Kitobni o'qish: «Нечаянные встречи»

Предисловие

В книге писателя Сергея Ильичева «Нечаянные встречи» собраны повести о драматических женских судьбах. Героини этих произведений жили в самое разное время, но их объединяют дела милосердия и сострадания. Таких женщин автор с любовью называет Боголюбицами.

Англичанка Кэт Марсден, героиня повести «Сестра милосердия», приехала в Санкт-Петербург и получила благословение Императрицы Марии Федоровны на совершение трудной и опасной экспедиции в Якутию в поисках трав для лечения больных проказой. И именно в Сибири она обрела и свою любовь, и новую семью.

Санинструктор Надежда Ростова – героиня повести «Нечаянные встречи» – уже в годы Великой Отечественной войны приехала на фронт в составе сибирской дивизии, а после гибели командира роты подняла и повела за собой солдат в атаку. Став командиром роты, она в звании лейтенанта встретила окончание войны в Берлине. И все это время ее поступками двигала жертвенная любовь. К сожалению, трагическая, так как война забирала всех тех, к кому прикипало сердце этой удивительной женщины в круговерти той жуткой войны. Героиня, сродни французской девице-воину Жанне д’Арк, сохраняла себя в девственной чистоте и до последней минуты жизни спешила на помощь людям.

Доцент Тюменского университета Татьяна Верещагина – героиня повести «Архивное дело П. П. Ершова» – всю свою жизнь посвятила изучению жизни и творчества автора сказки «Конек-Горбунок» – сибирского сказочника Петра Павловича Ершова. Автор облекает это повествование в форму фэнтези, что было свойственно характеру творчества самого писателя и поэта, а сюжет относит нас как к событиям в России начала XX века, так и к временам, когда жил и творил молодой Ершов.

Сестра милосердия Кэт Марсден
(Повесть)

Все события этого повествования имели место в реальной жизни, правда, происходили они в разные годы и с самыми разными людьми. Эти истории были описаны пастырем-проповедником Григорием Дьяченко в его сборнике рассказов «Искра Божия», который вышел в самом начале XX века в еще дореволюционной России. Лишь моя воля и горячее желание объединили их в единое повествование, позволив появиться на свет повести «Сестра милосердия Кэт Марсден». А вот что пишет об этой героине сам Г. Дьяченко: «Во время Русско-турецкой войны 1877 года юная английская сестра милосердия Кэт Марсден, ухаживая за русскими солдатами, впервые увидела двух солдат, болеющих лепрой (проказа). Это были болгары. Изуродованный этой ужасной болезнью вид их и беспомощное положение так глубоко тронули ее сердце, что она тут же посвятила жизнь свою Господу, прося Его направлять ее единственно на помощь этим несчастнейшим из Его созданий. Вскоре она узнает, что в Сибири, в отдаленной Якутской губернии, есть тоже прокаженные между инородцами-якутами и что они имеют средство – траву, которая, по слухам, вылечивает проказу. Сознавая, как важно приобретение этого средства несчастным прокаженным по всему миру, она решилась ехать в Якутск, чтобы отыскать эту траву и потом испытать и изучить ее целебные средства. С этой целью Кэт Марсден приезжала в Петербург и имела честь быть представленной Ея Императорскому Величеству Государыне Императрице Марии Федоровне, которая оказала ей свое покровительство в продолжение всего ея путешествия по Сибири…»

Я же попытался лишь залатать некоторые временные вехи тех событий, объединив их единым сюжетом. Что из всего этого получилось, читайте сами.

1890 год. Кэт Марсден приезжает в Россию.

Железнодорожный вокзал в тот день заполнен как отъезжающими, так и провожающими лицами. Состав был готов к правке. Полицейские внимательно следили за порядком во время отъезда, профессионально вглядываясь в лица людей. Еще снуют торговцы и просто зеваки, без которых не обходится ни один рассказ и ни одна поучительная история.

В одном из купе пассажирского поезда уже сидят двое. Это игумен Сергий, настоятель одного из монастырей в Сибири, в возрасте пятидесяти двух лет. Он худощав, имеет светлые, обрамляющие его лик волосы и живое подвижное лицо.

