Kitobni o'qish: «Секретный архив Шерлока Холмса»

Предисловие

В один прекрасный летний день я, тогда ещё подвижный и озорной мальчик, лазил по чердаку старого деревенского дома, который стоял уже не первую сотню лет, почти не перестраиваясь, и периодически осматривал найденные там пыльные старые, а иногда и не очень старые, вещи. Этот день мне запомнился тем, что на улице делать было нечего, так как все мои друзья (а их у меня было не много) отсутствовали… Так вот, лазил я, лазил и в одном из сундуков на самом дне обнаружил большую пачку пожелтевших потрёпанных листов, которые были скручены бечёвкой. Развернув найденный рулон, я обнаружил, что листы плотно исписаны, но все надписи сделаны на непонятном языке (в тот момент я закончил первый класс). Полистав их немного и не найдя ничего интересного, я вновь скрутил их бечёвкой и убрал в сундук.

Это происшествие вскоре забылось, так как у меня появилось много неотложных дел, какие обычно бывают в том возрасте, в котором я пребывал. Однако в один из дождливых дней, когда я изнывал от безделья, я вспомнил о найденных ранее бумагах и спросил о них у своей бабушки. Услышав о том, что я без разрешения лазил на чердак, она отругала меня, так как, по её словам, это было опасно для моей жизни, потому что дом был старый и пол наверху во многих местах прогнил, но потом рассказала интересную историю, которая, как оказалось, была связана с моим прадедом.

Так вот, история эта произошла в далекую Первую мировую войну. Мой прадед в то время был уже не молод, но как многие крестьяне был призван на фронт. Повоевав около года, он попал в австрийский плен, где и познакомился с одним пожилым англичанином, который был сильно измождён, но, тем не менее, держался храбро. Что-то определенное о нём прадед не рассказывал, лишь упомянул, что австрийцы постоянно его допрашивали и через три дня после их встречи он исчез, передав за день до этого тот самый свёрток, который и хранился у нас на чердаке. Это очень заинтересовало меня, я вновь слазил на чердак и вытащил пару листов из пачки с таинственной рукописью. В конце лета я вернулся из деревни домой, привёз эти два листа и показал их родителям, которые подтвердили, что текст написан на английском языке.

Еще через несколько лет, когда наступила пора изучать иностранный язык, я без колебания предпочёл английский немецкому и попытался прочитать те два листа, что привёз из деревни. С грехом пополам, помучившись значительное время, понял, что речь идет о приключениях Шерлока Холмса, описанных доктором Уотсоном (в русской транскрипции Ватсоном)! Эти имена мне были известны, как, впрочем, и большинству. Я отравился в библиотеку и за короткое время прочёл все изданные у нас произведения об этом замечательном сыщике. А прочитав, понял, что владею описанием совершенно не известных никому приключений о нём!

Я стал усиленно изучать английский язык, и за год достиг неплохих для пятиклассника результатов. На каникулы я отправился с твердым намерением прочесть всю рукопись, но хватило меня, к сожалению, не на много – почерк автора был очень мелким, да и словарного запаса не хватало, но, тем не менее, дело продвигалось и весьма неплохо. Я был как первооткрыватель, я узнавал то, о чём не догадывался весь остальной мир! Работа неизвестного автора, хотя я и не сомневался, что им являлся доктор Уотсон, была большой, и я, не успев перевести и десятой доли, отвёз её домой. А дома ещё усерднее стал заниматься английским языком и уже через год смог с большим наслаждением прочитать в оригинале всю рукопись. Некоторые из рассказов перевёл практически дословно, а с некоторыми только ознакомился. Методы шифрования, указанные в них, я разобрал досконально и иногда использовал выжимки из них. И я понял, почему тот пленённый англичанин не хотел, чтобы его рукопись попала к австрийцам…

