Kitobni o'qish: «Ванька XI»

Глава 1 На Париж!

После парада в Берлине, всё как положено, был банкет. Я, оказалось, числился в списке приглашенных. Узнал об этом в последний момент – Сормах забегался-закрутился и забыл мне заранее сказать об этом.

Как удостоился присутствия на данном мероприятии? В дивизии разнарядку спустили о количестве участников и сами комдивы поименные списки готовили. Сормах это дело на Сабанцева спихнул, делегировал ему полномочия в данном вопросе. Ну, бывший знаменщик меня и не забыл.

Честно, я немного побаивался. Даже и не совсем не много. Светиться на подобных мероприятиях, где вожди присутствовали, мне было как-то не с руки. Вдруг кто мою морду лица опять признает? Встречи с чекистами в Москве мне как-то уже хватило.

Впрочем, хрен меня теперь опознаешь. Голову я в настоящий момент брил наголо по последней моде, а бороду, ту – отпустил. Зарос, как не знаю кто. Очочки ещё на моем лице присутствовали. Стеклышки в них были затемненные. В общем – замаскировался.

– Рядом со мной садись – подсказывать будешь.

Сабанцев и за столом определил мне место. Он теперь комполка, для красных командиров этого уровня свой стол. У комдивов – свой, поменьше, у командиров полков – большущий, их-то в Армии Мировой Социалистической Революции больше, чем комдивов.

– Что помогать, есть за тебя? – пошутил я.

Впрочем, тут особой помощи не требовалось. Стол был бедноват на угощения, зато приборов…

– Что чем есть. – комполка кивнул на вилки, ложки и прочее.

А, понятно…

Ну, я обрисовал Сабанцеву столовый этикет в общих чертах. Тот тяжело вздохнул.

– Запутаюсь…

– Делай по-моему, – вышел я из положения.

Скудость угощений на банкете компенсировалась обилием речей. Сначала хозяева этим отметились, а потом уже и наши эстафету переняли.

Лейб Давидович всех переплюнул. По времени.

В процессе его выступления на меня улыбание напало. По совсем глупому поводу. Почему-то вспомнилось, на основании чего он из Бронштейна Троцким стал. Придумал же, обозвать себя фамилией старшего надзирателя из одесской тюрьмы. Как-то это не по-революционному.

Был Бронштейн, а стал – Троцкий. Я, и то лучше себе новую фамилию выбрал – Красный. Красный, это – звучит гордо, по пролетарски и соответствует текущему моменту.

Всё длиннющее выступление Троцкого можно было заменить всего двумя словами, которые им в заключение речи и были сказаны.

– На Париж!

Так было обозначено дальнейшее направление наступления Армии Мировой Социалистической Революции.

Глава 2 Штальхельмы с красными звездами

Выступать из Берлина дивизия Сормаха должна была через три дня. Кто чем занимался, а я решил за это время себе будущую жизнь облегчить. Причем, путем через пользу общественную к пользе личной. Ничего в прогрессивных социалистических моральных нормах не нарушая.

Отчего у нас в экспедиционном корпусе больше всего бед было? От пуль? От отравляющих газов? Три раза ха-ха. От осколков снарядов и шрапнели. Причем, ранения в голову вызывали наиболее тяжелые последствия. Я, как врач, лучше других это знал.

– Сормах, каски нужны, – озадачил я комдива.

Богатырка на голове, это хорошо… от дождя. Тут же нам совсем другое на голову может с неба прилететь.

– Нужны.

Ну, в здравомыслии комдива я и не сомневался.

– Нужны, – как попугай повторил я за Сормахом. – Вот и добыть их надо.

– Добывай, – поддержал мою инициативу комдив. В армии всегда так – инициатива имеет инициатора.

– Не мой уровень. Тут тебе карты в руки.

Германцы штальхельмов за прошедшую войну наделали – хоть грудничков в них купай. Это, я так, образно. Они тут в Берлине даже в специализированных магазинах продаются. По двадцать рейхсмарок за штуку. Любого из пяти размеров – хоть шестидесятого, хоть шестьдесят восьмого. Примеряй, оплачивай и носи.

Шлемы с «рожками» – полыми втулками для вентиляции. Впрочем, это у «рожек» не главное. На них штирнпанцер – дополнительная бронепластина крепится. Она отдельно продается, три с половиной килограмма весит. Больше, чем сам шлем.

Хороша пластина, слов нет. От пули защищает, но… шею ломает. Пуля в её – тюк, голова в целости и сохранности, а позвоночник в шейном отделе переломлен…

Тут уж сам выбирай…

Мы пленных, когда во Франции ещё воевали, спрашивали. Большинство, снимали бронепластины, нарушали установленный порядок.

