Kitobni o'qish: «Радиация»

Shrift:

Пролог

11 мая 1980 года, город С., раннее утро

Что-то смущало доктора Сергеева. У пациента типичная клиническая картина тяжелого гастроэнтерита. Возможно, острого панкреатита. Неудержимая рвота, вздутие живота, жидкий стул, высокая температура, спутанное сознание. Но откуда свежие ожоги на руках? Причем не термические, больше похожие на химические. Плюс дерматит, которого раньше не было.

– Доктор… – напомнила о себе Оксана.

Последний вызов, смена заканчивается, ящик-укладка раскрыт, помощница ждет назначений. Через час ей, студентке пятого курса медицинского института – и, между прочим, его невесте – надо быть на лекциях. После занятий они договорились съездить в магазин для новобрачных¹ – получили приглашения, когда подавали заявление в загс. А он сидит как истукан, в голове крутится какая-то мысль, но в диагноз не оформляется.

Или у пациента просто инфекция? Жена пострадавшего, бледная и растерянная, смотрит на доктора с надеждой. Говорит, что утром муж ушел, как обычно, на работу. Позавтракал, на здоровье не жаловался. После работы поехал в гараж, где у него мастерская. Он там часто до ночи пропадает. Вернулся поздно, после одиннадцати, совершенно больной. Ничего не объяснил, лег в кровать. Был настолько слаб, что не мог сам раздеться. Жена чувствует себя хорошо. Пятилетняя дочка спит в своей комнате, с ней тоже все в порядке.

Андрей взял руку пациента. Холодная, влажная. Ожоги на ладонях, как будто мужчина что-то держал. Но не горячее. Другие ожоги. И выше…

Господи, только не это!

Сергеев посмотрел на стоящую рядом женщину.

– Скажите, у вашего мужа были волосы на руках?

– Да, – испуганно подтвердила жена, – и руки и грудь были волосатые. А сейчас на руках ничего нет.

– Оксана. – Голос внезапно сел, как будто Сергеев выпил ледяной воды. – Спускайся в машину.

– Но…

– Быстрее!

Он посмотрел на нее так, как никогда раньше не смотрел. Оксана встала, начала закрывать ящик. Лицо девушки побледнело, руки тряслись. Она еще не понимала, что происходит, но чувствовала – что-то очень плохое.

– Ящик оставь и передай по рации сигнал «три двойки».

Оксана ойкнула, глаза расширились.

– А ты?

– Бегом! – крикнул Андрей.

Оксана выбежала. Сигнал «три двойки» означал подозрение на острую лучевую болезнь.

Часть I, в которой главный герой начинает совершенно безобидное расследование

Глава 1

Девять месяцев назад. Август 1979 года, Эль Сегундо, Калифорния, США

Эдвард Линн, генеральный директор «Аэроджет Рокетдин», компании-поставщика ракетных двигателей для Пентагона, недавно отметил пятидесятилетие. Подтянутый, с густой шапкой темных волос без малейшего признака седины, он выглядел максимум на сорок. Линн почти не употреблял спиртное, не курил, четыре раза в неделю играл в теннис и ежедневно по утрам бегал в парке с реликтовыми секвойями недалеко от своей роскошной виллы.

Сейчас в специально оборудованном, защищенном от прослушивания помещении на сорок втором этаже штаб-квартиры компании он пил минеральную воду и с осуждением смотрел на собеседника, грузного, с нездоровым цветом лица адмирала Бобби Рона Илдмэна, директора ЦРУ и советника президента по вопросам разведки. Адмирал уже в третий раз пополнял содержимое своего бокала односолодовым виски и курил вонючую никарагуанскую сигару, стряхивая пепел на ручной работы персидский ковер. Предстоящее в сенате повторное рассмотрение договора по ограничению стратегических вооружений между США и СССР, по убеждению Линна, следовало обсуждать на трезвую голову.

– Раньше июня следующего года они до этого вопроса не доберутся, – проворчал Илдмэн, – так что время у нас есть.

– Есть, но немного. Если договор ратифицируют, о контракте с Пентагоном можно забыть.

Директор ЦРУ вяло махнул рукой.

– Не ратифицируют. Я держу ситуацию под контролем.

– Надеюсь на тебя, Бобби. – Линн со значением посмотрел на адмирала. – Сам понимаешь, как поведут себя акции, если не будет контракта.

