Kitobni o'qish: «Воровская свобода»

Глава 1

По хмурому небу неслись серые клочья туч, истрепанные ветром, похожие на дым. Глядя на них, Роман Волин им завидовал. Они были свободны, как ветер гонящий их из неоткуда в никуда. Никто не преграждал им путь колючей проволокой, не целился в них из пулеметов на сторожевых вышках, не спускал следом за ними остервенелых от злобы овчарок, натасканных убивать беглецов.

Мечтающий о воле Роман был очень далек от нее, потому что являлся зэком. Словечко произошло от аббревиатуры з/к, которая означала «заключенный» и произносилось когда-то как зэка. А официально Роман именовался осужденным – с дурацким ударением на втором слоге. Осужденным, отбывающим наказание в лагере строгого режима.

Со дня суда и получения приговора прошло почти два года. Но для Романа, как и для всех зеков, время отсидки тянулось бесконечно долго. Что такое два года в зоне? Это целая жизнь. Тяжелая, мрачная, полная опасностей, возникающих, казалось бы, прямо на ровном месте. Каждый день приходится доказывать не только свое право на пристойное место в бараке, но еще и работать на лесоповале до полного изнеможения, до темноты в глазах. Для этого и нервы, и мышцы должны стать не просто крепкими, а железными. Иначе придется спать возле параши и отираться на помойках. Но Роману удалось не опуститься на самое дно. В касте лагерников он занимал не первое и не последнее место, но был так называемым мужиком: работал, как все, жил, как все и ел, как все, а большего и не хотел.

Вспоминая, как и почему он попал на зону, Роман проклинал себя за опрометчивость. И если бы сейчас он мог повернуть время вспять, то не совершил бы то, что совершил. Ведь ему казалось, что он выполняет свой долг, но вместо благодарности его бросили на произвол судьбы, словно какую-то ненужную вещь. Попользовались и забыли.

Два года назад Роман был не просто свободным, но и достаточно состоятельным человеком, крепко стоящим на ногах. Он занимал должность начальника охраны молодой, энергичной предпринимательницы Тамары Болотовой. Она предпочитала величать себя бизнесвумен, то есть, деловой женщиной, хотя, по правде говоря, деловые качества ее оставлять желать лучшего. Если бы не помощь сестры Варвары, Тамара вряд ли преуспела бы на коммерческом поприще. Но она никогда и никому не признавалась в этом. Зато часто и охотно жаловалась на законного супруга.

Состоять с ней в браке имел счастье или несчастье некий влиятельный работник обладминистрации. Звали его Измаилом, что указывало на наличие горячей южной крови, текущей в его жилах. Был этот чиновник Измаил Болотов чрезвычайно ревнив, а в ревности скор на расправу, давая волю своим сильным, волосатым рукам. В какой-то мере Роман его понимал. Тамара была женщиной эффектной, общительной, обладающей сильным характером и несколько вульгарными манерами. Одевалась она броско, красилась ярко и смеялась громче, чем следовало. Красивые мужчины нравились ей не меньше, чем хорошие туфли. И первого, и второго было у нее предостаточно, но остановить себя она была не в силах.

Тамара клялась Роману, что Измаил просто свихнулся от ревности, мол, все обвинения в изменах – это лишь нездоровые фантазии ревнивца. Хотя между ней и Романом установились не только рабочие отношения. Несколько раз они были близки настолько, насколько позволяет близость между мужчиной и женщиной, и всякий раз это происходило по инициативе Тамары. Эти особые, хотя ни к чему не обязывающие отношения, начались между ними, когда Роман обнаружил свою начальницу с синяком на лице. Целых две недели она не могла ходить без темных очков и появляться в общественных местах. По случайности, в эти дни Измаил Болотов был сильно занят и постоянно задерживался на работе. Бывало, что оставался там ночевать. Роман же был все время рядом с Тамарой, выслушивал ее жалобы, исполнял прихоти. Сначала привозил мороженое, потом составлял компанию при просмотре фильмов, а потом и постель разделил. Все получилось само собой. Но кто знал, какую высокую цену придется заплатить Роману за минуты удовольствия!

