Kitobni o'qish: «Даунтаун»

I

Вы, наверное, ждете, что я сейчас процитирую кого-то из классиков двадцатого века, вроде Хаксли, Оруэлла или Брэдбери, приведя какое-нибудь банальное высказывание о тоталитаризме. Но это не так. Зачем приводить в своем рассказе строчки какого-то там бульварного чтива, когда сам живешь в таком мире, о котором эти самые вшивые классики ни черта не знают? Вы сейчас, конечно же, возмутитесь, начнете со мной спорить, да только мне до вас нет абсолютно никакого дела. Собственно говоря, я даже не знаю, существую ли я на самом деле, так что ваши комментарии вряд ли до меня долетят. Но ближе к делу…

Даунтаун… Проклятье всего Венграана, жирное пятно на прекрасном полотнище города, язва на его чистых кишках. Когда его наконец снесли, все были только счастливы. Вскоре воспоминание о нем звучало лишь в песенке из старого аниме, которая почему-то врезалась в мою память:

 
It was many years ago in downtown, downtown,
More than thousand years ago we lived the city underground…
 

И я радовался вместе со всеми, что наконец-то смогу жить в нормальном и чистом городе. Вот только одно меня смущало: не поднимутся ли со дна все отбросы, все то дерьмо, что раньше было внизу, и не хлынет ли этот поток на чистые и комфортные улицы Венграана?…

* * *

…В тот день, сразу после лекций, на моей руке запищал КПК, извещая о том, что меня срочно вызывают в Центр Психоаналитической Медицины. Этим громким сочетанием у нас именовали тюрьму для душевнобольных или, говоря совсем простыми словами, желтый дом. Отказаться я не мог, ведь это поставило бы крест не только на моей карьере, но и на проживании в Секторе А2. Поэтому сразу из института я отправился на метро в центр города и вскоре уже стоял перед уходящим в темное небо зданием-карандашом, самым высоким сооружением в Венграане (и не удивительно – психушка ведь, приходится много народу там держать).

На входе меня, как обычно, подвергли всевозможным досмотрам – трижды пропустили под металлоискателем, просветили рентгеном, обшарили всю одежду, это не говоря уже о стандартных проверках документов, биометрическом сканировании, лучевой обработке и сверке отпечатков пальцев и ДНК. Все это время рядом дежурили два здоровенных охранника с электрическими дубинками и один с автоматом. Будто надеялись запугать меня всей серьезностью этого дела. Но я в таких делах был уже, что называется, воробьем стреляным и знал, что в конце всего этого вполне может оказаться какая-нибудь незначительная ерунда. И вот, после часа проверки я наконец поднимался в лифте с прозрачными стенками на 28-й этаж. Стоя в кабине, я созерцал раскинувшийся передо мной со множеством своих огней, неоновых вывесок и гранитных небоскребов город и думал: вот она, настала истинная эпоха киберпанка, о которой грезили наши далекие предки. Или не грезили, а, наоборот, боялись? Как бы то ни было, но я гордился тем, что живу в таком огромном и прекрасном городе.

Кабинет моего шефа, доктора Марс, как всегда встретил меня своей простотой и уютом. Сама доктор, сидя в высоком кресле за столом с табличкой, привычно постукивала накрашенными ногтями по столешнице. Макияж, прическа, одежда, украшения – все, как всегда, в идеальном порядке. Если бы она не была такой старой, я бы, несомненно, трахнул ее.

– Догадываешься, зачем я тебя вызвала? – спросила она вместо приветствия, едва я уселся за стол. Я кивнул.

– Очередное задание?

– Да, но не совсем обычное, – она порылась в своем КПК, как будто и так не знала обо мне всей нужной инфы. – Скажи, ты ведь пишешь научную работу у профессора Стренголда? (вопрос, разумеется, риторический) А на какую тему?

– «Поведение нервных импульсов душевнобольных в момент смертной казни», – в сотый раз процитировал я.

– О, отлично, тогда это как раз для тебя, – она глядела на меня так, словно бы до этого момента у нее были какие-то другие кандидаты. – Дело в том, что у нас имеются четыре пациента… точнее, пациентки. За свои преступления все они приговорены к люстрации…¹

– И вы хотите, чтобы я присутствовал при их казни? Ну что ж, это для меня не в новинку. Скажите, они что – какие-то особо опасные? Вы что-то такое нашли в их головах, чего не можете разгадать, и для этого вам понадобился я?

– Нет, ты не понял, – мягко возразила начальница. – Дело в том, что мы планируем отпустить их на волю.