Илдмэн недовольно поморщился. Среди его личных финансовых активов был крупный пакет акций «Аэроджет Рокетдин», и адмирал не любил, когда ему об этом напоминали.

– Ты же знаешь, сколько нам стоило заблокировать закон в этом году. – Линн сделал акцент на слове «сколько». – А в следующем – выборы. Аналитики предсказывают победу республиканцев, демократы нервничают, мы можем не собрать нужного количества голосов…

– Я же сказал, Эдвард, – в голосе директора ЦРУ звучало раздражение, – все под контролем. У них не будет вариантов.

– Надеюсь. – Линн с сомнением покачал головой.

Вертолет взмыл над крышей, сделал круг и взял курс на базу ВВС, где уже прогревал моторы транспортный борт. Илдмэн смотрел в иллюминатор, на открывшуюся с высоты птичьего полета панораму города – ровные кварталы малоэтажной застройки, пики небоскребов и соседствующие с ними виллы с голубыми линзами бассейнов, – и думал, что старый пройдоха Линн знает, куда и когда нужно надавить, чтобы получить результат. Недаром столько лет сидит на миллионных контрактах с Пентагоном. Адмирал тихо выругался. Знает ведь, подлец, что тема акций для него, Илдмэна, неприятна, и все-таки вставил в разговор. Но в одном он прав – ратификацию нельзя пускать на самотек. Нужна изящная оперативная комбинация с громким выхлопом, и он знает, кому эту комбинацию поручить.

Глава 2

11 мая 1980 года, город С.

Медицинский изолятор, в который доставили бригаду скорой помощи, находился на территории воинской части. По эмблемам в петлицах Андрей понял, что часть относилась к химическим войскам. Они с Оксаной никогда здесь раньше не были. Гражданскую «Скорую» сюда не вызывали, особо секретный объект обслуживался исключительно военными медиками.

В санпропускнике у них повторно замерили радиоактивный фон на одежде и, хотя фон был в допустимых пределах, попросили раздеться, выдали больничные пижамы и отправили мыться. Оксана нервничала, переживая из-за возможных последствий их пребывания в квартире пациента с лучевым поражением. Андрей как мог успокаивал девушку. Приехавшие дозиметристы опасного уровня радиации в квартире не обнаружили. Сам пациент, конечно, «фонил», но не критично. Общавшаяся всю ночь с ним жена чувствовала себя нормально.

После душа Андрея и Оксану развели в разные боксы, шустрая медсестра взяла кровь на анализ, а неразговорчивый санитар – судя по короткой стрижке и торчащим из-под халата форменным брюкам, солдат-срочник – прикатил на тележке вполне приличный завтрак.

Яичница с колбасой, сырники и растворимый кофе примирили Сергеева с положением бесправного пленника. Он уже начал поглядывать на аккуратно заправленную кровать, когда дверь распахнулась и в бокс вошел средних лет подтянутый мужчина в небрежно наброшенном на плечи халате, по-хозяйски уселся за стол, сдвинул в сторону посуду, которую не успели убрать, достал блокнот и шариковую ручку.

– Майор Комов, Комитет государственной безопасности, – представился он. Что было совершенно излишним: Сергеев сразу понял, кто перед ним. По манере поведения и по особому выражению стального цвета глаз, которое Андрей не раз видел у сотрудников Конторы².

Некоторое время майор сверлил Андрея взглядом, затем спросил тоном прокурора, выступающего с обвинительной речью:

– Давно знакомы с гражданином Зотовым?

Андрей изобразил на лице искреннее удивление:

– А кто это?

– Пациент, у которого вы диагностировали острую лучевую болезнь.

– Извините, товарищ майор. Не запомнил фамилию, не до того было. Первый раз его сегодня утром увидел.

– Проверим, гражданин Сергеев. – Майор сделал запись в блокноте. – Предупреждаю, вам лучше говорить правду.

– Конечно, товарищ майор. Обязанность каждого советского человека, строителя коммунизма, всеми силами помогать органам государственной безопасности!

Майор посмотрел на Сергеева с подозрением, но встретил ясный и бесхитростный взгляд.

– Что вы делали в квартире гражданина Зотова?

Андрей опешил.

– Как что? Медицинскую помощь оказывали.

– Зотов сказал вам, где находится источник радиоактивного излучения.

По тону майора было непонятно, вопрос это или утверждение.

– Не сказал. Да вы у него самого спросите.

