Kitobni o'qish: «Собакалипсис»

1

Я запахнул полы халата. При входе на территорию питомника почему-то всегда ветрено.

– Что, двинули? – спросил Боб, переминаясь с ноги на ногу.

– Идём, – я кивнул и приоткрыл дверь.

Изнутри пахнуло нечистотами.

– А ещё человек разумный, – буркнул Хуа и потёр нос. – Гадит, где придётся.

– Прояви уважение! – пробасил Роти и, отпихнув мелкого напарника, зашагал вперёд.

Я усмехнулся. Наш амбал всегда смотрел свысока на всякую мелочь. Кроме меня, пожалуй. Но меня попробуй только, позадирай. При следующей обработке от блох вмиг без шерсти окажешься. На самых интересных местах.

Я пристроился за Бобом. Меня тут же догнал Хуа и потрюхал рядышком.

– Уважение, ишь ты! – недовольно протявкал он. – Ишь, чего захотел! А я, между прочим, всё помню! И как плясать приходилось за последний кусочек, и как мордой тыкали!– он повернул ко мне свою пучеглазую мордашку: – Чего молчишь, Джек?

Я поправил очки в тонкой золотистой оправе и, усмехнувшись, ответил:

– Во что тебя, прости, тыкали, если ты такой весь из себя воспитанный?

– Злой ты, Джек, хоть и умный, – вроде бы обиделся Хуа, но не замолчал, а продолжил своё ворчание: – Вот скажи мне, почему Роти так с ним носится, с уважением этим?

– Это в нашей природе, – нехотя ответил я. Признаться, пучеглазый приятель с его вечными околофилософскими вопросами уже достал.

– В чьей? – не согласился он. – Вот у меня его и в помине нету! С чего их уважать-то? Прогадили своё могущество! Сами же всё испортили! А я после этого их должен уважать?

– Многие знания – многие печали! – нравоучительно проговорил я.

Хуа даже остановился на пару секунд. Эта мысль ему, похоже, раньше в голову не приходила.

– Во-во! – согласился он, снова нагнав меня. – Оттого ты и злой, что умный, – сделал Хуа странный вывод.

Я даже не нашёлся, что на это ответить. Я-то думал, он сейчас снова начнёт о людях рассуждать.

Тем временем мы подошли к кухонной двери. Роти встал слева, чтобы открыть её и, в случае чего, быстро закрыть. Боб устроился справа.

– Готов? – спросил меня здоровяк.

Я кивнул. Основная прелесть моих габаритов и умилительной внешности в том, что я не вызываю агрессии. Как, впрочем, и Хуа. Но если по моему поводу можно сказать лишь «ми-ми-мишный», то мой пучеглазый приятель почему-то приводит одичавших в ступор. Мы же этим успешно пользуемся.

Дверь чуть скрипнула. Я на мгновение закрыл глаза, а потом шагнул внутрь.

– Хозяин, – тихо позвал я. – Время пищи и процедур!

Из-за холодильника высунулась лохматая голова. Блеснули белки глаз на испачканном лице.

– Фёдор Степаныч, как же так? – я всплеснул руками. – Мы же только утром умывались! А Вы снова где-то уже успели изгваздаться!

– И ты ещё говоришь об уважении! – не преминул вставить Хуа, вошедший следом за мной. – Свиньи, и те не такие неряхи! Это уже даже не Хомо Свинтус! Это Хомо Кретинус какой-то!

– Помалкивай! – рявкнул появившийся из-за двери Роти.

Голова хозяина сразу же убралась обратно за холодильник. Оттуда донеслось учащённое дыхание.

– Роти, чтоб тебя болонки зализали! – в сердцах выругался я. – Ты ж так всё испортишь! Если убежит, сам его будешь на территории ловить!

Роти насупился, прижал уши и пробурчал:

– А зачем он про хозяина так?

– А что не так-то? – хихикнул Хуа.

– И ты, зараза, тоже помалкивай, – я с упрёком посмотрел на пучеглазого. – Отойдите все к двери. Будем давить на «мимишность».

Я встал на четвереньки. Всё-таки, что ни говори, а более привычная, хотя и менее приличная поза. Я неспешно прошёл к убежищу человека. Халат неприятно тёрся пуговицами о ламинат, подметая рукавами заляпанный пол. В меня упёрся напуганный взгляд хозяина.