Ну разумеется, она шутит. Она у меня такая. Ну ничего, в конце рабочего дня бывает полезно снять напряжение.

– Ладно, шеф. Показывайте мне своих пациенток, да я поеду домой. В конце концов, пожалейте и вы меня – я весь день сегодня занят, даже поесть не успел.

– Нет, ты все еще не понял, – она смотрит на меня таким взглядом, словно бы не до конца уверена в своих словах. – Мы правда отпустим их на свободу, и ты поедешь домой вместе с ними.

Вот тут я реально выпал в аут. Шеф, конечно, любит пошутить, но чтобы до такой степени…

– Шеф, я что-то…

– Понимаешь, им уже зачитали приговор. Сегодня вечером их должны казнить. Они твердо уверены в этом, равно как и в том, что сбежать им отсюда не удастся. У камеры каждой из них дежурят по трое охранников, а за каждым их движением следят видеокамеры. Черт возьми, они даже на толчок садятся под наблюдением! А мы, вместо того чтобы казнить их, просто откроем двери камер и скажем: идите, вы свободны. А ты пойдешь с ними и будешь наблюдать, как они себя поведут. Видишь ли (тут она приняла дико умный вид), по теории, которой придерживается и твой научный руководитель, и многие видные умы современности, каким бы психом ни был человек, но в такие моменты в его сознании что-то меняется, он ощущает полную свободу и в то же время не верит в нее. А это уже шаг на пути к исцелению. Представляешь, сколько бы больных можно было вылечить таким способом, вместо того чтобы давить их, словно помойных крыс!

Я задумался. В чем-то она, безусловно, права. И все-таки мне не совсем верилось в это.

– Но, разумеется, вы будете их отслеживать? Вживите им в загривки по чипу и, едва сигнал ослабеет, тут же вышлете наряд спецназа?

– В том-то и дело, что нет, – ответила доктор Марс. – Без этого эксперимент будет недостаточно чистым. С ними будешь только ты и никто больше.

– Но… но как же… – я еще не до конца верил, что меня не разыгрывают. – Они же первым делом нападут на меня и попытаются сбежать…

– На этот случай у тебя будут электрошокер и тревожная кнопка. Но не волнуйся, они последнее время ведут себя достаточно спокойно. Если все пройдет гладко, Джейк, ты сможешь провести уникальное исследование и написать потом об этом такую статью, что не только профессор Стренголд, но и весь научный мир будет гордиться тобой!

Предложение, разумеется, заманчивое. Да только…

– А ночью, когда я буду спать и не услышу, как они ко мне подкрадутся? И вообще, как я потащу всех четырех к себе домой? Что вообще на это мои соседи скажут?

– Вот тут совсем не волнуйся. Ты поедешь с ними на специальную квартиру в секторе C3, где все разместятся с удобством. У тебя будет своя комната, где ты сможешь запираться на ночь. Но опять же, для общего блага тебе лучше не выпускать их из виду.

Ну вот, тот самый момент, когда выбираешь между смертельной опасностью и всеобщим признанием или безопасностью и безвестным прозябанием. Продолжать и дальше подрабатывать в клинике и бегать на вечерние курсы или же заседать на верхнем этаже небоскреба и здороваться за руку с научными светилами, но при этом озираться каждый раз, когда идешь в сортир?

– Разумеется, шеф, я смогу в любое время прервать эксперимент? И я не попаду под ответственность, если они сбегут? Я же все-таки не тюремный надзиратель!

– Конечно же нет, – шефу едва удается подавить смущенную улыбку. – Мы даже оплатим сполна твою страховку, ну, а в случае, не дай бог, смерти твое имя будет навсегда вписано в историю психиатрии (утешила, нечего сказать!)

Естественно, соглашаясь на это, я подписывал сделку с дьяволом, но разве кто-то на моем месте не рискнул бы всем ради такого?

– Я согласен. Так сколько продлится эксперимент?

– Пять дней.

– А потом вы их все равно казните?

– К сожалению, да (как будто бы ей реально было их жаль!) Приговор уже подписан Верховным Судом, и мы можем лишь добиться его отсрочки. Но опыт, полученный в ходе эксперимента, должен помочь нам в излечении других пациентов. Представляешь, какой переворот в психиатрии мы этим совершим!

Пять дней… Пять кругов ада, после которых наступит вечное блаженство (если, конечно, я их переживу). Пять дней, которые изменят весь мир. Ради этого стоило рискнуть.