– Спросим.

Допрос длился около двух часов без перерыва. Сергеев отчитался за каждую минуту, проведенную на вызове. Он очень устал, ночь выдалась беспокойной, три вызова плюс последний, «радиоактивный». Андрея клонило в сон, он несколько раз отключался, приходил в себя, снова и снова повторял, что не знает, где Зотов спрятал источник радиоактивного излучения.

Когда майор ушел, взяв подписку о неразглашении, Андрей без сил повалился на кровать. Через час его разбудила медсестра, сказала, что анализы в порядке и Сергеев со своей девушкой могут отправляться домой. Оксана ждала в санпропускнике. Вид у нее был крайне утомленный, глаза покраснели. На военном «УАЗе» доктора и его спутницу отвезли на подстанцию скорой помощи. По дороге Оксана пожаловалась на майора:

– Андрюша, он смотрел на меня как на врага! Все время спрашивал, что сказал пациент, где спрятал изотопы, и не поверил ни одному моему слову.

Андрей взял девушку за руку, заглянул в полные слез глаза.

– Не бери в голову, у него работа такая – никому не верить.

Оксана уткнулась ему в плечо, ее худенькие ключицы вздрагивали. Андрей нежно гладил девушку по спине и думал, какое все-таки счастье, что именно в его бригаду направили на практику два года назад студентку третьего курса Оксану Шурову.

Первый раз увидев зеленоглазую практикантку с копной каштановых волос, Сергеев неожиданно для себя смутился и почувствовал сердцебиение, как после забега в гору. Присутствовавшая во время той сцены фельдшер Загайнова, тайно влюбленная в доктора, рассказывала потом в женской комнате отдыха, как всегда невозмутимый Андрей Леонидович покраснел и язык проглотил.

Практикантка оказалась с характером и острой на язык, в больших зеленых глазах часто плясали веселые чертики. Но будущую профессию она искренне любила, пациентам, особенно мужчинам, при ее появлении сразу становилось лучше, в самые тонкие вены попадала с первого прокола, доктора слушала внимательно, вопросы задавала толковые.

Через месяц дежурства без Оксаны казались Андрею скучными. Через полгода он уже не представлял без нее дальнейшую свою жизнь и ужасно ревновал, когда Оксана ходила в кино со скоровским красавцем и пижоном доктором Чураковым. Андрей не мог понять, как такая умная девушка, обладавшая почти сверхъестественной интуицией, не разглядела в Чуракове недалекого самовлюбленного эгоиста. Впрочем, эпизод с Чураковым так эпизодом и остался, а после нападения на Андрея прошлой весной³ Оксана неожиданно сама пришла к нему в общежитие, чего раньше себе не позволяла, опасаясь злых языков.

А теперь какой-то майор обижает самого дорогого на свете человека. Андрей непроизвольно сжал кулаки. Вызвать бы его на дуэль, как поступали в позапрошлом веке! Так ведь не примет вызов. Такие майоры только в кабинетах храбрые.

Глава 3

Те же сутки

К магазину новобрачных «Весна» Андрей и Оксана прибежали в четверть пятого. Вернувшись домой, они решили немного отдохнуть – и, конечно, проспали. У входа в магазин нервно расхаживал Коля Неодинокий, держа под мышкой пакет. Завидев друзей, он выразительно постучал пальцем по часам:

– На четыре же договаривались!

– Коля, извини. – Андрей пожал протянутую руку и непроизвольно сморщился. Хватка у Николая была железная, особенно когда друг нервничал. – У нас чепэ⁴ было. Потом расскажу.

Николай недоуменно посмотрел на Сергеева, но вопросов задавать не стал.

– Ладно, пошли. Надеюсь, Нина Петровна на месте.

Визит в загс Андрей с Оксаной отметили скромно. К себе в небольшую, но уютную комнату в малосемейном общежитии станции скорой помощи пригласили только близкого друга Колю Неодинокого. По правилам общая комната полагалась исключительно семейным парам, но, учитывая особые заслуги доктора Сергеева, поставившего на ноги после инсульта маму коменданта общежития, для Андрея и его невесты было сделано исключение.

За ужином с Оксаниными пирожками с мясом будущие молодожены похвастались пропуском в магазин «Весна». Осмотрев открытку с печатью загса, Коля небрежно бросил ее на стол.

– И что вы там брать собираетесь?

Андрей с Оксаной переглянулись.