Да, «рожки»… Они четырёх размеров, поэтому одни германские каски более рогатые, чем другие.

– Есть «рогачи» в продаже, но – дорого… Нам бы на всю дивизию у местных бесплатно добыть. Мы их тут спасли, пусть касками со складов поделятся. Боевое-то крыло Союза Спартака на параде всё в касках было. Есть они у них, есть…

– Сделаем. Сегодня же.

Сормах – за своих горой. Бережет он солдат, за это его любят.

– Стой. Прикажи в дивизии головы обмерить, а то выпросим ненужных размеров, – уточнил я необходимое.

– Сделаем, – взял себе на заметку и это Сормах. Он никогда дельных советов подчиненных не пропускал. Кстати, всем бы так…

– Ещё одно, комдив. Для экипажей наших бронеавтомобилей бери каски без козырьков. Они обзору в тесноте сильно мешают. Германцы специально такие делают.

– Нинель… Мне ещё никто никаких не дал…

– Дадут, – сказал я убежденно. – Куда они денутся.

– Стой, Нинель. Как, головы-то мерять? Шлем – не кепка…

Я объяснил. Не зря же германскую прошел.

– От стенки шлема до самой головы два поперечных пальца должно входить. Со всех сторон. – для наглядности я даже показал. Хотя, на себе показывать – плохая примета.

Сормах шлемы для всей дивизии за сутки добыл. Как уж там и что было, я про это не интересовался.

– Красные звёзды впереди на касках нарисовать. Не криво и однообразно.

Такой приказ в полки от комдива поступил при получении ими защитного обмундирования.

Некоторые при виде касок хмыкали, но старослужащие им быстро мозги вправляли.

– Лучше три фунта на голове носить, так она целее будет…

Сормах и бронепластины к шлемам добыл, но я их посоветовал пока в обоз отправить. Пусть там хранятся до поры до времени.

Кстати, нашему примеру и другие дивизии Армии Мировой Социалистической Революции последовали. Прижимистые германцы покряхтели, а шлемы всем выдали. Мне же ещё от командования благодарность вызвездила. За находчивость и сообразительность.

Глава 3 Отзыв в Берлин

Прошлый раз, когда я через Германию в Россию на поезде возвращался, я её толком и не рассмотрел. На остановках нас из вагона не выпускали, а много ли из окна увидишь…

Великая война на территории Германии почти и не велась. Дороги несколько подзапущены были, но целыми остались, города и сельские поселения не разрушены, предприятия трубами не везде дымили, но сохранились.

Народ местный пообносился, сытостью лица не маслились. Много инвалидов по пути нам встречалось, но – куда уж без этого…

До границы Франции нашей дивизии даже ни разу повоевать не пришлось. Красными флагами нас встречали. Правда, без хлеба и соли. Чаще на наших полевых кухнях местное население столовалось. Сормах так приказал – если есть возможность, делиться пищей с германцами. Особенно, детишек не забывать.

Как только перешли на территорию Франции, совсем другая картина началась. Просто, апокалипсис какой-то. Там и сям – развалины, бесконечные линии траншей, сейчас уже пустых, но даже по прошествии времени видно – хорошо здесь повоевали…

Земля была перекопана артиллерийскими обстрелами, засеяна пулями. Местами даже не вся колючая проволока была снята. Некому этим было заниматься.

Потери Франции в войне были огромны. В войне с французской стороны принимали участие более восьми миллионов военнослужащих. Из мужчин, что по возрасту подлежали мобилизации, тут почти восемьдесят процентов одели в шинели. Погибло их почти миллион, ещё три – было ранено. Миллион инвалидов война Франции подарила, а сколько ещё приобрели серьезные проблемы со здоровьем…

Так, это или не так, но наши газеты именно такую информацию давали. Сообщали о плачевных итогах империалистической войны, о горе, какое она народам мира принесла. Откуда только такие сведения они получили? Это же – военная тайна, кто и сколько чего потерял.

Из-за Вердена и Марны по всей стране, как грибы после тёплого летнего дождика появились, а сейчас печально стеколками поблёскивали дома инвалидов и даже целые посёлки для увечных бывших солдат французской армии. Тут тебе не Россия-матушка. Это дома, в наших городах, селах и деревнях с распростертыми объятиями и слезами счастья увечных принимали. Хоть безногий-безрукий, но свой, родная кровиночка, докормим тебя, допоим, радость-то какая – живой вернулся… Нет, были и исключения, но здесь это было массовым явлением. Отвернулись от инвалидов французские семьи, не нужны они им стали.

