Kitobni o'qish: «Ванька 3»
Глава 1 Вот и снова
Похороненный мною там, ещё в пермских лесах, искатель сокровищ бьярмов встал и вышел. Прямо через стенку нормального товарного вагона.
Ничего его не задержало. Ни слой зелёной краски, ни гвозди, ни доски, из которых стена теплушки была набрана.
Ни щиты, которыми вагон утеплен.
Во, как они могут…
Уже не живущие.
Ни следочка после его ухода на стене не осталось, ни царапинки даже.
Кстати, приходит он почти всегда, когда я у огня сижу. То у костра, то, вот у печурки, как сейчас. Какая-то есть в этом закономерность…
Холодно, наверное, ему там… К теплу мертвеца тянет…
Я мотнул головой и проснулся.
Тук-тук, тук-тук.
Тук-тук, тук, тук.
Тут, тук, тук, тук…
Поезд замедлял ход. Колёса нашего вагона на стыках рельсов постукивали всё реже.
Куда подъезжаем хоть?
Я встал, к двери теплушки подошёл. Немного её в сторонку сдвинул.
Пахнуло дымом. Не вкусным каким-то. Не как от печурки. Едким.
Холодно, однако, снаружи…
Темно, ничего не видать…
Звёздочки только на небе перемигиваются.
Нет, впереди огонёк мелькнул. Мелькнул и пропал. Снова показался…
Я закурил. Папиросу. Ещё московскую.
Скоро они кончатся и придётся самокрутки вертеть. Махорку нам выдали, хоть с этим не обидели… Газета имеется.
Тут паровоз засвистел. Предупреждает о своем прибытии. Уходите де с путей, могу и раздавить ненароком…
Звук был однотонный. До трёхтонных паровых свистков было ещё почти пять лет.
Поставили нас куда-то на запасные пути. Здание вокзала не видно. Где мы? А, бес его знает…
Ладно, перекурил и будет. Нечего теплушку выстужать.
Я задвинул дверь. Прошёл обратно к печурке. Подкинул пару поленьев. Быстро что-то они сгорают. Скоро так все изведем и мерзнуть будем…
Тут зубы у меня и заломило. Было уже так. Около психиатрического отделения. Вятской губернской земской больницы.
Что? Уже нашли меня? Те, опять, о ком покойник предупреждал? Что-то быстро больно…
Я застонал даже – так зубы болели. Как и в прошлый раз мысль пришла – легче вырвать их, чем муку такую терпеть…
Дверь теплушки поползла в сторону, чья-то башка внутрь заглянула. Со света мне плохо видно, но, точно – не кто-то военный. Не из наших. Голова не в папахе, а в малахае. В тот раз, в Вятке, на пришедших по мою душу такие же были.
Чёрт, чёрт, чёрт…
Маузер мой в вещевом мешке…
Не успею достать.
Зверьки там же.
Под рукой ничего нет… Полено, взять разве? Много ли от него толку будет…
Голова в малахае появилась и пропала. Потом, почти сразу, их две стало.
Точно, хранители. Посланцы колдунов биарминских.
Эх, Агапита с его топором бы сюда. В прошлый раз ладно так всё у него получилось. Чик-чик и готово…
Нет Агапита. Если в дурдом не забрали, охраняет он в боевой артели своё село.
Хранители на меня внимательно посмотрели. Переглянулись. Друг другу кивнули.
Потом от земли их как подбросило. Миг, и в поперечный брус, вставленный в дверной проем для предохранения от выпадения людей при раскачивании вагона при движении, две пары рук вцепилось.
Пока хранители на меня пялились, я всё же немного вооружился. Понятно, не поленом. Кочергой, которой в печурке орудовал.
Ею тут же по одной биарминской руке и прилетело. Хорошо так.
Кисть я хранителю насквозь пробил, пришпилил её к брусу. Продлил себе жизнь на несколько мгновений. Второй хранитель и без посторонней помощи мне сердце вырвет…
Зубы у меня болели так, что аж сердце удары пропускать начало. Не особо приятные мои последние секундочки выдавались. Вот ведь, как не повезло.
Я пятиться начал, а второй хранитель под брус поднырнул и встал. Первому помочь решил. Одной рукой ему кисть пробитую прижал, а второй – одним движением кочергу из дерева вырвал.
Тут меня кто-то по плечу и хлопнул. Я аж вздрогнул, чуть казенные шаровары не замочил. Голову повернул, а там…
Агапит. Собственной персоной.