Я ответил самым умильным выражением морды лица, на которое только был способен. Потом подошёл вплотную и положил голову на колени человека. Какое-то время он напряжённо сидел, судорожно дыша. Потом положил мне между ушей свою ладонь и стал гладить. Спустя минуту хозяин уже совершенно успокоился. Я и сам чуть было не задремал, убаюканный мягкими прикосновениями.

– Джек, – Боб откашлялся и указал в сторону двери, откуда мы пришли. – Мы всё подготовили. Не хотелось бы здесь слишком долго задерживаться.

Я вздохнул и поднялся на ноги. Помог встать хозяину.

– Пойдём, Фёдор Степаныч. Помоем тебя сейчас. Потом покушаешь по-человечески – не всё же жрать.

Человек послушно пошёл со мной в ванную комнату. Здесь всё было оборудовано так, что мы, несмотря на отсутствие таких удобных пальцев, могли провести необходимые санитарно-гигиенические процедуры.

Когда я причёсывал мокрые волосы хозяина, он вдруг поймал в зеркале мой взгляд. Что-то блеснуло в свете лампы. Кажется, слеза.

– Джек, – выговорил Фёдор.

Моё сердце пропустило удар. Я чуть было не уронил расчёску.

– Фёдор Степанович?

Но человек уже снова потерял связь с той частью разума, что некогда делала его царём природы. Хорошо хоть не начал дёргаться, а то и драться. Просто позволил мне закончить с приведением его в нормальный вид.

Затем мы прошли в гостиную, где парни уже закончили сервировать стол. Я усадил хозяина на стул во главе стола, сам сел слева. Справа от человека оказался Боб, всегда готовый помочь. Роти и Хуа устроились поодаль, изредка постреливая друг в дружку неприязненными взглядами.

– Кепку сыми, – пробурчал здоровяк вполголоса, стараясь не напугать хозяина.

Пучеглазый хмыкнул, но всё-таки смахнул с головы свой ярко-жёлтый головной убор.

– Доволен? – осклабился он.

Роти кивнул и поправил свой любимый красный в косточках галстук, выбившийся из-под пиджака.

Шесть глаз уставились на меня. Спустя несколько мгновений к ним присоединилась ещё одна пара.

Я вздохнул. Как-то само собой повелось так, что я каждый раз начинаю нашу совместную трапезу с … речи? Молитвы? Даже не знаю, как это назвать.

– Друзья мои, – начал я, проникнувшись значимостью момента. – Уже три месяца мы собираемся здесь по понедельникам, чтобы не забывать. Мир изменился. Раньше это был мир людей. И пусть они оказались далеко не лучшими правителями. Но мы умели их ценить. Особенно близких и любимых, – я кивнул на Фёдора Степаныча, тупо уставившегося куда-то в район моего носа. – Хозяин знал, что и он не избежит этой участи. Он, как смог, подготовил нас к новому миру. И в благодарность мы не забудем своего человека. – Я продел руку в ручку бокала и приподнял его над столом: – За старый мир!

– За старый мир! – ребята повторили мой жест.

2

– Что тут, собственно, происходит? – спросите вы.

Да ничего особенного. Просто мы, псы, ценим верность. И это – наша суть.

Как предполагал дядя Фёдор, людей поразил неизвестный вирус. Заразившиеся им не чихали и не кашляли. Через какое-то время они становились похожи на зверей.

Нет, они не покрылись шерстью, не встали на четвереньки, да и хвост ни у кого не вырос. Нет. Просто у людей что-то случилось с мозгами. Они вдруг теряли свои способности к нормальному взаимодействию. Кто-то проявлял агрессию, бросаясь на всех, кто рядом. Кто-то, наоборот, замыкался и прятался. И все теряли свои коммуникативные (ура, я смог выговорить это слово!) способности.

Приступы неконтролируемой агрессии привели к печальным последствиям. Нас, к счастью, всё это коснулось лишь краем. Но лично мне хватило и того, что я увидел в стенах нашего питомника, а потом и в городе.