Но, к сожалению, случилось большое несчастье. Моя семья получила новую квартиру, и во время переезда рукопись была утеряна. Я очень сильно переживал по этому поводу, но ничего не поделаешь, и, пока было ещё не забыто прочитанное, сел и стал записывать то, что ещё помнил. Получалось не очень хорошо, так как записи мои представляли собой скорее конспект, нежели литературное произведение, но, по крайней мере, информация была почти полностью сохранена, за исключением некоторых названий, имен, юмористических происшествий. Перенеся на бумагу всё, что помнил, я отложил эти записи до лучших времен, и впоследствии, увидев, что интерес к великому сыщику не угасает, решил их опубликовать в своей переработке. В тот сборник, что вы держите в руках, вошло лишь семь рассказов о Шерлоке Холмсе, наиболее понравившихся мне после первого их прочтения. Так как они опубликованы на русском языке, все загадки также адаптированы к нему. Надеюсь, что вам понравится. Если этот опыт удастся, то в будущем попытаюсь опубликовать и другие рассказы из найденных мной в детстве.

Дело о двойном завещании

Спустя несколько дней после счастливого воскрешения, а также неудачной попытки полковника Морана покончить с моим другом, Холмс и я сидели в гостиной и занимались обычными для дождливой погоды делами: я читал «Таймс», а Холмс периодически поглядывал на стоящую на камине шкатулку. Из этого следовало, что ему было скучно.

– Иногда думаешь, а стоит ли, раскрывая преступления, наказывать их совершивших? – задумчиво произнёс Холмс.

– Но это же благо для честных людей! – возразил я. – Ваша работа была и всегда будет нужна.

– Сомневаюсь.

– Почему?

– Уничтожив Мориарти, я потерял достойного противника, а вместе с тем и интерес к жизни. Преступность уже не та. Её почти нет. Та организация, которой управлял Мориарти, находится за решёткой, а в качестве преступников теперь выступают ревнивые мужья и жены, пьяницы и мелкие воришки. Нет тех интересных дел, которыми меня всегда прельщала моя профессия. Мне нечем заниматься, Уотсон. Наверное, пора на покой в деревню.

Произнёся это, он встал и направился к заветной шкатулке. Я стал лихорадочно соображать, чем бы его отвлечь от такого опасного занятия, как употребление наркотиков. Слова Холмса не убедят, необходимы более серьёзные аргументы, каковыми могли бы явиться интересные, загадочные дела.

И тут меня осенило.

– Холмс, – радостно произнёс я. – А ведь для вас письмо.

– Письмо? – удивился он, с сомнением посмотрев на меня.

– Да. Оно пришло спустя некоторое время после «вашей смерти». Я его хотел выкинуть, подумав, что это чья-то злая шутка, но, помня о вашем интересе к такого рода делам, решил сохранить его, хотя и знал, что вас нет на свете.

Я подошёл к столу и достал из него обычный, ничем не примечательный конверт, который был вскрыт мной в день получения.

– Вот он. Текст очень загадочен.

Холмс взял конверт с некоторым недоверием и, прежде чем заглянуть в него, внимательно осмотрел его снаружи.

– Письмо из Швейцарии, – сказал он.

По мере того как Холмс приближался к концу письма, в его глазах начал появляться знакомый мне блеск азарта. Я понял, что депрессия миновала, но в то же время возникла и тревога. Я вспомнил содержание письма…

Закончив чтение, Холмс заявил, что письмо написано образованным англичанином, лет 20–25.

– Кроме того, он лондонец. Писалось оно без спешки, за письменным столом, о чём свидетельствуют почерк и стиль изложения. Послано было в день моей «смерти» из гостиницы «Англия», в которой мы с вами, дорогой Уотсон, останавливались, и, как вы помните, её тогда содержал Петер Штайлер-старший. Но, Уотсон, – воскликнул он. – Значит, кроме полковника Морана был, по крайней мере, ещё один свидетель нашей с Мориарти схватки, который видел, что я остался жив!

– Невероятно…

– Не будем забывать, Уотсон, что свидетели есть почти у каждого преступления. Здесь говорится о том, что если у меня появится время и желание заниматься этим делом, я должен буду дать в «Таймс» объявление следующего содержания: «Согласен с условиями. Жду продолжения».

– И вы это сделаете, Холмс?