Беда пришла, как всегда, неожиданно.

Теплым погожим вечером, не сулившим никаких неприятностей, Роман поневоле стал свидетелем безобразной сцены, которую Измаил Болотов закатил Тамаре. Это произошло прямо на улице. Болотов подъехал к офису и поджидал жену там. Увидев его, она взмахом отослала Романа в сторонку. Там он и стоял, наблюдая за происходящим боковым зрением. До него доносились только отдельные фразы, которых было достаточно, чтобы составить общую картину конфликта:

– Шлюха! – шипел Болотов, наступая на жену.

– Господи, как мне это надоело! – восклицала она.

– Что надоело? Спать с другими мужиками?

Болотов разразился саркастическим смехом. Тамара поморщилась:

– Измаил, ты просто ненормальный!

– Я ненормальный?

– Ну не я же! Тебе всюду мерещатся измены.

– Вот я тебе сейчас покажу фотографии, и мы посмотрим, кому из нас что мерещится, и кто из нас двоих ненормальный!

– Какие фотографии? – заволновалась Тамара.

– А ты не догадываешься?

– О чем я должна догадываться?

– Хватит строить из себя святую невинность. – Болотов стремительно нырнул в машину. – На смотри! – Он швырнул Тамаре в лицо какой-то конверт.

Роман увидел, как конверта посыпались на асфальт фотографии, при взгляде на которые Тамара попятилась, а потом повернулась, чтобы уйти. Болотов ей этого не позволил. Он прижал ее спиной к капоту своего внедорожника и прошипел ей что-то в лицо. Тамара начала торопливо оправдываться, хватая мужа за лацканы пиджака, но он с силой толкнул ее на землю. Она поднялась, но Болотов, выругавшись, снова толкнул ее. Роман, сжимая кулаки, мог лишь наблюдать за происходящим. Он не имел права вмешиваться в семейный конфликт, пока не получит приказ от хозяйки. И, после очередной увесистой пощечины, от которой у Тамары потекла кровь из носа, приказ прозвучал:

– Роман! – взвизгнула Тамара. – Какого черта ты там стоишь? Ты ждешь, пока этот зверь убьет меня?

Роман в три прыжка очутился рядом с хозяйкой и крепкой рукой предотвратил следующий удар Болотова.

– Пошел вон, собака! – прорычал разъяренный Болотов, отталкивая Романа.

– Вам придется прекратить это, – металлическим голосом ответил Роман, глядя прямо в глаза разбушевавшемуся супругу.

– Не путайся под ногами. – Болотов достал пистолет и направил на Романа. – Прочь с дороги!

Тамара вскрикнула при виде пистолета и попятилась назад. Из ее разбитого носа текла кровь, розовая помада размазалась по лицу, на блузке почти не осталось пуговиц, волосы были растрепаны. Если бы сейчас ее увидел кто-то из партнеров по бизнесу или подчиненных, то не узнали бы в ней ту самую холеную и расфуфыренную бизнесвумен Тамару Болотову.

Роман бросил короткий взгляд на пистолетный ствол, и посмотрел в глаза ревнивцу.

– Оставьте ее, – сказал он.

– Ты кто такой, чтобы указывать мне?

– Я начальник охраны вашей жены!

– Мне плевать, кто ты такой! – выкрикнул Болотов. – Убирайся!

Точным, выверенным движением Роман выхватил пистолет из его руки и отступил назад.

– Отдай. – Болотов шагнул вперед.

– Стоять! – негромко, но твердо произнес Роман.

Он думал, что инцидент будет на этом исчерпан, но ошибся. Вид направленного на него пистолета не остановил Тамариного мужа. Он был разъярен, глаза налились кровью. Как бык, с разорванными цепью ноздрями, он уже не чувствовал ни страха, ни боли. Роман отступил еще на шаг, по-прежнему надеясь, что вид оружия утихомирит ревнивца. Но Болотов неожиданно обрушился на Романа всем своим весом, стараясь отобрать пистолет.