II

Наш ЦПМ был для преступников землей обетованной. Находился он в секторе А1, в самом центре Венграана, и для многих был воплощением торжества прогресса и урбанизации. Кроме того, условия содержания в нем были намного лучше, чем в обычных тюрьмах, раскиданных в промышленной зоне по периметру города. Поэтому сразу после ареста убийцы прикидывались психами, чтобы только оказаться в святой святых психиатрии. Вот только одного они не учитывали: обратно, как правило, дороги оттуда не было.

* * *

…На -3-й уровень, где содержались особо опасные заключенные, у меня допуска не было, поэтому доктор Марс отправилась вместе со мной. Стандартная проверка, хоть, пожалуй, и более тщательная, чем обычно, и вот я уже в кабинете начальника отделения, доктора Коррелла. Неприятный обрюзгший мужчина с черными сальными волосами и крючковатым носом. Идеально подошел бы на роль злодея в старых боевиках. На нас с шефом он вскинул неприязненный взгляд, затем сфокусировал его только на мне.

– Что, Стренголд никого лучше не мог прислать? – резким каркающим голосом спросил он. – Опять сосунок? Если он обмочится в портки, я за ним убирать не буду, так и знайте!

– Мистер Фортран – один из лучших студентов на курсе, – вступилась доктор Марс, ободряюще положив мне руку на плечо. – К тому же, он не понаслышке знаком с душевнобольными. Весь ученый совет рекомендовал именно его для этого эксперимента.

– Да-да, все знаю, можете не продолжать, – проскрипел врач. – Только я всегда говорил: для такого дела студентик не подойдет. Ладно, юноша, так и быть, пойдемте осматривать подопечных. Только запомните: никаких контактов с ними, говорить буду только я.

– Ну, я, пожалуй, пойду, – произнесла шеф. – У меня дела, знаете ли. Джейк, я уверена, ты справишься, – и, наградив меня ободряющей улыбкой, она вышла. Доктор Коррелл встал, накинул халат, и вскоре мы с ним уже шли по длинному извилистому коридору, провожаемые взглядами охранников и электронными глазами видеокамер.

– А что, до меня здесь уже были другие студенты? – спросил я, и голос мой отдался эхом в углах коридора, усилив тревожное ощущение.

– Закрой-ка свой рот, сосунок, – прокаркал в ответ доктор. – И не открывай, пока я не скажу. Вы там у себя наверху, на лекциях да в кабинетах, привыкли к демократии, а здесь мое царство. Третье царство, я его так и называю, ха-ха-ха! – и он рассмеялся страшным смехом, который в этом коридоре прозвучал еще страшнее. Я не обиделся на него и не испугался. Действительно, тем, кто работает внизу, да еще и с опасными пациентами, приходится быть именно такими, иначе они бы и дня здесь не выдержали.

– На-ка вот лучше, почитай досье пациенток, – он сунул мне в руки четыре объемных папки. – Тебе ведь с ними еще почти неделю развлекаться, ха-ха! Определенно, твоя начальница лучше тебя знает о твоих желаниях!

Мы миновали очередной виток коридора и уже подходили к первой камере. Я раскрыл ту папку, что лежала сверху. Так-так…

Аманда Каллингтон, 19 лет, национальность – австралийка. Рост 168, вес 48. Светло-русые волосы, зеленые глаза. Одна из самых опасных наемных убийц в мире, получившая прозвище Кровавая Паллада в честь героини комиксов. Отлично владеет катаной. Подстерегала своих жертв темными ночами в переулках и подворотнях и рубила их на куски с особой жестокостью. При задержании оказала дерзкое сопротивление, убив с десяток бойцов спецназа. Убивала, по ее собственным словам, ради удовольствия. Агрессивна и крайне опасна даже для одиночного заключения в тюрьме, поэтому и была помещена сюда. Подлежит немедленной люстрации…

– Ну вот мы и пришли. Открывай! – крикнул Коррелл охраннику камеры под номером один. Я взглянул сквозь бронированное стекло на девушку в смирительной рубашке, сидевшей на полу в углу камеры и беззаботно корчившей рожи куда-то наверх, должно быть, в объектив видеокамеры. Оставив папки с досье на столике для досмотра, я вынул блокнот и ручку.

– Это еще зачем? – недовольно покосился на меня глава отделения.

– Я обязан отметить то, как пациенты поведут себя в момент оглашения новости об освобождении, – невозмутимо ответил я. – Мы с профессором Стренголдом всегда практиковали такую методику.

Коррелл в ответ хмыкнул, видимо, посчитав своего коллегу старпером, но ничего возражать не стал. Охранник набрал на электронном замке код, и дверь с шипением отъехала в сторону. Мы с доктором вошли в камеру.