– Вне всяких сомнений, Уотсон! Я чувствую, что дело обещает быть интересным.

– Но это очень опасно. Мы не знаем, кто стоит за всем этим.

Холмс не обратил на мои слова никакого внимания. Он уже был поглощён обдумыванием нового дела.

– Я вернусь поздно, – бросил он мне через некоторое время. – Обедайте без меня.

Возвратился он, однако, раньше, чем обещал, и поэтому за обедом, на который миссис Хадсон подала черепаший суп, нам удалось поговорить.

– Как ваши успехи? – поинтересовался я у моего друга.

– Великолепно, – ответил Холмс. Он пребывал в прекрасном расположении духа. – Завтра, возможно, у нас будет новый клиент.

– Вы дали объявление? Но почему вы решили, что эта встреча произойдёт так скоро, да и вообще произойдёт?

– Это элементарно, Уотсон. Человек, который просит дать объявление в «Таймс» и хочет со мной встретиться, не может не жить в Лондоне, в крайнем случае, в его пригороде. Правда, – он усмехнулся, – прошло много времени и человек мог переехать либо умереть. Но будем надеяться, что игра продолжится.

После обеда Холмс занялся редактированием своей рукописи, об определении пола, характера и других примет человека по почерку, а я взялся за штудирование книги, посвящённой новым способам лечения подагры.

Завтрак на следующий день прошёл почти в полной тишине, так как Холмс не был настроен на беседу, ожидая загадочного посетителя. Но не прошло и десяти минут, как звонок известил о госте, и вошедшая миссис Хадсон сообщила, что мистера Холмса хочет видеть один джентльмен.

– Пусть он войдёт, – распорядился Холмс.

Спустя минуту перед нами предстал молодой человек лет 25–30, высокий, хорошо одетый, с большим лбом и глубоко посаженными глазами. Одет он был по последней моде, кроме того, чувствовалось, что он прекрасно образован и является представителем высшего общества.

– Мистер Холмс, – безошибочно обратился он к Холмсу. – Вы доверяете своему другу?

– Да, – ответил Холмс. – И хотел бы, чтобы он присутствовал при нашем разговоре, если, конечно, вы не против.

– Хорошо. Но тот вопрос, с которым я к вам обращаюсь, относится к разряду конфиденциальных, и я не хотел бы, чтобы доктор Уотсон опубликовал что-либо по этому делу.

Сказав это, молодой человек посмотрел на меня таким взглядом, что мне ничего другого не оставалось кроме как согласиться:

– Как вам будет угодно. Я человек слова, и если этого вам достаточно, то…

– Хорошо, – прервал меня наш посетитель, – я вам верю. Как вы думаете, – обратился он к моему другу, – кто я?

Холмс затянулся, а затем, выпустив струю дыма, быстро произнёс:

– Вы Джордж Уилбри. Вам 28 лет. Вы окончили Кембриджский университет и так же, как и ваш отец, увлечены математикой, в частности, теорией вероятности. Ваш род по линии матери идёт от времени правления Ричарда Львиное Сердце. Ваша мать умерла спустя шесть лет после вашего рождения от туберкулеза, и, таким образом, вы являетесь последним из вашей фамильной ветви. Ваш отец умер, но перед смертью предложил вам задачу, которую вы не смогли решить самостоятельно, и поэтому вы обратились ко мне за помощью. Единственный вопрос: почему у вас фамилия вашей матери, а не отца?

Мистер Уилбри был несколько ошеломлён, но все же довольно быстро оправился и с восхищением произнёс:

– Вы действительно гениальный сыщик. Вы правы во всём! Я ношу фамилию моей матери по той простой причине, что мой отец её очень любил и хотел, чтобы я остался продолжателем её рода, к сожалению, как вы правильно заметили, последним. Он так и не смог оправиться после её смерти, и итогом явилась его разрушенная карьера… Но это дела прошлые. А теперь назовите имя моего отца, а то ваш друг, доктор Уотсон, судя по всему, находится в полном неведении.

– Профессор Мориарти, – невозмутимо ответил Холмс.