А тут ещё оказалось, что вирус действует не только на людей, но и на зверьё. Причём, с точностью до наоборот. На кого-то он почти не оказал влияния. А кто-то встал на задние лапы, раздался, если так можно выразиться, в плечах, научился говорить, считать, пользоваться оставшимся от прежних царей природы жилищем, оборудованием всяким разным. Даже одежду людскую стал носить.

Открою один секрет. Одежда важна. Не столько для того, чтобы не замёрзнуть – всё-таки у нас есть своя собственная шубка, у кого потеплее, у кого полегче. Но вот хвост. Иногда он слишком сильно подводит. Зачастую надо скрыть свои эмоции, а этот предатель ведёт себя… как предатель. Совершенно не слушается. А одежда помогает скрыть эту предательскую штуку.

Хотя, если положить лапу на сердце, мы просто хотим быть похожими на людей. Даже те, кто всячески ругают их, не прочь встать на задние лапы и надеть какой-нибудь плащ. Мы бы и обувь носили, но сапоги и прочие ботинки просто соскакивают с лап.

Теперь про хозяина. Фёдора Степаныча. Дядю Фёдора. Ему, в какой-то мере, повезло. Или это нам больше повезло? Он застал наши метаморфозы ещё в здравом уме и твёрдой памяти. Лично меня научил многим штукам, благодаря которым я вошёл в новый мир очень влиятельным чело… псом. Конечно, псом. Приспособил всякие разные вещи под наши лапы. Потому как вирус, собака страшная, хоть и дал нам почти человеческий разум, не озаботился снабдить такой удобной вещью, как пальцы.

Мы – Роти, Боб, Хуа и я – выросли в питомнике, где ветеринаром был как раз Фёдор Степанович. Впрочем, он не только медициной здесь заведовал. И по хозяйству всё делал, и дрессировкой занимался. Хотя я и не уверен, можно ли его с нами игры назвать дрессировкой. Короче, он был нам и папкой, и мамкой, и приятелем.

Своё детство, раннее, до питомника, я помню весьма смутно. Да и никто из нас чётко не помнит своего детства. В этом я абсолютно уверен, вопреки утверждениям Хуа.

Всплывают лишь отдельные картинки, запахи и ощущения. Радость от игр с другой малышнёй. Неуверенность и страх, когда оказался один за пределами двора. Навалившиеся со всех сторон ароматы трав, одурманивающий запах помойки… Фу, гадость…

Потом я почему-то попал в клетку. Вокруг – много других клеток с собаками разных пород и возрастов. Некоторые исчезали и больше не появлялись. Страх всё нарастал и нарастал…

Позже – яркий свет, резкие людские голоса, что-то громко бахает со всех сторон… Я забился в дальний угол и скулил. Потом руки.

И вот я уже в питомнике. Дрожь сотрясает моё маленькое тельце. Фёдор Степаныч со шприцом. Лёгкий укол. Я проваливаюсь в беспокойный сон.

Вот я выхожу во двор, щурюсь на солнце…

И тут меня наглым образом сбивают с лап. Весёлый лай проносится надо мной и удаляется. Впрочем, недалеко. Стоило мне только подняться, как меня снова сбивают. Такие вот весёлые щенячьи игры.

Этим весельчаком был Роти. Чистокровный ротвейлер чуть моложе, но гораздо крупнее меня, он пробегал рядом, ронял меня на траву и, счастливый, нёсся дальше. За ним летел щенок сеттера. Он, правда, не мог похвастаться чистотой породы. Похоже, у него в роду были то ли лайки, то ли овчарки… Но об этом я тогда не думал. Бобик – так звали сеттера – перепрыгнул через меня, слегка задев хвостом. А потом меня оглушило звонкое тявканье накатывавшегося следом чихуахуа. Это, разумеется, и был Хуа.

Как вы поняли, наши новые хозяева не слишком задумывались, когда давали нам имена. Я на 94,7% чистокровный джек рассел терьер. Потому – просто Джек. Мог быть с тем же успехом и Расселом. Но Джек короче.

Наш весёлый квартет, волей случая оказавшийся в питомнике со странным названием «Хвостоприёмник», вовсю резвился и ни о чём не думал. Как и все нормальные щенки, которым повезло с жильём и кормёжкой. А уж этим нас обеспечили.