– Ну, посмотрим, что там есть, – за двоих ответил Сергеев.

– Ха, они посмотрят, что там есть! – восхитился Неодинокий наивностью Андрея. – На прилавках там есть ширпотреб и барахло. Что там на самом деле есть, вы не увидите.

– И как же быть? – Оксана с надеждой смотрела на Николая.

– Что бы вы без меня делали, – промычал тот, запихивая в рот сразу два пирожка.

Заведующая «Весной» Нина Петровна, невысокая полная женщина неопределенного возраста с бульдожьим лицом и обесцвеченными пергидролем кудрями, обожала болгарского певца Бисера Кирова. Неодинокий познакомился с ней на «толчке» – участке тротуара у входа в магазин «Мелодия». Официально здесь обменивались грампластинками, а на самом деле процветала подпольная торговля дефицитным винилом. Николай, известный в определенных кругах своей музыкальной коллекцией, был на «толчке» завсегдатаем.

Нина Петровна пришла первый раз и сразу попала в лапы барыги по прозвищу Хорек, который пытался всучить ей бракованный диск по запредельной цене. Обычно Николай в «коммерцию» не вмешивался. Таким было неписаное правило «толчка»: люди все взрослые, у каждого своя голова не плечах, хотят переплачивать за кота в мешке – их личное дело. Но Хорька Неодинокий на дух не переносил. За наглость, жадность, мелочность и неразборчивость в средствах. К тому же подозревал, что Хорек «стучит»: подозрительно легко ему сходило с рук такое, за что другие продавцы давно бы смотрели на небо сквозь решетку.

Обманутая покупательница с выражением полного счастья на лице уже отсчитывала Хорьку деньги, когда подошедший Николай, не стесняясь в выражениях, объяснил, что ей тут впаривают. Хорек сник и растворился в толпе, а Нина Петровна нежданного спасителя искренне поблагодарила и пригласила заглянуть как-нибудь в магазин для новобрачных. Приглашение Николай принял к сведению, но всерьез им пользоваться не собирался, поскольку на ближайшие несколько лет матримониальных планов не строил.

Тем же вечером с Колей пытались «поговорить по душам» Хорек с тремя дружками. Неодинокий спортивными навыками борьбы и бокса не владел, зато в юном возрасте прошел хорошую школу, выходя «стенка на стенку» с пацанами из родной деревни Николаевки против любителей подраться, живших в соседней Колупаевке. Ростом и силой Коля обижен не был, к тому же носил с собой гирьку на цепочке, доставшуюся в наследство от деда, промышлявшего в молодости разбоем на тракте. В итоге нападавшие быстро свернули разговор и позорно бежали с поля боя.

Заглянув в магазин «Весна», Коля убедился, что его помощь на «толчке» не забыта. Нина Петровна угостила Неодинокого чаем и разрешила привести друзей. Для закрепления отношений Николай взял с собой выпущенную ограниченным тиражом для делегатов XXV съезда КПСС пластинку Бисера Кирова, которую вручил заведующей, категорически отказавшись от оплаты. После чего все трое были допущены в святая святых – запасник магазина.

Трудно начавшийся день заканчивался хорошо. Вернувшись домой, Оксана вытащила из коробки новые югославские сапоги, немедленно надела их и, как подозревал Андрей, решила не снимать даже в постели. Впрочем, он и сам бы с удовольствием походил по комнате в лакированных немецких полуботинках, но что простительно легкомысленной студентке – не позволено солидному доктору, заведующему отделением и без пяти минут кандидату медицинских наук, пусть даже солидному доктору нет еще тридцати. Коля с упоением щелкал клавишами новенького комбайна-радиоприемника, совмещенного с кассетным магнитофоном, и довольно мурлыкал что-то под нос.