– Отдай! – рычал он. – Я все равно убью эту суку!

Затаив дыхание, Тамара наблюдала за схваткой. Ее чувства и мысли смешались в хаотическом беспорядке. С одной стороны, ей хотелось освободиться, избавиться от постоянного контроля мужа и вести такой образ жизни, какой она считала правильным, а правильным она считала спать с интересными мужчинами, тратить деньги без счету и без конца менять наряды. С другой стороны, без мужа она не могла себе позволить всего того, что позволяла себе сейчас, поскольку без его поддержки ее бизнес был невозможен, а сама она была никто. И сейчас ей было по-настоящему страшно. Она понимала, что перешла грань дозволенного, поэтому развод неминуем. А в этом случае она останется у разбитого корыта.

Вот, о чем лихорадочно размышляла Тамара, следя за дерущимися мужчинами. На улице начали останавливаться зеваки, но она их не замечала, потому что они держались на благоразумном расстоянии.

Она вздрогнула, увидев полный ненависти взгляд мужа, устремленный на нее.

– Ты покойница, – прохрипел он, извиваясь под Романом, прижимающим его к асфальту. – Я все равно тебя убью.

Тамара побелела, как полотно. Она знала, что Измаил не тот человек, который бросает угрозы на ветер.

– Роман! – окликнула она, подступая к дерущимся мужчинам. – Кончай его.

Роман, придавив Болотова затылком к тротуару, обернулся через плечо на начальницу. Его взгляд был полон изумления.

– Да, ты правильно понял, – процедила Тамара и топнула ногой так сильно, что едва не сломала каблук. – Или ты его, или он меня.

Роман колебался:

– Но…

– Обычная самозащита, – быстро проговорила Тамара. – Он напал с оружием, я дам показания.

– С ума сошла? – Болотов попытался сбросить с себя Романа. – Да я вас…

Договорить он не смог, потому что Роман ударил его головой в лицо.

– Ты слышал? – выкрикнула Тамара. – Нам обоим не жить, если ты его отпустишь!

Пока она говорила, Болотову почти удалось завладеть пистолетом. Ярость удесятеряла его силы. Роман понимал, что не сможет вечно удерживать этого человека. А еще он понимал, что Болотов несомненно прикончит жену. Сегодня, завтра, послезавтра… И спасти ее от неминуемой смерти может только одно.

Роман посмотрел на побагровевшего противника. Глаза Болотова были пылали, как угли, перепачканное кровью лицо корчило жуткие гримасы, изо рта текла кровавая слюна. Он был настоящим буйным сумасшедшим, представляющим собой реальную угрозу для жизни окружающих.

Изловчившись, Роман приставил ствол к его виску. Палец, обхвативший спусковой крючок, усилил нажим.

Хлоп! Сухой выстрел напомнил Тамаре звук вылетевшей пробки шампанского, которое она любила прихлебывать прямо из горлышка, остывая после бурного секса с очередным избранником. Но, когда она увидела растерянные глаза Романа и застывшего на тротуаре мужа, то поняла, что произошло. Только тогда она осознала, что теперь уже ничего нельзя вернуть или оставить, как прежде.

Тамара бросилась к мужу. Из его виска текла кровь, остекленевшие глаза уставились куда-то в вечернее небо.

– Измаил! – пробормотала она. – Измаил?

Вставший Роман отряхивал одежду, поглядывая на убитого им человека. Угрызений совести не было. Он являлся начальником охраны Тамары Болотовой и получал неплохие деньги за то, что оберегал ее от разного рода неприятностей. Если бы Роман не выстрелил в Болотова, то сейчас на его месте с простреленной головой могла лежать Тамара. А, может, и он рядом с Тамарой. Роман не хотел умереть так глупо. Ему иначе представлялась собственная смерть. Но иначе виделось и то, что будет после.