– Вы сын Мориарти?! – вскричал я. – Но как вы догадались, Холмс?

– Об этом потом, Уотсон. А сейчас расскажите нам о задаче вашего отца.

– А разве вы её не знаете? – усмехнулся мистер Уилбри.

Холмс не ответил, а лишь выпустил ещё одну струю дыма.

– Вы правы во всём, что сказали относительно меня, – произнёс мистер Уилбри. – Мой отец действительно профессор Мориарти, и я его сын. Прав был отец, говоря, что вы один из самых сообразительных людей нашего времени.

– Отец оставил мне наследство, – продолжил он, – но чтобы его получить, необходимо решить задачу, придуманную им. Зная о своей возможной гибели, отец намекнул мне об этой задаче и его предстоящей схватке с вами, мистер Холмс. Поэтому я последовал за всеми вами в Швейцарию и наблюдал вашу победу и поражение моего отца у Рейхенбахского водопада. Вы мне были нужны, поэтому я не стал сообщать полковнику Морану о том, что вы остались живы. Отец предупредил меня, что после его смерти я получу письмо с загадкой, решив которую, я смогу получить наследство. Поэтому я и написал вам письмо с просьбой о встрече, так как предполагал, что задача может оказаться мне не по зубам. Впрочем, так оно и вышло. На другой день после схватки мне передали письмо от отца. И впоследствии я понял, что не зря обратился к вам за помощью. Задача оказалась для меня неразрешимой… – Он замолчал.

Молчали и мы.

– Вы – виновник смерти моего отца, который был самым гениальным человеком нашей эпохи, – продолжил он спустя некоторое время. – Но я не держу на вас зла. В схватке всегда побеждает сильнейший, так говорил мне отец. Вот это письмо.

С этими словами он протянул Холмсу конверт с письмом, который сразу же был им внимательно изучен.

– Прочтите его, Уотсон, вслух, – обратился ко мне Холмс, передавая листок письма.

Я взял его и прочёл следующее:

«Джордж!

Если ты читаешь эти строки, значит, меня уже нет на этом свете. Мы с тобой говорили об этом, поэтому такой поворот не должен стать для тебя неожиданностью, и ты, как всегда, трезво сможешь оценить сложившуюся ситуацию.

Я хочу, чтобы ты в дальнейшей своей жизни не нуждался в средствах и не умер в нищете и забвении, что происходит довольно часто в нашем непростом мире. Поэтому я оставляю тебе одно прибыльное дело. Но чтобы получить его, тебе необходимо проявить свою сообразительность, что, я думаю, только доставит тебе удовольствие.

Послание к тебе я зашифровал, но это не должно стать препятствием. Текст его находится у самой близкой тебе женщины. Найди его и прочти. И помни о повторяющейся простоте в каждой строке и неизменности каждой ячейки.

Успехов тебе, мой сын.

Твой отец.

32 января 1891 года».

– Несколько пространное письмо, – заметил я после его прочтения. – И дата несуществующая.

– Вы правы, Уотсон. И каковы были ваши дальнейшие действия? – обратился Холмс к мистеру Уилбри.

– Прочитав письмо, я понял, что не зря решил обратиться к вам за помощью, так как было уже ясно, что загадка не из простых, хоть в ней и говорилось о простоте… Кроме того, вам уже приходилось иметь дело с шифрами моего отца. Не так ли? – усмехнулся он.

Холмс кивнул, а мистер Уилбри продолжил.

– Я стал думать о женщине, о которой говорилось в письме, но среди моих знакомых таковой не было. И тогда я понял, что он писал о моей матери. Я отправился на её могилу и тщательно обследовал её, пытаясь найти признаки, по которым можно было бы определить, что к ней кто-либо прикасался. Они должны были броситься в глаза, так как наш разговор с отцом состоялся незадолго до того, как вы, мистер Холмс, вместе с доктором Уотсоном покинули Англию. Но могила была явно не тронута настолько, чтобы содержать тайник. Послание не могло быть в ней, хоть мой отец и был гением, но он вряд ли мог предвидеть подобное при жизни моей матери. И тогда, стоя рядом с могилой моей матери, я понял, где надо искать. Я бросился в наше поместье, где в гостиной висел её единственный портрет. И точно, за ним оказалось письмо, и, как говорил отец, оно было зашифровано.