Французов-мужчин мы дорогой почти и не видели, почти одни женщины нам встречались. Кстати, красивых почти и не было.

– Вот тебе и француженки… – ворчал Сормах. – Наши бабы – лучше.

Я был с ним совершенно согласен.

– Ещё и жадюги все…

Это комдив опять про француженок. Многие нам что-то продать пытались, но цены такие ломили… Несусветные.

Мне они, местные цены, тоже очень велики показались. Раза в четыре, не меньше, они выросли с тех пор, когда я сам что-то тут, будучи во время войны во Франции покупал.

Почти после самой границы Франции меня обратно в Берлин и вернули. В штаб нашей дивизии пакет пришел. Отзывается де срочно Красный Нинель Иванович в распоряжение Главного медицинского управления Армии Мировой Социалистической Революции.

Зачем? Почему? Написать про это не удосужились.

Я, если честно, даже струхнул. Вот, опять где-то засветился… Доходил по банкетам…

– Ты, Нинель, давай как-то по-быстрому. Одна нога здесь, другая там. Придумали – отзывать…

Сормах моим отзывом был сильно не доволен. В дивизии я ему был нужен.

– Постараюсь… – а, что я мог ещё ответить.

В Берлин я ехал с тяжелым сердцем, а всё просто и хорошо оказалось. Не одного меня сюда вызвали, всех, кто на уровне дивизии медицинскими службами руководил.

Совещание по вопросу обеспечения армии медикаментами они тут решили устроить! Мля! Мля! Мля! Я дорогой чуть не поседел, хотел уж опять лыжи вострить!

Новое коммунистическое правительство Германии решило Армии Мировой Социалистической Революции помочь не только стальными шлемами, но и медикаментами! Нет, это всё хорошо, но людей-то не надо с ума сводить! Это, я про себя…

Германия ещё до Великой войны пятую часть всех медикаментов в мире производила, все российские аптеки изделиями германской фармацевтической промышленности были завалены. Правда, с началом войны они России поставлять медикаменты прекратили. Вот тут-то мы взвыли, запели репку-матушку! «Аспирина» от Bayer, и того не стало… Своё, своё, надо было производить, а не на кого-то надеяться. Мы де, чо надо – купим!

Однако, не одним они, байеровцы, «Аспирином» торговали, «Героином» ещё народ травили. Выпускали его в форме сиропов, пилюль, порошков и рекламировали как чудодейственное средство от всего, вплоть до лечения склероза. Кашель у тебя – покупай «Героин», насморк у малыша – «Героин» будет самым лучшим от него спасением. Даже для того, чтобы волосы лучше росли и красивей были, российские барышни его использовали.

Нам, начальникам медицинских служб дивизий, предоставили список медикаментов, которые у германцев имелись, и предложили выбирать, что нужно.

Я и выбрал. «Героин» тоже заказал, но уже не насморк лечить. «Героин» лучше морфина боль снимает. Тут, главное, дело до зависимости не доводить.

Глава 4 Человеческий зоопарк

Хоть Сормах и просил меня в Берлине не задерживаться, но тут я сам себе не хозяин. Как отпустят, так отпустят.

Сегодня, вон вообще, ещё перед обедом всех нас распустили до завтра. Отдохните мол, по городу погуляйте, у нас свои срочные дела образовались – некогда с вами валандаться. Ну, не этими самыми словами сказали, а смысл был такой.

Вот тебе и германский порядок… Ещё и нас стыдят, за безалаберность.

По Берлину погулять? Не откажемся… Когда ещё придётся.

Серый какой-то город. Хмурый. Неприветливый.

Так, а это что? Зоопарк? Berlin Zoo?

По обе стороны от входа – каменные слоны. Большущие, вида внушительного, но что-то у них не так с передними лапами. Лежат на животах, передние ноги как-то так изогнули неестественно. Кстати, как правильно – ноги, лапы? Что там у слонов имеется?

Я не большой специалист по слонам, но мне кажется, что у нормального слона суставы на передних ногах не в ту сторону выгнуты. Или в ту? Не в ту?

Решил я в сам зоопарк зайти и посмотреть на живых слонов. Как там у них всё на самом деле устроено? Что-то меня заело. Тем более – очереди нет. Обнищали здорово за годы войны берлинцы, им бы брюквы у бауеров купить, маслицем себя побаловать, какой уж тут зоопарк.