Аманда Каллингтон с наглой улыбкой на лице поднялась нам навстречу. Светло-русые, почти желтые волосы доходили ей до плеч, почти полностью открывая лицо, а в глазах с длинными красивыми ресницами горел явный вызов. И в то же время она совсем еще девочка…

– Ну здрасьте, док, – произнесла она звонким и приятным голосом. – И тебе привет, красавчик. Что, даже палача для меня нашли симпатичного? Ну что ж, повеселимся в последний раз? – она дерзко подмигнула мне и закусила нижнюю губу.

«Действительно опасна… Не боится смерти, но и умирать явно не собирается… Старается казаться спокойной, но при первой же возможности попытается сбежать…» – стал записывать я в блокнот, стараясь, чтобы пальцы при этом не дрожали.

– Успокойся, Аманда, – холодно произнес док. – Никто тебя казнить не собирается. Ты оправдана и скоро выйдешь на свободу.

«Бравада сменилась легким недоумением… По-моему, она предвидела такой вариант…»

– Вы сейчас конечно же шутите, док?

– Вовсе нет. Вот справка о твоем освобождении, – Коррелл сунул ей под нос бумажку, разумеется, фальшивку. – Ты не виновна в тех убийствах.

– Но как же… Я убила тех парней с автоматами, и вы это прекрасно знаете!..

– Это все сошло за самооборону. Повторяю тебе, ты невиновна. Сейчас с тебя снимут рубашку, выдадут одежду, и ты можешь идти.

«Недоумение в глазах сменилось разочарованием… Видимо, убивать ей действительно нравится, и теперь она досадует, что не получится сбежать, как раньше хотелось, перерезав глотку охране и Корреллу в придачу… Похоже, система действительно работает…»

– Но есть один нюанс: с тобой пойдет этот парень, Джейк, и первое время будет присматривать за тобой, чтобы убедиться, что ты действительно не станешь никого убивать.

«Глаза хищно сузились… Должно быть, понимает, что это все неспроста… Либо попытается сбежать из-под надзора, либо будет прикидываться серой мышкой, что для нее явно непросто… В любом случае, с ней надо держать ухо востро…» – я писал с такой скоростью, что удивительно, как стержень ручки до сих пор не сломался.

Наконец мы покидаем камеру Аманды и двигаемся дальше.

– Ну, что думаешь? – спросил меня Коррелл даже как-то по приятельски – видно, начал проявлять ко мне уважение.

Я лишь пожал плечами и раскрыл вторую папку.

Кироко Харуда, 16 лет, национальность – японка. Рост 165, вес 42. Волосы черные, глаза, естественно, карие. Средь бела дня устроила стрельбу из пистолета 45-го калибра в торговом центре «Евразия», погибли четверо человек, включая двух маленьких детей. После этого пыталась застрелиться, но кончились патроны в обойме. Депрессивна, замкнута, склонна к суициду, первое время даже отказывалась принимать пищу. Истинные причины ее поведения так и не установлены. Вынесен смертельный приговор в связи с невозможностью излечения…

Теперь через одностороннее стекло я видел точно такую же камеру, как и первая, только в углу ее, уткнувшись лицом в согнутые колени, сидела черноволосая девочка. Снова писк электронного замка, шипение двери, и мы внутри. Кироко Харуда не подняла головы при нашем появлении.

– Здравствуй, Ки, – произнес док со всей теплотой и лаской, на какую, по-видимому, был способен. – Я пришел сообщить тебе, что ты скоро выйдешь на свободу.

Девушка наконец вскинула на нас взгляд. Лицо ее, как и следовало ожидать, было бледным и несчастным, с глубоко запавшими глазами, а волосы, некогда длинные и красивые, теперь были криво обрезаны и спутаны. Должно быть, постригли ее здесь – на фотографии в досье она выглядела совсем по-другому.

– Не бойся, я не шучу. Ты попадаешь под амнистию. Этого парня зовут Джейк, он пойдет с тобой и будет следить, чтобы ты снова не вздумала наложить на себя руки. Ты ведь еще так молода, и вся жизнь у тебя впереди – зачем же так рано ее губить?

«Во взгляде равнодушие и отрешенность… Видимо, теперь ей совсем безразлична ее судьба… А может, она уже смирилась со смертью, и новость ее шокировала…»

Внезапно девчушка взглянула на меня, и глаза ее едва заметно загорелись, а щеки тронуло некое подобие румянца.

– Спасибо, сэр… – едва слышно прошептала она.

