Hajm 280 sahifalar
2016 yil
Люди августа
Kitob haqida
1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.
Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.
Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.
Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…
Janrlar va teglar
Для меня эта книга о том, как поиски правды превратились в поиски себя. О том, как трудно жить на переломе истории, о том, как трудно искать корни, людей, правду, и как гораздо сложнее оказывается сохранить то, что уже есть. О трагедии поколения перестройки, об ужасах Кавказа. Тронуло глубоко внутри, остро и больно, и откинуло в детство, когда я, младшая школьница, ела абрикосы перед телевизором, а в новостях показывали матерей солдат Первой Чеченской. И я ревела навзрыд от осознания того, что я живу, и ем сладкие фрукты, а они развешивают на деревьях у крупных магистралей белые рубахи в пятнах крови. Рубахи, в которых их сыновья в последний раз вернулись домой…
Надо писать об этом этапе истории, надо говорить, чтобы боль переживших была предостережением всем.
Спасибо Автору.
Белый дом, шахтеры на Горбатом мосту, то ли из Кузбасса, то ли из Воркуты; они заняли старинный мост, где выходил на поверхность старый камень булыжных мостовых, сидели там, развернув плакаты «Даешь зарплату!», – и стучали, стучали касками о брусчатку, требуя, чтобы к ним вышел представитель правительства.
Я тогда уже бывал в шахтерских местах, знал, что шахтеры, понимающие, как на самом деле хрупки скальные своды, как легко разбудить обвал, никогда без цели не прикасаются к камню, обходятся с ним очень осторожно. Даже голос не повышают без нужды, говорят негромко, и движения их кажутся нестройными, расхлябанными, но в этом есть мудрость опыта: разнобой голосов, шагов не дает возникнуть резонансу.
И вот поднявшиеся на поверхность шахтеры слитно, громко стучали касками по брусчатке Горбатого моста; знающие, как можно тихими, казалось бы, безвредными ударами вызвать обрушение, просадку пластов, – они колотили по булыжникам, помнящим еще и ботинки рабочих дружин, солдатские сапоги, подковы казачьих лошадей, словно пытались вызвать дух давних событий.
Огонь – Москва очищается и возрождается в нем, как феникс, в нем распадается и вновь возникает государство, – для нее этот огонь не губителен. А все, что не есть Москва, гибнет в нем окончательно; только болотный, приморский Санкт-Петербург неподвластен московскому огню, у него другая стихия – наводнения; сколько Москва горела, столько Питер затапливало. Огонь и вода – две субстанции двух столиц, два их алхимических начала; здесь, среди чухонских озер, вода сильна, но суши больше, и огонь переборет воду!
Нужность, востребованность дара – серьезнейшая вещь, она привязывает, может быть, даже глубже любви.
Слепое прошлое управляет слепым настоящим. Я думал, что мы – дети слепых; а мы слепые дети слепых.
... библиотека была бабушкиной жизнью,сама она была человеком книги...
Izohlar, 1 izoh1