Вообще-то, питомник – это где щенков специально выводят, выращивают ради сохранения породы, а потом передают новым хозяевам. Поэтому «Хвостоприёмник» не являлся питомником как таковым. Однако, на табличке, которую я прочитал гораздо позже, было написано именно это слово. И ещё почему-то здесь была вооружённая охрана, которая доставила нам несколько весьма напряжённых часов, когда вирус до них добрался.

Но до того момента пока было далеко. Мы росли, резвились, кушали и… ну, и всё остальное. Нас было не четверо – гораздо больше. Но наш квартет содержали отдельно. Странная группа, не находите? Сторожевой пёс, охотничий… а с ними две мелкие шавки. Хотя нам это никогда странным не казалось. Мы были друг для друга своими.

А через много дней и ночей – я тогда ещё не умел считать время – что-то с нами начало происходить. В мире снаружи наверняка уже всё началось, как я могу сейчас предположить. У нас же пока было спокойно. И вдруг…

Первым после ужасной ночи, полной воя и судорог, забрали Роти. А днём на меня навалились ужасная слабость, ломота во всех косточках, туман перед глазами и рвота… Ребятам, кажется, тоже было не до дегустации элитных сортов собачьего корма.

Ещё через какое-то время я осознал себя в новом помещении. Отдельная комната, как у человека. Сам человек пришёл позже. Фёдор Степаныч. Он так и представился.

Вообще-то, я его и до того момента хорошо знал. Мой любимый человек. Но сейчас я взглянул на него совсем по-другому… И чуть было не ответил. И у меня почти получилось! Почти.

Дядя Фёдор улыбнулся, видя мои отчаянные попытки, и успокоил:

– Не переживай. Теперь ты сможешь всё.

И я смог. На третий день мне захотелось встать на задние лапы. Я и раньше неплохо на них выплясывал. Но тут просто встал и ходил так весь день. И ещё я внезапно осознал, что сильно прибавил в росте. Теперь я стал дяде Фёдору почти по грудь. Ну, почти. Если вытянусь в струнку. Или подпрыгну. И ещё. Слова пытались сорваться с моего языка. Он пока путался, а я издавал разные чудные звуки, не похожие ни на лай, ни на речь.

Зато я понял каждое слово, произносимое человеком. Со значением некоторых, откровенно говоря, вышла путаница. Но в целом это был прорыв. Раньше мой словарный запас ограничивался десятком слов и команд. Теперь же мозг у меня заработал совершенно по-особому. Я впитывал знания, как губка. И осознавал.

Фёдор Степаныч приволок мне кучу всяких книжек, так что я неожиданно для себя стал учиться ещё и чтению. Благо, буквы были крупные, картинок много. И бумага плотная, так что я не рвал её, когда переворачивал страницы.

Более-менее сносно я заговорил спустя неделю. А накануне этого значимого события что-то произошло на территории питомника. Я слышал крики, выстрелы, кажется, даже взрывы. Окна в моей комнате не было, так что подробностей я не знал.

Долгое время никто ко мне не приходил. Я даже проголодаться успел. За книжками время, конечно, летит незаметно. Но когда в животе начинает ворчать, заглушая все мысли, поневоле задумаешься, а не пора ли уже подавать на стол? Да, к тому времени я уже питался со стола. Мечта любой собаки…

Я уже всерьёз расстроился, чуть было не изломал когти о дверь, едва не сорвал голос, пока звал всех, кого вспомнил и хоть кого-нибудь, кто услышит. Сожрал было обложку от томика по физике для начальных классов, но это не принесло ни малейшего облегчения.

Задремал. Тут дверь распахнулась, и ко мне ворвались Роти и дядя Фёдор. Ротвейлер придерживал человека, который выглядел весьма потрёпанным. Псу это давалось легко. Теперь он был выше Фёдора Степаныча на голову, да и объёму его грудной клетки позавидовал бы любой штангист.

– Парни! – произнёс я с облегчением.

Это было моё первое слово на человечьем языке. Даже немного обидно, но ни Фёдор Степаныч, ни Роти не оценили моих успехов.

– Иди за нами, Джек, – проговорил дядя Фёдор, кивнул ротвейлеру, и они вышли прочь.

