Kitobni o'qish: «Ночь перед Рождеством 2020»

© ЭИ «@элита» 2012

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Вступление

Время смуты миновало. Кто-то называл его второй Великой революцией, кто-то – бунтом голодранцев. Иным оно открыло дорогу к нежданному достатку, потому что вызвало очередной передел собственности, а кого-то лишило власти – вместе с несметными богатствами и недальновидной головой.

Как случалось во все времена, более всего пострадал простой люд. Из городов-муравейников, превратившихся в могильники для собственных жителей, народ устремился к земле. Снова были заселены пустующие дома в деревнях и селах, застучали на земле русской топоры…

Долго продолжалось лихое время. Истребляли себя люди нещадно. Руины больших городов годами отравляли воздух на десятки километров вокруг запахом смерти и тлена.

Жизнь теплилась в небольших городишках да рабочих посёлках, в которых старики со старухами ещё не забыли древние ремёсла. Потому как промышленности не осталось вовсе. Электростанции были разрушены хозяевами прежней жизни, а революционеры в горячках извели под корень вначале нефтепроводы, а потом и газовые. Деревня обогревалась и кормилась сама, закупки продовольствия из-за границы сошли на нет.

Страна погрузилась во тьму, и, как встарь, расплодилась по её углам разная нечисть…

1

Степанида Ивановна была видной женщиной. Для своих сорока пяти лет выглядела очень даже прилично, недаром мужики в селе головы сворачивали, когда шла она мимо с коромыслом да вёдрами на плечах. Сохранившаяся с молодости фигура и плотная грудь её неизменно служили поводом посудачить даже бабам. Она ухитрялась накрасить губы какой-то особой мазью, от которых те блестели и казались привлекательными. И где только доставала?

Жила Степанида Ивановна вместе с сыном, местным кузнецом. Появились они в селе всего год назад, дом приобрели почти готовым, оставалось только сарай достроить да баню. Так сын её, Никола, всё сделал один, безо всякой посторонней помощи. Это было тем более удивительно, что соседские мужики за выпивку никогда не отказались бы помочь. Рукастый оказался хлопец. Недаром до смуты несколько лет работал на главном производстве райцентра в кузнечном цеху.

Чуть позже раздобыл он небольшую наковальню, смастерил из бычьих шкур меха – и взялся молотом стучать, да так справно, что народ к нему потянулся с заказами. Даже из ближайших деревень. Кому петли для ворот сделать, кому печные заслонки задвижкой оснастить, кому подкову для лошади смастерить. И сила у Николы оказалась немалая, хотя с виду не походил он на былинного богатыря. Видно, просто жилистым уродился.

Их с матерью хозяйство процветало. Поросята исправно толстели, картошка с капустой урожай дали на загляденье, даже посеянный позже соседей овёс успел вызреть и налиться. Куры у них были чёрные да жирные, точно бройлерные, а петух голосил громче других и слыл изрядным драчуном.

Надо сказать, что сама Степанида Ивановна страдала одним весьма странным недугом. В бытность свою работы бухгалтером в одной из фирм, перепродающих товары из Китая, чем и занималась тогда вся страна, Степаниду Ивановну угораздило поучаствовать в одном из политических митингов. Сделала она это осознанно, поскольку была человеком думающим, и видела, какой вокруг творится бардак. Но порыв добиться справедливости до добра не довел. Во время той демонстрации стояла она с огромным транспарантом и выкрикивала нелицеприятные лозунги против действующего правительства, когда на толпу бросилась полиция с дубинами и слезоточивым газом. Бойня длилась недолго. Степанида Ивановна находилась в первых рядах, поэтому удар по голове тоже получила одной из первых. Но не дубиной. Вышло так, что у транспаранта надломились ноги, и он всей тяжестью рухнул ей на затылок.