Место напротив него занимает коммерсант из Америки – еврей 65 лет, слегка полноватый, с небольшой посеребренной бородкой, но одетый весьма аккуратно, в одежде темных тонов и поэтому производящий приятное впечатление.

В купе входит женщина. Это и есть героиня нашего рассказа – Кэт Марсден. Ей чуть более тридцати лет, она также стройна, со светлыми вьющимися волосами, собранными и прикрытыми легкой шляпкой. По чертам лица ее, по скромному, но со вкусом отделанному одеянию, можно было предположить, что она принадлежит к образованному сословию.

Игумен пересаживается на сиденье, где уже расположился коммерсант, а Кэт занимает место напротив. Раскладка багажа, а у женщины лишь небольшой дорожный баул, занимает немного времени.

Раздается паровозный гудок, последние провожающие покидают поезд, и состав медленно трогается в путь. Прощальные взмахи рук на перроне. Начальник вокзала и дежурный офицер следят за отходящим поездом. Носильщики нещадно задымили папиросками, видимо, негласно соревнуясь с самой паровозной трубой. В момент отхода поезда сидящие в купе люди невольно перекрестились, что и вызвало их взаимный интерес друг к другу. И каждый стал ненавязчиво и тактично всматриваться в попутчиков, которых им послал Господь Бог в этом их путешествии из Петербурга в Москву.

Коммерсант достал из кармана и раскрыл Святое Евангелие на английском языке. Найдя нужную страницу, он углубился в чтение.

Лицо духовное, прикрыв глаза, вероятно, мысленно читал свои молитвы.

Через некоторое время игумен вновь перекрестился и огляделся. Заметил Евангелие в руках коммерсанта. И когда тот, переворачивая очередную страницу, на время отвлекся от чтения, воспользовавшись представленным случаем, начал разговор:

– Позвольте, милостивый государь, спросить вас, не из чад ли вы Авраамовых?

– Вы не ошиблись, святой отец: я еврей. Вас, вероятно, смущает Новый Завет, который у меня в руках. Извольте, путь не близкий, я расскажу, с чем связан этот интерес. Думаю, что вам будет интересно услышать мой рассказ, если, конечно, никто не возражает.

Кэт Марсден благосклонно слегка склонила голову.

И коммерсант начал свой рассказ:

– Я из числа самых богатых лондонских евреев. Незадолго перед этим поселился со всем своим богатством и с единственною семнадцатилетней дочерью в Америке. Жена моя скончалась перед отъездом из Европы, и я не находил ни в чем утешения, кроме любимой дочери моей. Быв ревностным евреем, воспитал я и дочь мою в строгом хранении еврейского закона, думая, что тем я усугубил совершенства ея. Но вдруг дочь моя сделалась больной, и по всем признакам болезнь ея оказалась весьма опасной. Я не отходил от нее, и грусть моя была весьма велика. Удрученный печалью, пошел я к ней в комнату, которая вскоре должна была сделаться храминой смерти. Я вошел к ней, чтобы проститься с ней навсегда. Дочь моя взяла меня за руку и с живостью при ослабевших силах своих спросила:

«Батюшка! Любишь ли ты меня?»

«Любезная дочь, ты знаешь, что я люблю тебя, что ты мне дороже всего на свете», – ответил ей я.

«Скажи мне, любезный батюшка, любишь ли ты меня?»

Я молча смотрел на нее.

«Знаю, что ты всегда любил меня, ты самый нежный отец, и я люблю тебя также. Исполнишь ли ты мою просьбу? Это просьба умирающей твоей дочери. Исполнишь ли ты ее?»

И я ей ответил тогда:

«Любезная дочь, скажи только, чего ты желаешь, хотя бы это стоило последнего рубля моего имущества, одним словом – что бы то ни было, оно будет исполнено непременно».

«Батюшка, я прошу тебя никогда не говорить против Иисуса Назарянина».

Я даже немного онемел от удивления.