Откуда тут он взялся?!
Стоит. Лицо как у неживого. Мимики – ноль. В каждой руке по тростке. Железных. Шестигранных.
Одну мне протягивает.
– Агапит, ты как тут?
Ответ был неожиданным.
– Стреляли…
Тут я и проснулся. Уже не в своем сне, а на самом деле.
Тук-тук, тук-тук.
Тук-тук, тук, тук.
Тут, тук, тук, тук…
Поезд замедлял ход. Колёса нашего вагона на стыках рельсов постукивали всё реже.
Тут и паровоз засвистел. Предупредил о своем прибытии. Уходите де с путей, могу и раздавить ненароком…
Звук был однотонный.
До трёхтонных паровых свистков было ещё почти пять лет.
Глава 2 Старые газеты
Это, что такое было?
Приснилось всё от начала до конца, или всё же предупредил меня мертвец?
Гадай теперь…
Во, засада…
Может – предупредил всё же, а уже потом кошмар мне и привиделся. Ну, как следствие.
Хрен поймёшь…
Дверь теплушки поползла в сторону, чья-то башка внутрь заглянула.
Меня с чурбачка, на котором я перед печуркой сидел, как ветром снесло.
Кочерга, в сей момент я угли мешал, чуть в эту заглянувшую голову не полетела.
Солдатик. Наш. Не хранитель.
Уффф…
– Что надо?
Вопрос был задан мною не очень доброжелательно. Ну, если честно, я почти рыкнул.
– Вот, велено газеты разнести…
Солдатик даже немного как бы растерялся. Он, газеты принёс, а его так встречают…
– Давай.
Солдат протянул мне несколько газет.
– Что одно старьё разносишь?
Вместо спасибо услышал он от меня.
– Что дали, то и разношу…
Буркнул разносчик газет и зло задвинул дверь в нашу теплушку.
Что я на него взъелся? Нашел, на ком срываться…
Сел обратно на чурбачок перед печуркой. Газетный лист развернул.
Телеграмма от 15 декабря 1904 года. Прямо на первой полосе.
Ну, почитаем…
Про Порт-Артур сообщают. Газета старая, когда она вышла, его ещё не сдали.
Так, на цингу Стессель жалуется, которая косит немилосердно его людей и японские одиннадцати дюймовые бомбы, от которых никак не уберечься. Нет от них спасения и укрытия. Ответить, по его словам, врагу и нечем из-за недостатка снарядов. Не запасли их в достаточном количестве. Как и провианта и всего прочего. Не готовы к войне оказались.
Из десяти генералов убито два – Кондратенко и Церпицкий, умер Разнатовский, ранено два – сам Стессель и Надеин, контужен Горбатовский. Из девяти командиров полков убито два – полковник князь Мачабели и Науменко, умерло от ран тоже два – Дунин и Глаголев, ранено четыре – Гандурин, Савицкий, Грязнов и Третьяков.
Далее в телеграмме с фронта следовал длинный список убитых и раненых офицеров, занимавших более низкие должности – командиров батальонов, батарей, сотен…
Про убитых и раненых солдат информации не было.
Не нашлось им в этом номере местечка.
Сообщалось, что многими ротами командуют зауряд-прапорщики. Да и в самих ротах едва по шестьдесят человек.
Читать такую газету совсем не хотелось.
Плохо там у них совсем. Было.
Первый газетный лист я в сторону отложил после того, как прочитал, что японцы весь день и ночь стреляют по нашим госпиталям и лазаретам, а больных и раненых там около четырнадцати тысяч и каждый день не меньше трёх сотен прибывает.
Может во второй газете что получше?
Она тоже не сегодняшняя, но и за такую поблагодарить надо.
Я же на солдатика рыкнул. Не хорошо получилось. Ой, не хорошо…
О, тут позитив имеется. Приятно даже читать, как казачий разъезд под начальством сотника Краснянского у селения Лидиутун победил превосходящие силы противника. Кого пиками повалил, кого зарубил. Двух японцев ещё и в плен взяли.
На следующий день там же наши японских кавалеристов рассеяли, а вольноопределяющийся Лемешев ещё и захватил в плен японского драгуна. Так газета сообщала.
Вот – это правильная статья. А, то пишут – всех почти наших генералов перебили и ранили, полковники и князья от ран померли, а ротами унтер-офицеры командуют. Пусть и в высших воинских званиях для унтеров.