Жива она чудом осталась, а вот памятью поплатилась. Причем забыла всё до того самого момента, когда получила удар. Потом её в числе многих жертв доставили в госпиталь, кое-как заштопали швы и снова выкинули на улицу. Женщина пришла в себя и сразу поняла, что ничего не помнит. Говорить она не разучилась, даже кое-какие бухгалтерские термины бормотала, но забыла, кто такая и где проживает. Привели её домой добрые люди, узнавшие в растрёпанной и обобранной до нитки бродяжке свою знакомую. Никола уже не чаял увидеть мать живой. Потом память восстановилась, но весьма избирательно. Вспомнила Степанида Ивановна кое-что о своем семейном прошлом, а общественно-политическое осталось для неё закрытым.

Мыкались они в городе с Николой ещё пару лет, пока жизнь не сделалась невыносимой. Выйти вечером во двор стало опасно. Процветали разбой и грабёж, молодёжь подалась в рэкетиры да мародёры. Убивали, раздевали убитых, выносили из квартир никому уже не нужные телевизоры и холодильники. Богатства это не давало, видимость одна, но инстинкты к разрушению во всем обществе расцвели пышным цветом. Такое общество должно было или умереть, или измениться через кровопускание.

Среди прочего люда потянулись в село и Степанида Ивановна с Николой. Как оставшиеся в областном центре добивали друг друга, им было уже неведомо. Для матери с сыном началась новая жизнь.

Но ещё за некоторое время до этого почувствовала вдруг Степанида Ивановна, что, лишившись памяти и многих ценных знаний, она кое-что приобрела взамен. Поначалу ощущение пустоты в голове пугало её. Мыслей не было иногда по целому часу. Она могла смотреть в окно, и то, что видела там, никак не персонифицировала. То есть, не называла своими именами. Просто наблюдала – и не оценивала. Потом вдруг у неё появилось предчувствие, что за всем этим кроется какая-то тайна.

– Что я, идиотка, что ли? – в сердцах говорила она, пытаясь распалить в себе злость. Но злость не приходила. А на фоне нечеловеческого спокойствия пришло понимание, что она может управлять некоторыми вещами, о чём прежде и мечтать не смела. Например, одним только взглядом двигать посудой. Когда это получилось впервые, закрылась Степанида Ивановна на кухне, убедившись, что сын уснул, и принялась пробовать снова и снова. Урок закончился под утро, когда над столом парил целый чайный сервиз, а глаза женщины горели жёлтым, как у кошки, огнём.

С той поры сознание её изменилось коренным образом. Она стала замечать вещи, на которые прежде не обращала внимания. Например, крадущегося в темноте чёрного кота. И его природу. В том смысле, что не все чёрные коты на самом деле оказались обычными котами. Под личиной некоторых скрывались необыкновенные сущности, определения которым Степанида Ивановна поначалу дать затруднялась.

Это потом она стала догадываться о существовании чертей, бесов, домовых и прочей нечисти. А с некоторыми ей довелось позже и познакомиться.

О том, что её умение может быть опасным, Степаниде Ивановне пришлось однажды убедиться воочию. Как-то раз заметила она, что по пожарной лестнице соседнего дома поднимался человек с чулком на голове. Такими уборами никого удивить было нельзя, но отчего-то захотелось Степаниде Ивановне сделать этому человеку плохое. И она выгнула под ним ступеньки, лишь сузив глаза и почувствовав железо изнутри. Человек упал на асфальт, сломав обе ноги, и его поспешно унесли подельники.

Она ничего не сказала о своем даре Николе. Хотела во всем разобраться сама. По натуре Степанида Ивановна была человеком решительным, и трудности её не пугали.

Купить дом на селе можно было только за золото или серебро. Бумажные купюры потеряли всякую ценность. Обручальные кольца и цепочки резали на куски и, как во времена языческой Руси, обменивали на продовольствие. И именно золото стало главным эквивалентом денег.

Степанида Ивановна научилась его притягивать. Это выходило необдуманно, само собой, но действовало безотказно, по первому её желанию. Например, заведись у неё лишний килограмм муки, как тут же находился человек, готовый отдать за него последние украшения покойной жены. Потом, приложив терпение и находчивость, на эти безделушки приобреталось в десять раз больше продуктов. Времени на такие вещи имелось в избытке: работы в городе было не найти, народ в основном занимался выживанием.