«Я мало знаю об Иисусе Христе, потому что мне никто не говорил о Нем; но знаю, однако, что Он Спаситель, потому, что открыл мне Себя таковым во время моей болезни; открыл Себя Спасителем души моей. Я чувствую, что иду к Нему, что Он спасет меня и что я всегда буду с Ним. Итак, любезный батюшка, не отвергни моей просьбы; я умоляю тебя никогда не говорить против Иисуса Христа. И еще прошу тебя: достань книгу Нового Завета, которая говорит о Нем, и постарайся познать Его. И когда меня уже не будет, то любовью, которую ты питал ко мне, возлюби Его».

Она умолкла. А я в тяжкой горести моей не мог и плакать. Первое, что я сделал, по предании земле праха моей дорогой дочери, было приобретение Святого Евангелия. Я стал читать его и, просвещаемый Духом Святым, сопричислился к смиренным поклонникам отвергаемого некогда мною Спасителя Иисуса.

Какое-то время, погруженный в свои воспоминания, коммерсант сидел молча.

– Упокой, Господи, душу ея в месте злачне, в месте светле, в месте покойне! – вдруг промолвил, перекрестившись, духовное лицо.

Коммерсант легким поклоном головы высказал ему свою благодарность за поминовение им его усопшей дочери.

После этого игумен обратился к сидящей напротив женщине.

– Это ваше первое пребывание в России?

– Нет! Я уже была здесь. По великой милости Государыни Императрицы я путешествовала по Сибири.

– Как это должно быть интересно! Получив направление в один из монастырей Иркутской губернии, я также еду в эти края. Не расскажете ли, матушка, нам о своем путешествии?

– Пожалуй, что расскажу. Было это десять лет назад…

Раздался паровозный гудок. Дым от трубы застил вагонное окошко, и мы, словно бы неведомым образом, очутились в Петербурге 1890 года, когда совсем еще молодая Кэт Марсден, английская сестра милосердия, впервые приехала в столицу Российской империи.

На ней было простое серое платье, белый чепчик и такой же передник с нашитым на нем крестом. В руках все тот же небольшой дорожный баул.

Она остановила экипаж и назвала извозчику нужный ей адрес. Вскоре экипаж останавливается около одного из домов. На табличке с указанием жильцов дома, она находит надпись – «доктор Новиков». Звонит. Ее пропускают в дом. По лестнице она поднимается на второй этаж. И вот уже на пороге беседует с прислугой. Ее впускают в квартиру доктора и провожают до его кабинета.

Увидев Кэт, доктор Новиков встал из-за стола и направился ей навстречу. Здесь мы должны сделать необходимое уточнение, что Кэт Марсден говорит на английском и французском языках и знает отдельные русские слова.

– Радость ты наша, как доехала? Письмо я твое получил. Читал и вспоминал, как вместе раненых выхаживали. Что, не отказалась от своей идеи поехать в Сибирь?

– Не отказалась! – ответила радостная Кэт. – Потому и приехала в Россию. Но мне нужна будет ваша помощь. Кроме вас, у меня в России нет ни одного знакомого человека. Как называется это слово? Вспомнила! – И уже по-русски выговорила: – Круглый си-ро-та.

И оба засмеялись.

– Ты проходи пока в зал, – попросил Кэт доктор Новиков. – Жена устроила там небольшой прием. А у меня есть еще кое-какие дела.

– Сколько я вас знаю – у вас все время находятся, – и далее уже по-русски и весело размахивая над головой руками, копируя манеру доктора, выговорила: – Кое-какие дела.

И вышла из его кабинета. А доктор ласково улыбался, глядя ей вслед.

Гостиная комната в квартире доктора Новикова была заполнена самыми разными людьми. Кэт приветливо встречает Мария, жена доктора Новикова, и представляет ее своим гостям. В тот день там собралось чрезвычайно разнообразное общество: немцы, поляки, французы, итальянцы и русские. Разговаривали о самых разных предметах, и незаметно кто-то из гостей предложил что-то типа игры, в которой каждый из ее участников должен в двух словах постараться рассказать о достоинствах и лучших свойствах своего народа.