Первую газету я сложил несколько раз и в карман спрятал. На цигарки пойдёт. Нечего такое моим сотоварищам читать, свой боевой дух подрывать. Вторую – в сторонку отложил, пусть про казаков героических узнают и про бравого вольноопределяющегося.
Третью газету, вчерашнюю я чуть на клочки не порвал. Там, в их редакции, точно враг окопался. Ну, зачем такое писать – «почти одиннадцать месяцев непрерывной борьбы истощили наши силы», «лишь одна четверть защитников, из коих половина больных, занимает 27 верст крепости без помощи», «люди стали тенями», «сделали мы всё, что было в силах человеческих», «всё в руках Бога»…
Нет, как-то по-другому надо про вести с фронта сообщать. Позитивнее.
Третья газета полетела в печурку. Вспыхнула и прогорела. Во, даже здесь от неё толку мало…
Сходить, что ли, дровишек промыслить? На ходу из теплушки как-то быстро тепло выдувает…
На стоянке – тоже.
Только такая мне умная мысль пришла, как буфера нашего нормального товарного вагона о соседние лязгнули.
Вот бы я сейчас выскочил, а военный эшелон без меня дальше двинулся. Выхожу я на перрон, а там… Хранители…
Тут я сам себя выматерил. Надо же, такую хрень придумать.
Всё, спать пора ложиться. Нечего сиднем у печурки сидеть. Тут ещё не такое в глупую башку придёт…
Глава 3 Наша учёба продолжается
Долго поспать мне не дали.
Отцы-командиры верно рассудили – нечего нам в процессе перевозки на Дальний Восток балду гонять. Свободного времени и здесь у будущих ротных фельдшеров не будет – процесс нашей подготовки можно и на колёсах вести.
На безымянном полустанке, где мы на короткое время остановились, в нашей теплушке один из докторов-преподавателей и появился. Кто-то из мужиков и заворчал было, но …
Кстати, тема сегодняшнего занятия была интересной. Нам предстояло послушать о медицинском обеспечении на театре нынешних военных действий.
Бой, он самый серьезный экзамен для военной медицины. Сколько теоретически вопросы медицинской помощи раненым не разрабатывай, практика покажет – что и как надо на самом деле. Практика, она реальные закономерности выявляет. Тут, только успевай приспосабливаться.
Доктор начал с вопроса. Как де можно установить личность тяжелораненого. Он, к примеру, без сознания находится, говорить не может. Не известно, из какого он полка, роты… Бумаг никаких при нём нет. Утрачены по неизвестной причине.
Сидящие в теплушке на нарах ответить затруднились.
Ну, тогда сам доктор нам ответ дал. Новость озвучил. Сказал, что с недавнего времени, уже в ходе данной военной компании введены бляхи. Их на груди, рядом с крестом военные на Дальнем Востоке носят. На бляхе – номер. У каждого свой. Так и можно определить, кто перед вами и из какой части.
После этого нам в который уже раз было сказано, чтобы мы в своих частях и подразделениях зорко следили, какую воду солдатики пьют. Из-за недоброкачественной воды большое количество воинов на Дальнем Востоке из рядов выбывает, небоеспособными становится. Желудочно-кишечный катар тысячами регистрируется, вреда от него не меньше, чем от пуль японских.
Вторая самая частая беда – переохлаждение наших военнослужащих. Лихорадка ряды русского войска как косой косит…
Тут же про полушубки и папахи доктор нам напомнил. Ну, что перед выдачей в войска их продезинфицировать требуется. Некоторые, не будем плохие слова говорить, на войне нажиться пытаются. От скота, погибшего из-за сибирской язвы, шкуры берут и из них тёплую одежду для армии шьют. Солдаты сибиркой от этих полушубков и заражаются. Отмечено уже несколько сотен таких случаев.
Во, не даром Павел Павлович, земский фельдшер из села Федора, настоятельно порекомендовал мне свой полушубок при мобилизации взять. Бывает де, всякое. Про сибирскую язву прямо не сказал, но намекнул, что из разных овчин в армии полушубки бывают. Свой, проверенный – надежнее. Тем более, за него ещё и четыре рубля на мобилизационном пункте выдадут. Ну, тому, кто со своим полушубком явится. Мне – выдали. Не обманул Павел Павлович. Да, полушубок-то ещё и старенький был, память о Мадам.