Насладившись покупками, друзья сели пить чай. Обсуждали, конечно, утренний вызов. Николай потребовал подробностей. Андрей не стал возражать, ему самому хотелось еще раз осмыслить случившееся. А подписка о неразглашении на Колю не распространялась: он же близкий друг, почти член семьи. Что от него скрывать? Он и так не проболтается. Андрей начал рассказывать…

Ведущий инженер НИИ «Химприбор», известного в городе закрытого научного учреждения, работающего на оборону, вернулся домой поздно вечером с симптомами тяжелого лучевого поражения. Где он облучился? У себя в НИИ? Вряд ли. Если там произошла авария с утечкой радиоактивных элементов, инженера не отпустили бы домой. Жена инженера сказала, что после института муж обычно ездил в гараж, где у него мастерская. У мужа было увлечение, по-новомодному «хобби». Он любил и умел работать руками, ремонтировал бытовую технику, мастерил разные устройства, которых не найдешь в продаже. Скорее всего, в своей мастерской инженер и хватанул радиацию. Откуда у него изотопы? Вероятно, вынес из родного учреждения. Сейчас все несут кто что может. Кто ливерную колбасу, кто радиоактивные изотопы. Вот только зачем инженеру радиоактивные изотопы? Не бомбу же он делать собрался. Впрочем, сейчас более важно не зачем, а где. Где он их спрятал?

– Видимо, в гараже, – предположил Николай.

– Нет, в гараже изотопов точно нет. Их бы уже нашли, и комитетскому майору меня и Оксану незачем было бы пытать.

– Что же он инженера не пытает?

– Думаю, что инженер скончался. Или без сознания.

– Получается, что где-то в городе болтается без присмотра источник смертельного излучения?

– Да, и мне это очень не нравится.

– А кому это может нравиться? – проворчал Николай.

– Ребята, – забеспокоилась Оксана, – вы же не собираетесь источник искать?

– Почему бы нет? – пожал плечами Андрей. – Мы же не с бандой цеховиков будем воевать⁵. Только установим место и вызовем специалистов химзащиты, сами даже близко не подойдем. Никакой опасности.

– Все равно я против, – не сдавалась Оксана, – пусть комитетские ищут.

– Как же, – усмехнулся Андрей, – найдут они! Ты же видела майора, он только врагов народа искать умеет.

– Это точно, – подтвердил Николай, радостно потирая руки. – С чего начнем поиски?

Расследования своего друга Коля любил и всегда принимал в них самое активное участие.

Оксана знала, что спорить бесполезно. Характер Андрея она изучила давно и теперь безнадежно махнула рукой. Временами Андрей напоминал ей Павку Корчагина, героя романа Николая Островского «Как закалялась сталь». Такой же упрямый и бескомпромиссный, чувствующий себя ответственным за все, что происходит вокруг.

– Надо узнать, какие были изотопы, – задумчиво произнес Андрей.

– И что это нам даст? – спросил Коля.

– Узнаем какие – поговорю с Сашей Минцем, бывшим одноклассником, для чего такие могут применяться. Это сузит круг поисков. Саша физик-ядерщик по образованию, – пояснил Андрей.

– Надо было тебе у майора спросить.

– Шутишь, Коля, – улыбнулся Сергеев. – Тогда бы он меня сразу арестовал. На всякий случай.

– Слушай, старик, – оживился Неодинокий. – Если инженер изотопы из НИИ «Химприбор» вынес, там наверняка уже хватились и знают, какие именно пропали.

– Должен же у них быть учет, – согласился Андрей. – Только нам это как поможет?

Николай отвел глаза и порозовел.

– Есть у меня приятель в «Химприборе». Давно просится пластинки послушать. Приглашу в выходные.

Андрей хлопнул друга по плечу.

– Отличная мысль. Обязательно пригласи… приятеля, – сказал он, делая акцент на последнем слове.

Глава 4

14 мая 1980 года, город С.

«Идут по улице два еврея. Один тяжело вздыхает. Второй спрашивает:

– В чем дело, Абрам?

– Ой, вот я сейчас иду на работу, а к моей Саре может прийти Зяма и переночевать!

– Что вы, Абрам! Сейчас же день, он не сможет переночевать!

– Ой, вы не знаете Зяму – такой может и днем переночевать!»

Сидящая в обшарпанном кресле очкастая практикантка в коротком халатике радостно хихикала, зажав ладони между костлявыми коленками.