Немец слегка попыхтел и произнес:

– Аккуратность и ученость.

Итальянец сначала на пальцах перебрал все, что он хотел бы сказать, но получалось более двух слов. И тогда не без доли некоего позерства сказал:

– Любовь к музыке и живопись.

Но его тут же поправили все гости, так как он произнес три слова.

Далее вышла очередь француза, который с жаром сказал:

– Героизм и любезность.

Присутствующая на встрече уже преклонных лет русская княгиня от пустых разговоров задремала. Француз – как видно, довольно ветреного характера, – видя, что она дремлет, в шутку обратился к ней:

– Княгиня, что же вы ничего не скажете в пользу своего народа?

Старая княгиня слегка приоткрыла свои глаза, понимая, что француз обращается к ней, но выдерживала паузу по какой-то, лишь ей одной известной причине и при этом внимательно всматривалась в лица присутствующих, словно бы искала кого-то.

Возникла неловкая для всех гостей пауза.

В тот же миг, чтобы сгладить нетактичность француза, выступив буквально на полшага из общего круга, в разговор вмешалась Кэт Марсден, чем и обратила на себя внимание старой княгини, а заодно и всех присутствующих гостей:

– Русский народ и так хорош без всякой похвалы.

– Но каким же хорошим свойством он отличается? – удивленно воскликнул француз. – Науки не в цветущем состоянии, живопись, музыка, торговля – плохи, народ невежествен и груб. Он даже, кажется, суевернее испанцев.

– Все это чистая правда, – согласилась с ним Кэт. – Но в характере русского народа, а я это увидела во время войны, когда ухаживала за русскими солдатами, есть одно превосходное качество, которое выше ума и других талантов: готовность к самопожертвованию.

Гости переглянулись между собой. Кто-то из них согласился с этим утверждением. Кто-то лишь пожал плечами от удивления.

А старая княгиня улыбнулась и в знак благодарности чуть склонила в сторону Кэт свою голову.

В это время вдруг растворяется в гостиную залу дверь и вбегает молодой еще мужик – крестьянин Добров со склоченной бородой, – который в чрезвычайной тревоге говорит задыхающимся голосом:

– Кто здесь доктор? Бога ради, поскорее: жена моя умирает!

Жена доктора быстро прошла в соседний кабинет, чтобы передать мужу, что его просят к больной.

Француз имел легкомыслие назвать себя доктором. Мужик повалился ему в ноги и стал просить о помощи. Некоторые засмеялись, но в это время вышел сам доктор Новиков. Мужик теперь понял, кто же здесь на самом деле доктор, и, оставив француза, поднявшись с ног, подошел к нему.

– Ты доктор?

– Да.

– Я слышал, что ты добрый человек. Но я ничего не могу заплатить; жена умирает, не откажи, батюшка, помоги Христа ради.

– Хорошо, я постараюсь, но мне нужно несколько минут, чтобы собраться в дорогу.

Добров понимающе кивнул. И встал под дверью, за которой скрылся доктор, как верный пес, в нетерпении ожидающий возвращения хозяина.

Француз не унимался. Словно бес в этот вечер попутал. И вдруг обращаясь к Кэт, он говорит:

– Я уверен, что вы при всем вашем патриотизме и любви к русским ни за что в мире не решитесь поцеловать это неопрятное существо.

Девушка сначала слегка вспыхнула от столь уничижительного отношения к попавшему в беду человеку, но сдержалась.

– Уж не хотите ли вы биться со мной об заклад? – Кэт было уже самой интересно, чем все это может кончиться. – Сколько поставите?

– Двенадцать червонцев! – самоуверенно выкрикнул в зал француз.

– Хорошо, – принимая условия, ответила ему Кэт. – И я – свои двенадцать. Кладите деньги на стол.

Старая княгиня внимательно наблюдала за тем, как развиваются события.

И вот они оба кладут на стол по двенадцать червонцев. По тем временам это были большие деньги.

– Ну, целуйте, мы смотрим. Что же вы стоите? – сказал француз, уже полностью уверенный в своей победе, торжествующе обводя глазами всех присутствующих в надежде на их поддержку.