Про брюшной тиф доктор не забыл. Сказал про сифилис и другие венерические заболевания. Мобилизованные рекрутят на всю катушку, с безнадзорными гулящими девками блудят и подарочки от них получают. Что, если уж кого припрёт – чтобы в легальный публичный дом шли или в притон разврата. Там девиц врач еженедельно проверяет и запись в желтенькой медицинской книжке делает. Клиент о состоянии здоровья дамы может там справиться. Полистать странички перед сношением.
Я про своё рекрутство вспомнил. Да, подхватить что-то венерическое вполне можно было. Пили же как оглашенные…
Напомнили нам сегодня и об обучении солдат правилам оказания первой помощи. О том, чтобы каждый из них индивидуальный перевязочный пакет с собой носил. Для этого у них специальные карманы нашиты справа под поясом шаровар.
Далее было про вынос раненых с поля боя. Что в помощь полковым и дивизионным носильщикам имеем мы право привлекать к этому и полковых музыкантов. Они обязательно должны быть этому научены. Берегли чтобы себя, а то уже редкий санитар сейчас меньше двух ранений имеет. Быстро они выходят из строя, а заменить их и некем.
Про устройство гнёзд на поле боя нам было рассказано. Куда сохранившие способность к передвижению раненые должны сосредотачиваться. Полковые-то перевязочные пункты далеко, на линии артиллерийского огня и ещё постоянно меняют своё место расположения.
Проинформировал нас доктор, что на передовых перевязочных пунктах в текущую японскую кампанию три четверти раненых оказываются. Тут надо их полноценно накормить, а не только чай и вино им дать. Чтобы мы и про это не забывали.
Я на сказанное только головой покачал. Что-то показалось мне данная рекомендация мало выполнимой. Но, положено…
Война с Японией много изменений в дело помощи раненым внесла. Четырёх колесные телеги для вывоза раненых оказались мало подходящи. Двуколки показали себя лучше. Но, не хватало их. Что-то в расчётах оказалось не так. Поэтому, для эвакуации раненых нам надо будет использовать и обозные, и интендантские повозки. Реквизировать китайские телеги тоже не возбраняется. Главное – раненых скорее в подвижной полковой госпиталь доставить или прямо в санитарные поезда.
По большому секрету нам было сказано, что есть и проблемы. Большинство врачей были призваны из запаса и опыта оказания медицинской помощи в боевых условиях не имеют. Вернее – не имели. Сейчас уже наловчились… Беда помогла.
Госпитали хорошо снабжены всем необходимым. Кроме Порт-Артура. Но, это теперь уже дело прошлое. Там в конце осады вместо перевязочных средств приходилось использовать паклю, щипанный морской канат и разные водоросли. Но, об этом доктор строго рекомендовал помалкивать. Сам он не уверен, что правильно сделал, когда такое нам сказал. Это, только для того, чтобы мы настоящее представление о всём имели. Есть, имеются там трудности…
Тут наш доктор-преподаватель опять к санитарным поездам вернулся. Как-то так его мысль вильнула.
– Санитарные поезда хорошо себя в этой войне показывают. Их сейчас тридцать четыре раненых с фронта в пределах Сибирского военного округа вывозит. Это только постоянных, без временных, сборных. Ещё сорок шесть постоянных военно-санитарных поездов эвакуируют раненых и больных из лечебных заведений Сибирского военного округа в центральные губернии…
Так почти до самого вечера мы и прозанимались. Кстати, не без пользы.
Глава 4 Подготовка к Новому Году
Одна из эмблем медицины – чаша со змеей.
Что она означает?
Толкований много…
Одно из канонических говорит, что представители данной древнейшей профессии мудры как змеи и не дураки выпить.
Вот и наши доктора-преподаватели исключения не составляли.
Из Москвы мы выехали впопыхах. Времени нормально подготовиться к отъезду на Дальний Восток не было. Быстро-быстро что под рукой было похватали и всё.
Добираться до конечного пункта назначения нам в лучшем случае месяц. Не меньше. Военные поезда не быстро идут. Многие, наш в том числе, чуть ли не у каждого столба стоят.
Что это значит?
Правильно – Новый Год нас где-то в дороге застанет. Не исключено, что в чистом поле, а не где-то рядом с шикарным рестораном.
