Kitobni o'qish: «Атомный конструктор №1»

Shrift:

Страна знает имена выдающихся конструкторов ракет, самолетов, танков и артиллерийских орудий… Но имя атомного конструктора СССР № 1 – Давида Абрамовича Фишмана (1917–1991), известно лишь кадровым специалистам ядерного оружейного комплекса.

А ведь Фишман – это история… Герой Социалистического Труда, лауреат двух Сталинских, Ленинской и Государственной премии СССР, он – один из первопроходцев советского Атомного проекта со времен разработки первой советской атомной бомбы РДС-1 и первой водородной бомбы РДС-6с. При его активном участии, а позднее – под его руководством, было разработано множество атомных и термоядерных зарядов для оснащения всех типов носителей ядерного оружия. Эти работы обеспечили ядерный паритет между СССР и США и по сей день хранят внешнюю безопасность России.

С 1959 года до последнего дня жизни Д.А. Фишман руководил конструкторами зарядного КБ-1 КБ-11 (с 1966 года – Всесоюзный НИИ экспериментальной физики) в атомном «Арзамасе-16». Он стал наиболее весомым и влиятельным конструктором-зарядчиком, создал самобытную инженерную школу конструирования и отработки отечественных ядерных зарядов.

Документальная книга Сергея Кремлева, работавшего под руководством профессора Фишмана, рассказывает о жизни и деятельности этого талантливого, многогранного человека, а также – о роли и значении конструктора в Атомной проблеме, об ушедшей героической эпохе.

Жизнь —
Словно почтальон:
Приносит письмецо,
И возникает мысль,
И эта мысль проста:
«Он в людях отражен,
Как в зеркале – лицо,
А в них отражена
Сама эпоха та»…

Предисловие
О тех, кто делает ракеты, и тех, кто делает заряды

КНИГИ пишут с разными целями, но для книг-биографий главная цель, казалось бы, ясна – рассказать о человеке, которому посвящена книга. Однако крупная биография – это и «биография» эпохи, поэтому, говоря о герое книги, надо сказать о времени, в котором он жил и которое его сформировало, возвысило, а также о его деле, о проблемах этого дела и о его особенностях.

Именно так я и постарался написать о Давиде Абрамовиче Фишмане, для меня – живом человеке, знакомом мне с момента прихода в зарядное КБ «Арзамаса-16» в 1978 году до дня его неожиданной кончины в самом начале 1991 года…

Давно гремят имена выдающихся конструкторов ракет, самолетов, артиллерийских орудий и танков… Страна помнит о Сергее Королеве и Михаиле Янгеле, Андрее Туполеве и Сергее Ильюшине, о Василии Грабине и Жоресе Котине…

А вот имя конструктора ядерного оружия № 1 Давида Фишмана хорошо известно лишь кадровым специалистам отечественного ядерного оружейного комплекса.

А Фишман – это эпоха. Именно он перед первым испытанием в августе 1949 года вкладывал плутониевую «начинку» в первую советскую атомную бомбу РДС-1. И происходило это на Семипалатинском испытательном полигоне в сборочном здании с официальным названием «ДАФ», что означало: «Давид Абрамович Фишман».

А со всеми выше перечисленными и многими другими создателями советской оборонной техники, Давид Абрамович был не просто знаком, а сотрудничал с ними, как равный с равными… Ведь под руководством Фишмана создавался тот атомный «золотник», который – по сравнению с его носителями – был мал, да дорог…

Биографический жанр – и один из самых древних (достаточно вспомнить «Сравнительные жизнеописания» Плутарха), и один из всеми признаваемых. Книги о людях, так или иначе выделившихся из общей массы за счет таланта, удачно сложившихся обстоятельств и т. п., всегда привлекали и привлекают внимание читателей. И каждый в них находит свое…

Мальчик получает возможность обрести пример для выбора судьбы.

Зрелый муж лучше видит собственные насущные проблемы и укрепляется в желании тоже сделать что-то значительное, не пасуя перед трудностями.

Седой ветеран, читая рассказ о прошлом, сопоставляет его со своим опытом, приобретенным за десятилетия борения с «холодом жизни» и общения с ее радостями.

Женщина задумается о судьбе и уделе мужчин, которые призваны хранить ее покой и мирную жизнь…

Наконец, рассказ о незаурядной судьбе в незаурядную эпоху просто увлекателен!