Кэт подошла к мужику.

– Любезный друг, – робко начала она, – позволь мне поцеловать тебя, как родителя своего. Я надеюсь, что Господь Бог простит мне этот поцелуй, а вам, может быть, он принесет счастье.

Добров, не понимая французский, спрашивает у стоящего при дверях официанта с подносом, полным напитков.

– Что она хочет?

– Поцеловать тебя.

– Пусть целует, пожалуйста, если ей это нужно, – с выражением горечи в голосе ответил крестьянин.

И тут Кэт поцеловала его.

Все присутствующие шумно зааплодировали этому смелому поступку юной англичанки.

Заклад был выигран.

Француз ошеломлен.

Кэт взяла со стола двадцать четыре червонца и подала их Доброву.

– Вот тебе деньги для помощи семье. Благодари вот этого господина, – при этом она указала на француза, – он тебе доставил эти червонцы.

– Бери деньги! – подталкивая оробевшего Доброва, вторил ей официант. – Это для твоей больной жены.

Мужик обрадовался. Стал засовывать деньги в рубаху, но часть ассигнаций выпала из дрожащих от волнения рук и рассеялась по полу. Он встал на колени и стал их собирать.

В это время старая княгиня подозвала к себе англичанку.

Кэт подошла и слегка наклонилась.

– У вас очень доброе сердце, милая девушка. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что вы сирота.

– Откуда вам это известно?

– Мне много что в этой жизни известно. Знаю, что тебя ждут большие трудности. Но знай и то, что свое счастье ты обретешь здесь, в России.

В это время в зал вошел доктор, готовый выехать к больной.

– Поезжай с ними, ангел ты наш, там может понадобиться твоя помощь.

Молодая девушка, еще до конца не осознавая сказанного, словно ведомая кем-то, быстро прошла через зал и вышла вслед за мужиком и доктором Новиковым.

Спустя несколько часов, в больничном корпусе, под дверью, вслушивающегося в происходящее в палате и чуть ли не заглядывающего в замочную скважину, мы увидели мужика Доброва. Но вот дверь палаты открывается. На пороге доктор Новиков и сестра милосердия Кэт.

– Можете успокоиться, милейший, – сказал доктор, обращаясь к мужику. – Все сделано вовремя. Думаю, что дня через три ее можно будет забирать домой.

– Скажите ему, что я побуду с ней, – устало улыбаясь, сказала Кэт. – Пусть он идет домой, к детям.

Доктор перевел слова Кэт Доброву.

– Этого вот и нет. Не дает Господь, а мы уже не молоды.

– Нет? Я не понимаю хорошо по-русски. Нет чего? – переспросила уже доктора англичанка.

– Он говорит, что детей у него нет, – вступая в диалог, ответил ей доктор Новиков.

– Извините! – И снова к Новикову: – Доктор, переведите, пожалуйста, для него, что я не хотела сделать ему больно. А теперь мне надо уйти, женщине нужна моя помощь.

И Кэт вернулась в палату.

Мужик сунулся было вслед за ней, но доктор Новиков закрыл перед ним дверь и увел Доброва с собой.

Этим же утром в царском дворце, в приемной государыни императрицы Марии Федоровны, стоял старший доктор Мариинской больницы с ежедневным рапортом.

Аудиенция закончилась, но императрица не отпускает врача.

– Вы мне не сказали еще, что с тем бедным мальчиком. Хорошо ли прошла его операция?

– Операция еще не сделана… – растерянно отвечает императрице доктор.

– Как? Несмотря на мою просьбу – сделать все, чтобы помочь этому ребенку?

– Умоляю, ваше величество, не гневайтесь на меня. Но этот ребенок, вероятно, не понимает, что он просит. Он сказал, что пойдет на операцию только в том случае, если вы сами будете находиться рядом с ним. И я не посмел доложить вам об этом вчера…

– Как вам не стыдно! За что вы промучили это дитя даром?

Императрица Мария Федоровна взяла в руки небольшой колокольчик.

На его звук вошла придворная дама. И склонилась в ожидании указания от Ее Величества.