С этими словами он протянул Холмсу лист, который я также смог рассмотреть спустя некоторое время и то благодаря мощной лупе (что и вам, дорогой читатель, советую сделать, прежде чем ознакомиться с писаниной вслед за мной):

– Судя по шрифту, письмо напечатано на машинке фирмы «Ремингтон» восьмой модели, – пробормотал Холмс, внимательно рассмотрев листок. – Что же вы сделали дальше? – вновь обратился он к мистеру Уилбри. – Как я понял, у вас есть мысли по поводу расшифровки этого послания.

Он был почему-то уверен, что рассказ мистера Уилбри ещё не окончен. Я же, после того, как увидел шифрованный текст письма, уже терялся в догадках.

– Да, я кое-что сделал. Как видите, текст письма содержит буквы, знаки препинания, цифры, промежутки между словами (последних, правда, слишком мало). Я немного увлекался шифрами, поэтому предположил, что отец воспользовался переназначением букв, например, вместо «а» стал писать «о», а вместо «в» – «с» и так далее. Но вскоре я отверг это предположение, так как частота появления букв была примерно одинакова, что не могло соответствовать ни одному из языков. Далее я вновь внимательно перечитал письмо отца, и меня осенило. Он писал о простоте, а отец, как вы помните, был математиком. А что для математика значит простота? Конечно же, это простые числа. Я вновь принялся анализировать шифрованный текст и опять зашёл в тупик, так как, я думаю, вам известно, мистер Холмс, – он внимательно посмотрел на моего друга, – что с ростом простые числа встречаются всё реже и реже. В этом и была моя ошибка, я не учёл слов отца «о повторяющейся простоте в каждой строке». Но, даже учитывая это, я понял, что текст всё равно нечитаем! Отец писал также и о «неизменности каждой ячейки», поэтому я не решился на объединение полученного текста после исключения лишнего, – Холмс согласно кивнул, и мистер Уилбри продолжил. – Но тогда получается, что я обладаю только лишь частью шифра, и поэтому стал искать другую его половину. Я осмотрел оставшиеся вещи матери, но так и не смог ничего найти. Может, я не прав, и разгадка кроется в другом? Но я исчерпал варианты, поэтому мне и нужна ваша помощь.

Закончив говорить, он посмотрел на Холмса, который сидел, задумчиво покуривая трубку.

– Дело интересное, но мне нужно время для более детального ознакомления со всеми документами, – наконец произнёс Холмс. – Можете вы мне их оставить?

– Да, конечно.

– Как мне вас найти?

– Опубликуйте объявление в «Таймс», как в прошлый раз.

– Что ж, до встречи, – сказал Холмс поднимаясь.

Я также поднялся для прощания, и мистер Уилбри, кивнув, быстро вышел из комнаты.

– Что скажете, Уотсон? – спросил Холмс, когда мы вновь удобно расположились в креслах.

– Странная всё же жизнь, Холмс. Вы отдаете в руки правосудия почти всех сообщников профессора Мориарти, боретесь с ним самим, и в то же время пытаетесь помочь решить загадку для его сына. Сын видит смерть своего отца, знает, кто повинен в ней, и всё равно просит вас о помощи. Почему вы не отказали ему?

– Мой дорогой Уотсон, мой мозг постоянно требует работы, кроме того, было бы интересно расшифровать эти записи, которые…

Он не успел договорить, как в комнату вошла миссис Хадсон, которая сообщила, протянув визитку, что с мистером Холмсом хочет встретиться молодой человек по имени Андрэ Домбре.

– Пусть войдет, – сказал Холмс.

Не прошло и минуты, как молодой человек лет 20 с женскими чертами лица и весьма выразительными глазами, показавшимися мне очень знакомыми, был уже в нашей комнате.