Я за вход заплатил, внутрь вошел между этим самых слонов каменных. Так, что тут и где? Ага, всё понятно. До слонов не так уж и близко, но у меня времени – вагон и маленькая тележка.

Иду, не тороплюсь, по сторонам поглядываю.

Так, а это что за дела?

За решеткой пол дюжины негров сидят. Зубами чечетку выстукивают, в половички какие-то разноцветные завернулись. Холодно им. Я в шинельке, но и меня временами сегодня на берлинских улицах мысль посещала, что пододеть что-то под неё было бы не лишнее. Телогреечку стёганую ватную или даже меховую.

Негры – того и другого пола. Один из негров-мужиков на руках обезьянку держит. Она, бедняга, сейчас тоже по родине мечтает. Сожгулилась вся, негра лапами обхватила. Более тёплый климат обезьяне по душе, а сегодня ещё и ветерок холодненький.

Чуть я нагнулся, на табличке, что на клетку прицеплена, буковки разобрал. Этнографическая экспозиция. Коренные жители Африканского континента.

Негры мой интерес к себе заметили, половички свои с плеч скинули, что-то этакое стали изображать. Один камнем о камень стал стучать, дескать какое-то своё негритянское орудие труда он изготавливает. Они же – дикие совсем, железа не знают, на уровне каменного века в развитии остановились. Бабы-негритянки начали что-то палками в ступах толочь, а два оставшихся мужика луками вооружились и якобы охоту изобразили.

Самих их от холода поколачивает, но – представление белому человеку показывают…

Обезьяна вокруг них скачет. Ученая, видно знает свою роль в этих бесовских игрищах.

Мне так всё это противно стало. Не хотел, а испоганился, человеческий зоопарк посетил. Никакая это не этнографическая экспозиция, а самый настоящий человеческий зверинец. Цивилизованные европейцы так себя развлекать любят, за океаном в соединившихся между собой штатах тоже недалеко ушли. Индейцев разных племен они за решетками и загородками экспонируют, коренных жителей своего континента. Угробили их миллионы и миллионы разными способами, а сейчас ещё и изгаляются – вот, посмотрите на чудо-чудное, такие зверушки двуногие здесь раньше обитали. В перьях.

Я чуть замешкался, а негры и обезьяна быстренько отстрелялись по своей стандартной программе и мне начали через решетку руки и лапу протягивать. Дай де нам, дяденька, белый человек, что-то вкусненькое. Заслужили мы это своими кривляньями. Обезьяна от негров не отстает, сначала одну, а потом и вторую лапу мне протянула.

Мля…

Стыдобища-то какая…

Мне стыдобища, а не неграм и обезьяне…

Я чуть не бегом от клетки с неграми и обезьяной отбежал. Матерясь про себя в сторону слонов зашагал. Черт меня к этим слонам дернул!

Чуть из-за всех этих дел на соседнюю клетку не налетел. Как говорится, поспешишь – людей насмешишь.

Там было – ещё хуже…

Посреди клетки что-то типа постамента было устроено. Ну, как тумба в цирке у тигров. На тумбе невысоконькая негритянка как танцовщица в музыкальной шкатулке топталась, себя со всех сторон показывала. Бедра, а особенно её ягодицы, имели огромные жировые отложения, зад просто горой выпирал. Я, как врач, сразу ей диагноз поставил – стеатопигия. Есть такая генетическая особенность. Чаще в Африке встречается. У племен бушменов, зулусов и готтентотов женщины с такими выдающимися выпуклостями первыми красавицами считаются.

Вокруг тумбы в клетке – обезьяна расхаживает. Задница у неё… опять же выдающихся размеров. Намек весьма тонкий.

В общем, не пошел я дальше. Хрен с ними, со слоновьими ногами. Пусть хоть как в суставах изгибаются.

Развернулся я и вон из зоопарка вышел.

Что творят, суки! Людей вместе с обезьянами в клетки сажают!

Нет, требуется им чистка в пламени мировой революции, надо им мозги в серной кислоте промыть за такие дела.

Настроение у меня было испорчено и я решил пивка выпить. Смыть с души грязь налипшую.

Ишь, устроили тут такое…

Зла не хватает.

Глава 5 Хорошо, но мало

Из рассказов князя Александра Владимировича я знал о Берлине, как об одной из мировых столиц пивоварения. Князенька не только высокой кухней потчевался, но не чурался и чего-то местного, автохтонами любимого. Берлин у него с сосисками и Berliner Weisse был связан.

Непрозрачное, кисловатое, с низким содержанием алкоголя… Но, по словам князя, его распробовать надо было. Германские императоры такое пиво любили, не говоря уж про простонародье.