– Скажите, чтобы немедленно подали карету. Мы с доктором едем в больницу.

В больничной палате, где после операции лежала жена Доброва-крестьянина, за столиком у окна, подложив руку под голову, спала Кэт.

В палату, уже узнав о приезде императрицы, входит дежурный офицер, совершающий обход больницы.

Кэт просыпается и поднимает голову. Видит офицера.

– Кто вы? – спрашивает ее офицер. – Что здесь делаете и почему в таком платье?

– Не понимаю хорошо по-русски, – отвечает ему Кэт на французском языке. – Я английская подданная, сестра милосердия Кэт Марсден. Приехала в Россию вчера утром, чтобы иметь возможность договориться о встрече с государыней императрицей.

– Кто вам сообщил, что государыня императрица будет сегодня в больнице?

– Видит Бог, никто. Я приехала сюда с доктором Новиковым. И всю ночь провела у постели этой женщины, которой вчера вечером была сделана операция.

– Я вынужден просить вас пройти со мной.

И прежде чем Кэт вышла из палаты, офицер прошел к окну, внимательно все осмотрел и лишь затем вышел вслед за ней.

В детское отделение больницы, после операции, на тележке ввозят мальчика. Рядом с тележкой идет сама государыня императрица. Ее рука лежит на ладони ребенка.

Приход государыни императрицы в детское отделение больницы был встречен всеобщим детским ликованием. Дети, способные уже сами передвигаться, с радостными лицами бросились к ней навстречу. Она почти всех знала по имени. Справлялась о здоровье.

В этот раз она привезла им картинки, карандаши и разные безделушки и, конечно же, лакомства, которые так любят дети.

Камергер двора его величества Сиверс с помощью двух придворных дам, сопровождавших государыню, уже выкладывает подарки на стол, дамы раздавали их детям.

Государыня императрица наблюдала за тем, как прооперированного мальчика перекладывали на кровать.

В больничном коридоре доктор Новиков сталкивается с Кэт, которую сопровождает офицер.

– В чем дело, офицер? Какие-то проблемы? Это моя ассистентка, – произнес он.

И уже забыв про офицера, обращается к самой Кэт:

– Ты не поверишь. Это судьба. Божьим промыслом государыня императрица сегодня сама приехала в больницу. Она только что присутствовала на операции. Пойдем, я тебя представлю. Без ее доброго покровительства тебе не удастся в России ничего сделать.

И пошли, оживленно переговариваясь, оставив офицера одного.

Они нашли государыню императрицу в палате для новорожденных.

В этой палате лежали подкидыши. К этим детям государыня подходила сама. Кормилицы раскрывали перед ней детей. Она нежно целовала их ручки и ножки. Заодно внимательно осматривала белье на кормилицах.

Государыня, увидев вошедшего в палату доктора, пошла к нему навстречу.

– Прости, что без предупреждения пришла. Но так оно и лучше. Суеты меньше. – И после небольшой паузы, добавила: – Да и как не приходить к этим подкидышам. Все эти брошенные дети теперь ведь мои и во мне должны находить попечение, которого оказались, лишены в своей жизни.

А затем перевела свой взгляд на Кэт.

– Кто этот ангел? Почему не представишь?

– Я вам уже как-то рассказывал. Это англичанка, сестра милосердия Кэт Марсден, та девушка, что была со мной в военном госпитале. Она хотела бы просить вашей помощи.

В это время Кэт сделала глубокий реверанс.

Государыня подошла к ней. Рукой коснулась подбородка. Посмотрела в глаза. И на английском языке спросила:

– Чай пить любишь?

В больничной столовой уже все было приготовлено для традиционного чаепития. Государыня императрица сидела в центре небольшого чайного стола. За столом находились камергер двора его величества Сиверс, доктор Новиков, англичанка Кэт и две придворные дамы. Дежурный офицер был у дверей.

За императрицей ухаживал Сиверс. Остальные обходились за столом сами. Говорили свободно. Присутствующие, а более всего Кэт увидели в ней ласковую и добрую хозяйку, а не Императрицу.