– Здравствуйте, господа! – обратился он к нам, переводя взгляд то на Холмса, то на меня. Из этого следовало, что посетитель не знает нужного ему человека в лицо. Холмс, видимо, тоже поняв это, шагнул вперед и произнёс:

– Добрый день, сэр! Я Шерлок Холмс, а это мой друг и коллега доктор Уотсон.

– Я очень рад встречи с вами, господа! Мне посоветовал обратиться к вам мистер К***. Он рекомендовал вас как очень опытного детектива и к тому же человека порядочного, который с пониманием относится к чужим тайнам.

– Это очень лестно слышать. Судя по вашим словам, дело, которое вы хотите мне поручить, достаточно щекотливое, но я бы хотел попросить вас разрешить присутствовать при нашем разговоре доктору Уотсону, которому я полностью доверяю.

– Конечно, конечно. Я читал его рассказы, они в высшей степени интересны, и, судя по ним, вы оба заслуживаете доверия, – движением головы я подтвердил его слова, а наш посетитель продолжил. – Моё имя, как вы уже знаете, Андрэ Домбре. Моя мать, Николь Домбре, приехала в Лондон чуть более двадцати лет назад, где и познакомилась с моим отцом. Я не знал свою мать, она умерла при родах. А потом умер и мой отец, оставивший мне письмо, в котором говорится о том, как я смогу получить завещанное мне наследство. Мой отец был незаурядным человеком, и поэтому послание ко мне он зашифровал. Я слышал, что вы, мистер Холмс, любите разгадывать загадки, поэтому я пришёл к вам, так как мне, к сожалению, это оказалось не по силам. Я готов оплатить все издержки и даже больше, если тайна будет раскрыта.

Он с ожиданием посмотрел на Холмса, который в задумчивости курил свою трубку и, казалось, совсем не слушал молодого человека. Пауза затягивалась, но мистер Домбре спокойно ждал. Холмс выпустил струю дыма и произнёс:

– Я возьмусь за ваше дело, мистер Домбре. Продолжайте.

И наш посетитель продолжил.

– После смерти отца мне передали письмо, в котором он говорил, где искать завещание…

– Можно взглянуть на это письмо? – перебил его Холмс.

Мистер Домбре протянул конверт. Холмс внимательно прочёл его и передал мне. Ситуация повторялась. Уже понимая, что будет в письме, я взглянул на текст и всё же был поражён, ибо сегодня видел подобное – и, главное, где?! – у предыдущего посетителя. Значит, мистер Домбре является его братом, а следовательно, и сыном профессора Мориарти! Как они не столкнулись внизу? Или у них была договорена очерёдность? Я перевёл взгляд на Холмса, но выражение лица того было невозмутимо. Видимо, данное обстоятельство совсем не удивило его.

– Продолжайте, пожалуйста, – сказал Холмс.

– Я сначала подумал о женщинах, с которыми был близок, но потом, поразмыслив, понял, что они здесь ни при чём, так как между написанием письма и смертью моего отца прошло некоторое время, и он вряд ли мог знать о моих новых увлечениях. Таким образом, единственной близкой мне женщиной оставалась моя мать. Но встал вопрос: «Где искать?» Все её вещи были уничтожены после её смерти, отец почему-то не хотел иметь ничего, что бы напоминало ему о ней. Единственное, что от неё осталось – это её портрет. И точно, за ним я нашёл вот это… – Он протянул Холмсу лист бумаги:

– И что же вы предприняли? – спросил Холмс, бегло ознакомившись с документом.

– Я показывал это письмо разным людям, но, к сожалению, никто не смог его прочесть. Некоторые из математиков, которым я показывал письмо, предполагают, что ключевыми в нем являются слова: «о повторяющейся непростоте в каждой строке». – Мне вспомнилось предыдущее письмо. Действительно, этим письма и отличались, – …а также «о неизменности каждой ячейки». И они предполагают, что не хватает второй части письма, которую я найти не смог.

– Но вчера, – продолжил мистер Домбре, – я узнал, что вы живы, поэтому я и приехал просить у вас помощи. – Он ещё раз выжидающе посмотрел на Холмса.