Доктора, они тоже люди. Здесь же они ещё и на войну едут. Там и убить могут. В телеграммах с фронта в числе погибших не раз уже врачи упоминались. Вот так-то…
Вывод из данных обстоятельств – к встрече Нового Года надо заранее подготовиться. Купить все необходимое на одной из стоянок на запасных путях.
Деньги были собраны моментально. Чего их жалеть. Команду носильщиков алкоголя и прочего, что будет закуплено к праздничному столу, сформировали по-военному. На счёт раз, два, три. Я в неё тоже попал.
Сейчас мы сидели и ждали отмашки. С мешками наготове.
В дверь теплушки постучали.
– Выходим.
Ну, выходим, так выходим. Наше дело маленькое.
Через одни пути перебрались, через ещё одни… Вот мы уже на перроне.
Здесь наша закупочная команда ни на момент не задержалась, сразу в город проследовала. Не иначе, как среди старших кто-то хорошо дорогу в нужное место знал. Родом, наверное, был из этих мест.
С началом войны во многих губерниях России было ввели ограничения на продажу алкоголя, но долго это не продлилось. Я так понял, что деньги правительству стали сильно нужны. Количество винных лавочек стремительно росло, цена на алкоголь была назначена доступная всему населению, не разорительная для него. Это на отечественный. Импортный – здорово кусался.
По дневному времени заведения по продаже алкоголя работали, но… Ассортимент их наших докторов не устраивал. Не с одним хлебным вином они предполагали одна тысяча девятьсот пятый год встречать.
Нет, его тоже немного купили. Так, для разнообразия.
– Сюда ещё зайдем.
Доктор, что десмургию нам преподавал, указал на двери очередного храма Бахуса.
Тут было.
Вроде и не столица, но ассортимент был представлен достойный.
Из кармана шинели назначенный старшим по данному мероприятию извлёк список. Пробежался по нему глазами, затем перевёл их на витрину.
– Покупаем здесь.
Товар и цена на него показалась ему подходящей.
– Пару бордосского красного по два рубля и пару белого по пять. Шато Икем девяносто восьмого…
Спрашиваемое тут же оказалось на дубовом прилавке.
– Форстер Пехштайн 1900…
Да, хорошо собрались погулять наши преподаватели. Я не слепой, обозначенную сумму за одну такую бутылочку хорошо вижу. Десять рублей. Не хило так…
У продавца даже выражение лица изменилось. Сначала-то он на нашу команду несколько свысока посматривал. Заявились мол, такие-сякие…
– Пол дюжины токайского отборного по два рубля…
Палец доктора скользил по списку.
– Сен Жорж – три бутылки…
О, до рома добрались… Мне бы тоже бутылочку купить. Если получится. Понятно, не Сен Жоржа. По рабоче-крестьянскому – самого дешевого ямайского.
– Бискви Дюбуше Первый консул… Одну…
– Поммери и Гренье, Сек, пол дюжины…
Точно, наши преподаватели все свои денежки решили спустить. Гульнуть с салютом из шампанского.
– Гран шартрез зеленый, одну…
– Кордиаль Медок…
Доктор показал два пальца.
– Боржом… – тут последовала некоторая заминка. – Дюжину.
На этом список заказов кончился.
Пока нам всё это всё упаковывали, я и своё дело решил. Бутылку рома себе приобрел. На Новый Год.
Глава 5 Расхитители
Жадность человеческая не имеет пределов…
Это, давно известно.
Глупость, кстати, тоже.
Нет, про жадность и глупость сегодня нам на очередном занятии не рассказывали. Хотя, эти два социальных диагноза, в какой-то мере и медицинскими тоже назвать можно.
Когда я в вятском психиатрическом отделении работал, навидался такого. Ну, про глупость в обывательском понимании – сразу упустим. Больные люди, стыдно о них так говорить.
Вот про жадность…
Присутствовала она у ряда пациентов психиатрического отделения. Один всё кирпичи к себе в палату таскал. Где он только их брал? Чуть не каждый день их у него из-под кровати доставали. В отделении же режим нестеснения практиковался. Чуть кому лучше стало – его уже гулять отпускают. Вокруг бараков для пациентов психиатрического профиля садики устроены. Там в тенечке больные и прохлаждаются. Ну, я-то зимой там был. Сам не видел ни цветов, не тенечка, всё только по рассказам. При мне там лишь голые веточки на ветру покачивались. Так вот, этот пациент их, кирпичи, где-то и зимой находил. Ему без разницы. Найдет и в палату тащит. Подозреваю я, что дом смотрителя больницы из этих кирпичей и сложен…
Хотя, ни зимой, ни поздней осенью, ни ранней весной дома из кирпича здесь не строят. Только летом. Вот они и стоят веками.