И это – тоже не так уж и мало.

Предлагаемая читателю книга формально относится к жанру биографий. Однако надо сразу сказать, что в ней общими, по сути, усилиями – поскольку я широко использовал устные и письменные воспоминания нескольких поколений оружейников – дан портрет не просто крупного человека, но – Инженера. В силу и личных качеств, и благодаря эпохе, он стал одной из наиболее весомых фигур в таком непростом, десятилетиями скрытом от глаз широкой публики деле, как разработка современных ядерных вооружений.

На пике своей профессиональной активности он стал весьма известен и даже знаменит, но знаменит, так сказать, «секретно». Его знали только те, кому положено было его знать. И даже на удостоверении Героя Социалистического Труда, выданном ему, не было фото – вместо него стоял официальный штамп: «Действительно без фотографии».

Итак – Давид Абрамович Фишман…

Ровесник Октября…

Заслуженный деятель науки и техники РСФСР, профессор, доктор технических наук…

Лауреат двух Сталинский премий (1951 и 1953 гг.), Ленинской премии 1959 года, Государственной премии СССР 1982 года…

Герой Социалистического Труда, дважды кавалер ордена Ленина (1956 и 1962 гг.) кавалер ордена Октябрьской революции (1976 г.), двух орденов Трудового Красного Знамени (1951 и 1954 гг.) и…

И ВОТ ТУТ возникает некая неопределенность: что же надо поставить за этим «и…» дальше?

Официальный перечень заслуг, званий и должностей Фишмана немал и достаточно длинен, но все сводится, в конечном счете, к его главной должности. И она – на взгляд человека непосвященного, «звучит» не очень-то выдающимся образом, а носитель подобного поста не очень-то – на первый взгляд, «тянет» на книгу.

К тому же, этого поста наш герой достиг в весьма молодом возрасте – в сорок два года – и пребывал на нем тридцать два года, выше уже не поднявшись…

Да, карьерной «вершиной» Давида Абрамовича стал пост вначале Первого заместителя Главного конструктора зарядного КБ-1 в КБ-11 (так с 1946 по 1967 год назывался центр ядерного оружия в Кремлеве-«Арзамасе-16»-Сарове), а затем – Первого заместителя Главного конструктора ВНИИЭФ, то есть – Всесоюзного НИИ экспериментальной физики (как стало называться КБ-11 с 1 января 1967 года).

Итак, Фишман – «перманентный» Первый зам.

Много это или – не очень?

Конечно, ВНИИЭФ, ныне имеющий статус Российского Федерального ядерного центра, – это старейший и крупнейший советский ядерный оружейный центр, отечественный «Лос-Аламос». Его в свое время так шутливо и называли: «Лос-Арзамас»…

Конечно, закрытый «Арзамас-16», находящийся в 75 километрах от настоящего старинного русского города Арзамаса, – это «атомная столица» СССР. С момента основания атомного «Объекта» место его дислокации – глухой поселок Сарова, исчез со всех советских карт и был отмечен лишь на разведывательных картах спецслужб Запада. Сам же новый город сменил вереницу имен: «Объект-550», «Москва-Центр 300», «Арзамао75», «Арзамас-16», «Кремлев» и, наконец, – «Саров». Поэтому история ВНИИЭФ – значительная и яркая часть всей «атомной» истории Отечества!

Но сам-то наш герой? Был ли он так уж значителен в том бурном времени? Заслуживает ли он книги? Ведь даже в городе, Почетным гражданином которого он был избран навечно, все еще нет улицы его имени!

Спору нет: КБ-11 и ВНИИЭФ – это во времена Фишмана было мощно, первоклассно и государственно важно!

Директор ВНИИЭФ, Научный руководитель ВНИИЭФ – это тоже было первоклассно и государственно важно…

Директорами КБ-11 и ВНИИЭФ были дважды Герои Социалистического Труда генерал-лейтенант Павел Зернов и генерал-лейтенант Борис Музруков, Герои Социалистического Труда генерал-лейтенанты Анатолий Александров и Евгений Негин…

Бессменным Научным руководителем ВНИИЭФ до самой кончины Фишмана был трижды Герой Социалистического Труда академик Юлий Харитон, а затем – по совместительству— Министр РФ по атомной энергии академик Виктор Михайлов…

Главный конструктор КБ-11 и ВНИИЭФ – и это звучало сильно!..