Это выяснилось во время следствия. Некоторые подробности были потом оглашены в суде, на котором присутствовал и Роман Волин. В качестве обвиняемого.

Да, говорили свидетели, Измаил Болотов ревновал, но не беспочвенно. Тамара была, как говорят в народе, «слабой на передок». Этот грешок сочетался у нее с пристрастием к крепким и слабым алкогольным напиткам. Поэтому любовников у Тамары Болотовой было с избытком. Не все имена и лица она помнила. Не с каждым, будучи трезвой, она бы даже кофе согласилась выпить, не то, что разделить постель. Но хмельная голова была телу не указ, поэтому снова и снова Тамара вступала в половые связи, сухо именуемые в протоколах «случайными» или «беспорядочными».

Болотов знал об этом грехе своей супруги. Но, как говорится: не пойман – не вор. А застигнута на месте преступления Тамара не была ни разу. Вот и приходилось Болотову от бессилия избивать жену, пытаясь наставить ее на путь истинный. Обычно, после таких пылких сцен, следовали сцены не менее пылкого примирения. Затем пару, а то и тройку недель Тамара была, как шелковая.

Но в этот раз гнев Болотова перешел все границы. Сначала он просто подозревал жену в очередной связи на стороне. Потом нанял частного сыщика, который сделал соответствующие снимки в соответствующих местах и позах. В трагический вечер своей гибели Болотов получил фотографии жены, запечатленной с Романом Волиным на заднем сиденье автомобиля. Но только на этих злополучных снимках лица Романа не было видно. Болотов не знал, кто является любовником его жены, но намеревался это выяснить. Уезжая с работы, он прихватил пистолет, намереваясь с его помощью добиться признания от Тамары. Потом он намеревался наказать ее любовника, а для этого принял на грудь чуть ли не бутылку водки.

Это, в сущности, его и погубило. Выпив, Болотов перестал себя контролировать, потерял осторожность и бдительность. Естественно, профессиональный охранник Роман был собран и тренирован. Он без труда сумел завладеть оружием противника. Далее, как полагал прокурор, следовало вызвать полицию, а не совершать самосуд. Адвокат ему возражал, но не слишком убедительно, а Тамара Болотова не произнесла ни единого слова в защиту своего спасителя. Она вообще не явилась в суд, сказавшись больной от переживаний. Сделала вид, что вся эта история ее не касается никаким образом. Не рассказала следствию правду, не наняла Роману опытного адвоката, не сунула взятку, кому надо. Будь ее воля, он мог бы отделаться условным сроком, но не отделался. Тамара попросту предала его. И с тех пор, как он попал на зону, от нее не поступало никаких вестей.

Роман пустил свою жизнь под откос, когда нажал на спусковой крючок. Судьба тоже нажала на спусковой крючок. Роман лишил жизни Болотова. Судьба лишила Романа свободы. На семь долгих лет.

В первый же день работы на лесоповале Роман понял, что попал в ад. Как и у большинства заключенных, опыта подобной работы у него не было, техника и бензопилы были старые, поэтому часто ломались. На лесоповале частенько приключались несчастные случаи: то кого-то деревом придавит, то бревном прибьет. На глазах у Романа молодого парня-вальщика задавило елью в первый же день его работы. Когда парня вытащили из-под ели, он походил на кучу окровавленного тряпья.

Роман всю жизнь прожил в городе, поэтому, несмотря на спортивный образ жизни, сначала был ужасно неуклюж, приспосабливаясь к работе на лесоповале. На третий же день работы трактор, выкорчевывавший пни, придавил ему ногу. Но поблажки Роман не получил, пришлось работать весь оставшийся день, превозмогая боль.