Сосед Андрея по кабинету и старший товарищ, кандидат медицинских наук Белорецкий угощал подопечную чаем с пряниками и одесскими анекдотами. Виталий Исаакович Белорецкий был ветераном скорой помощи и уже много лет руководил кардиологическими бригадами, совмещая заведование с дежурствами. Белорецкий выписывал научные журналы, внимательно следил за специальной литературой и постоянно внедрял новые методы обследования и лечения. Невысокий, с неказистой, кряжистой фигурой и породистым длинным носом, Виталий Исаакович непонятным образом умудрялся очаровывать молодых врачей-интернов женского пола, проходящих на «Скорой» практику. В редкую смену в бригаде Белорецкого не было очередной практикантки, преданно смотревшей наставнику в глаза и старательно фиксирующей в школьной тетрадке премудрости постановки диагноза. Как правило, это были худые и нескладные очкастые создания в коротких халатиках, совсем не во вкусе Андрея. Но как известно, на вкус и цвет…

После смены создания подолгу торчали в кабинете, пили чай с печеньем и пунцово краснели, когда наставник начинал поглаживать их по худым коленкам. Имел ли процесс наставничества продолжение за пределами «Скорой», Сергеев не знал и знать не хотел. Белорецкого он искренне уважал и прощал ему мелкие слабости – впрочем, и крупные тоже. Поскольку количество очкастых практиканток значительно превышало количество любимых анекдотов Виталия Исааковича, Андрей успел их давно выучить и не отвлекался от проверки накопившихся карт вызовов.

«Мойше, когда тебя нету дома, соседи про тебя такое говорят!..

– Ой, когда меня нету дома, так пусть они меня даже бьют!»

Полноправным хозяином половины кабинета номер шесть на втором этаже Сергеев стал недавно. После неожиданного увольнения заведующего неврологическим отделением, колоритного и вальяжного армянина Сурена Владимировича Мовсесяна, Андрея пригласила к себе главный врач и предложила занять вакантную должность. Предложение явилось для Сергеева абсолютной неожиданностью, и он попросил несколько дней на размышление.

Не то чтобы Андрей был лишен честолюбия, да и стать в двадцать семь лет шефом первых в стране «инсультных» бригад, созданных самим профессором Шефером, весьма престижно. Смущало другое. За кабинет шла нешуточная борьба между тридцатипятилетним Колей Широковым и официальным дублером Мовсесяна, врачом с солидным стажем, Галиной Ивановной Фатьковой. Сергеева по молодости лет никто в расчет не брал. У каждого из претендентов была группа сторонников, до мордобоя пока не дошло, но накал противостояния уже набрал нешуточный градус. Влезать в эту свару у Андрея никакого желания не было. Посоветовавшись с профкомовской начальницей Ириной Пархомовой, он предложение главного врача принял. Потому что, со слов все знающей Пархомовой, в случае отказа Сергеева на должность позовут доктора из двадцатой больницы. Сергеев этого доктора знал и иметь в качестве начальника категорически не хотел.

Коля Широков свое поражение залил, как обычно, сорокоградусным напитком и пришел к Андрею с поздравлениями. Фатькова, коварная женщина, отступать не собиралась. Всегда приветливо улыбающаяся и называющая Сергеева Андрюшенькой, написала грязную анонимку в партбюро. Анонимка касалась давно ушедших в прошлое отношений Сергеева с фельдшерицей Валей Зайковой. Правда искусно перемешивалась с ложью, и моральный облик Сергеева, если верить написанному, требовал немедленного обсуждения на открытом партсобрании. Партсобрание не состоялось, поскольку вся «Скорая» знала, что ребенок у Зайковой от доктора Тюленина, а Сергеев совершенно ни при чем. Но на партбюро Андрея вызвали. Для профилактики. После чего вышел официальный приказ о назначении Сергеева Андрея Леонидовича на руководящую должность.

Закончив проверку карт, Андрей достал толстый журнал, куда делал выписки из отобранных для диссертации историй болезни. Он давно уже должен был перенести эти записи на перфокарты⁶, но все время что-то отвлекало.

Методу статистической обработки материала для диссертации на перфокартах научил его Белорецкий. Метод был прост, но требовал времени, усидчивости и терпения, с чем у Андрея всегда были проблемы. Научный руководитель, профессор Скрябин, грозил пожаловаться в отдел аспирантуры на нарушение сроков работы. Поэтому сегодня Андрей пришел на «Скорую» пораньше с надеждой, что утреннюю оперативку отменят и можно будет выделить два-три часа на скучное, но необходимое дело.

В пятницу секретарша Лидочка шепнула, что у начальницы температура за тридцать восемь и в понедельник она вряд ли выйдет. Как бы не так. Что настоящему коммунисту температура тридцать восемь? Недавно назначенная главным врачом, Теплая Валерия Ивановна, бывшая секретарь парткома больницы, явилась на подстанцию, как обычно, в семь тридцать, в своих неизменных «красных революционных сапогах», служивших неиссякаемым источником вдохновения для шутников.