Поставив чашку чая на стол, государыня обратилась к Кэт:

– Путешествие, на которое вы просите у меня разрешения, будет трудным. С другой стороны, эти неизлечимые, отторгнутые обществом, эти несчастные вызывают к себе величайшее сочувствие и сострадание. Нельзя не одобрить и не поддержать вашего благородного и человеколюбивого предприятия. Я скажу, чтобы вас снабдили необходимыми денежными средствами и письмом, которое обеспечивало бы вам помощь и мое покровительство в течение всего вашего путешествия по Сибири.

Доктор Новиков и Кэт радостно переглянулись.

– Сиверс! – Далее она обращалась к своему камергеру. – Я хочу попросить тебя об одной услуге для меня. Прошу не как твоя государыня и императрица, а как мать, отправляющая свое дитя в опасное путешествие. Будь для нашей гостьи заботливым наставником и переводчиком. А главное, посмотри внимательно, что там, в Сибири, делается. Да ты и сам знаешь, не мне тебя учить…

Сиверс молча склонил свою голову, выражая этим полное понимание и свое согласие.

И императрица снова обратилась к Кэт:

– В Уфе посетите преосвященного Дионисия, который более сорока лет был миссионером в Якутии и истинно жалкое положение несчастных прокаженных видел сам. По благополучном возвращении обо всем мне доложите, и на основании ваших сообщений мы постараемся найти необходимые средства на устройство там постоянного для них приюта, в котором если и бессильна медицинская помощь, то, во всяком случае, больные могли бы найти необходимые условия человеческого существования.

Государыня императрица встала. Все последовали ее примеру.

– Неделю вам на сборы, – произнесла она, обращаясь более к Сиверсу. – Я скажу князю Ивану Голицину, чтобы он подготовил для вас сопроводительное письмо, которым обяжем местные власти оказывать вам помощь и покровительство. И пока дорога позволяет, с Божьей помощью отправляйтесь в путь…

Резкий звук паровозного гудка. За ним следует сцепка вагонов. И мы снова в вагоне поезда, который уже дошел до Москвы.

Поезд останавливается. И нахлынувшая волна встречающих заполнила весь перрон. Снующие носильщики. Продавщицы цветов и, конечно же, снова зеваки.

Коммерсант поднимается и, сняв с верхней полки свой саквояж, прежде чем выйти из купе, обращается к Кэт:

– Мисс Марсден, я как ваш соотечественник, глубоко тронут и пленен рассказанной вами историей. И очень сожалею, что мне придется выйти, не дослушав ее до конца. Но если в вашей жизни вдруг случится беда и вам нужна будет чья-то помощь, кроме Господа, естественно, я готов оказать вам всяческое содействие.

Он поклонился всем и вышел.

Когда за ним закрылась дверь, раздался голос игумена Сергия:

– Какие испытания выпали на долю этого человека! И как он сумел обрести себя во Христе! Неисповедимы пути Твои, Господи. Кстати, а вы действительно имели счастье видеть преосвященнейшего Мелетия?

– Да! Такая встреча состоялась уже в июле 1890 года. Но до этой встречи еще много чего пришлось пережить…

В это время поезд резко тронулся и по вагонам прокатилась встряска.

И вскоре Кэт, по просьбе игумена, продолжила свой рассказ:

– В Уфе, по совету Императрицы, мы встретились с епископом Уфимским и Мензелинским Дионисием, который больше 40 лет был миссионером в Якутии. Он рассказал мне о тяжелом положении якутских прокаженных и подтвердил слухи о траве, сообщив ее название. В Златоусте мы сошли с поезда, и далее несколько тысяч километров мы передвигались уже на санях. Проехали Екатеринбург, Тюмень и Омск. Уже в Иркутске мы были приняты генерал-губернатором Горемыкиным. После нашей с ним встречи и получив надлежащие письма от императрицы, он выступил инициатором организации комитета по оказанию помощи прокаженным. После того как я выехала из Иркутска в Якутск, большую часть пути пришлось проехать по реке Лене. Хотя путешествие до Иркутска было нелегким, но это было ничто по сравнению с тем, что пришлось перенести мне на воде. Три недели мы ехали в паузке, не имея возможности раздеться или переменить одежды; спали где попало, между грузом, питались самой простой пищей.