Первым Главным конструктором КБ-11 был вначале формально сам Харитон, а фактически руководил конструированием трижды Герой Социалистического Труда генерал-лейтенант Николай Духов.

Затем, после образования в составе КБ-11 двух КБ— первого и второго, «зарядное» КБ-1 возглавлял академик Евгений Негин, а «боеприпасное» КБ-2 – дважды Герой Социалистического Труда Самвел Кочарянц…

Вот что это значило – Главный конструктор ВНИИЭФ!

Но – Первый его заместитель?

Как он?

И что он?

ПЕРВЫЙ заместитель Главного конструктора в любом серьезном инженерном деле – величина очень весомая и значимая, но очень редко – известная. Оно и понятно: первостепенной величиной является Главный.

Скажем, все знают имена ракетчика Королева, авиаконструкторов Туполева, Яковлева, Ильюшина, Микояна, Сухого…

А кто знает имена их первых «замов»?

Ну, разве что, кто-то вспомнит заместителя Туполева Архангельского.

Профессор Гуревич настолько был значим для авиационного КБ Микояна, что его имя по сей день присутствует в жизни страны – одной буквой в знаменитом названии «МиГ».

Но многие ли знают о том, что «Г» здесь – это «Гуревич»? Порой и аббревиатуру-то эту пишут: «Миг»…

Крупнейший наш ракетчик Михаил Кузьмич Янгель получил известность, хотя бы в оборонных кругах, лишь тогда, когда стал Главным конструктором в собственной «фирме» – новом КБ «Южное» (КБЮ) в Днепропетровске.

А Давид Абрамович Фишман «всю дорогу» был Первым заместителем Главного конструктора КБ-1 и затем – ВНИИ-ЭФ, Евгения Аркадьевича Негина.

Но книги о себе Фишман вполне заслуживает, поскольку среди плеяды советских «атомных» конструкторов, а точнее – конструкторов ядерных зарядов для ядерного боевого оснащения Вооруженных Сил СССР, Давид Абрамович – конструктор № 1.

Прочтя книгу, читатель это, надеюсь, поймет.

При этом есть один момент, касающийся не только Фишмана, но вообще всех тех, кто общенациональной известности заслуживал, однако в полной мере не обрел… Например, выдающийся «смежник» оружейников Сарова – Михаил Кузьмич Янгель… В его судьбе вполне проявился некий нюанс, характерный для ряда и других крупнейших «оборонных» инженеров. Скажем, Сергей Павлович Королев стал знаменит хотя бы посмертно. С его именем связано освоение космоса, его еще при жизни журналисты прославили, пусть и «безымянно», как Главного Конструктора Космонавтики. А после смерти Королев стал национальным героем.

Янгель всенародной заслуженной популярности даже после смерти, увы, не обрел. Такое уж у него было занятие – чисто оборонное… Важнейшее, но абсолютно не афишируемое, особо закрытое от чужих, непричастных к делу, глаз.

«КБЮ» Михаила Янгеля и его преемника Владимира Уткина – ближайший «смежник» ядерного центра в Сарове.

Именно это КБ создало ту могучую межконтинентальную баллистическую ракету (МБР) Р-36, последняя модификация которой, названная в НАТО «Сатаной», а у нас – «Воеводой», по сей день, хранит мир для России и всего мира! В Сарове так и говорили когда-то: «Королев работает на ТАСС, а Янгель – на нас».

Уместной, необходимой была такая закрытость имен выдающихся советских ракетчиков, или нет – вопрос неоднозначный. Но однозначен факт того, что всенародной популярностью они не пользовались, хотя в оборонной сфере были знамениты.

Что уж говорить о разработчиках ядерного боевого оснащения различных систем советского ядерного оружия!?

Есть и еще один деликатный момент, относящийся исключительно к советским ядерщикам. Когда речь шла о ракете, то обычно говорили, что ее «делает Янгель» или «КБ Янгеля», «КБ Уткина»… Так же говорили, имея в виду ракетные КБ Макеева, Надирадзе, Челомея, Люльева… Аядерные заряды и ядерные боеприпасы всегда «делал» ВНИИЭФ. Конкретных авторов ядерных систем – даже Главного конструктора, а тем более – его Первого зама, никогда при этом называли. Ядерные заряды всегда были обезличены.