Я поспешил следом, одновременно пытаясь рассмотреть свой героический язык. Он смог! Нет, это я смог! Я говорю по-человечески! А они даже не обрадовались…

Мы прошли по коридору, отпирая одну дверь за другой. Точнее, это Фёдор Степаныч открывал. У него такой ключ был специальный, электронный. За ближайшей дверью обнаружилось человеческое тело. Здесь было окно, а в нём зиял ряд пулевых отверстий. И штук пять нашли свою цель.

Следующая дверь выпустила на свободу Боба. Он по своей всегдашней привычке облизал Фёдору Степанычу лицо. Хвост его выделывал радостные кренделя. Мы с Роти снисходительно на него поглядели. И тут пёс удивил нас, обняв сразу обоих.

– Привет, Боб! – я тоже решил его огорошить.

Он улыбнулся, вывалив язык на всю длину и, выставив правую переднюю лапу, попытался показать какой-то жест. Правда, я так и не понял, какой именно.

Дядя Фёдор остановил наши нелепые приветственные потуги, снова настойчиво потянув Роти за собой. А за следующей дверью…

– Что вы так долго, залижи вас болонка? – донёсся подозрительно знакомый визгливый голос. – Я тут чуть догу душу не отдал! Скорее, дайте мне уже какую-нибудь сосиску или котлету!

Хуа тут же высунул свою худую глазастую морду и теперь сверлил нас взглядом. Вот это да! Похоже, он заговорил раньше меня! И если я ограничился лишь одним словом, то эта мелочь готова была болтать без остановки. Потому я решил остановить его словесный поток и, собрав волю в невозможный для собаки кулак, воскликнул:

– И я рад тебя видеть, чудо пучеглазое!

3

Не стану вдаваться в подробности. Скажу лишь, что не только мы пятеро остались в питомнике. Людей на территории выжило лишь трое. Охранник Тимур был ранен в руку. Лаборант Толя остался целёхонек, но сильно напуган происходящим.

Зверям повезло больше. Почему говорю не собак? Да потому что кроме нас, благородных животных, на обширной территории Хвостоприёмника обитали ещё и кошки, и мыши (куда без них), и даже одна коза.

С другими собаками лично у меня особой дружбы не получилось. Хотя есть там примечательные экземпляры. Вот что я могу точно сказать, без малейшей похвальбы и преувеличения, так это то, что мы четверо оказались самыми умными и способными. Даже Хуа, несмотря на все его странности. Но остальные обрели разум несколько позже нас. Так что у нашего квартета была фора.

А вот люди наши деэволюционировали – корявое слово, но другого я не подобрал – в течение достаточно протяжённого периода времени. Первой болезнь накрыла Тимура. И Роти, помогавший ему по хозяйству, чуть было не поплатился. К счастью, мы смогли изолировать бывшего охранника раньше, чем он успел натворить дел. Через неделю как-то враз скис Толя. У него, в отличие от Тимура, никакой агрессии к окружающим не проявлялось. Но страх заставил прятаться чуть ли не от собственной тени.

Дольше всех продержался хозяин (так его Роти всегда называет, так что и я иногда тоже буду). Все те двадцать дней, пока болезнь не коснулась его, Фёдор Степаныч учил нас разным полезным штучкам. Для каждого они оказались свои. Я, например, показал чрезвычайные способности в вопросах химии и медицины. Хозяин даже подарил мне белый лабораторный халат. Благо, их осталось на складе много. А ещё я не смог отказать себе в удовольствии и позаимствовал у кого-то из прежних сотрудников очки в тонкой золотистой оправе. Стёкла, правда, пришлось выдавить. У меня-то со зрением всё в порядке.

Роти освоил оружие. Без помощи человека он тоже бы никак с этим не справился. Всё-таки наши лапы не приспособлены к этим мелким деталькам, вроде всяких курков и предохранителей. Фёдор Степаныч сделал из его пиджака, без сомнения солидного, целый арсенал. Без огнестрельного оружия, но со всякими палками и шумными штуками, способными разогнать толпу обезумевших людей.