Кэт рассказывала, а игумен уже видел все это своими глазами…

…Раннее утро на Лене. Нагромождение скалистых уступов. Удивительной красоты леса, словно бы вспарывающие туман своими верхушками, резкие и непривычные для городского человека крики птиц.

Или же утренний туман, когда не видишь на расстоянии вытянутой руки, и вдруг мощной силы удар по воде, который производит крупная рыбина, выскочившая из глубины вод в погоне за мелкой рыбешкой, заставляющий вздрагивать даже бывалого человека.

А вот красавица-медведица, лакомившаяся пойманной рыбой. Вокруг играющие друг с другом медвежата, которые, лишь учуяв посторонние звуки и завидев идущее по реке судно, затрусили под спасительные широкие кроны елей.

Кэт даже пробовала ловить рыбу. Вначале Сиверс увлеченно помогал. Но каждый раз она выпускала пойманную рыбину обратно. Ей не хотелось видеть, как та будет умирать в мучениях у ее ног. Сиверс махнул на это рукой. И следил лишь за тем, чтобы она сама за борт не вывалилась.

Судно продолжало свое монотонное движение. Сиверс и сам уже не выдерживал, часто перегибаясь за борт. Его мутило.

Что же тогда говорить о молодой девушке, которая к концу этого путешествия лежала словно куль, почти без движения и вся зеленая лицом…

Когда они наконец-то добрались до Якутска, то там же, на берегу Лены, имели возможность сходить в баню.

Кэт в ней чуть не угорела. Местные бабы вытащили ее полуживую на воздух.

Когда Сиверс увидел, что Кэт на руках выносят из бани, то бросился к ней.

– Убью, дуры. По этапу у меня в Сибирь пойдете…

Бабы, более от неожиданности, чем со страху, чуть не уронили девушку.

– Куда уж далее-то? И так уж, почитай, в самой Сибири, – молвила в ответ банная девка Фрося – самая молодая из них.

Сиверс понял, что, действительно, дальше и послать их уже некуда, и более спокойным голосом:

– Что с ней? Да прикройте же ее, нехристи. Она же ангельского чина.

Одна из женщин уже сама вынесла большой плат и прикрыла им Кэт.

– Да кто же знал, что она по-нашему-то не понимает, – отвечала все та же Фрося. – Я спрашиваю: парку-то поддать? А она знай улыбается да головой кивает. Я и поддала. А она опять головой кивает. Я и поддала…

– Тебе самой не мешало бы по одному месту поддать.

– Так я и не против. Особенно после баньки-то. Совсем не против…

Сиверс внимательно посмотрел на эту ядреную, раскрасневшуюся от жара девку, которая сама была в легкой мокрой ночной рубашке, плотно облегающей ее красивое молодое тело.

– Кто же она такая, что вы весь, как петушок молодой, вокруг нее ходите?

– Да почитай, что самой государыни императрицы Марии Федоровны как дочка будет… – после небольшой паузы ответил Сиверс.

Бабы, стоящие вокруг Кэт и до этого слушавшие перебранку Фроси с Сиверсом, сразу же переключили свое внимание на девушку. Это когда же еще в Сибири «императорскую дочку» живьем-то увидишь?

Но вот Кэт открыла глаза. И все вздохнули с облегчением. А Фрося пошла в баню, но на пороге задержалась и, загадочно улыбаясь, внимательно посмотрела на Сиверса…

Владыка Мелетий, епископ Якутский и Вилюйский, стоял на коленях на молитвенном правиле в своей резиденции. Вошедший в палаты юноша склонился над епископом и сказал о приезде гостей. Владыка перекрестился. С помощью церковного служки уже престарелый архиерей поднялся с колен и опустился в стоящее рядом кресло.

Кэт и Сиверсу разрешили войти. Они оба склоняются под благословение владыки. И затем по приглашению Мелетия рассаживаются в стоящие рядом кресла.