И тому есть причина.

Безусловно, та же МБР Р-36 и прочие грозные наши МБР, самолеты, ракеты, подводные лодки и вертолеты – создания коллективные. Однако традиционно у собирательного понятия «коллектив», если это действительно сильный, незаурядный творческий коллектив, имеется и имя собственное – имя его руководителя. «Чкаловский» АНТ-25 «делал» Туполев, автомат «АК» – Калашников, «гагаринский» «Восток» – Королев, танки «ИС» – Котин, пушку «ЗИС-5» – Грабин, МБР Р-36 – Янгель и Уткин…

А кто делал ядерное боевое оснащение для Р-36, то есть – боевой блок с термоядерным зарядом? Кто делал ядерные заряды для множества других серийных систем советского ядерного оружия?

Стандартный ответ даже сегодня: «ВНИИЭФ».

Но почему так? Почему – обезличенно? Что – в ядерном оружейном деле, в отличие от ракетчиков, авиационщиков, танкистов, не нашлось выдающихся личностей с яркой индивидуальностью?

Нет, конечно! В среде первых советских «бомбоделов» их было как минимум не меньше, чем у других их «оборонных» коллег. Собственно, в «галактике» Трижды Героев Социалистического Труда большинство созвездий – «атомного» происхождения! Причем из ВНИИЭФ – пять: Юлий Борисович Харитон, Андрей Дмитриевич Сахаров, Яков Борисович Зельдович, Кирилл Иванович Щелкин и Николай Леонидович Духов!

Но в том, что ракеты и самолеты «делали» конкретные Главные конструкторы, а ядерные заряды – «ВНИИЭФ», был свой смысл, ибо ядерная оружейная работа с самого начала зарождения имела свои, только ей присущие особенности – объективные и субъективные. И эти особенности прямо сказались на профессиональной судьбе и формальном положении Давида Абрамовича Фишмана и его коллег. Кроме многолетней предельной секретности ядерной оружейной работы и предельной же засекреченности (по сравнению даже с ракетчиками) имен ее руководителей, у ядерного зарядостроения имелись «изюминки», свойственные лишь ему…

ВНАЧАЛЕ, пожалуй, надо сказать об особенностях объективных…

В любой сфере технической деятельности замысел новой, пионерской инженерной системы, ее физический, расчетный и конструктивный облик – это плод размышлений, прежде всего, конструктора. Он может привлекать для консультаций и оценок ученых и исследователей – физиков и математиков, термодинамиков и газодинамиков, материаловедов и кристаллографов, химиков и «прочнистов»… Но главная фигура разработки – он, человек конструирующий! То есть (от латинского сопБ^иеге) – создающий на бумаге детально разработанный план некой будущей материальной конструкции.

Любая идея – если она осуществима – в конце концов материализуется в виде некоего устройства, состоящего из собранных воедино и совместно функционирующих деталей. А любая деталь (как и конструкция, из них состоящая) до того, как быть изготовленной из того или иного конструкционного материала, возникает на чертеже конструктора. А еще до этого – в его голове… В его! При этом все основные идеи и решения рассматриваются и утверждаются главным оценщиком качества замысла – Главным конструктором.

Это – азбучная истина и аксиома для авиаторов и ракетчиков, судостроителей и машиностроителей, для танкистов и артиллеристов, для создателей новых ткацких станков и космических кораблей…

Однако ядерный заряд – конструкция особая и особо наукоемкая! Более того – в некотором смысле она уникальна с точки зрения условий ее реализации, потому что физическую идею заряда определяет не инженер, а ученый, не конструктор, а физик-теоретик. Недаром лишь на предприятиях атомной отрасли была введена должность Научного руководителя предприятия – чего никогда не было ни в авиации, ни в космической отрасли.