Оперативка затянулась на два часа. Сначала разбирали недостойное поведение доктора Баженова, позволившего себе принять от пациента взятку в виде бутылки коньяка. Затем на политинформации долго клеймили американских империалистов, не желающих ратифицировать договор по ограничению стратегических вооружений. Так получилось, что за рабочий стол Андрей вернулся только к десяти, а до журнала и перфокарт руки дошли лишь к обеду.

Взглянув на часы, Сергеев раскрыл журнал, рассудив, что лучше остаться голодным, чем объясняться с заведующей аспирантурой, теткой вредной и злой на язык. Благим намерениям не суждено было реализоваться. Дверь распахнулась, и в кабинет ввалился Неодинокий.

Вид у друга был возбужденный и довольный, из чего Андрей сделал вывод, что воскресная встреча с «приятелем» прошла на должном уровне.

– Старик, – с порога заорал Николай, – надо поговорить!

Очкастая стажерка подавилась пряником. Внезапное появление двухметрового громогласного гиганта напугает кого угодно. Виталий Исаакович постучал практикантку по тощей спине, с осуждением посматривая на Неодинокого. Сергеев поспешил вывести Колю в коридор.

– Чего ты орешь?! – Он отвел Николая в дальний конец, где никого не было. Они присели на подоконник. – Рассказывай, только не так громко.

Оказалось, что приятель Неодинокого из медсанчасти «Химприбора» поведал, что институт стоит на ушах. Пропал контейнер с радиоактивным материалом. Каким именно – приятель не знает. Сотрудников отдела, где хранился контейнер, целый день допрашивали в Конторе. Начальника отдела увезли на «Скорой» с гипертоническим кризом. Проблема гигантская: ведущий инженер умер от острой лучевой болезни.

– Ну как, интересно? – Николай смотрел на Андрея, ожидая одобрения.

– Молодец, – похвалил Андрей. – Очень интересно. И приятель твой молодец. Это не та кареглазая брюнетка, что была с тобой в кино?

– Нет, – отмахнулся Коля, – та из двадцатой больницы. Что будем делать дальше?

Андрей задумался. Собственно, ничего нового он не узнал. Инженер, как и предполагали, вынес из института изотопы, какие – по-прежнему неизвестно. Плана дальнейших действий у Сергеева, откровенно говоря, не было. Неодинокого он расхолаживать не стал, еще раз похвалил и предложил встретиться в общежитии вечером.

Николай ушел, Андрей вернулся к себе, сел за стол, тяжело вздохнул, пододвинул стопку перфокарт, но тут же убрал ее в ящик. Потому что прибежала Оксана с голодным блеском в глазах, сказала, что у нее перерыв между лекциями, очень хочется есть и спасти ее может только обед в партшколе. Андрей не стал упрямиться, утешив себя тем, что понедельник день тяжелый и не самый удачный для научной работы.

Столовая в партшколе по качеству и ассортименту блюд могла поспорить с лучшими городскими ресторанами. При этом цены там были ниже, чем в дешевых районных столовых. Работникам «Скорой помощи» пропуска в партшколу выдавали в ограниченном количестве, и ценились эти пропуска на уровне бесплатных путевок в санаторий. Андрей, пользуясь благорасположением председателя профкома, оформил целых два – себе и Оксане.

На двух подносах взятые на раздаче тарелки с блюдами не поместились, пришлось взять третий. Обедающих в зале было немного, молодые люди вольготно разместились за столиком у окна. Когда первый голод был утолен, Оксана поинтересовалась новостями «по делу». Андрей насыпал в стакан две ложки с горкой растворимого кофе, сходил за кипятком и рассказал о результатах предпринятого Николаем расследования.

– Так все это мы и без Коли знаем, – разочарованно протянула девушка. – Ничего нового.

– Ничего, – согласился Сергеев. – Зато ясно, что мы не ошиблись в оценке ситуации.

– Продолжишь поиски?

– Вечером я съезжу в гаражный кооператив.

– Где у инженера мастерская? Ты же сам говорил, что там нет изотопов.

– Изотопов нет, а след вполне может быть.

– Я с тобой поеду, – решительно объявила Оксана.

Андрей одобрительно кивнул.

– Я как раз хотел тебя позвать. Вдвоем будет легче свидетелей разговорить.