Боб уделил особое внимание безопасности. Как это ни удивительно, Хвостоприёмник не хило так охранялся. И территория была уж слишком велика для простого приюта для бездомных животных. И лаборатория… Короче, что-то с нашим питомником было явно не так. Не так просто, как казалось сначала.

А Хуа… Хуа оказался полным гуманитарием, извините за мой человеческий. Сидел то в интернете (который пока ещё почему-то работал), изучая историю человечества в целом и его моды в частности, а то рыскал по шкафам бывших сотрудников в поисках чего-нибудь интересненького. И когда я называю Фёдора Степаныча дядей Фёдором – помните, это именно Хуа так его зовёт.

Не сказать, чтобы всё это время прошло спокойно. Снаружи, за оградой, периодически стреляли, что-то горело. Пару раз приходили инфицированные люди. Шумели, рвались за забор. Боб легко справился с этой угрозой, запустив несколько сигнальных ракет.

А потом у ворот появились кошки. Представляете, целый полк кошек. Идут, все такие недовольные, кто на четвереньках, а кто на двух ногах. В основном грязные, растрёпанные. У кого хвост обрублен, у кого уши рваные. Орут, как умеют только они. Догадайтесь, чего они от нас хотели? Чтобы мы выдали людей! Мы, псы!

Я, конечно, понимаю дворовых и бездомных. Но среди этой толпы мелькали и вполне ухоженные, даже весьма упитанные кошары. Эти-то чего на людей взъелись?

Короче, мы сделали морды кирпичами и ответили, что у нас людей нет. Только собаки. Котятки нам не поверили и пошли на штурм. И получили горчицы под хвост, должен вам сказать! Безусловно, наибольший взнос в нашу победу внесли Боб и Роти. Но и мы с Хуа старались не дремать. Шерсть летела клочьями. Продолжалась эта вакханалия недолго, около получаса. А потом кошки ретировались.

Кстати, остальное наше зверьё тоже помогало. По мере своих возможностей, конечно. К моему огромному удивлению, самой полезной при отражении нападения оказалась кошка Душка, белоснежная ангорка с порванным правым ухом и разноцветными глазами. Она к своим собратьям не испытывала ни жалости, ни ненависти. Просто лапой в нос, когтями по уху – и вали прочь! А ещё коза Катька, не спешившая вставать на задние копыта, но соображавшая не хуже иного сторожевого пса. Да и рога у неё – оружие под стать нашим зубам.

После этого случая мы посовещались и решили, что пора бы выбраться в город на разведку. Потому как там определённо происходило что-то непонятное.

Хотя… почему непонятное? Если мы с парнями встали на задние лапы и заговорили, да и прочие обитатели питомника в большинстве своём последовали нашему примеру, то почему бы и остальным зверям в городе, а то и на всей планете, не сделать того же?

О выходе наружу хозяина не могло быть и речи. Да и Боб был важнее на своём месте. Так что решили, что пойдём мы с Роти и Хуа. И Душка. Впрочем, она нас не спрашивала. Вылизала кровь со своей шубки, вильнула хвостом и ускакала вперёд и вверх, на крыши. А вот мы с парнями предпочли обычный путь.

Если бы я раньше знал город, я бы понимал, с чем сравнивать. Но я не имел ни малейшего представления, как он выглядел до эпидемии. Сейчас же это был забитый всяким мусором питомник с агрессивно настроенными людьми, потерявшими разум, и животными, пока ещё не понимавшими, что делать с этим самым внезапно обретённым разумом. А ещё некоторые из зверей были полны желания свершить священную месть за унижения, которым подвергали их бывшие хозяева мира.

Дойдя до широкой, забитой мёртвыми машинами площади, мы стали свидетелями погони стаи бродячих собак за мальчуганом. Не знаю, сколько ему лет было – я в своей жизни видел только взрослые человеческие особи. Псины, определённо, забавлялись.

Странная вещь эволюция. Я, конечно, понимаю. Этот разум – штука хорошая. Полезная. Книжки там, все дела. Но зачем надо было людей лишать таких важных вещей, как когти, клыки? Да и шерсть – тоже неплохой довесок. А книги… Их же ещё написать надо. Оружие надо выковать, выпилить, выломать, в конце концов…

К чему это я? А к тому, что жизнеспособность людей без всех этих наворотов вызывает огромные сомнения. Встроенного, так сказать, оружия в них с таксий хвост, выносливости никакой. Непонятно, как они вообще выжили, пока не понаделали своих дубин, не научились выделывать шкуры и прочим трюкам. Я бы эту эволюцию за подобные шутки укусил за мягкое место.

Короче, мальчуган бежал уже из последних сил. Глаза выпучены от ужаса, грудь того гляди разорвёт судорожно бьющееся сердце. А псины забавлялись.

–Мужики, с вами можно?– перед несущейся сворой выскочил Хуа и затявкал, как умеет лишь его порода.

Мальчонка тем временем забился под высокую машину. Мы с Роти встали между преследователями и жертвой.

–Мужики, а чего вы к щеночку прицепились?– продолжал болтать Хуа, мельтеша перед мордами дворняг.– Может, у вас того, бешенство? Говорят, оно не лечится!

Восемь бездомных собак – три здоровенных гладкошерстных кобеля, одна длиннолапая лохматая сука с обрубленным хвостом, еще четыре особи поменьше – с удивлением уставились на эту без умолку тявкающую на них мелкоту. Наконец, один из крупных псов подошёл к Хуа и навис над ним, грозно оскалив клыки.

И тут наш невинный пёсик проявил чудеса храбрости и ловкости. Молниеносным движением Хуа вцепился противнику зубами в нос. А потом, повиснув на взвизгнувшем от боли оппоненте и изогнувшись, опрокинул его на землю, оказавшись сверху. Остальные бездомные от такого зрелища отпрянули, в ужасе глядя на этого мелкого монстра.

– Профь! – не выпуская из зубов носа противника, протявкал Хуа. – Инафе ффех ифкуфаю бо ффети!

Не сказать, чтобы вся свора тут же пустилась наутёк. Более того, один парнишка, с эрдельтерьерами среди предков, приблизился к сцепившейся парочке, справедливо рассудив, что рот противника занят и временно не представляет угрозы.

– Пошли вон! – рявкнул Роти, прикрывая собой Хуа.

На этот раз подействовало. Бездомные, порыкивая, удалились прочь. Чихуахуа тут же отпустил свою жертву. Пёс поджал хвост и поспешил за стаей.

– Вылезай, – я опустился на четвереньки и подал лапу мальчонке.

Сначала он попытался забиться ещё дальше. Но потом, глядя в мои честные глаза, проникся некоторым доверием и пополз наружу.

– Шавки! – зло рявкнул вслед убегающим Роти.

– Тише! – шикнул на него я. – Ребёнка спугнёшь!

Мальчик и вправду снова замер на краю своего убежища. Пришлось Роти отойти подальше, а мне вновь использовать свою мимишность.

Фёдор Степаныч почему-то назвал его Маугли. После нашего рассказа хозяин долго и сосредоточенно размышлял. А потом собрал всех обитателей Хвостоприёмника и произнёс свой наказ и завет. Не знаю, насколько его оценили остальные, но лично я проникся.

Мальчик стал первым приведённым из внешнего мира подопечным нашего отныне людского питомника. Или даже заповедника. Хвостоприёмник стал человекоприёмником. А мы – хранителями и защитниками останков человечества.

Не сказать, чтобы спасённых людей оказалось мало. Но наш питомник, к счастью, имел весьма обширную площадь. Многих спасли их внезапно поумневшие питомцы. Далеко не все из них, правда, готовы были поменяться ролями и начать заботиться о своих прежних хозяевах. Так что они с лёгкостью сдали людей к нам.

Да и звери теперь уже не горели ненавистью к людям. Надо было осваиваться в новом мире. Ведь старый был сооружён под хомо сапиенсов. Так что работы по переустройству хватало с лихвой. На ненависть и прошлые обиды времени не было. Правда, несколько групп человеконенавистников пяток раз пытались прорваться и учинить резню в заповеднике. Но мы дали им достойный отпор.

А потом болезнь добралась и до Фёдора Степаныча. Единственное, что мы ещё могли сделать для нашего горячо любимого человека – обустроили для него жилище в административном здании. И теперь старались навещать его каждый день. А по понедельникам, как я уже говорил ранее, у нас был день памяти.