Конструктор же должен идею физиков материализовать, превратить в металл. Занятие для него, вроде бы, испокон веку, привычное, но… Но здесь он – традиционно создатель, инженер (от латинского ¿г^епшт – изобретательность) впервые должен был материализовать чужие идеи. Да к тому же – идеи, не то что бы плохо им понимаемые, а чаще всего – и вообще не воспринимаемые им на должном уровне, «печенкой», так сказать… Увы, ядерная физика, физика микромира – вещь весьма специфическая, и сами физики порой признают, что некоторые идеи и разделы ядерной физики понятны считанным десяткам людей на планете.

И это, похоже, так и есть…

Тем не менее, в металл (через этап чертежа) любые идеи воплощает конструктор, а не теоретик! Самый оригинальный замысел самого талантливого физика так и останется лишь блестящим замыслом, если инженер-конструктор не сумеет адекватно перенести его в конструкцию, в «болты и гайки»! То есть, физика и конструирование переплетаются в зарядостроении очень своеобразно, не так, как в других наукоемких отраслях.

В советском Атомном проекте эта объективная особенность нового, необычного дела отразилась в том, что главный физик-теоретик, непосредственно отвечающий за создание первой советской Бомбы – Юлий Борисович Харитон, вначале возглавил «прототип» ВНИИЭФа – КБ-11, в должности именно Главного конструктора. Хотя фактически он – ученик Иоффе, Резерфорда, Семенова, осуществлял научное руководство и с самого начала был Научным руководителем оружейных работ. Харитон – всеми уважаемый «ЮБ», полностью отвечал этой своей первостепенной ипостаси, но был ли «ЮБ» реально и Главным конструктором?

А ВОТ ТУТ объективная особенность перерастает уже в особенность субъективную. Как и любой другой выдающийся физик-ядерщик, Юлий Борисович конструктором никогда не был и ничего никогда не конструировал, поэтому руководить чисто конструкторской работой он не мог.

А кто мог?

И кто руководил?

В свое время и в своем месте я приведу почти полностью письмо академика Сергея Аркадьевича Векшинского, написанное им Георгию Максимилиановичу Маленкову 15 декабря 1945 года, а пока сошлюсь лишь на одно место этого письма, где Векшинский писал: «Мне кажется, что физики… – это люди, которые слишком много знают, чтобы уметь что-нибудь хорошо делать. Должна быть создана такая организация, где были бы слиты в один коллектив и… физики, и инженеры…»

Именно так первый центр разработки советского ядерного оружия – КБ-11 – и был организован. Теоретики и инженеры образовали единый коллектив, но сама новая организация была названа при ее образовании не НИИ – научно-исследовательский институт, которым она, по сути, являлась, а КБ – конструкторским бюро. И причина была не в «режимном» прикрытии, а в новизне задачи и методов ее решения…

Но если Главный конструктор КБ-11 физик Харитон не умел конструировать, то кто же отвечал в КБ-11 за конструирование как таковое?

Ответить на этот вопрос применительно к начальной эпохе советской Атомной проблемы сложно, и позднее я на нем остановлюсь более подробно… Особое (впервые – не ведущее) положение конструкторов в Атомной проблеме проявилось и в том, что лидирующая фигура здесь определилась не сразу. Вначале конструкторские работы возглавлял Виктор Александрович Турбинер – фигура, роль которой по ряду причин оказалась позднее приниженной. Впрочем, Турбинер, безусловно, уступал и уступал сильно тому, кто его заменил уже в ходе разработки РДС-1, – знаменитому танкостроителю, со времен войны Герою (а впоследствии – и трижды Герою) Социалистического Труда Николаю Леонидовичу Духову.

Заметную роль на первом этапе играли Николай Александрович Терлецкий и Владимир Федорович Гречишников. Однако первый в пятидесятые годы уехал в Москву, а второй, став в КБ-11 Героем Социалистического Труда, был в 1955 году назначен заместителем Главного конструктора на «Новый объект» на Урале и через несколько лет до обидного рано ушел из жизни.

К моменту завершающих работ по РДС-1 наиболее крупной и заслуженной конструкторской фигурой был Н.Л. Духов в ранге Заместителя Главного конструктора КБ-11 Ю.Б. Харитона, однако тот же, скажем, Гречишников был динамичнее, как конструктор заряда – перспективнее.

Фишман появился в Сарове в августе 1948 года – позднее Терлецкого и Гречишникова, но через год – ко времени испытания РДС-1, был в числе ведущих конструкторов КБ-11.

И у него все еще было впереди.