К вечеру нога распухла, как полено. После осмотра в медчасти, выяснилось, что у Романа треснула кость. Ему дали больничный на неделю, а потом выгнали на работу. Хорошо еще, что мужики из бригады вошли в положение. Роман работал медленно, таская за собой распухшую ногу в носке, потому что никакая обувь не налезла. Работать было невыносимо трудно. Даже здоровому человеку выполнить требуемую норму едва ли возможно, а с больной ногой и подавно. Но протестовать Роман не стал, потому что могли забить насмерть и списать на несчастный случай в лесу. Подобные «несчастные» случаи, когда зэки погибали на делянке, были явлением обычным. Вот Роман и работал, стиснув зубы, собрав волю в кулак.

Так приобретался драгоценный опыт лагерной жизни. Следующие два года прошли для Романа, практически, без травм, не считая ссадин и царапин. Теперь он управлялся с пилой легко, играючись, почти красиво.

Так было и сегодня. Рабочий день начался совсем недавно, но, казалось, длится уже целую вечность. В лесу монотонно ревели пилы, то и дело, срываясь на истерические нотки. Утреннее солнце смутно виднелось сквозь облака. Воздух казался густым от сладкого аромата свежеспиленных деревьев, но для зэков тот запах ассоциировался лишь с каторжным трудом. Щурясь от опилок, летящих пылью во все стороны, Роман плотно сжимал губы. Толстая ель никак не хотела ему поддаваться, но неожиданно тоскливо скрипнула и, словно стараясь удержаться подольше, медленно повалилась на землю, ахнув в момент удара о землю.

– Ну, наконец-то, милая! – вздохнул Роман.

Он вытер шапкой вспотевшее лицо и сел на пень от сваленной ели. От его головы шел пар.

Увидев, что Роман сел отдохнуть, его напарник Буравчик тут же оставил работу. По жизни Буравчик был шнырем, вертелся вокруг воров, но с Романом у него сложились приятельские отношения. Роману нравился характер цыгана – всегда веселый, не унывающий оптимист. Правда, в карты с ним играть не садись – мухлевал Буравчик безбожно. Карты делал сам из газет, склеивая их хлебным клейстером, шлифовал и ставил всевозможные тайные метки.

На воле Роман не стал бы водить дружбу с подобным типом. Буравчик был хитрым, часто беспринципным и во всем искал для себя выгоду. Но у него всегда были в запасе тюремные байки или анекдоты, поэтому время в его компании летело незаметно.

Буравчик неспешно подошел к Роману и посмотрел на проглянувшее солнце, прищурившись от яркого света:

– Вроде светит, а тепла не дает, – сказал он.

– Осень, – философски заметил Роман.

Буравчик достал сигарету, повертел ее в грязных пальцах.

– Покурим?

– Твою?

– Можно и мою.

– Тогда можно, – согласился Роман.

Буравчик прижал сигаретный фильтр зубами, прикурил и усмехнулся, наблюдая, как товарищ улыбается, подставив лицо солнцу.

– Млеешь? – спросил он.

– Не понял?

– Анекдот такой есть. – Буравчик сделал глубокую затяжку и протянул сигарету Роману. – Не знаешь?

– Рассказывай. – Роман сделал пару затяжек и вернул окурок цыгану.

– Ну, значит, зек пятнашку в зоне отмотал. Вышел – солнышко светит, весна, полный кайф. Смотрит, в песочнице маленькая девочка играет. Хорошо так стало у мужика на душе, тепло. Собрал он все самое лучшее, что было в нем, погладил девочку по головке и от чистого сердца хриплым злобным голосом сказал: «Млеешь, падла?»

– Млею! – засмеялся Роман. – Кажется, распогодилось, да и дом вспомнился… Скорей бы обратно.

– А мне две бани – и на воле! – усмехнулся цыган, сверкнув золотыми зубами.

– Завидую. Мне еще пять лет чалиться.

Роман вздохнул и надел шапку. Буравчик зыркнул по сторонам и спросил:

– Дома ждет кто?

– Не то что бы. Я теперь вроде как сам по себе.

– Скучно, брат.

– Нормально.

Сплюнув, Буравчик спросил равнодушным тоном:

– Помнишь, ты мне рассказывал, что из-за телки богатой сюда попал?