После занятий, а мы так на запасных путях и торчали, товарищи мои по теплушке в город засобирались. Я-то ром купил, а они, что – рыжие?
Обломились ребятки. Старший унтер к нам в вагон заглянул и сидеть неотлучно велел. Поведут де нас всех куда-то в целях воспитательных.
Мне-то что, а ребятишки посмурнели…
Вчера, когда в город за алкоголем на Новый Год ходили, я краем уха слышал, что задерживаемся мы из-за недостатка вагонов. Что-то здесь на армейских складах должны нам погрузить и мы дальше поедем. Так доктора говорили. Что нужно грузить, в пакгаузах было, а куда грузить – нет.
Оказалось, что наше воспитание как раз с этими складами и связано.
Из тепла нас уже под вечер вытащили, на пустыре на самый ветер поставили. Строем.
Трёх солдатиков под конвоем привели. Без ремней и вида самого несчастного.
Оказалось – жулики они и расхитители армейского добра.
Один, как объявили, был рядовым команды местного вещевого магазина. Обвинялся солдатик в краже консервов. Охранял он склад и вынес из него ящик с консервными банками. Понятно, что полными. От великого ума взял и спрятал консервы в караульном помещении. Кража быстро обнаружилась, а похититель установлен. При проведении обыска сыщики изъяли украденное, но не в полном составе. Две банки оказались уже пустыми. Злодей съел их содержимое. Мужичка судили, исключили с воинской службы. Везли его сейчас в исправительное отделение, а по дороге в назидание решил кто-то его нам продемонстрировать. В воспитательных целях и для предупреждения подобных эксцессов.
Второй бедолага во время несения караульной службы по охране принадлежащего Красному Кресту пакгауза похитил вещи на такую-то сумму. На сколько было сказано, но я не расслышал – задувало сильно. Ещё и в морду снегом как кто бросал. Вот ведь, выбрали время и место нас воспитывать на отрицательных примерах.
Этот тоже умом не блистал и отличался жадностью. На кой хер ему три пары сапог, шестнадцать пар подмёток и две дюжины солдатских летних кальсон? Продать, скорее всего, думал. У нас в московском госпитале народишко тоже всё, что мог тащил. Вплоть до бинтов. На продажу.
Это деятель, опять же так было сказано, исключался из воинской службы, а заработал уже он каторгу. Сильнее первого проштрафился.
Третий не так давно был старшим унтером. Заведовал складом офицерского экономического общества. Надо сказать, в магазине экономического общества я уже побывал. Опять же помогал доктору-букинисту. Он меня по знакомству припахал. Чуть что – Иван помоги, Иван сходи…
Так вот, доктор почти без ничего на Дальний Восток отправился, пришлось отовариваться по ходу движения. Закупались по газетке. Там статья была – «Что брать офицеру в поход в Маньчжурию». Потратил доктор свои денежки на полевой багаж системы Гинтера и Хойницкого, спальный мешок, чемодан-кровать, кавалерийский вьюк, складной несессер, кожаные подушки и наволочки, бурочные сапоги и походную аптечку. За каким он лешим походную аптечку покупал? Видно, затмение нашло. Все офицеры покупали и доктор купил. Приобретены были ещё консервы мясные и рыбные, сгущенный бульон Мадежа и Либиха, молоко в порошке, походный шоколад и какао. Вот с какао старший унтер и залетел. Если рядовой подмётки и кальсоны тырил, то он умыкнул пять ящиков какао и продал их постороннему лицу за сто десять рублей. Унтера поймали на горячем, судили, поперли из рядов на каторгу. Во время войны тут наказывают сурово…
В теплушку я шёл – зуб на зуб не попадал. За каким нам их показывали? Могли на худой конец бумагу зачитать. Что, такие-то выявлены, за то и то осуждены. Кто им подражать будет – огребёт по полной. Но, видно наше начальство решило, что один раз увидеть, лучше, чем десять раз услышать.
Ой, чувствую, насмотрюсь я тут за дорогу на Дальний Восток всякого-разного. Путь-то у нас долгий.
Не заболеть бы, а, то кто послезавтра ром-то пить будет?
