Kitobni o'qish: «Ванька VIII»
Глава 1 Марсель
– Смирно! Равнение направо!
Наш генерал зашагал навстречу их генералу. Тот и другой поприветствовали друг друга и отошли в сторону.
Солдаты высадившейся первой роты повернули направо и пошли около берега в две шеренги. Такое построение было не просто так. Впереди, между двух складов, их теперь на ходу будут вооружать. Так, по крайней мере, было сказано.
– Винтовка Лебеля, – проявил один из солдат осведомленность.
– Магазин на восемь патронов… – не отстал от него другой.
– Разговорчики! – рявкнул фельдфебель.
Его Лебель был несколько другим – заряжался пачкой с тремя патронами.
Та и другая винтовки были не самыми плохими вариантами. Хорошо хоть, не однозарядные Гра образца 1874 года получили…
Сейчас у той и другой воюющей сторон всё ещё оставались трудности со стрелковым оружием. Как мне Рязанцев рассказывал, те же французы уже все свои колонии обобрали, свезли в метрополию всё что было на тамошних оружейных складах. Теперь их армия чуть ли не пятнадцатью разных видов винтовок воевала, так что получить старые Гра мы вполне могли. Закупали же здесь эти Гра мы для своей армии, причем, не в малом количестве.
Так, а когда нам смотр будет?
Или, это уже – всё?
Построение рот в две шеренги после схода с корабля и есть смотр?
Что-то как-то не празднично…
Из толпы встречающих то и дело кто-то выбегал и совал что-то в руки проходящим мимо солдатам. Ко мне приблизилась нарядно одетая дама и вручила коробку сигар.
– Большое спасибо, – поблагодарил я её.
Дама в ответ улыбнулась.
Впрочем, я бы и от двух таких коробок не отказался. Курево было весьма приличное, а если покупать – не дешевое.
После получения винтовок прибывшая часть бригады построилась в колонны и двинулись в город. Офицерам маршировать не пришлось, я и Никифор Федорович принимающей стороной тоже были усажены в автомобили.
– Хорошо…
Бригадный интендант был доволен.
– Что, хорошо, Никифор Федорович? – не совсем понял я.
– Ну, что идти не пришлось.
Действительно – хорошо.
От причала до городского сада «Мирабо», где для нас был разбит лагерь, было вёрст восемь, не меньше. Так мне показалось.
Через два с лишним часа в лагерь пришли и солдаты. Вид у них был уставший, но довольный.
Только начали составлять полученные винтовки в козлы, как в лагере появились французские солдаты. Руки у них были заняты пакетами с продуктами и большими бутылками с вином.
– Вот так бы всё время воевать… – это и подобное слышалось со всех сторон.
От подарков мои соотечественники не отказывались, всему были рады.
– Хорошо винишко…
– Хорошо, хорошо…
Фельдфебели попробовали было навести порядок, но где там.
Подарки уничтожались с большим аппетитом, нагуляли его наши солдатики по пути сюда.
Я заметил, что многие сыр не едят. Пробуют его и кривятся. Нюхают ещё данный молочный продукт морща носы.
Зажрались…
Иначе и не скажешь.
Хороший сыр.
Тут в лагере начали раздавать сигареты. За ними сразу же очередь выстроилась. Давали по сто штук на брата, но некоторые наши хитрецы, спрятав полученное в вещевой мешок, подходили повторно.
– Пройдохи, – сделал вывод интендант.
– Дают – бери… – озвучил я народную мудрость.
Простых горожан в лагерь не пускали – местные полицейские окружили его вдоль ограды реденькой цепочкой.
Французы, а большинство их составляли женщины, через их головы бросали солдатам коробки сигар и сигарет, плитки шоколада, апельсины и даже бутылки с вином. Солдаты ловко их ловили. Понятное дело, бутылку с вином грех не поймать.
Некоторые марсельцы хорошо говорили по-русски. Наши нижние чины знанием французского языка похвастать не могли. Однако, сегодня всем вполне хватало жестов, мимики, прижимания рук в области сердца.
Приглашали прибывших спасителей Франции и в гости, но все имели строжайший приказ от генерала не выходить за пределы лагеря.