За два года удалось скопить достаточное количество драгоценностей, чтобы спланировать покупку дома в деревне. Тогда мать с сыном и надумали податься из города. В одном селе и жильё подвернулось весьма кстати. Хозяева перебирались ближе к югу, в Волгоградскую область, где у них имелась родня, и продали недавно отстроенный дом, правда, с недоделанным двором и только заложенной банькой.

Ну, да тут сноровка Николы помогла. Покойный отец у него был плотником, кое-чему научил сына в юности. С такими навыками трудно умереть с голоду.

И пошло у них дело. Подкупили поросят, кур, пару коз, развели хозяйство. Жить стало легче. К тому времени и продразвёрстки в деревнях закончились: жалкие остатки армий самораспустились по домам, большие города вымерли, а маленькие перешли на подножный корм. Страна понемногу приходила в себя.

2

В ворота постучали, и Никола, вытирая полотенцем мокрую шею, крикнул:

– Мама, открой.

Степанида Ивановна поспешно вышла из избы.

– Ой, батюшка! Как это вы надумали? – заулыбалась она, пропуская во двор отца Савелия. Это был некрупный мужчина с узким бородатым лицом и хитроватыми глазами, ощупывающими всякого собеседника получше сержанта уголовного розыска. Его тулуп волочился по земле, так что сразу было видно, что шился он на другую стать. Да кто нынче смотрел на подобные мелочи?

– Здравствуйте, любезная Степанида Ивановна! – ответил тот, поводя носом: вкусно пахнуло печёными пирогами. – С наступающим вас Рождеством!

– Ой, спасибо! И вас тоже…

Отец Савелий прежде работал в колхозе обычным электриком, и звали его просто Савелием. Во времена смуты колхоз развалился, председатель с бухгалтером, прихватив кассу, сбежали в дальние края, и каждый селянин стал жить сам по себе. Вдовец со стажем, Савелий никогда не имел склонности к земледелию, перебиваясь нищенской зарплатой да случайными приработками. Наступившие времена странным образом повлияли на мировоззрение народа. С одной стороны, тяготы и лишения подтолкнули людей к вере, а с другой – сделали их тёмными и недалёкими, укоренив привычку списывая все неприятности на дьявола и его пособников.

На этом и построил карьеру Савелий. Подговорил он односельчан поставить небольшую церквушку. Сложились те, кто сколько мог, заготовили материалов да всем миром и сладили. Возвышалась она теперь рядом с домом самого Савелия. А поскольку был он главным зачинщиком, то порешили на общем собрании назначить его служителем, проводником Божьей воли в отдельно взятом селе.

По правилам, не мог он без рукоположения епископа сделаться ни диаконом, ни тем более священником. А потому и таинства святые совершать ему тоже не полагалось. Но епископы не торопились посетить их населённый пункт, поэтому мужики опять же сами наделили его этими правами. Сделался Савелий отцом Савелием, и по выходным справлял в церкви службу. Если нужно было крестить младенца или венчать кого – запросто мог помочь и в этом. Возможно, святости перед лицом апостолов православной церкви ему и не хватало, зато обряды проводил точно по канонам, вычитывая о них в соответствующей церковной литературе. В общем, претензий к нему у селян не было.

Помимо службы Богу надумал Савелий послужить и народу. Рядом с церковью соорудил большущий сарай, который назвал клубом, и где два раза в неделю стал организовывать танцы для молодёжи. Для этого на средства прихода закупил солярки и восстановил старенький колхозный генератор. Его мощности хватало на то, чтобы осветить помещение и дать электроэнергии на кассетный магнитофон, усилитель и пару больших акустических колонок.