«Значит, все-таки не безразлична?… А быть может, я ее чем-то привлек?… В любом случае, расслабляться еще рано, нужно следить за ней…»

– Ну вот и отлично. Сейчас тебе принесут одежду, ты поешь и можешь быть свободна. А мы с Джейком сейчас подойдем, нужно только закончить кое-какие дела…

…Снова длинный коридор, но на этот раз Коррелл молчит. Я машинально открываю третью папку.

Татьяна Кравченко, 35 лет, национальность – русская. Пьет водку и играет на балалайке. Рост 175, вес 73. Светло-русые волосы, голубые глаза. Вдова, после смерти мужа часто впадала в депрессию…числа сего года убила двух своих дочерей, 7 и 8 лет, утопив их в ванне у себя в квартире. При этом твердо уверена, что невиновна, хотя все улики указывают только на нее. Шизофрения, склонность к агрессии, частые галлюцинации. Опасна, подлежит люстрации…

«Хм, а если она и вправду невиновна? Бывали же такие случаи, например, как в том старом фильме с тюрьмой и негром-великаном… Надо будет поточней разобраться», – пронеслось у меня в голове.

И снова камера, только на этот раз пациентка бродит по ней из угла в угол, что-то бормоча себе под нос, а временами вдруг кидается на стекло, словно пытаясь разбить его. Прежде чем открыть дверь, охранник убеждается, что женщина в поле его видимости. Как только мы входим внутрь, она, пошатываясь словно пьяная, кидается к нам. Она довольно массивной комплекции, лицо напоминает австралопитека из старых книжек. Волосы (русые с рыжеватым отливом) собраны на затылке в пучок, а в глазах горит безумие.

– Татьяна, спокойно, – доктор Коррелл отступает назад, выставив перед собой ладони. – Мы не собираемся тебя казнить. Мы, наоборот, хотим выпустить тебя на волю.

– Да? – Она пятится назад, мотая головой и словно не веря в это. – А мои девочки? Кто мне их вернет?

«Тут явно клинический случай… И зачем вообще отпускать ее?… Впрочем, ученому совету видней…»

– Мои девочки! – вдруг с надрывом выкрикнула Татьяна. – Мои Сашенька и Людочка! Они мертвы, мертвы, понимаете?! Вы должны найти тех, кто сделал это, найдите их, слышите!

– Простите, – вмешался я, совсем забыв о предупреждении Коррелла, – а вы точно знаете, что это сделал кто-то другой? У вас есть доказательства?

– Что-о?! – она уставилась на меня широко раскрытыми глазами. – Вы хотите сказать, что я сама это сделала? Да я никогда бы… мои девочки… – и, зарыдав, она упала на пол и принялась по нему кататься. В дверь вбежали санитары и остановились, ожидая распоряжений. Доктор Коррелл сверлил меня гневным взглядом.

– Успокойся, Татьяна, – сказал он, как только женщину усадили на кровать и вкололи ей дозу успокоительного. – Этот парень будет вместе с тобой, как только ты выйдешь отсюда.

– И поможет мне найти того, кто это сделал? – вскинув голову и глядя на меня с надеждой, спросила Татьяна.

– Обязательно помогу, – заверил я. Лицо ее расплылось в довольной улыбке, обнажившей гнилые зубы.

Как только мы вышли из палаты, док яростно накинулся на меня.

– Какого хрена ты с ней заговорил?! – вскричал он. – Я же тебя предупреждал! Теперь она от тебя не отвяжется и будет мешать эксперименту!

– Скажите, док, – осмелился я, – а вы и правда думаете, что это она совершила убийство? Ведь улики могли запросто подкинуть!

Он на это только махнул рукой и зашагал по коридору дальше. Я же задержался, чтобы просмотреть последнее досье.

Соня Сен-Делан, 25 лет, национальность – канадка. Рост 167, вес 51. Волосы светлые, глаза серые. Окончила химический факультет, мастерски обращается со взрывчаткой. Запланировала и устроила взрыв в тоннеле Виннипегского метро, погибло около ста человек. Вскоре после этого сама сдалась в полицию. На суде адвокат просил дать ей пожизненное в одиночной камере, но психиатрическая комиссия решила иначе, и Соня попала сюда. Параноидальна, страдает манией преследования, уверяет, что сдалась властям лишь затем, чтобы уберечься от «них». Следствие предполагает, что устроенный ею теракт имел заказчиков, но, кто это был, девушка говорить отказывается. Согласно приговору от…числа сего года подлежит немедленной казни.