– Хорошо, мистер Домбре. Я сделаю всё, что смогу. Вы можете оставить мне бумаги? И как я могу с вами связаться?

– Конечно. Я живу по адресу, указанному в визитке, – ответил мистер Домбре, поднимаясь. – До встречи, господа.

Он повернулся и, не дожидаясь ответа, быстро вышел.

– Это невероятно, Холмс! – воскликнул я после его поспешного ухода. – К вам в один и тот же день пришли два сына Мориарти с одной и той же просьбой, причём, судя по всему, они не догадываются об этом. Складывается впечатление, что они недолюбливают друг друга.

– Вы правы, Уотсон. Это и есть разгадка завещания профессора Мориарти! Думаю, я смогу прочитать его через несколько минут.

С этими словами Холмс сорвался с места, не забыв прихватить бумаги обоих братьев. Но через пару часов озадаченный Холмс вернулся ко мне.

– К сожалению, Уотсон, я недооценил профессора. В то же время, как я и предполагал, существует только одно завещание и оно состоит из двух частей. Помните, Уотсон, – продолжил Холмс, – фразу, которая отличает одно письмо от другого: «и помни о повторяющейся простоте…», – процитировал Холмс письмо мистера Уилбри. – «и помни о повторяющейся непростоте…», – прочёл он письмо мистера Домбре. Понимаете? Из письма мистера Уилбри необходимо взять символы, которые находятся на местах простых чисел, а остальные выкинуть, ну а из текста письма мистера Домбре, соответственно, находящиеся на местах непростых чисел. При этом нельзя забывать о «…неизменности каждой ячейки», – Холмс вновь процитировал письмо мистера Уилбри. – Я неспроста упомянул о символах, а не о буквах, так как кроме букв могут кодироваться и знаки препинания, и цифры, и пропуски между словами. Так вот, я поступил именно так и получил вот эти два текста, – он протянул мне два листка, текст на которых значительно поредел и выглядел несколько странно.

Текст письма мистера Уилбри с учётом простых чисел

Видя моё изумление, Холмс продолжил:

– Ну а далее всё очень просто. Необходимо объединить полученные после анализа два текста. Таким образом, мы получаем вот это, – Холмс передал мне лист с очередной бессмыслицей:

– Как видите, Уотсон, это ещё не конец. Перед нами ещё один шифр, и он достаточно сложен. Но мы на правильном пути. Видите дату внизу?

Текст письма мистера Домбре с учётом непростых чисел

Логика Холмса мне была понятна, но что-то тревожило, не давая принять такие обоснованные выводы. Я перебирал листки, попеременно всматриваясь в зашифрованный текст, а мой друг терпеливо ждал. Но вскоре он встал и вышел, оставив меня одного. Удивительно, но мне стало легче, ничто не довлело более над моими мыслями, и я решил повторить, правильнее сказать, проследить все те выводы, которые сделал Холмс.

Простота. Простые числа. Это те, которые делятся на себя и единицу. На себя и единицу. Единицу. А единица? Как быть с ней? Я подошёл к книжному шкафу и, взяв словарь, нашёл статью о простых числах. Начал читать и сразу же меня осенило: Холмс ошибся! Я схватил листки, так и есть, он посчитал, что единица – простое число. Я вновь сверился со словарём, так и есть. Я откинулся на спинку кресла и перевёл дух. Машинально закурив, я стал рассуждать. А что, собственно, произошло? Холмс не математик и мог не знать или просто забыть особенность единицы. Со всяким может случиться. Докурив, я бросил папиросу в камин и позвал Холмса, который, как будто ожидая этого, быстро появился в гостиной.

Объединенное письмо

– Холмс, – начал я, думая, как бы не обидеть моего друга своим замечанием, – мне кажется, что вы не совсем правы в сортировке исходных шифровок.

Холмс выглядел спокойным. Он сел в кресло, закурил и, выпустив струю дыма, задал вопрос, который меня удивил:

– Вы о единице?