В 1959 году произошла важнейшая структурная перестройка: в КБ-11 возникли тематические КБ-1 и КБ-2.

Ю.Б. Харитон освобождался от обязанностей Главного конструктора КБ-11, оставаясь его Научным руководителем. Взамен же вводились должности двух Главных конструкторов – по разработке ядерных зарядов и по разработке систем автоматики подрыва ядерных зарядов.

Последнюю занял будущий дважды Герой Социалистического Труда Самвел Григорьевич Кочарянц, а первую, «зарядную» – будущий академик и генерал-лейтенант Евгений Аркадьевич Негин, ставший при этом (заметим себе данный нетривиальный факт!) и Первым заместителем Научного руководителя.

Первым же заместителем самого Негина был назначен Давид Абрамович Фишман. И до самой кончины в 1991 году оставался все тем же Первым замом…

ГЛАВНЫЙ конструктор заряда Негин стал еще и первым «замом» Харитона «по науке» отнюдь не случайно. Дело в том, что Негин, хотя «прикладник», а не теоретик, был ученым-газодинамиком. И у него было свое, оригинальное, интересное и перспективное направление в науке: физика взрыва и быстропротекающие процессы в материалах. Однако Евгений Аркадьевич, как и Юлий Борисович, никогда не занимался непосредственно конструированием. В такой констатации ничего обидного для памяти академика Негина нет – он вошел в атомную историю СССР как величина яркая и неповторимая.

Но фактическое руководство конструкторской разработкой ядерных и термоядерных зарядов в крупнейшем оружейном центре страны легло с весны 1959 года на плечи Фишмана, назначенного Первым заместителем Негина.

Это было непростое время. Структурная перестройка КБ-11 была, как говорится, велением времени – заканчивался период «бури и натиска», и начиналась эпоха создания качественно нового оружия для наших Вооруженных Сил. Теперь практически все виды и роды войск должны были получить системы ядерного оружия, которые еще лишь предстояло разработать и отработать, и основой которых должны были стать ядерные и термоядерные заряды нового поколения.

К моменту перестройки КБ-11 уже существовал «Новый объект» – второй оружейный центр на Урале под Челябинском, дублер КБ-11. Уральский центр – будущий «Челябинск-70», «отпочковался» от КБ-11, был укомплектован его бывшими сотрудниками и получил наименование «НИИ-1011». Там были свои Главные конструкторы – со здоровым честолюбием и вполне понятным желанием «утереть нос» бывшим коллегам, ставшим друзьями-соперниками.

Для старожилов КБ-11, возглавляемых теперь Фишманом, возникала, как оно и понятно, обратная задача – не дать «утереть» себе нос и сохранить ведущее положение. В первые десять лет, в начальную ядерную эпоху с 1948 по 1959 годы, Фишман успел много. Придя на «Объект» в тридцать один год уже опытным конструктором советских танковых дизелей, он быстро занял в новом деле достойное место. И быстро вошел в самый узкий круг элиты разработчиков и испытателей нашего «первенца» – РДС-1.

Однако задачи усложнялись, укрупнялись и вырастали в масштабе. Возрастали как роль и значение, так и ответственность конструктора за качество и характеристики оружия. Заряды (теперь их требовалось много и – разных) необходимо было из некой конструкторской «мимозы»-«недотроги» сделать «выносливыми», устойчивыми к внешним и эксплуатационным воздействиям, надежными, безопасными, долговечными…

А в первую голову за это отвечал Давид Абрамович – к 1959 году опытнейший «атомный» конструктор с широким диапазоном знаний и умений. Собственно, Фишман был тогда уже не просто опытнейшим, а наиболее опытным, безальтернативно первым из всех тех, кто к тому времени составлял зарядный конструкторский коллектив КБ-11. И теперь он учил тех, кто вскоре стал кадровым костяком конструкторской школы «папы Фишмана»: «У ученых нет отрицательного результата. В науке отрицательный результат – тоже результат. У конструктора же отрицательный результат – это провал. Мы права на ошибку не имеем».

Так оно и было. Яркий ученик Фишмана – Евгений Георгиевич Малыхин – однажды заявил: «У нас ошибок нет, потому что мы их не делаем». Конечно, это была шутка, однако в настоящей шутке всегда есть доля шутки. Ошибки случались, но, как говорится: «Требуй невозможного, получишь максимум».