Затея молодёжи понравилась, иной раз девчонки и парни приезжали даже из соседних деревень. Популярное сделалось мероприятие. Опять же, жить-то Савелию на что-то надо было. Приходских даров обычно не хватало, а за вход на танцплощадку брал он с каждого по пять яиц или молодого цыплёнка. Тем и питался. Было замечено, что за последние пару лет комплекция отца Савелия чуть увеличилась, но при его природной худобе это только добавило солидности.

– Здравствуйте и вы, Савелий Игнатьевич! Милости прошу в дом.

– Вы уж, как хозяйка, первая!

«Хороша, чертовка! – подумал Савелий, глядя на округлости моложавой женщины и её походку, совсем не деревенскую. – Не идёт, а пишет!»

«Ох, плут, всё бы ему на задницы смотреть!» – ухмыльнулась Степанида Ивановна, умопомрачительно качнув бедрами. Это была бухгалтерская привычка, когда мужчина в комнате был только один – руководитель, и все сотрудницы старались ему понравиться.

– Я ведь по делу к вашему сыну, Степанида Ивановна, – сказал Савелий, входя в дом.

– Только лишь? – Улыбка на её лице обещала многое.

– И повидать вас, конечно! – уточнил гость. – Пошептаться, знаете ли…

– Опять новости принесли?

– Как сорока на хвосте! Мы без этого не можем. Я ведь, Степанида Ивановна, по совместительству почтальон тутошний. Мне всё знать положено.

Никола поздоровался с отцом Савелием, и тот окрестил его. Они сели за стол, и пока хозяйка накрывала, чем Бог послал, Савелий завёл разговор с кузнецом.

– Вот такую штуковину мне надобно сделать. Лапа от генератора. Подпрыгивает он без неё, собака! Отломалась лет десять назад, оттого и использовать его перестали. А как восстановил, с тех пор мучаюсь. Не могу укрепить – и всё тут. Думаю посадить на болты. Поможешь?

– Конечно.

– До вечера управишься? Я всё подготовлю, чтобы заменить в одночасье. А потом будут танцы. Праздник ведь завтра, светлое Рождество. Молодёжь всю ночь гулять намеревается. Окультурим её, как сможем, чтобы греха не вышло.

Почесал затылок Никола, глядя на деталь, и пошёл переодеваться в рабочую одежду.

– Рюмочку, батюшка, не откажитесь? Ржаная, не свекольная какая-нибудь! – Степанида Ивановна извлекла из шкафа бутылку немного мутной самогонки.

– Вашу – всегда с удовольствием. Но в меру, потому как вечером предстоит мероприятие. А завтра утром – служба. Милости прошу на неё.

– Обязательно. Вот пирожком закусите. Постный ещё.

Отец Савелий смачно крякнул, занюхал пирожком и с удовольствием впился в него зубами.

– Так что в селе болтают? – спросила хозяйка. Новостей против прежних лет было маловато, жизнь потекла ровнее, и людям вместо телевизора было за радость просто посудачить друг с другом.

– Да говорят, Оксана, Степана Федоровича дочь, замуж надумала.

– За кого же? Вроде бы не гуляла девка, – удивилась Степанида Ивановна.

– Так это же и самое удивительное, скажу я вам! – потер руки гость. – Никола ей по нраву!

– Какой Никола? Мой?

– А какой же? Других не имеется.

– Вот чертовщина! – всплеснула руками хозяйка.

– Не к ночи будет помянута – согласно кивнул отец Савелий. – Я, признаться, тоже поразился. Каково, а?

Степанида Ивановна на секунду задумалась, потом достала ещё одну рюмку, налила, одним глотком осушила и аккуратно поставила на полку. Потом опомнилась и наполнила рюмку гостю. Тот посмотрел на женщину уважительно, с присвистом выдохнул, и тоже выпил, но маленькими глотками. Лицо его перекосилось на одно мгновение, вернулось на место, а вскоре на нём расплылась довольная улыбка.

– Что скажете, уважаемая Степанида Ивановна?

– Что сказать? Может, брешут люди. Не очень-то я верю в это, Савелий Игнатьевич. Сыну моему, конечно же, пора задуматься о женитьбе. Ведь вы знаете, как сложилась его первая любовь.

– Да-да, девушка погибла во время революции.

– Погибла безвинно, потому и потерять её было тяжело. Особенно для молодого парня. Жизнь у них только начиналась. Планы строили совместные, детей хотели…

– Больно это слышать, Степанида Ивановна, – сделал скорбное лицо гость. – Весьма.

– Прошло уже пять лет, а забыть её не может.

– Вероятно, не нашлась та, кто могла бы помочь в этом, – намекнул отец Савелий.

– Да кто ж его знает? – развела руками хозяйка. – По мне, так пора уж ему о семье думать. Не век же бобылём ходить.

– Девка-то справная, Степанида Ивановна. Первая красавица на селе. Да парни нынче пошли несмелые. Прежде, бывало, подходили первыми, ухаживали долго, случалось, дрались между собой. Старались показать удаль. А теперь сидят по домам, на танцы приходят – межуются. Девки сами к ним пристают. Всё с ног на голову перевернулось. Благодарение Всевышнему, что «голубая» революция захлебнулась, снесло её Второй великой. А то ходили бы сейчас по селу, как швейцарцы, в юбках. Тьфу, срамота!

– Значит, хорошо, что не помню я ничего этого, Савелий Игнатьевич! – покачала головой хозяйка. – После травмы-то…Страсти какие были!

– Верно заметили, Степанида Ивановна, страсти немалые. Так что подумываете?

Женщина покачала головой в сомнении:

– Хороша девка, спору нет. И лицом, и фигурой…Только бедновата. Приданного за ней числится всего ничего.

– Родители болеют, – согласился собеседник. – У отца ноги, у матери грыжа… Но хозяйство у них крепкое.

– Сделаем вот что, батюшка. Как придёт Никола машину вашу чинить, пусть остаётся до танцев. Нечего ему дома на печи валяться. Тем более что праздник завтра. Развеется немного. Может, приглянется ему кто… побогаче.

– И то верно, Степанида Ивановна. Подскажите ему, а я уж со своей стороны поспособствую. Пропадает ведь хлопец впустую. А баб нынче незамужних да одиноких пруд пруди. Мужиков вот не хватает.

Сказав эту наделённую вторым дном фразу и премного довольный собой, отец Савелий выпил на дорогу ещё рюмочку, и стал прощаться.

3

Оксана действительно была первой красавицей на селе. Как про неё говорили – с лица можно воду пить – и не напьешься.

Длинные волосы после четверти века забвения снова стали популярными. Причина известная – парикмахерские попросту исчезли под руинами городов. Так вот, слегка вьющиеся чёрные волосы девушка умудрялась сложить в такую хитрую причёску, что подруги даже скопировать не могли. А когда она распускала косы, те шелковистым водопадом спускались намного ниже её крепких ягодиц. Набухающая ко времени грудь радовала глаза мужиков своими округлостями, а тонкая талия и плотные бёдра вообще могли свести с ума кого угодно. Довершали дело стройные длинные ноги, которым позавидовали бы скаковые лошади времен бухарских эмиров.

Десяток лет назад, когда ещё и о смуте никто не подозревал, и нравы стариковские худо-бедно поддерживались, стала бы она если не победительницей конкурса «Мисс Вселенная», то, во всяком случае, первой моделью на областном подиуме. Не заметить её было невозможно.

Но то время безвозвратно кануло в Лету. Пережившие революцию мужики не обладали, как говорили прежде, ярко выраженной харизмой. Они были безынициативны, так что девушкам приходилось брать процесс знакомства под свой контроль. К тому же, свободных парней оставалось мало, многие полегли в войну, и выбрать амбициозной барышне было не из кого.