Впрочем, как оказалось к вечеру, не все его соблюдали. Коромыслов, что генералу по лицу от всей душеньки съездил, пропал в неизвестном направлении. Винтовка его в козлах стояла, а самого его не было.
Да, больше его, хоть и искали, никогда не видели.
Глава 2 Подарки, улыбки, вино рекой…
Ночь прошла беспокойно.
На территорию нашего лагеря через полицейское оцепление проникали француженки в поисках приключений, в укромных уголках сада «Мирабо» шуршали нижние юбки, слышались хихикания, русская речь мешалась с местной…
Фельдфебели и унтера с ног сбились, до полуночи ещё пытались поддерживать какой-то порядок, а затем махнули рукой и сами ударились во все тяжкие.
– Скоро к Вам, Иван Иванович, пациенты толпами повалят… – пророчествовал Рязанцев.
– Вполне допускаю такой поворот событий, Никифор Федорович. Хотя, в пути следования профилактическая работа проведена, индивидуальные средства защиты выданы.
– Индивидуальные средства защиты? Аа… Понял, понял.
Бригадный интендант прыснул.
– Ну, скажете же, Иван Иванович.
А как? Болезни лучше предупредить…
К утру лагерь затих, так, только в отдельных местах тлели угольки веселья.
Едва рассвело, принимающая сторона устроила нам прекрасный завтрак, всех без исключения напоили крепким кофе. Санаторий-профилакторий какой-то, а не война. Может, так и дальше будет? Я бы не отказался.
В восемь часов утра прозвучал приказ генерала выдвигаться в сторону главной площади Марселя.
– Не знаете, Никифор Федорович, далеко это?
Кого, как не его, мне про расстояния спрашивать, он же по роду службы должен в таких вопросах ориентироваться.
– Около десяти верст, – незамедлительно прозвучал ответ.
– Нас-то хоть на автомобилях туда отправят? – я имел в виду офицеров и военных чиновников. Что-то после обильного завтрака мне такое расстояние на своих двоих преодолевать не хотелось.
– Да, да. Вечером на совещании у генерала так и было сказано.
Я закурил. Рязанцев составил мне компанию.
Ротные колонны одна за другой покидали лагерь, а автомобилей для командного состава пока что-то не было.
А, вот и они…
Роты к главной площади опять двигались в сопровождении огромной толпы марсельцев.
Им, что больше заняться нечем? Не работают они? Устроен по поводу нашего прибытия праздничный день?
Французы и француженки всячески выражали к нашим солдатам симпатии. Опять дарили сигареты, шоколад, цветы…
Нижние чины бригады тоже что-то расслабились, совсем не по уставу украсили свои винтовки цветами, даже в стволы их натолкали. С некоторыми воинами непонятные тётки уже шли чуть ли не под ручку, ворковали как со старыми знакомыми.
– Позорище… – только и мог сказать Рязанцев, когда мы мимо колонн проезжали. – Лохвицкого точно удар хватит…
Солдатики наши… словно очумели. Некоторые даже своим новым подружкам свои винтовки передали и те их несли на плечах прикладами вверх.
– Нельзя нашего брата за пределы империи выпускать… Вон что творят… – такое отношение солдат к своему оружию расстроило до нельзя интенданта. – Унтера-то куда смотрят?
Туда и смотрят… В вырезы кофточек француженок…
Улицы города, по которым двигались колонны экспедиционного корпуса, были щедро украшены флагами и цветами, в окнах домов то и дело щелкали фотоаппараты, киносъемщики вереницей проезжали на автомобилях рядом с нашими колоннами и беспрестанно вертели ручки своих аппаратов.
Не доходя двух кварталов до главной площади нас высадили из автомобилей и пригласили в кафе. Не на улице же нам ждать колонны нашей бригады.
Я отказываться не стал, хотя и некоторые офицеры решили прогуляться по городу. Заблужусь ещё где-то или похитят германские шпионы…
Последнее маловероятно, но…
Вот и наши показались. Уже в полном порядке. Вольная публика была вычищена из колонн, роты подтянулись. Поступила команда взять оружие на руку и маршем выходить на площадь. Там уже находились генерал-губернатор Марселя с весьма многочисленной свитой из военных и гражданских лиц. Жандармы на красивых сытых конях теснили публику с площади, освобождали место для нас.
Французский военный оркестр заиграл марш, ротные командиры подали команду «в ногу», офицеры, а за ними и роты солдат ударили подошвами по ровной мостовой.
Впереди всех с развернутым знаменем маршировал Сабанцев. Тут тоже вятский великан продолжал удивлять публику.
За Сабанцевым шествовал солдат, который вёл на цепи большого бурого медведя, привезенного нами из России. Народ на площади на его пялился и визжал от восторга.
Генерал-губернатор и его свита приветствовали нас, а мы печатали шаг. Не останавливаясь, под тысячи «ура» марсельцев, мы вышли с площади и встали не расходясь из колонн на ближайшей улице. Последовала команда стоять вольно и разрешение курить. Опять со всех сторон набежали французы и стали дарить всякую всячину. Сигарет у меня уже не на один месяц скопилось, куда их и складывать?
Я подозвал одного из фельдшеров и передал ему надаренное добрыми людьми.
Примерно через полчаса генерал приказал продолжить движение. Остановились у какого-то завода. Его название так было украшено цветами, что прочитать его не было никакой возможности. Перед зданиями завода были расставлены столы с большим количеством бутылок и обильной закуской. Перед столами выстроились сотни женщин в белых халатах с подносами в руках. На них – опять бокалы с вином.
– Так и сопьются наши солдатики. – поморщился Рязанцев.
– Да ладно, это ненадолго, скоро и на фронт, – ответил ему я.
Оказывается, это угощение оплатили рабочие данного завода. Их представитель произнёс приветственную речь, поздравил с прибытием и пожелал благополучно вернуться домой после окончания войны.
После угощения, рабочие жали солдатам руки, совали им в карманы бутылки с вином. Лица офицеров бригады улыбками не сияли. Как тут дисциплину поддерживать, скажите на милость?
Глава 3 Майлли
Три дня в Марселе превратились для наших солдат в сплошной праздник. Сад «Мирабо» у местного населения стал просто местом какого-то паломничества. Заплечные мешки нижних чинов уже не вмещали подарков.
– Скорее надо отсюда уезжать, – всё чаще и чаще озабоченно говорили офицеры.
Я придерживался того же мнения. Не вызывали у меня доверия девицы определенного рода, что на шеи наших солдатиков вешались.
Наконец было объявлено об отправлении прибывшей в Марсель части бригады в лагерь Майлли.
Перемещать нас предполагалось железнодорожным транспортом.
Вот, теперь и на французских поездах покатаемся…
По просьбе руководства бригады по пути следования была запрещена торговля вином, но французов это мало остановило. Вероятно, у каждого из них дома определенные запасы имелись и бутылки с алкогольными напитками у солдат бригады не переводились.
– Как от такого отказаться можно… – хлопали они невинно глазами.
– Не выливать же его…
Понятное дело – не выливать, но меру-то знать надо.
В Майлли для нас были приготовлены деревянные бараки. Кстати, вполне приличные. Для каждого солдата имелась железная кровать с матрацем, подушкой, двумя одеялами и спальным мешком.
Буквально на следующий день показали на экране картину как мы высаживаемся в марсельском порту.
– Смотри, смотри, вон меня показывают!
– Вань, а вон – ты!
– Эх, такое дома в деревне не видят…
Солдаты были просто на седьмом небе от счастья. Кстати, офицеры тоже с удовольствием себя на экране рассматривали.
– Вот и Вы, Иван Иванович, ряды актеров пополнили, – подтрунивал Никифор Федорович. – Вид у Вас весьма бравый, орденов полна грудь…
Ну, что есть, то есть. Правда, поменьше у меня наград чем у Лохвицкого…
Солдатики после Марселя в Майлли несколько загрустили. Тут толп француженок с бутылками в руках и юбками нараспашку не имелось, а ежедневно надо было ходить за восемь верст в поле на тактические занятия.
Кормили французы всех нас сытно и обильно, однако солдаты жаловались, что хлебушка им не хватает.
Не хватает? Норма отпуска хлеба тут же была увеличена.
Офицерский корпус бригады был доволен – от них ничего не таили, полной мерой передавали тактические приемы, которые выработала в ходе войны французская армия.
Одно портило жизнь, в том числе и мне – частые смотры. Складывалось впечатление, что все генералы Франции имеют желание нас посетить. Первым заявился командир корпуса Безелер, за ним последовали командующий четвертой армией Гуро, фельдмаршал Жоффр…
Почтил нас своим вниманием и президент Пуанкаре.
Если бы только они…
Представители русского командования во Франции от вышеназванных опять же не отставали. Побывали у нас, и не раз, генерал Жилинский, русский посол в Париже Извольский…
Сейчас я был знаком с многими весьма известными людьми.
Солдаты кляли устраиваемые смотры на все лады, унтера от них не отставали. Мои фельдшера и санитары временами побуркивали, но я провел с ними разъяснительную работу, ещё и кулаком погрозил.
– Ещё раз подобное услышу…
Поняли и прониклись, только вздыхали мои подчиненные тяжело перед очередным торжественным построением.
Меня постоянно дёргали. Из лагеря в Майлли в разные города Франции чуть ли не ежедневно отправляли команды солдат на разные военные курсы.
– Иван Иванович, фельдшера откомандируйте с командой, что изучать снайперское дело отправляется.
Откомандировал, хоть это и несколько нарушало мои планы – в Майлли и я своих подчиненных продолжал тренировать, а тут моего фельдшера в увеселительную прогулку отправляют. Солдаты-то будут снайперское дело осваивать, а он баклуши бить…
Менялись только названия команд. Я отправлял свои немногочисленные кадры с едущими учиться на бомбомётчиков, миномётчиков, на курсы по изучению лёгких траншейных пушек, стреляющих посредством сжатого воздуха…
Отправили нескольких солдат изучать аппарат Вермореля, бросающий огневую жидкость на пятьдесят метров. С ними тоже фельдшера вынь да положи на блюдечке с голубой каёмочкой…
Нижние чины этой группы были сами не свои. Краше в гроб кладут. Опасна военная специальность огнемётчика и в плен их не берут – стреляют на месте. Так солдатская молва утверждает.
Кроме солдат нашей бригады в Майлли я видел и французских военнослужащих, и бельгийцев, и цветных солдат из колониальных войск. Кто только не проходил здесь подготовку.
Занятно было наблюдать, как после занятий, сходив в лавочки за пределами лагеря, этот интернационал, выпив до последней капли купленное вино, совместно распевал, каждый на своем языке, какие-то песни. Понять их было затруднительно, но горланили все весело…
Глава 4 Вооружают, обучают, заботятся…
Как писал классик – у меня сегодня именины сердца.
Утром в тренировочный лагерь для первого и второго полков нашей бригады привезли в большущих зеленых ящиках каски.
– Ну, что, Иван Иванович, сбылась Ваша мечта?
Рязанцев сиял как новый медный гривенник. Он не меньше меня был доволен.
Я ему этими касками давно все уши прожужжал. Дескать, потерь у нас гораздо меньше будет, если голову нашего солдата каска украшает.
Французы не только для пользы дела все каски в зеленый цвет покрасили, но и озаботились для каждой герб Российской империи изготовить и впереди на защитное изделие прикрепить. Мелочь, а приятно.
Не только нижним чинам и унтерам каски были выданы, но и каждому из офицеров. Им особенно головы свои беречь требуется, они ими воюют. Офицер должен противника передумать. В этом его задача. Головой надо воевать, головой, а не бездумно солдатиков на поле боя штабелями укладывать.
Эх, нам бы ещё кирасы для защиты груди и спины… Ну, и для живота, и чтобы в промежность пуля не прилетела.
Есть же такие у германцев, сам я это на фронте видел. Правда, не для всех солдат, но – имеются.
Я вопрос кирас с Никифором Федоровичем тоже дорогой обсуждал. Тот только руками разводил и вздыхал.
– Дорого, Иван Иванович, дорого…
– Война, Никифор Федорович, вообще дело дорогое…
Ну, хоть наколенники и налокотники удалось для всех наших солдат изготовить. Пошили их в хозяйстве у самого Рязанцева и сейчас, в тренировочном лагере, солдаты меня часто добрым словом вспоминали. Дошла до них информация, кто о сохранности их суставов позаботился.
Стыдно сказать, но и я в этом имел свой шкурный интерес. Меньше с травмами локтей и коленей на мой перевязочный пункт будут обращаться, больше у моих подчиненных будет времени для занятия с ранеными.
Французы, как и обещали нашему императору, вооружали бригаду с ног до головы. В большом количестве нам выдали пулеметы и организовали обучение их использования.
Рязанцев носился как угорелый, поесть нормально ему было некогда…
– Минометы сегодня получаю…
Прием вооружений Лохвицкий вменил ему в обязанность, не подсчётом портянок капитан занимался. Хотя, портянки – вещь нужная. Надо только правильно их наматывать. В носках все ноги сотрёшь, а в портянке солдатская нога как у тёщи на именинах.
– Траншейные лёгкие пушки поступают…
Недаром владению ими наших солдат обучали, сейчас в умелые руки они попадут.
При каждом батальоне был организован взвод бомбомётчиков. Сейчас те нижние чины, что были в данные взводы зачислены, от зари до зари учебные гранаты в поле метали. Ходили гордые – каждому, как офицеру, был выдан автоматический револьвер.
– Вот им бы, Никифор Федорович, кирасы изготовить… – кивал я капитану на бомбометчиков.
Бригадный интендант, выслушав меня, сегодня как-то хитро улыбнулся.
Что? И здесь дело с мертвой точки сдвинулось?
Унтер-офицерам, что в Марселе получили трёхзарядные винтовки, велено было их сдать. Взамен унтерам выдали десяти зарядные.
– Совсем другое дело…
Один из моих старших фельдшеров, тоже получивших такую, её ласково, как невесту свою поглаживал.
– Десять, это тебе не три патрона…
Получили и аппараты Вермореля. Ужасное, конечно, это оружие. Смерть от него страшна, гораздо лучше от пули погибнуть.
Больше всего радовались солдаты ружьям-пулеметам. Их тоже выдали чуть ли не каждому третьему нижнему чину. Заряжались они круглой кассеткой на двадцать пять патронов.
Я, честно сказать, даже и не знал, что такие уже имеются. Ну, мне простительно, я же не офицер, а только военный чиновник.
Солдаты наши старались вовсю – ползали, бегали, копали, копали, копали… Патроны жгли без счёта. Понимали, что лучше сейчас пот лить, чем кровь на поле боя. Это ещё и при том, что на лицах они теперь марлевые маски носили. Во Франции свирепствовала эпидемия, правда, сами французы к этому как-то крайне несерьезно относились.
За усердие почти всем на погоны лычки вернули, что ножницами фельдфебелей, и подпрапорщиков были в пути срезаны. Ну, и много новых ефрейторов появилось.
Лохвицкий, как хороший командир, отмечал заслуживших, а кое-кого и наказывал. Кнут и пряник никто в армии не отменял, надо только ими правильно пользоваться.
И ещё. Сейчас почти у каждого солдата бригады была «крестная мать». У некоторых – сразу две. Это были француженки, которым по их настоятельным просьбам, выделяли «крестников». Женщины окружали заботой своих подопечных, баловали их подарками…
Я не составлял исключения. Обо мне проявляла заботу вдова полковника, сложившего свою голову на фронте.
По примеру ряда офицеров я прошёл ускоренную снайперскую школу. Пригодится. Тем более, организована она была прямо в нашем лагере и никуда ездить было не надо.
Глава 5 Сават
Стена русских солдат, что дугой выгнулась, стояла молча. Иногда только матерки сквозь зубы просачивались.
Стыдно.
Неприятно.
Ох, позорище…
Уже третьего нашего бойца невысокий худенький француз запинывал. Сам росточком невелик, а наших медведей одного за другим валит.
Сават.
Один из самых подлых и изощренных видов боя.
Больно и неприятно когда тебя бьют ногами. Ещё и принародно, а ты ничего сделать не можешь.
Вот тебе и любители вина и круасанов…
Тут опять нашему старшему унтеру тяжелый ботинок в бок прилетел… Всё, готов для меня ещё один пациент.
Французы нам предложили соревнование устроить. Кто кого. Наши согласились, вот сегодня вечером цвет русской экспедиционной бригады и мутузили.
Сабанцев уже гимнастерку скинул и пыхтя разминался. Что-то типа английского бокса изображал. Где он только такого в вятской деревне насмотрелся?
Однако, одного бокса тут мало будет. Саватист – это руки из английского бокса плюс техника ног с ударами в жесткой обуви. Причем, по самым чувствительным частям – голеням, коленям, паху…
Гуманизма в савате нет. На ногах саватиста обувь с твёрдой, выступающей подошвой, ещё и подбитой гвоздями. Так слово «сават» и переводится – «старый башмак».
Нет, есть ещё и «шоссон» – «тапок», в нём ботинки со смягченной подошвой, но тут французы против нас классического саватиста выставили.
Просто зверя.
Правда, приемы с ножом и палкой, что практикуют в савате апаши, сегодня в схватках запрещены, но нашим и чистого савата хватает.
По рядам солдат прокатился вздох. Наш боец лежал на земле.
Я подошёл. Жив, но без сознания. Пульс частит, но это – ерунда. Зрачки нормально на свет реагируют.
– Кто следующий? – поинтересовался на ломаном русском француз.
Ишь, какой…
Старшего унтера унесли, а я вернулся к группе наших офицеров. Им невместно сегодня кулаками махать – голубая кровь, белая кость.
Рязанцев меня под локоток взял.
– Может, Вы, Иван Иванович?
Я – военный чиновник. Побьют меня – урону офицерской чести не будет.
Во как…
Всё условности какие-то.
Саватом сам Александр Дюма, сын генерала и дворянин, не брезговал, у самого Шарля Лекура это боевое искусство перенимал.
Офицеры с недоумением на Рязанцева смотрели – что это такое он доктору предлагает? Переломает сейчас француз врачу руки, а кто их лечить на фронте будет?
– Думаете стоит, Никифор Федорович?
Бригадный интендант тут про честь русского солдата вспомнил, мол сам Лохвицкий не велел нам во Франции в грязь лицом ударять.
– Ну, если только не в грязь лицом…
Я скинул мундир, подвернул рукава нижней рубахи.
– Гармошку бы ещё… Плясовую бы какую…
Тут уже все офицеры укрепились во мнении, что умом я точно сбрендил.
Француз одного за другим отборных богатырей с ног валит, а тут с ним состязаться задумал какой-то доктор. Под гармошку.
– Карева сюда, – рявкнул Рязанцев. – С гармонью.
Младший унтер ещё на корабле всех своей игрой развлекал, правда, потом ему лычки срезали, но по возвращению из Шалонской снайперской школы с хорошим аттестатом по приказу командира полка звание ему вернули и отдали даже под командование отделение снайперов.
– Карев!!! – рявкнул Сабанцев. Он, как вятчанин, сразу понял мою задумку.
– Под бой, – приказал я запыхавшемуся младшему унтер-офицеру. Ему пришлось до бараков и обратно что есть сил бежать. Сюда – ещё и с гармонью.
– С припевкой? – уточнил гармонист.
– Давай…
Карев начал играть, петь, специально не попадая в такт. Ну, всё как положено.
Я сделал пару шагов в сторону француза и нырнул в плын.
Надолго нашего союзника не хватило.
Какой там сават против бузы…
Сейчас на носилках унесли уже француза.
– Три – один, – громко объявил Рязанцев. – Кто следующий?
Сыны гордой и свободной Франции посовещались и осведомились – как мы насчёт ля канн? В переводе на язык родных осин они нам бой на тростях предложили. Подняли, так сказать, ставки, произвели эскалацию.
Каном?
Напугали ежа голой жопой…
У нас тоже тростка имеется.
Саватье с тростью продержался против бузника с тросткой меньше минуты. Тут ещё Кареву надо спасибо сказать – правильно играл парнишка. Хороший гармонист для бойцовской артели – находка. Не пропадет младший унтер и после войны. Такого гармониста любая серьезная артель к себе возьмет.
– Спасибо, – поблагодарил я унтер-офицера за музыкальное сопровождение боя.
На этом мои противники закончились. Французы на сегодня решили поставить точку.
Мне, кстати, тоже надо было в лазарет. Посмотреть необходимо второго нашего бойца, которого первый саватист вырубил. Нокаут от удара носком ботинка в печень – штука серьезная.