Заряд задумывали физики, но «в серию» – в серийное производство, его передавали конструкторы. И они же отвечали за авторский надзор за зарядом. А в первую голову за все отвечал Давид Абрамович.

Можно сказать, что в зарядостроении началась «эпоха Фишмана». Причем круг задач у нее оказался намного шире, чем у уральских коллег. И не только потому, что в Сарове имелась более широкая тематика при большом количестве «пионерских», экспериментальных зарядов, но и потому, что лишь во ВНИИЭФ велась разработка неких двух ответственных, самостоятельных, непростых и потенциально опасных и капризных узлов, ставших неотъемлемой частью как «Саровских», так и «уральских» зарядов. Этой проблеме Фишман всегда уделял много внимания и сил, о чем, к слову, сейчас не всегда вспоминают даже профессионалы.

ШЛИ годы… С1 января 1967 года КБ-11 было преобразовано во Всесоюзный НИИ экспериментальной физики. Расширялись КБ-1 и КБ-2.

Главным конструктором КБ-1, по заряду, оставался Евгений Аркадьевич Негин, а в должности его бессменного заместителя пребывал Давид Абрамович Фишман. Но его роль оказалась такой, что о нем, формально лишь Первом заместителе Главного, можно во многих отношениях говорить, как о фактически Главном. Один из «внешних» коллег Давида Абрамовича по «Средмашу», Главный конструктор горьковского НИИИС Николай Захарович Тремасов – эксперт вполне объективный, компетентный и смотревший на ситуацию со стороны – в своей книге прямо сказал о Фишмане: «По существу – Главный конструктор зарядов»…

Повторяю: признать это – не значит умалить фигуру и значение Евгения Аркадьевича Негина. Его значение в отечественном ядерном оружейном комплексе, его заслуги и самобытная незаурядность – вне сомнений. Он, академик АН СССР, ряд лет не только Главный конструктор, но и директор ВНИИЭФ, сделал очень много для отечественной науки вообще и для физики взрыва – в частности. Негин – это тоже целая эпоха, но – в науке.

Что же касается Давида Абрамовича, то в своеобразном его положении сказались традиции времени и особая ядерная оружейная специфика: необходимость ответственного научного руководства конструкторскими работами по зарядам в части не «хитрой» ядерной физики, а более «осязаемой», так сказать, физики общей, привела к некоему устойчивому воззрению. Считалось, что если Главный конструктор – ученый, то Первый его зам должен быть конструктором не по должности, а по сути. Конструктором же в головной зарядной «связке» ВНИИЭФ три с лишком десятилетия являлся Фишман.

В итоге он «по факту» был первостепенно значимой конструкторской, инженерной и организационной величиной в отечественной оружейной деятельности, но оказывался несколько в тени. Инженер Фишман в том деле, которым он занимался большую часть своей жизни, занял совершенно особое и даже уникальное место. Увы, заметно это было далеко не всегда и не всем.

Вряд ли это так уж Давида Абрамовича радовало, но он был человеком скромным, не тщеславным. И выпавший ему удел воспринимал достойно. А личностью был выдающейся!

Есть прекрасная фотография, где крупным планом за одним столом, во время явно интереснейшего рабочего обсуждения, сняты рядом Юлий Борисович и Давид Абрамович. Фишман – во главе стола, Харитон – сбоку, то есть совещание проходило в кабинете Фишмана…

Эту фотографию можно рассматривать как «знаковую»… Очень выразительная и удачная в чисто художественном отношении, она точно передает суть сотрудничества физиков и конструкторов в Ядерной Проблеме. В ней выразился и стиль эпохи, и место Давида Абрамовича в отечественном зарядостроении – рядом с Харитоном. На долю Фишмана выпало значительно меньше славы и известности, чем имел их наш незабвенный Юлий Борисович, но счастье – счастье человека, гражданина, профессионала, у них было одной, равновеликой и первоклассной, пробы.

Хочется думать, что в своей книге мне удалось это показать. Тем более что в ряде глав книги ярко, впечатляюще представлен и сам Давид Абрамович – от первого, так сказать, лица…

К нему, его товарищам, соратникам и коллегам времен первопроходцев можно отнести следующие строки: