал нам эту тему, то он затратил полноценные две лекции, то есть четыре учебных часа. Всё это время к
поставленной задаче он выводил расчетную формулу. Прервавшись на окончании одной лекции, он продолжил и закончил вывод на другой в конце занятий. Но закончил с очень недоуменным видом…
Простояв в глубокой задумчивости несколько минут он нам объявил, что, в принципе, всё решение правильно, но он где-то попутал знаки. Поэтому там, где должен получиться «плюс» у него получился «минус».
– Ну, ничего страшного! Будете готовиться к экзаменам – сами разберётесь!
Ага! Как бы не так! Кто бы это, интересно знать, стал бы разбираться и искать ошибку у преподавателя, кому это нужно?
Естественно, все решили спустить на русский авось. Всё – таки тема одна, а билетов много!
И вот именно этот вопрос выудил себе Слава.
Почти сразу после того, как преподаватель покинул нас на три
часа он сказал, что задача ерундовая и он её уже решил. А что за теоретический вопрос он, конечно, не знал.
Повернувшись ко мне, он показывает вопрос и спрашивает:
– Что это такое, о чем, вообще, здесь говорится?
Глянув на вопрос билета, я ему ответил, что, в принципе, я в курсе, но вывести формулу не смогу. И напомнил всю историю вывода этой формулы в течении двух лекций.
– Понял, ответил он. А исходные данные ты мне дать можешь?
– Могу!
– А конечный результат? – Могу! Смотри! Только имей в виду, что он где-то знак потерял и относительно лекции он должен быть
противоположным. Бери лекции, пользуйся!
– Да не надо, я сам!
И сел за вычисления.
К возвращению экзаменатора в аудиторию он уже сидел готовый к ответу по всем вопросам и первым отправился отвечать. Молча просмотрев решение задачи, Дощинский удовлетворенно кивнул головой и отложил листок в сторону.
– Давайте, показывайте свои знания теории!
Славик протянул ему исписанный листок с выведенной формулой.
Экзаменатор недоуменно изучал несколько минут листок и сказал:
– Ни чего у Вас не понимаю! Что это такое?
И Слава «вдарился» в объяснение…
– Дело в том, что я не знал этой темы, спросил у ребят, они мне сказали какие исходные данные, и какой результат, но когда Вы выводили эту формулу, то где-то потеряли знак. Поэтому я решил всё в обратном направлении. От конечного результата к
исходным данным.
– Но я не использую таких обозначений! Где Вы их взяли? В лекции тоже такие же обозначения как в учебнике.
– А я не читал ни лекции, ни учебник.
– Как на читал!? Хорошо! Что означает у Вас эта закорючка?
– А это когда на материал воздействует какая-нибудь сила, то он вначале сопротивляется, потом гнется. Так вот это поправка на это сопротивление.
– Это же коэффициент пластичности!
– Д-а-а? А я не знал!
– А это что за греческая буква?
– Это «кси», она тоже вносит поправку в случае, если воздействовать на материал, то тот вначале сопротивляется, а потом ломается. Вот это поправка «кси» и означает.
– Но это коэффициент прочности! И у него совсем другое обозначение!
– Д-а-а! А я не знал! Я же говорю, что лекции и учебник не читал!
– Ну ведь Вы правильно вывели формулу. Хоть и наизнанку! Откуда же Вы взяли эти знания, если не читали?
– Не знаю! Просто думал, что так будет правильно!
– Никогда ещё такого не видел! – сказал экзаменатор, и отпустил Славу, поставив ему пятёрку!
* * *
Заканчивается обучение на самом трудном первом курсе. Ещё экзамены не начались, а идет только зачетная неделя, за которую необходимо сдать все зачеты и получить допуск к экзаменам. За семестр у всех накопились не сданные работы по техническому черчению, начертательной геометрии и техническому рисованию.
У кого-то больше, у кого-то меньше, но все явились в назначенное для сдачи время в одну большую аудиторию.
За двумя столами сидят обе преподавательницы, которые вели практические занятия по предметам: Воронкова и Заринкова, а вокруг них несчетное количество студентов, включая вечерников и заочников.
Схема сдачи такова: подходишь со своими чертежами, они просматривают молча всё, ставя пометки на ошибки и неточности. Ты идешь исправлять! Если всё верно, то работа зачитывается и сдаешь следующую. Времени у преподавателей, чтобы поднять голову и пообщаться со студентом нет, поэтому они видят только чертежи.
Студентам дневного обучения в этом плане легче. Всю теорию они прослушали, почитали в учебниках, посещали практические занятия и там что-то почерпнули для себя, а то и сдали работы.
Вечерники и заочники такой возможности не имели, поэтому сдачу работ можно правильнее назвать «спихиванием».
У женщин-преподавателей нервы уже взвинчены до предела и сами они уже раскалены так, что если выключить свет, то обе будут светиться в темноте красным светом.
И тут раздается над аудиторией зычный голос одной из принимающих:
– Да я уже видела этот чертеж, только-что! Тут куча ошибок, я же Вам их отметила! Идите, исправляйте!
– Но я ведь уже исправил, где Вы пометили!
– Так там ещё куча ошибок! Смотрите внимательно, а лучше перечертите чертеж полностью!
– Как это «перечертите»? Мне сдать надо чертеж.
– Так здесь же масса ошибок!
– Где ошибки, ну где, скажите!
– Пожалуйста! Вот ошибка: неверно подписан размер, неверный знак обработки поверхности – тоже ошибка, не выдержана толщина линий!
– Толщина линий!? Так это же х – ня!
– Да! Х – ня, и это х – ня и это тоже х – ня!.. А!? Что Вы сказали! Вон отсюда! После такого диалога заочника с преподавательницей мы все аж под парты попрятались от страха. Но всё что ни происходит, всё нам на руку!
Обе женщины первой очередью приняли всех безоговорочно «дневников» и остались разбираться с оставшимися вечерниками и заочниками.
* * *
В принципе учеба заладилась во всех отношениях, включая отношения с преподавателями. Исключением являлись отношения с преподавательницей немецкого языка, которая с удовольствием занималась со всеми студентами, кроме студентов МСФ. Она считала, что именно здесь собираются самые тупые в изучении иностранных языков студенты и при этом высказывала неоднократно эту свою «мудрую» мысль нам вслух.
Надо сказать, что её старания даром не прошли, и мы ей стали отвечать взаимностью, которая на последнем курсе обучения языку вылилась во взаимную неприязнь. Правда, к этому времени занятия иностранным языком по расписанию стали происходить один раз в две недели, но это не снимало необходимости пройти весь материал семестра.
И тут по учебному плану у нас должна была пройти контрольная работа на автоматах. Автоматы – это такие предшественники компьютеров, в которые закладывались вопросы по предмету и представлялось несколько ответов. Нужно было из двадцати пяти вопросов ошибиться не более двух раз, причем не подряд, иначе автомат выводил окончательную оценку «неудовлетворительно» и возникала необходимость пересдачи до момента получения положительной оценки. С чувством тошноты в животе мы явились на контрольную работу, и, о чудо! – нашего преподавателя нет. А без неё нас никто к автоматам не допустил. Мы так и не узнали, почему же её не было? Возможно спутала расписание, возможно забыла о назначенной контрольной, возможно приболела, но экзекуция нас миновала…