Роман бросил косой взгляд на собеседника:

– Ну?

– И как?

– Что – как?

– Может, когда на воле буду, зайти к ней? – стал развивать мысль Буравчик. – Помощи попросить? Подвела под монастырь, пусть хотя бы подогревает тебя.

Роман задумался над вопросом Буравчика. Он не обратил внимания, что совсем рядом, прислонившись спиной к рыжему сосновому стволу, стоит Моня – пронырливая воровская шестерка. А вот сам Моня обстановку контролировал. Он выглянул из-за дерева, чтобы удостовериться, что правильно узнал собеседников по голосам, а потом скрылся снова.

– Как ты себе это представляешь? – осведомился Роман.

– Очень просто представляю, – ответил Буравчик. – Ты ж говорил, что она богатая, Тамара эта.

– Богатая.

– Ну вот. А на сибирский курорт ты по ее вине попал. Справедливо будет, если эта сучка богатая тебя вытащит.

– Каким образом?

– А пусть заявление напишет. Мол, фа-фа, тополя, он меня защищал и все такое. Так будет справедливо, не находишь?

– Справедливо было бы, если она его сразу показания дала, что я ее защищал, – проворчал Роман и пожал плечами.

– Лучше поздно, чем никогда, – рассудил Буравчик. – Дай мне адресок этой Тамары, а я зайду, покалякаю.

– Добро. Я подумаю.

– Подумай, Воля, подумай.

– Давай работать, а то бугор идет.

Роман встал с пня и взял в руки пилу, показывая, что разговор окончен.

Сплюнув, Моня пошел прочь, размышляя над тем, что услышал, то и дело оглядываясь на Романа и Буравчика. Они, изображая энтузиазм перед бригадиром, даже не посмотрели в его сторону.

Остаток рабочего дня Роман думал о предложении Буравчика. Теперь эта идея не давала ему покоя: «Вдруг действительно получится? – размышлял он. – Может быть, Тамара уже раскаялась? Может, действительно напишет заявление или наймет адвоката и обжалует приговор?»

«Раскаялась, как же! – сам себе возразил Роман, продолжая жужжать пилой. – Что ж тогда она меня не проведала ни разу за эти годы? Забыла к едрене фене. Я ее приказ выполнил, а ей хоть бы хны».

От напряжения него на висках вздулись вены, сделавшись похожими на спутанную проволоку. Закончив пилить ель, Роман передал ее заботам вальщика.

– Па-бе-ре-гись! – крикнул вальщик, чтобы зэки обратили внимание на опасность, и подтолкнул толстую ствол, наблюдая за его падением.

Треща ветками, ель с грохотом обрушилась на землю. Поваленное дерево, как добычу, окружили зэки и принялись рубить сучья.

Роман начал пилить новое дерево, а в его голове продолжали бродить мысли. Он говорил себе: «Тамара могла успеть раскаяться за эти годы. Но теперь ей сделать первый шаг стыдно. Если ей дать ей понять, что я ее простил, тогда она с радостью откликнется. Ведь она бросила меня в беде не от подлости натуры, а потому что испугалась. Все-таки речь шла об убийстве, а она хоть и богатая, но просто баба».

Роман улыбнулся сам себе. Свобода показалась ему близкой и реальной, как никогда за эти два года. Нельзя было упускать даже малейший шанс вырваться из-за колючки. «Буравчик – нормальный парень, – думал Роман. – Он сможет уболтать Тамару. И ничего постыдного в этом нет. Тем более, это не я сам за себя просить буду, а мой кореш. Еще пять лет тюрьмы – это много, очень много. Действовать надо».

Приняв окончательное решение, Роман приказал себе переключить мысли на что-нибудь другое. Но из этого ничего не получилось. Перед мысленным взором то и дело возникало холеное, надменное лицо Тамары. Где она сейчас? Чем занимается? Вспоминает ли о бывшем начальнике охраны, спасшем ее от смерти?