Характер не созревает на пустом месте. Ещё в раннем детстве однажды заболтались бабки да мамки, прозевали – и забрела Оксана в лес, который находился всего в нескольких сотнях метров от села. Да и сгинула там. Искали её трое суток, экстрасенсов пытались подключить, тогда они только силу набирали на телевидении, но все кудесники как один отказались помогать в поисках, сославшись на неведомое сопротивление их способностям. А потом появилась девчушка как ни в чём ни бывало, прискакала на одной ножке и весело рассказала, что видела она деда седого, который кормил её баранками и поил чаем на травах. Пояснить точнее, где она была, Оксана не смогла. Вот и стали поговаривать старики на селе, что, мол, Леший готовит себе новую невесту. Предрекали по этому поводу красоту девке неписанную, да стать королевскую. Так, в общем-то, оно и вышло: славная сделалась девка, видная.

В каждой женщине скрыта чертовка, это давно известно. Неудивительно поэтому, что рано или поздно их пути и тропы нечистого пересекаются.

С Оксаной это случилось, когда ей исполнилось шестнадцать. Они с лучшей подругой Ларисой готовились к гаданию на святки. Запаслись свечами, золотыми колечками и блюдцами. Лариса отправилась домой выспаться, потому что гадать предстояло до утра, а Оксана сидела перед большим зеркалом и задумчиво расчёсывала волосы. Родители к тому времени ушли к соседям в гости.

Тут он и возник за её спиной в расплывчатом образе писаного красавца. Девушка увидела его в зеркале, ахнула, обернулась – а перед ней стоит чёрный субъект, с телом, покрытым волосами, пятачком вместо нормального человеческого носа и парой кривых рожек на голове. Ах, да, ещё длинным хвостом помахивает из стороны в сторону! А из одежды на нём всего распахнутая рубаха неопределённой расцветки и короткие, до колен, шорты в чёрную клеточку.

Она едва в обморок не упала. Чёрт поддержал её очень галантно. Прикосновение его рук было таким нежным, что Оксана мигом пришла в себя, и закричала:

– Чур, не меня! Чур, не меня!

– Я, собственно, и не собирался, – ответил чёрт со смешком. – Просто хотел завести знакомство. Проходил мимо, дай, думаю, загляну на огонёк.

В тот день она ещё не могла разговаривать с ним без боязни, потому что с детства знала, чем может закончиться такое знакомство. Зато ночью в блюдце увидела того же самого хлопца, что и в зеркале несколькими часами раньше. Правда, красавчик делал ей недвусмысленные знаки, и девушка испуганно ударила по воде ладонью. После этого наваждение пропало.

Потом чёрт приходил ещё и ещё. Они уже могли запросто сидеть друг против друга и вести беседу, причем чёрт оказался весьма приятным собеседником. Он был в меру умён, начитан, но не до такой степени, чтобы отпугнуть красавицу. И пользовался каждым случаем, чтобы её похвалить. Оксане это нравилось, недаром говорят: девушки любят ушами.

Он уже не казался ей таким страшным и неприятным типом, как поначалу. Случалось, чёрт брал её за руку, и даже приглашал на танец. Она не противилась, потому что любила танцевать, а развлечений в деревне, особенно зимой, не хватало.

Как-то рогатый гость, скроив лукавую физиономию, шепнул ей:

– Тебе нужно больше впечатлений, душенька. Жизнь скучна, если нет страстей.

– Где же их взять-то? – вздохнула девушка.

– Давай я познакомлю тебя с кем-нибудь! – предложил чёрт. – Есть ещё неженатые мужики.

И стал предлагать ей кандидатуры и даже устраивать так, что Оксане удавалось познакомиться с ними поближе. Только нрав у неё оказался тяжеловат. Парни за живое Оксану не задевали, и один за другим переходили в категорию «отработанного материала». Впрочем, чёрт и сам старался выставить их не в лучшем свете. И делал это не без умысла…

В последний день перед Рождеством стемнело рано. Звёзды высыпались на чернеющий небосвод, взошёл месяц, освещая православный мир, и добрые люди стали готовиться к празднику. Родители Оксаны снова пошли к соседям, где можно было провести вечер за игрой в лото. Забежавшая на минуту Лариса пообещала прийти через пару часов, и на её раскрасневшемся от мороза лице в предвкушении танцев светились радостью глаза.