– Да, – протянул я, понимая, что Холмс имеет объяснение тому, мной обнаруженному.

– Я думал над этим и всё же считаю, что выбранный мной вариант верен. Обратите внимание, Уотсон, на объединённое письмо.

Я посмотрел, но ничего не понял.

– Взгляните на знаки препинания, которые никак не кодировались.

Я посмотрел и мне стало ясно: после точки всегда стояла заглавная буква, а значит, это было признаком того, что сортировка была проведена верно. А само письмо должно начинаться с заглавной буквы.

Холмс прав.

– Но почему так? – спросил я.

– Не знаю, Уотсон, – задумчиво протянул Холмс, – не знаю. Вряд ли профессор ошибся.

– И что же вы будете делать дальше, Холмс?

– Остаётся только одно – необходимо встретиться с обоими братьями и посетить усадьбу Мориарти. Разгадку надо искать именно там.

Через два дня у нас в гостиной сидели господа Уилбри и Домбре и с нетерпением смотрели на меня, ожидая Холмса, который должен был прибыть с минуты на минуту. Они делали вид, что каждому из них безразлично присутствие другого, но слишком демонстративно. Чувствовалась накалённость, и это было невыносимо. Когда появился Холмс, всё внимание переключилось на него.

– Прошу прощения, господа! Было неотложное дело.

Братья молча приветствовали Холмса и ждали продолжения.

– Я пригласил вас, господа, затем, чтобы сообщить о результатах проведённых мною исследований. Как вас ни удивит то, что я хочу вам сообщить, но в ближайшее время вам придется забыть о ваших разногласиях, так как, судя по всему, то, что вы мне поручили, является общим завещанием, которое состоит из двух частей. Но самое главное заключается в другом. Необходим ещё один документ, и я считаю, что он должен находиться в вашем доме. Поэтому я хотел бы посетить его и найти то, что поможет разрешить загадку, придуманную вашим отцом. Вы не против, господа?

Пока Холмс говорил, я неотрывно следил за братьями, за их лицами, меняющимися по мере того, как они начали понимать, что теперь им придётся разделить наследство их отца, – от разгневанного до удивлённого. Но они всё же смогли сдержать свои эмоции и утвердительно кивнули Холмсу, давая понять, что согласны.

– Сейчас ещё рано, и я хотел бы отправиться с вами туда немедленно, – продолжил Холмс.

– Хорошо. Мы готовы, – ответил за двоих мистер Домбре, перед этим посмотрев на мистера Уилбри.

Мы тронулись в путь. Я не буду описывать дорогу, которая мне практически не запомнилась, так как я был погружен в муки ожидания, стараясь угадать, что это за документ, который так нам необходим. Поездка шла в полной тишине, но при этом скуки не было – ожидалась развязка.

Когда мы наконец-то прибыли на место, моему взору предстал дом Мориарти. Зная этого человека не понаслышке, я ожидал увидеть нечто мрачное и величественное, но ошибся. Дом был небольшой, двухэтажный, светлый, с большими окнами. Деревьев вокруг него было немного, в основном преобладали кустарники. В качестве забора также использовалась живая изгородь. При въезде на территорию усадьбы стояли металлические ворота с надписью на латыни над ними: «Viribus unitis», на которую Холмс обратил моё внимание.

Как я заметил, Холмс очень внимательно осмотрел ворота и пошёл к дому, не останавливаясь. Солнечная погода и тишина настраивали на отдых, и если бы не дело, я бы с удовольствием побродил по территории усадьбы, но поездка не была праздной и я, отбросив другие желания, поспешил за Холмсом.

Войдя в дом, Холмс попросил братьев показать, где находятся портреты их матерей, за которыми были найдены письма. Портреты висели в гостиной, которая представляла собой вытянутую комнату на первом этаже, светлую благодаря большим окнам, и опрятную, хотя нигде не было заметно присутствия прислуги. Кроме двух портретов матерей наших клиентов в гостиной висел ещё один. Это был портрет профессора Мориарти. В центре гостиной стоял большой длинный стол, который занимал почти всё свободное пространство комнаты.