Мне германские императоры не указ, но попробовать этот сорт пива очень хотелось. Как же, князь рекомендует. Я вкусам Александра Владимировича доверял.

Опять же, по его словам, в Берлине почти четыре сотни пивоварен и торгуют пивом чуть ли не на каждом углу. Пиво – народный германский напиток.

Однако, Великая война внесла свои коррективы, мужского населения в Берлине значительно убавилось и пиво пить стало некому. Пивоварни одна за другой, буквально наперегонки, закрываться стали. То же можно сказать и о пивных заведениях.

Закрыто.

Закрыто.

Закрыто.

Куда не ткнись – избушка на клюшке.

Наконец – работающее заведение.

Темновато, грязновато, пол из красного кирпича подмести бы не помешало. На стенах стеклянные фонарики со свечными огарками. Столики протереть требуется мокрой тряпкой – липкие они какие-то.

Ладно, не будем кочевряжиться. Хорошо, хоть такое заведение нашел.

Сосиски?

Leberwurst.

По-нашему – ливерная колбаса.

Всё, больше никаких нет. На ливерку и то цена заоблачная…

Как они тут живут? Не живут, а маются.

Berliner Weisse было и я большую кружку заказал. Пить так пить, а не душу травить.

Пена первоначально была обильная, но не долго продержалась. Алкоголь практически не чувствовался. Сырым тестом каким-то пиво отдавало. В общем – ничего особенного. На любителя.

Я огляделся по сторонам. Посетители пивного заведения пивко со шнапсом мешали. Один я, похоже, чистый продукт употреблял.

Ну, как все, так и я. Вторая кружка у меня с прицепом пошла.

Правда, так оно лучше будет.

Душа у меня немного отходить начала, от посещения человеческого зоопарка очищаться. Даже кислятина в воздухе пивного заведения уже дышать не мешала.

Вторая кружка была допита. Третью взять? Или в сторону гостиницы подаваться?

Вроде, всё в заведении было нормально, но… как-то не уютно. Чужие взгляды спину и затылок мне сверлили. Другой бы человек и не заметил, но – у меня зверьки под мундиром.

Ментальная чувствительность с ними у меня гораздо выше, чем у обычного человека. Мысли читать я не умею, но чувствую что-то такое…

Просто сказать – тут мне не рады. Нет, сначала всё нормально было, но на моей второй кружке в заведении новая компания появилась и при моем присутствии им пиво поперёк горла вставало. Готовы были они российского офицера на мелкие кусочки порвать.

Пойду, пожалуй. Лучший бой, как мой учитель ещё в Японии говорил, тот, которого удалось избежать.

Данным благим намерениям не суждено было сбыться. Куском ливерной колбасы в затылок мне прилетело. Хорошо, видно, бросивший колбасу живёт. Не голодает и не бедствует. Пищей разбрасывается. Для сегодняшней Германии это совсем не типично.

Я оглянулся.

Через столик от меня компашка расположилась.

Четверо. Один… больно уж знаком на лицо. Где я его видел? Где? Дома, в кино про войну. Во, дела…

– Что надо? – на родном для посетителей питейного заведения языке я к четверке обратился.

Злость у меня не совсем ещё прошла. Так, отмяк я после пива немного.

Морды им набить? Пусть первые начнут, а там уж огребут они у меня по полной программе.

Сидящие через столик на меня как бы с недоумением уставились. Что российскому военному от них надо. Сидят они, пивко попивают, никого не трогают.

Я обратно к столу обернулся. Решил всё же ещё одну кружку взять. Напиток-то водянистый совсем, не цепляет.

Только начал заказанную кружку пить, опять что-то мне по затылку прилетело.

Мля! Ну, сами напросились…

Я встал из-за стола, на четверых за столиком посмотрел. Выбрал жертву.

Подошел и показавшемуся мне знакомым дойчу кружку пива на голову вылил. Тот вскочил, морду ладонями вытирать начал. Сидевшие с ним за столом привставать со своих мест задумали.

Я – уже в плыне. Своей пустой теперь кружкой одного обратно на табурет приземлил. На второй германской голове она целостность свою утратила. Керамика, что с неё взять.

В общем, отвёл я душеньку, похулиганил немного.

Только уже на улице вспомнил, что за пиво я не расплатился. Да и хрен с ним. Не обратно же возвращаться.

На сердце у меня полегчало, настроение поднялось. Хорошо, но мало… Вслед за мной из пивной никто не выбежал, значит, на этом и закончим воспитание местного населения…