Чёрт появился с негромким кашлем, когда Оксана, стоя перед зеркалом, примеряла поверх тонкой ночной сорочки своё самое красивое платье.

– Ещё бы в баню пробрался, негодник! – погрозила ему пальцем девушка.

– Я там бываю частенько, – ухмыльнулся гость.

– Ты? – возмутилась она. – Это когда, позволь спросить?

– Третьего дня, например…Кто же мне может запретить, душа моя?

– Бесстыдник окаянный!.. И сколько раз я просила тебя не называть меня «своей душой»! Забыл?

– Прости. Не жизнь, а суета. О главном даже забываешь.

– О чём же это?.. Помоги-ка, если пришёл! – Оксана повернулась к чёрту спиной, и тот ловко застегнул ей на платье молнию.

– Всё о том же, о личной жизни. Нет её у меня, – посетовал чёрт.

– У кого же она есть?

– Вот я к тому и говорю! Может быть, подумаем об этом вдвоём? – Гость ловко встал так, чтобы, глядя в зеркало, девушка видела и его.

– Это в каком смысле? – удивилась она.

– Ну, что же тут непонятного. Я молод… по нашим меркам. Здоровьем не обижен. Могу дать женщине всего, что ей захочется, даже с избытком. Денег, любви…

– Ты серьёзно? – хохотнула Оксана. – Не смеши меня. Ты же страшный!

– Я могу стать таким красивым, что у тебя душа уйдёт в пятки.

– Красавцы бывают только в старых журналах, – отмахнулась руками она. – Да мне особенно и не нужен красавец. Был бы он таким… понимаешь… вот таким! – Она развела руки вширь.

– Толстым, что ли? – недоверчиво фыркнул чёрт.

– Да нет! Мужественным!.. Как кузнец Никола, например.

– Тебе нравится кузнец?! – возмутился гость. – Этот неотёсанный болван с бычьей шеей? Да его руками не девку мять, а баклуши в щепу ломать!

– Зато от него за версту веет мужчиной! – мечтательно взглянув в окно, вступилась за Николу Оксана. – Этакий богатырь! Как в былине, понимаешь?

– Красавица и чудовище! – Чёрт мелко затрясся от смеха.

– Никакое он не чудовище! Лицо у него открытое, для парня очень даже ничего…

– Гм… – Гость на мгновение задумался, потом глаза его недобро блеснули. – И давно ты об этом задумалась, милочка?

– Нет, – после небольшой заминки ответила девушка. – Только вчера. Родители говорят: ищи пару, мы же не вечные. Найду, нарожаю детей – старикам в радость. Будет им кому стакан воды подать, если слягут.

– Тебе ли с твоим лицом и фигурою на кузнеца обращать внимания! Он же грязный ходит, как…как трубочист! Стань моей, и я сделаю так, что твои родители будут жить в здравии ещё много лет. А хочешь перебраться в город – можно и туда, у меня всюду связи.

Оксана только отмахнулась, смеясь. Обиделся чёрт, зашипел про себя. Как на грех, оставалась ему последняя ночь бродить по земле, сбивать людей с пути истинного. Потом на целых двенадцать дней будет изгнан он в свою преисподнюю для лечения телесных и душевных ран. А за двенадцать дней может столько всего произойти! Без надзора-то…

Хочешь не хочешь, коли вознамерился получить в любовницы лучшую девку на селе, приходится из шкуры лезть, а своего добиваться. Такой добычей он мог бы переплюнуть в этом году всех других бесов. Уважение в преисподней многого стоит. Хотя бы взять те же льготы на кредитование денег и чудес…

«Ну, кузнец, берегись! Сотру я тебя в порошок!» – подумал чёрт, и поспешил распрощаться с Оксаной, обещав непременно свидеться с нею перед рассветом.

Мысли расправиться с кузнецом он поддался тем более охотно, что знал: вёл Никола ненавистный нечистому праведный образ жизни. Такого извести – настоящий подвиг для любого беса.

Отправился чёрт прямиком к Ларисе.